***
Глубокий вдох. Кёко открыла глаза с огромным трудом. Снившийся сон о том, как она показывала своему дяде кошек, проживавших в окрестностях старой усадьбы клана Хасэгава, оставил после себя странное послевкусие. Горькое, неприятное. Будто бы воспоминание о, казалось бы, далёком детстве было напоминанием о чем-то важном, что стоило помнить, но о чем она успешно забыла. Поморгав, девочка зажмурилась. Ей показалось, что прошло мучительно много времени с того момента, как она отключилась. Виски болели, а рези в глазах не давали сконцентрироваться на окружении. Комната сливалась в одно большое светлое пятно и мозолила взгляд. По правде говоря, Хасэгава Кёко даже не планировала просыпаться. Она надеялась, что все ее страдания закончатся в ночь с тридцатого марта, за день до начала учебного года, и первое апреля не наступит для неё никогда. Это было сознательным выбором, о котором она ни капли не жалела. Не должна была жалеть. Если бы не очнулась в сырой палате единственной больницы крохотного острова Тасиро. Наверное, о том, что она пыталась сделать, уже судачит вся деревня Одомари, где Кёко проживала вместе с бабушкой и дедушкой последние четырнадцать лет. Старики-соседи, за неимением иных обсуждений, кроме похорон и свадеб, с радостью обсасывали косточки девчонке, пытавшейся умереть перед началом учебного года, осуждая ее и, разумеется, родителей, не уследивших за ней. Сглотнув соленые слёзы, застывшие комом в горле, Хасэгава прокляла себя за то, что не смогла довершить начатое. Лучше бы она вообще не рождалась у своих отца и матери, которых даже не помнила. Они бросили ее на попечение родственников по отцовской линии и ни разу не навестили за все эти годы. У неё могла быть счастливая жизнь в каком-нибудь городе вроде соседнего Исиномаки, но сложилось все совершенно иначе. Клан Хасэгава, воспитанники которого раньше оберегали острова от проклятий, признал наследницу не сразу. Сначала глава не хотела брать на себя ответственность за безалаберного сына, бросившего жену и маленького ребёнка, но, когда стало понятно, что и мать не собиралась заботиться об одарённой Кёко, бабушка сменила гнев на милость. Хасэгава всегда знала: проклятая энергия — единственное, что заставило согласиться бабушку воспитывать ее. Она не питала иллюзий о том, что рано или поздно Иошико Хасэгава посмотрит на неё как на внучку, обычного ребёнка со своими увлечениями и переживаниями, а не как на ту, что унаследовала фамильную проклятую технику, считавшуюся забытой ещё несколько поколений назад. Слабые шаманы рождались здесь чаще положенного и долго не проживали. По разным причинам. Одним из тех, кто сохранял стабильность, был дедушка, занимавшийся устранением небольших островных проклятий на постоянной основе. В свободное время он проводил много времени с внучкой. Именно он тренировал ее, пускай и не очень удачно, в силу своего возраста и консервативных взглядов. Кёко склонила голову набок, рассматривая палату. Холодная, белая, унылая. Эти синонимы пришли на ум сразу же после того, как пространство было изучено. В голове всплыло множество образов, хаотично напоминающих о том, что привело ее сюда. Несколько дней назад Хасэгава выбралась в библиотеку в Исиномаки. До города было рукой подать: чуть более получаса на пароме, и к этому девочка успела привыкнуть за годы обучения в средней школе. Ей хотелось взять новых книг, а если получится, то и вовсе зайти в интернет, ведь домашнего компьютера у нее не было, и почитать форумы с обсуждениями любимых героев понравившегося романа и их отношений. После библиотеки она зашла в кондитерскую и приобрела несколько пончиков с клубничным джемом: один себе и два дедушке с бабушкой. Аккуратно уложив бумажный пакет с выпечкой в рюкзак с изображением кошки, Кёко направилась в сторону паромной станции. Она обещала вернуться до ужина, поэтому поторопилась, дабы не опоздать на ближайший по времени корабль. На подходе к станции Кёко окликнул знакомый парень. Не сказать, что она была с ним в дружеских отношениях, но это был единственный человек, который