Лаура

С криком я скидываю со стола всё, что на нём было. Какая-то фигурка звонко разбивается. Провод настольной лампы вырывается из розетки, едва не сломав её. Грохот. Я хочу уничтожить, сломать всё. Ведь я уже уничтожена… ведь я тоже уже сломана… Ключ оказался ровно там, где и всегда: в небольшом углублении прямо под дверным откосом. С тихим щелчком я открыла дверь. В квартире царили темнота и тишина. Однако не для меня. Я видела всё. Слышала все звуки и запахи. Свет города пробивался в окна сквозь тонкие, практически прозрачные шторки, заставляя пылинки, летающие в воздухе, искриться. Все звуки в квартире говорили о том, что она жилая. Часы, холодильник, гул находящегося в режиме ожидания ноутбука… чье-то размеренное дыхание. А ещё запах еды. Но в квартире также царил и стойкий запах пыли, неприятно щекочущий нос и говорящий о том, что жильцы в ней довольно редкие гости. Я двигалась беззвучно. Как хищник. Как тот, кто рождён скрываться, чтобы в в решающий момент поразить цель точным ударом. Чтобы убить её. Уничтожить. Хватит! Нельзя думать об этом! Не сейчас! Помимо света с улицы, единственным источником света в квартире была лампа, стоящая на кухне. Возможно, кто-то установил её специально, чтобы во время ночных набегов на продовольственные запасы не приходилось включать яркий свет и будить домочадцев. Или же это простое совпадение. Осторожно прикрыв дверь, ведущую на кухню, я прошла вглубь неё. На столе лежала записка: «Разогревать лучше в духовке». Причём последнее слово выделено крупными буквами и подчёркнуто несколько раз. Я даже усмехнулась. Да, Тоби всегда ругался, если я использую микроволновку. Но что поделать, если так гораздо быстрее? Вот и сейчас, достав лазанью из холодильника и отрезав порцию, я поставила его в эту чудо-машину. Микроволновая печь гудела слишком монотонно, заставляя меня уплыть в нежеланные воспоминания. Следом за настольной лампой уже летит прикроватная тумбочка. Я ударяю по столу с такой силой, что, не выдержав, столешница раскалывается надвое. Уничтожить всё. Я слышу тихий вскрик Сурайи, когда та заходит в комнату. И тут же выбегает из неё. Видимо, чтобы сообщить кому-то о том, что увидела. Плевать. Это моя часть комнаты. Глаза сами натыкаются на обломки тумбочки. Я вижу край листа бумаги. Из-за досок не вижу, что там написано, но знаю. Я слишком долго и подробно рассматривала его. Досконально изучила структуру бумаги. Сердце сковывает такой болью, что даже воздух застревает где-то в горле, не давая дышать. Я бросаюсь к нему… — Чёрт, так и знал, что нужно выкинуть эту штуку, — раздался сонный голос у меня за спиной, и я вздрогнула от неожиданности, рефлекторно вскакивая на ноги и становясь в боевую позицию. Тоби тут же поднял руки перед собой. — Ой, прости, Ло! Я-я не хотел тебя пугать, — быстро проговорил он, опасливо вглядываясь в моё лицо. Я медленно выдохнула, стараясь расслабиться. Как и любого зверя, Тоби опасался меня. Понимал, что иногда мной могут руководить инстинкты, а не разум. А лучше всего у меня развит только один инстинкт: инстинкт убийцы. Перестань, слышишь, перестань! Тоби не опасается меня. Не опасается и не боится. Он знает, что я не причиню ему зла. — Не часто тебя можно застать врасплох. Обычно ты контролируешь все звуки, которые находятся в… эээ… в радиусе твоей слышимости. А сколько это вообще? Две мили? — хмыкнул краснокожий, приближаясь ко мне. Было видно, что он старался двигаться максимально плавно и непринужденно. Видимо, чтобы расслабить и меня. — Я просто задумалась, — произнесла я, почесав затылок. И даже стыдливо опустила глаза. Нет. Мне не было стыдно того, что я потерялась в своих мыслях. Нет. Мне было стыдно