не издевался над ней в стенах класса. Поэтому Кёко остановилась, чтобы поболтать про старшую школу, в которой они должны были снова учиться вместе, и, сама того не замечая, последовала за ним. Сэйитиро вёл одноклассницу в сторону паромной станции окольными путями, словно нарочно блуждая по району. И только когда на безлюдной улице на неё набросилась свора бывших одноклассников, Хасэгава поняла, что он специально готовился к этому, набираясь смелости перед осуществлением плана. Домой Кёко вернулась позднее ужина. Потрёпанная девочка с трудом сдерживала слёзы всю дорогу, пытаясь оттереть от рюкзачка, подаренного дядей несколько лет назад, ругательства, написанные чёрным маркером. Она, шокированная произошедшим, даже не сразу поняла, что кто-то отстриг часть ее волос. Обычно ничего не заходило дальше едких высказываний и презрения в сторону одиночки-Хасэгавы, стабильно получающей хорошие отметки, но, видимо, обозлённые дети решили, что в конце средней школы должны выплеснуть весь накопившийся негатив. Вместо ужина Кёко заперлась в ванной комнате, а что происходило дальше — вспомнить уже не смогла. Кёко подняла взгляд. На столике около кровати стоял небольшой букетик с ее любимыми цветами — кремовыми гиацинтами, благоухание от которых перебивало запах медикаментов. И банка из-под газировки со вкусом винограда, которую кто-то выпил и забыл выкинуть в мусорку. На такое вряд ли мог быть способен кто-то из ее родственников, поэтому она лишь поморщилась. Кёко сомневалась, что кто-либо из бывших одноклассников стал бы испытывать чувство вины и пришёл ее навестить. Пошевелив ногой, Хасэгава поняла, что ей мешает что-то. С трудом приподняв тяжелую голову, она заметила, как в ее ногах мирно спала девочка. Одетая в странного типа школьную форму, с коричневыми волосами до подбородка и растрепавшейся косой челкой, она тихо посапывала, обхватив ноги Кёко одной рукой, будто боясь, что та убежит. В ладони незнакомка сжимала мобильный телефон, держа его наготове. — Ты кто ещё?.. — неуверенно пошевелила пересохшими губами Кёко. Девочка промычала что-то нечленораздельное, чувствуя, что Хасэгава совершила движение ногами. Ей потребовалось несколько минут, прежде чем она смогла отпрянуть и подскочить на месте. Энергичной незнакомку было не назвать. Она выглядела изрядно потрёпанной, бледной и болезненной, словно и сама являлась пациенткой островной больницы. Синяки под глазами только подтверждали теорию о слабом здоровье девушки. Создавалось ощущение, что добиралась на Тасиро сутки и не спала по пути. — Ты проснулась! Надо же! Нужно срочно позвонить учителю! Лениво прикрыв глаза, Кёко шумно выдохнула: — Я не пойду в школу, так и скажи. Мне там делать нечего. Девочка недоверчиво сощурилась, но телефон к уху поднесла. Спустя пару гудков, трубку на другом конце провода сняли: — Учитель Яга? Это Сёко Иэйри, она проснулась! — незнакомка замолкла. — Ага. Да. Поняла. Хорошо! Захлопнув раскладушку, девочка убрала телефон в карман юбки, позвякивая брелками. — Меня зовут Иэйри Сёко, — мягко произнесла школьница. — Я из Токийского оккультного колледжа. Первый год обучения. Подойдя ближе к Кёко, лежавшей на кровати пластом, Иэйри взяла ее за руку. Она медленно провела пальцами по бинтам, скрывающим порез, и грустно вздохнула. Ей не нравилось то, что происходило, но объясниться было необходимо: — Если говорить честно, то ты — мое первое задание. И было бы здорово его выполнить без потерь. Хасэгава подняла полный тоски взгляд на девушку, не скрывая того, что особой радости от знакомства не испытывала. Никакой Иэйри здесь быть не должно. И самой Кёко в больнице тоже. Ее вообще не должно больше существовать на этом свете. — Все должно было закончиться не так, — прервав молчание, ответила Кёко. — Твоя бабушка беспокоится, Хасэгава, — легко и непринужденно произнесла Сёко. Чем ближе девушка оказывалась, тем меньше Кёко чувствовала запах гиацинтов. На его смену приходили сигаретный дым и жвачка, которой шаманка старалась скрыть пагубную привычку. — Тебе стоит рассмотреть предложение колледжа. Об обучении. Твой талант нужно направить на защиту слабых, кто не может о себе позаботиться самостоятельно. — А если я не хочу? — грустно отозвалась Кёко, открывая глаза. — Если я не хочу защищать тех, кто издевался надо мной все эти годы? — Своим согласием ты сможешь спасти таких же как ты, пострадавших от несправедливого и жестокого мира. Мы не такие, как они. Мы понимаем твою боль, Хасэгава. — Неужели? — раздраженно процедила она, уставившись пустыми глазами на собеседницу. Сёко замялась, не найдясь с ответом. Она поспешила присесть на больничную койку, которая неприветливо скрипнула под тяжестью ее тела. Иэйри переплела свои пальцы с пальцами Кёко и измученно улыбнулась. — Мы все изгои, Хасэгава. Нам сложно найти место среди обычных людей, которые не понимают нас и не готовы принять. Но несём своё бремя… Размышления молодой шаманки прервал всхлип. — Они напали на меня впятером, Иэйри. Кричали что-то, обзывали, и отрезали волосы, — не сдержавшись, Кёко перевела взгляд в потолок, чтобы не расплакаться, однако надрыв в голосе дал понять, что предательство одноклассников глубоко задело её. — Испортили дорогие моему сердцу вещи. Что я им сделала? Почему они были так жестоки ко мне? Почему я должна их защищать? Горячие слёзы, стекавшие по щекам, впитывались в подушку. Хасэгава помотала головой, пытаясь смахнуть их, но Сёко опередила ее и вытерла влагу с лица свёрнутой вдвое бумажной салфеткой. — У тебя есть шанс начать жизнь заново, с теми, кто понимает твою особенность, — мягко произнесла Иэйри. — Тебе шестнадцать, у тебя вся жизнь впереди, Кёко.***
Целую неделю Кёко не покидала стен больницы. Утром и вечером она принимала лекарства, а в перерывах Сёко лечила ее с помощью обратной проклятой техники. Та хотела убрать шрам, занимавший пространство на внутренней стороне руки от запястья до локтя, но выходило это скверно. Глубокая рана никак не хотела сглаживаться в тон белоснежной кожи. Это выводило шаманку из себя, отчего курить она ходила каждый час. Пару раз заглядывали бабушка с дедушкой, но было решено, чтобы Хасэгаву навещала только Сёко. Та приходила к открытию крохотной больницы и проводила большую часть времени вместе с Кёко, помогая той с восстановлением и рассказывая обо всем на свете. Подобные разговоры помогали взбодриться Кёко и отпустить, хотя бы на самую малость, обиду на весь мир. — Наверное, наши одногруппники помирают со скуки, — Сёко присела на стульчик, клацнув ключиком на банке содовой. — У нас много их? — отозвалась Хасэгава. Она рассматривала в зеркале свою причёску, взамен попорченной детьми с соседнего города. — Всего нас четверо… — задумчиво протянула девушка. — Если честно, я ещё не видела их. Не успела заселиться в общежитие, учитель направил меня сюда до прибытия в Токио… Но знаешь, слышала, с нами будет учиться самый сильный шаман в истории. — Это кто? — Кёко отложила зеркало, в которое рассматривала новую причёску, и взглянула на Иэйри, пьющую газировку. Сёко, помогавшая ей не только пойти на поправку, но и вернуть адекватный внешний вид, пожала плечами. — Сатору Годжо. Странный парень, как по мне. Из всего, что я слышала о нем: он сильный, одаренный, исключительный и испытывает огромные проблемы с социализацией. — А второй кто? — поёжившись, Хасэгава почувствовала себя неуютно. По словесному описанию Сатору Годжо, Кёко подумала, что у них много общего. Наверное, если он из клана состоятельного, тоже воспитывался в строгости и не умел общаться со сверстниками, как и она сама. На мгновение в голове Хасэгавы мелькнула мысль, что они смогли бы найти общий язык и подружиться. Ведь с Сёко у неё получилось. — Сугуру Гёто. О нем знаю и подавно меньше, — развела руками Сёко. — Но я думаю, что мы сможем с ними подружиться. Эй, ты чего поникла? Тебя сегодня выписывают как-никак! А завтра утром мы уже будем на пути в Токио. Неужели не радуют такие перемены? Кёко заправила за уши чёрные волосы, которые теперь едва доставали до ее плеч, и вздохнула. Радость от того, что она наконец-то покинет деревню, сталкивалась с чувством