из-за того, что я опять потеряла контроль над своими рефлексами. Что даже на мгновение допустила мысль об угрозе в лице этого краснокожего паренька. Самого безобидного из всех, кто окружал меня в последнее время. Мне было стыдно за то, что я опять напугала его. И, скорее всего, расстроила его тем, что вновь не могла расслабиться в его квартире и обществе. Микроволновка звякнула, оповестив о выполнении своей миссии по разогреву еды. Я поспешила к ней. Тарелка оказалась настолько горячей, что я даже обожглась, пока ставила её на стол. Однако, регенерация всегда безукоризненно выполняла свою работу. — Знаешь, судя по обилию пара — хотя, признаться честно, я не уверен, что это не дым — ты опять передержала еду в микроволновке, — протянул Тоби, скептически рассматривая тарелку. Я лишь пожала плечами в ответ. Лазанья слишком хорошо пахла. До этого момента я и не подозревала, насколько действительно проголодалась. — О, ради Бога, Ло, прояви хоть каплю уважения к еде! — фыркнул он, приближаясь к столу. — Когда ты уже запомнишь: плита и только плита может сохранить всю прелесть пищи. Её вкус, запах… Только плита и, в частности, духовка. — Это долго, — вновь пожав плечами, ответила я ему. — Я хочу есть сейчас, а не ждать, когда разогреется сначала духовка, а потом еда. А передержать еду я могу и в духовке. — Вот избавлюсь я от микроволновки, тогда и посмотрим как ты заговоришь, — прищурился Тоби и с отвращением указал на микроволновку. — Просто куплю новую, — сказала я, разводя руки. — Денег у меня теперь немерено. Хоть один плюс работы на Скотта. После упоминания моей новой «работы», Тоби заметно помрачнел, сжав губы. Конечно, он не знал деталей. Не знал сущности миссий. Но знал, на что способен Скотт. Знал, ЧЕМ именно мы занимаемся в Силе. И чем занимаюсь конкретно я. В этой молчаливой тишине, я поспешила приступить к ужину. Лазанья была божественна. Иногда мне казалось, что у Тоби ещё одна сверхспособность: потрясающе готовить. — Я не думаю, что такой шедевр можно хоть чем-то испортить, — хмыкнула я, продолжая поглощать лазанью. Как же я голодна. Даже не замечала этого, пока не начала есть. — Меня, конечно, радуют такой аппетит и комплименты, но я слишком хорошо тебя знаю, — нахмурился Тоби. — Такое твоё поведение. Ты либо в слишком хорошем настроении, либо в просто ужасном. И, судя по всему, это не первый случай. Что случилось, Ло? — добавил он, обеспокоенно глядя на меня. Я старательно отводила взгляд, продолжая есть. — Ничего такого, что было бы важнее еды, — ответила я. Доедала я в тишине, исподлобья поглядывая на краснокожего. Он был одет в фланелевые пижамные брюки в зелёную клетку и белую футболку с каким-то абстрактным рисунком. Тобиас повзрослел. Я будто бы раньше не смотрела него. Вернее, не рассматривала. Он уже не тот мальчишка, который врезался в меня во дворе школы. Удивительно, какие изменения могут произойти с человеком за год. Однако в следующий момент Тоби уж как-то слишком по-мальчишески зевнул и, почесав пятерней центр груди, встряхнул головой, взъерошив свои волосы. Я покачала головой. Повзрослел? Едва ли. На шелестящем листе бумаги написаны наши имена. Свидетельство об удочерении. Признал себя моим отцом. Полная бредятина. Я снова и снова перечитываю то, что написано на бумаге. Впитываю каждую букву. На второй раз я уже знаю весь текст наизусть, но продолжаю читать и читать. Мои мысли опережают текст, из-за чего я путаюсь. В какой-то момент понимаю, что больше не вижу букв, а текст произношу лишь только мысленно, по инерции, выучив его наизусть. Какая-то мутная пелена закрывает глаза. Будто на голову оказывается какая-то полупрозрачная ткань. То, что это слёзы, я понимаю