неизвестности, которое пугало маленькую девочку внутри неё, не покидавшую острова дальше Исиномаки. — Я боюсь. А вдруг они тоже будут надо мной издеваться… Я же… деревенская. Ни разу не была в большом городе, — смутилась Хасэгава. — И друзей у меня кроме котов никогда не было… — Не переживай. Я ведь еду с тобой, и учиться мы будем вместе, — поспешила успокоить новоиспеченную подругу девушка. — Ещё можно попросить, чтобы нам комнаты рядом выделили… Мы сможем вместе учиться готовить, помогать друг другу с домашкой и тренироваться в паре… — Сёко стала загибать пальцы, перечисляя плюсы своего присутствия в жизни Хасэгавы, покачиваясь на стуле. — Погоди-ка… Выходит, я твоя первая подружка? — Можно и так сказать, — кротко кивнула неуверенная в себе Кёко. — Здесь в основном старики живут, взрослые. Детей моего возраста не было последние лет десять. Поэтому в среднюю школу я ходила в соседний город. Там больше людей, и живут почти все рядом. Так что я всегда чувствовала себя отщепенкой среди одноклассников. И общалась только в интернет-форумах по любимым книгам, когда ходила в библиотеку. Остановившись, Сёко внимательно посмотрела на Кёко, внешний вид которой все ещё оставался болезненным. Из-за медикаментов у неё ухудшился аппетит, и она с трудом заставляла себя съесть хотя бы больничный ужин, который, несмотря на все предрассудки, сама Иэйри считала вполне аппетитным и сытным. Даже учитывая то, что жила она в доме Хасэгавы, где кормили весьма неплохо, из-за чрезмерного расходования энергии чувство голода было сложно утолить. — Тогда в Токио ты точно заживешь полной жизнью, — Сёко показала большой палец вверх и натянуто улыбнулась. — Ты собираться-то планируешь? Нам бы поторопиться, чтобы ты не паковала чемоданы в ночи. — Планирую, — развела руками Хасэгава, откладывая вещи. — Просто хотела… Я хотела попросить тебя кое о чем. — М? — Сёко достала сигарету из пачки и зажала ее меж зубов. Курить в больничной палате она не собиралась, но запах табака ее успокаивал. — Никому не говори, что произошло со мной, пожалуйста. Иэйри протянула ладонь Хасэгаве. Она переплела их мизинцы и кивнула, соглашаясь на условия подруги. За неделю, проведённую вместе, незнакомая девочка и правда стала ей дорога, несмотря на всю неприятность ситуации, в которой та оказалась. — Это твоё право — говорить о прошлом, Кёко. Хасэгава смогла ободриться. Появление в ее жизни первого человека-ровесника, готового слушать и говорить с ней, смогло придать уверенности и поспособствовало улучшению самочувствия. Хотя Иэйри и казалась хмурой, в разговоре она была приятна: не давила на больное, не вытягивала клещами темы, на которые Кёко не хотела говорить, и пыталась поддержать. Даже лечащий врач отметил, что без Сёко ничего бы не вышло. Отчасти она ухватилась за Иэйри, как за спасительную соломинку. Закончив со сбором вещей, девочки покинули палату. Они попрощались с персоналом, и Кёко клятвенно пообещала пожилому врачу, зашивавшему ей руку в спешке, что больше не будет испытывать свою судьбу. Вместе с тем Хасэгава получила целый список препаратов и наставление наблюдаться у психиатра минимум ближайшие полгода, когда переедет. Кёко не привлекало будущее, связанное с горсткой лекарств, но спорить она не стала. Не было ни сил, ни необходимости кому-то что-то доказывать. — Забавная у вас больница, с виду как будка какая-то… — усмехнулась Сёко, оглядываясь назад. — Меня бы не продержали тут дольше, если бы не бабушка, отправили бы в психиатрию в Исиномаки… — проговорила Хасэгава, придерживая край кимоно. — Она злится на меня? Сёко взглянула на подругу, ушедшую вперёд. Со стороны Кёко казалась старомодной. За все дни, проведённые как с ней, так и в ее доме, Иэйри обратила внимание на то, что о цивилизации та имела странные представления. Она крайне редко смотрела телевизор, практически не читала мангу, да и вообще, не пользовалась мобильным телефоном в виду отсутствия необходимости. Создавалось ощущение, будто опекуны намеренно отрезали ее от остального мира. Возможно, в этом и крылась истинная причина травли со стороны сверстников: девочка, читавшая много книг вместо развлечений с ровесниками, вряд ли станет той, на кого будут заглядываться, как бы прекрасна она ни была. А внешностью Кёко не обделили. Хмыкнув, Сёко закинула за спину рюкзак с вещами подруги и пожала плечами. За минувшую неделю она увидела разную реакцию родственников Хасэгавы, начинавшуюся со злобы и заканчивавшуюся отчаянием. Девушки шли по узкой улочке, замощённой домами с обеих сторон, и многозначительно молчали. Создавалось ощущение, что им стало не о чем говорить. Но на самом деле, Сёко пыталась подобрать наиболее мягкие слова, которые не травмировали бы и без того несчастную Кёко. Они медленно спускались по улице в сторону причала. Стук от гэта Хасэгавы нарушал тишину маленькой деревни, отдыхавшей после трудового дня, а шум морских волн, разбивавшихся о берега, доносился до их ушей ласковым отзвуком. — Злится? Нет, я бы назвала это по-другому. У меня сложилось впечатление, будто для твоих предков это стало большим ударом… — Сёко подожгла сигарету, это уже была вторая с того момента, как они переступили порог больницы. — Твой дядя сказал, что никогда бы не подумал о таком. Кёко побледнела. Сжимая в руках кинтяку, в которой лежали деньги на проезд и документы из больницы, она тяжело вздохнула. — Дядя Ясуо приехал? — она взволнованно закусила нижнюю губу. — Я надеялась… что ему не скажут. Остановившись около пристани, Сёко затянулась сигаретой и задумчиво посмотрела на горизонт. Портовая деревня тоже застряла в прошлом и не спешила поддаваться вездесущему прогрессу. Лодки лениво покачивались на слабых волнах, омывавших остров Тасиро со всех сторон, а рыбаки проверяли расставленные сети. Это навевало странное чувство, граничащее со страхом. Кёко, уверенно шедшая впереди Иэйри, застыла на месте. — Хороший человек твой дядя, — Сёко затянулась табачным дымом и выпустила его через нос. — Дал тебе шанс уехать из этой дыры и обрести нормальную жизнь. — Нормальную жизнь? — непонимающе спросила Кёко, оглядываясь через плечо. Ее вполне устраивала эта жизнь, за исключением мерзких одноклассников, попортивших пребывание в школе. — Жизнь в цивилизации, Кёко. Пожав плечами, Хасэгава не поняла посыла слов подруги. Она не жаловалась на редкий просмотр телевизора или отсутствие мобильного телефона. В каком-то смысле, она даже считала это лишними вещами, раз в распоряжении было множество книг из домашней библиотеки. — Поехали домой, нужно собрать вещи, — оборвала неловкую паузу Хасэгава. В пустом автобусе, который девочки прождали около получаса, они ехали молча. Кёко прижимала к своей груди искалеченную руку, глядя в окно. Морской пейзаж, открывавшийся по дороге в соседнюю деревню, выглядел особенно меланхолично. Свинцовые тучи затянули небо, предвещая сильный дождь, а море, будто уловив настроение, беспокойно бурлило. На конечной остановке, где сошли Иэйри и Хасэгава, их ожидал высокий мужчина крепкого телосложения. Одетый в темные хакама и хаори чёрного цвета, он стоял, облокотившись о фонарный столб спиной. Его седые волосы были коротко подстрижены, а молодое лицо, погрубевшее за недолгие годы сражения с проклятиями, украшало несколько несвежих шрамов с левой стороны. Для тридцати двух Ясуо Хасэгава выглядел изрядно потрёпанным жизнью воином. Едва девочки сошли с порожка автобуса, Ясуо распрямился. Он посмотрел на юных шаманок с прищуром, напрягая в темноте глаза. — Дядя? — Хасэгава робко подошла ближе к мужчине, теребя веревку от кинтяку. Мужчина жестом подозвал племянницу к себе. Неуверенно ступив вперёд, она склонила голову. Испуг от того, что единственный близкий человек отругает ее, был сильным, но покорность, которую привил клан, гораздо сильнее. Едва Кёко оказалась рядом, Ясуо крепко обнял ее, беспокойно поглаживая по спине. Усеянные порезами руки прижали девочку к груди шамана. — Ты хоть представляешь, как мы переживали, Кёко? — хрипло спросил мужчина. — Прости… Иэйри, решившая, что становиться свидетелем чужих разговоров — верх бескультурья, — скрылась за поворотом к