лишь тогда, когда, проведя языком по губам, чувствую солоноватую влагу. И становится как-то тяжело в районе груди. Тяжело до боли. Так тяжело, что тянет опуститься на пол и обхватить колени руками. Так больно, что хочется вырвать этот тяжёлый комок из груди. Эта тяжесть туго скручивает мои внутренности, с каждым стуком сердца стягивая их всё сильнее. Не давая даже дышать. Я открываю рот, но не могу сделать вдох. Вместо этого из горла раздаются странные звуки. Организм будто бы забыл, как делать вздох, и выпускает воздух с этим странным звуком обратно, едва он достигнет горла. Я задыхаюсь. По-настоящему. Лист бумаги выскальзывает из моих рук, а я, пытаясь подхватить его, падаю на пол. Стараюсь дотянуться до него, но всё, что я вижу — это свои скрученные пальцы. А воздуха всё не хватает. И что-то липкое и холодное окутывает моё тело. Проникает через горло, оседает где-то в районе груди. Это страх. Нет. Это ужас. Кажется, будто сейчас я и умру. Ни Райс, ни Кимура не вызвали во мне такого ужаса. Ещё никогда я так не боялась. Я сегодня умру? Вот так? Просто задохнусь? Нет! Прошу, не надо. Нет. Я не хочу. Не хочу вот так. Я хочу жить. Я. Хочу. Жить. Пожалуйста! — Ты с ночёвкой? — спросил Тоби, пока я мыла за собой посуду. — Думаю, нет смысла возвращаться сейчас, — уклончиво ответила я, слегка пожимая плечами. — О, ну знаешь, я тогда перенесу своё постельное на диван, — очевидно замялся парень, потирая ладонью шею. Я вздохнула, убирая тарелку в шкаф и закрывая его. — Тоби, правда, ничего такого не случится, если я посплю на диване. — С тобой — да, — возразил на это краснокожий. — Но я не могу этого позволить. Отец и мать меня так воспитали. Что удивительно, поскольку они толком даже не жили вместе и занимались моим воспитанием поочередно, — усмехнувшись, добавил он, качнув головой. — Как твоя мама, кстати? — осторожно спросила я, зная, что эта тема очень важна для него. И что он искренне ценит то, что я знаю про это. — Без изменений. Ну, знаешь: тело в одном месте, а её раздробленный разум разбросан по всей Вселенной, если не по всем измерениям, — как можно более беззаботно ответил Тоби, поджимая губы. — Правда, иногда мне кажется, что она рядом. Ну, буквально. — Всё также иногда слышишь её голос? Он смазано кивнул. — Папа продолжает утверждать, что это она так пытается найти путь домой. Тип, я ж связан с ней и всё такое. Вчера я впервые смог с ней прямо поговорить. Не просто услышать её, а взять и ответить ей. И, представляешь, она ответила мне. — И как? — подтолкнула его к продолжению, видя, что это сильно волнует его, но он почему-то не решался продолжиться. Тоби грустно посмотрел на меня. — Возможно, это было изначально глупой идеей, но, когда я попытался достучаться до неё, она не узнала меня. Зато вспомнила своих воображаемых детей и начала звать их. И знаешь? Это было больно. Она буквально отказывалась считать себя моей матерью. Я видела эту боль в его глазах. В его глазах застыли слёзы. — Прости, это слишком грустная история, — покачал он головой прикрывая глаза ладонью. — Я никому не рассказал про это. Поддавшись порыву, я обняла его, прижимая его голову к своему плечу. Сделать это было довольно трудно, поскольку я была значительно ниже него. — Всё будет хорошо, Тоби. Твоя мама обязательно выкарабкается и вернётся к тебе, — прошептала я, поглаживая его голову и плечи. Скорее всего, именно из-за этого он был так взволнован. Он не хотел оставаться один. Хотел поделиться этим. И, будто, подтверждая мои мысли, Тоби тихо произнес: — Спасибо, что пришла. А я, сгорая от стыда, прижалась к нему сильнее. Нужно ему признаться, что я сбежала к нему от своих проблем, что приехала не для