усадьбе, доставая очередную сигарету из стремительно пустевшей пачки. — Я думала, что справлюсь со всем сама, но так и не заметила, как увязла во всем, — всхлипнула Кёко. — Ты должна была сразу сказать мне, Кёко, — Ясуо отпустил племянницу из объятий, но придержал ее за плечи. — Или хотя бы бабушке или деду. Мы бы придумали что-то, я бы забрал тебя в Токио. — Вам с тётей будет накладно содержать меня, — искренне сказала Хасэгава. — Тебе это бабушка сказала? — Да. Мужчина вздохнул, отпуская плечи Кёко. Он почесал затылок. На самом деле, реши он забрать племянницу, им с женой и правда пришлось бы потесниться, ведь собственным жильем за годы проживания в Токио он обзавестись так и не смог, отчего приходилось ютиться на съемных квартирах. Однако и бросать ребёнка, пускай и не собственного, Ясуо не мог, не хотел. Видеть радостные глаза любимой племянницы всегда было самой большой наградой для него. — Кёко, ты должна уехать отсюда. В Токийском оккультном колледже тебе будет лучше. Тебя обучат, ты станешь получать стипендию и сможешь использовать силу во благо. А ещё будешь в окружении подходящих сверстников, которых ты была лишена все эти годы. Ты поняла меня? — Поняла, — Кёко наклонила голову, покладисто выслушивая дядю. — Не вешай нос, пташка, — Ясуо ущипнул племянницу за кончик носа. — Я буду рядом, и ты сможешь позвонить мне или Цубуки. — А телефон? — Купим завтра. И все номера я запишу тебе. Медленно двинувшись в сторону дома, Кёко взволнованно покачала головой. — Все равно страшно. — Держись Иэйри. Вы вдвоём сможете поддерживать друг друга, первое время и правда будет сложновато, — Ясуо спрятал руки за спину, ускоряя шаг. — Поблажек от учителя не жди, хотя он и мой старый товарищ. — Я и не собиралась, дядя, — поджала губы девушка. — И не засматривайся на мальчиков, Кёко. Хасэгава почувствовала, как заалели кончики ее ушей, и посмотрела на протоптанную тропинку. Уж о чем, а о мальчиках она и правда периодически думала. Все же, большое количество любовных историй, прочитанных ею, будоражили и пробуждали желание взаимно влюбиться и убежать от проблем таким образом. — Хорошо. За ужином было слишком спокойно, так, словно ничего не случилось более недели назад. Старики упорно игнорировали произошедшее, наставляя двух юных шаманок на грядущую учёбу в токийском техникуме. Казалось, новость о том, что наследница вымирающего клана отправляется на обучение, смогла сгладить углы за семейным столом. Даже Иошико, обычно казавшаяся неприступной, была спокойна. Когда раньше заходил разговор об обучении Кёко, старуха настаивала на том, что в этом необходимости не было, и натренировать на изгнание островных проклятий особого труда не нужно. Однако чем старше становилась Кёко, тем сильнее становилась ее проклятая энергия, которую нужно было контролировать, что, разумеется, девочка освоить в совершенстве так и не смогла. Сёко и Кёко, после сытного ужина, отправились собирать вещи, оставив взрослых. На удивление Иэйри, у Кёко было не так много одежды: все по существу, самое необходимое, и традиционное. Даже вместо пуховой куртки на зиму у неё было утеплённое кимоно, чего Сёко ещё не встречала ни разу. Закончив со сборами, Хасэгава расстелила футоны рядом друг с другом, пока Сёко принимала ванну. Присев на полу, она задумчиво рассмотрела свою руку, изуродованную неровным шрамом, и тяжело вздохнула. Если бы ранее в ее жизни появился хотя бы один человек, который бы ее понял, она бы ни за что не совершила этого поступка. Быстро приняв душ, Кёко нырнула под одеяло и накрылась с головой. Иэйри, копошившаяся в сумке, достала мобильный телефон и завела будильник, чтобы не проспать первый паром. Чем быстрее они окажутся в Токио, тем лучше будет. Для всех. — Никогда не видела, чтобы у девочки были только кимоно и школьная форма, — удивленно сказала Иэйри, устраиваясь на футоне. — Так я и не носила ничего, кроме этого, — Кёко перевернулась на бок, чтобы разговаривать с подругой было удобнее, и высунула голову из-под одеяла. — Правда? Значит, нам нужно будет пройтись по магазинам и выбрать тебе одежду на повседневную носку… Если ты не хочешь ходить в кимоно по Токио, разумеется. — Это волнительно. — Не беспокойся, ты будешь очень симпатичной даже в кроссовках и джинсах, — улыбнулась Сёко. — Завтра займёмся одеждой, решим бытовые вопросы… А потом можем где-нибудь поужинать. Сёко зевнула, прикрывая рот ладонью. Она перевернулась на бок и свернулась калачиком. — Завтра будет насыщенный день, нужно хорошо выспаться, — устало протянула она, прикрывая глаза. — Ты права, — кивнула ей в ответ Кёко. — Спокойной ночи, Кёко. Вздохнув, Хасэгава уставилась в потолок. Было ещё столько вещей, о которых она хотела расспросить подругу, но решила сдержаться. — Спокойной ночи, Сёко. Хасэгава закрыла глаза. Безуспешно пытаясь уснуть, она ворочалась на футоне, пытаясь занять удобную позицию. Однако сна, как назло, не было ни в одном глазу. Переживания от грядущей поездки не отпускали. Они словно рой надоедливых пчёл, кружили в голове Кёко, рождая массу вопросов и сомнений. Она была определенно уверена, что переезд в Токио необходим. После случившегося, отношения с одноклассниками в обычной школе точно не сложатся, а травля может лишь усугубиться. Пока они не довершат начатое ее же руками — не успокоятся. Сколько бы Хасэгава ни пыталась убедить себя в том, что надо пережить и продолжить идти дальше, мысли ее все равно возвращались в прошлое. Под утро она уснула, но ненадолго. Беспокойный сон не давал расслабиться. Звук от будильника Иэйри заставил Кёко подскочить на месте, в то время как хозяйка телефона лишь лениво высунула руку из-под одеяла и открыла раскладушку. Выключив сигнал, Сёко зевнула и потёрла глаза. — Эх, ещё бы часика три поспать, — зевнула Иэйри, потягиваясь на футоне. — Согласна, — изнуренно ответила Хасэгава, глядя в потолок. За завтраком девочки распланировали грядущий день, записав небольшое расписание в блокноте. Кёко, несмотря на тревожность, согласно кивала на то, что предлагали ей подруга и дядя. Мужчина пообещал помочь донести вещи девочек до корпуса общежития и провести небольшую экскурсию по городу, чтобы девочки не заблудились в первые дни. Прощаясь с бабушкой, Кёко испытала странные чувства. С одной стороны, она почувствовала легкую грусть из-за того, что покидает родные края, но вместе с тем, некоторое облегчение. — Я буду скучать, бабушка. — Учись усердно, чтобы вернуться сильнее, — ответила старуха, поджимая нижнюю губу. — Когда выдастся свободное время, можешь приехать… — выдержав суровый взгляд сына, она поспешила добавить. — С друзьями. — У нас давно не было гостей, — прокряхтел Горо. — Спасибо тебе, Иэйри. Приезжайте к нам. — Буду рада ещё оказаться здесь, — вежливо поклонилась Сёко. По пути к автобусной остановке и паромной станции, Иэйри тихо рассмеялась, увидев, как уличный рыжий кот стремглав пронёсся по тропинке. Привыкший к подобному поведению животных Ясуо даже пальцем не повёл, взвалив на себя багажи племянницы и ее подруги. — Я не успела потискать местных котиков, — шепотом добавила она, чтобы слышала это только Кёко. — В следующий раз покажу тебе своих любимых и дам потискать, — также негромко ответила ей Хасэгава. — У тебя их много? — Ну, я… Почти всех котов в округе подкармливаю… — смутилась Кёко. — Им же хочется кушать. Жалко только, что не смогу забрать свою самую любимую кошку в Токио. — А было бы здорово иметь в общаге какое-то животное… — задумчиво протянула Иэйри. Напоследок Кёко оглянулась на поместье. Легкое чувство грусти, посетившее ее, также быстро сошло на нет, когда она подумала о будущем. Она сильнее, чем думают про неё окружающие. Пускай Хасэгава и потерпела поражение в обычной жизни, может, бытие шаманов сделает ее сильнее, закалит, и никто не сможет больше причинить ей вреда. С натянутой улыбкой Кёко переступила порожек парома. Соленый ветер разметал густые волосы, ласково поглаживая её по голове. Звонкий стук подошвы её гэта словно ободряюще произнёс: «Ты справишься». Именно в этот момент Хасэгава Кёко поняла, что все в ее руках. И как бы они ни были хрупки, у неё получится все.