того, чтобы поддержать его. Что я настолько эгоистка, что даже не подумала в тот момент, почему он был так взволнован, хотя до этого толком даже не писал. Я должна это сделать. Но не сейчас. Не тогда, когда Тоби буквально трясёт. Сейчас ему не нужно об этом знать. Он слишком устал от всего этого. Да и нужно знать ли вообще? Стало вновь больно где-то в районе сердца. А ещё меня даже замутило от отвращения к самой себе. И это меня Тоби называет своим другом… Я чувствую, как кто-то ударяет меня по щекам, видимо в попытках привести меня в чувство. Желание жить такое острое, такое желанное, что в попытках ухватиться за него, я хватаюсь за одежду того, на чьих коленях я лежу. — Лаура! — чей-то голос эхом раздается… в моей голове? Да. Слишком отчётливо я слышу его, когда даже не могу рассмотреть лица перед собой. Да даже если и смогу рассмотреть: всё равно не узнаю. Я ничего и никого не помню. Едва ли понимаю, кто я сама. Память предала меня, испугавшись этой агонии и скорой смерти. Но мне нет до неё никакого дела. Сейчас нет ничего важнее жизни, которую я не хочу терять. И пусть хоть сам дьявол мне поможет, я не откажусь. — Сейчас будет легче! Голос такой знакомый, но я даже не могу понять принадлежит он женщине или же мужчине. Да и какая разница? Я чувствую, как что-то постороннее проникает в моё тело. Будто бы теплый ветер проносится где-то внутри, наполняя меня собой, словно сдутый воздушный шар. Забирая контроль. И в следующий момент я уже могу сделать такой желанный вдох. Воздух оказывается таким острым и тяжёлым, что даже лёгкие болят. Но это боль такая приятная, что мне даже не хочется делать выдох. А вдруг это последний глоток воздуха, который я могу сделать? Но нет. Я снова могу дышать полной грудью. Как же хорошо. Как же хорошо. Такие солёные слёзы катятся по моим щекам, а я, всхлипывая, проглатываю их. Ничего не имеет значения, кроме того, что я дышу. А это значит, что я не умру. По крайней мере не сейчас. Одно мгновение, и вот я уже падаю в блаженную темноту. И сразу становится как-то легче. — А теперь рассказывай, что там у тебя стряслось, — хмыкнул Тоби, отходя от меня и поспешно вытирая глаза. Молчать об этом было бессмысленно. Да и хотелось ли мне? Навряд ли. Логан… Рейн… Я… Кровь на моих руках… Оглушающий грохот выстрела… Треск раздробленной кости, в которую влетела пуля… Крик девушки… Взгляд голубых глаз, наполненный разочарованием… О, как он смотрел на меня… Будто бы хуже меня не было никого… Будто бы я разрушила все его надежды в один миг… Будто бы моими руками был совершен выстрел в Рейн. Горло, как назло, сдавило проклятой судорогой. Настолько сильной, что я лишилась способности дышать. Грохот сердца раздавался прямо в ушах, с каждым ударом сотрясалась и комната перед моими глазами. Я начала оседать на пол, беспомощно хватая ртом воздух, но при этом не имея возможности вздохнуть. Перед глазами уже всё плыло. Холодный, липкий ужас начал растекаться по телу, оставляя за собой огненные дорожки, которые пульсируют чистой агонией. Я умираю. Я сейчас умру. Опять. Но сейчас я уже знала, что это. Знала, как бороться с этим. Нужна боль. Она позволяет прийти в себя. Она прогонит его... — Дыши! — сильный и властный, но обезличенный голос врывается в моё сознание, заставляя буквально насильно сделать вдох. Прогоняя страх, тьму, безысходность… — Тише, тише, — услышала я уже голос Тоби. Уже не в своей голове. Я осознала себя, прижимающейся к нему, отчаянно хватающейся за его футболку. — Ск… Сколько это… длилось? — едва смогла выдавить я, пытаясь привести дыхание в норму. — Где-то несколько секунд, — ответил он, продолжая поглаживать меня по спине. — Я среагировал почти сразу, как увидел панику в твоих глазах. Поймал тебя, когда ты начала падать. К сожалению, всегда требуется время, чтобы установить контакт. — Слишком долго… Тебе не стоило… — прошептала я, отстраняясь от него. Дыхание наконец-то восстановилось. — Но спасибо. — Спасибо моему деду. Хоть что-то полезное, — недовольно хмыкнул Тобиас. Его дед — могущественный мутант Азазель, считающий себя настоящим дьяволом. И живущий настолько долго, что, можно сказать, это недалеко от истины. Зло во плоти, истинный демон, обладающий внушительным спектром способностей, в том числе и телепатией. Отец Тоби, Курт Вагнер, унаследовал лишь малую часть его сил, но в самом Тобиасе проявилось гораздо больше способностей. В том числе благодаря крови его матери, Ванды Максимофф, которую также считают одним из самых могущественных мутантов, живущих сегодня. Если, конечно, она сможет вернуться из состояния овоща, в котором пребывает после полученной психологической травмы. Тоби не может сравниться по силе с другими телепатами. Он не может прочитать мысли каждого: лишь того, с кем установит контакт. И лишь на время этого контакта. Но при этом во время этого он может навязать свою волю. И даже прогнать приступ панической атаки. — Чёрт, — прошипел Тоби, запрокидывая голову и прижимая ладонь к носу. И каждый раз после этого его организм, не выдерживающий подобных перегрузок, реагировал подобным образом. Или ещё хуже. — Сейчас, — я бросилась в ванную, чтобы забрать аптечку из зеркального шкафа, стараясь не задерживать взгляд на своем лице. Быстро смочила ватные тампоны перекисью водорода. И вернулась в комнату. Тоби сидел на стуле, наклонившись вперёд и прижимая пальцы к крыльям носа. — Всё в порядке, Ло. Слово бойскаута, — гнусавя, прохрипел он, даже не поднимая головы. — Расскажи это кому-нибудь другому. И ты не был бойскаутом, — хмыкнула я, приподнимая его лову и вставляя ватные тампоны в его нос. Достала из холодильника пакет со льдом и завернула его в полотенце. — Ой да ладно тебе. Это потому что мама посчитала, что красный слишком заметный цвет в зелёном лесу, — усмехнулся Тоби, прижимая холод к носу. — И что поэтому разведчик из меня так себе. А ещё потому что я был слишком милым ребёнком, чтобы отпускать меня с ними в походы. Ну, знаешь, типа, мамы всегда знают лучше. Но в душе я самый настоящий скаут. — А возможно ты просто слишком болтливый, — пробурчала я, вытирая с пола те несколько капель крови, которые там всё-таки оказались. И каждая из этих капель расцветала во мне чувством вины. Тоби старался не использовать эту способность как раз из-за этого. Но каждый раз помогал мне справиться с приступами, хотя я могла и сама с ними справиться. Нужна всего лишь отрезвляющая боль. К боли я привыкла давно, но вот к тому, что кому-то я не безразлична настолько, я не привыкла. Да и возможно ли это? — Не без этого, — уже спокойнее согласился краснокожий, своим голосом возвращая меня в реальность. — А сейчас рассказывай, что произошло. Возможно, я сейчас выгляжу не самой надёжной для тебя поддержкой и опорой, но что уж поделать. Какое-то время наше молчание прерывалось лишь шумом воды, пока я промывала тряпку. Тоби терпеливо ждал, пока я закончу. Знал, что мне нужно время. Что, возможно, я не такая сильная как он, и мне не так просто рассказывать то, что гложет меня. — Логан вернулся, — наконец выдала я, выключив воду и развернувшись к нему лицом. — Бля-я-дь, — протянул Тоби, скривившись. — Я уже и забыл про этого мудака с адамантиевым скелетом, но без яиц и совести. И опять тишина. Было слишком много всего, я никак не могла определиться, с чего начать. Что волновало меня больше? Тот факт, что Логан вернулся? Или то, что я вновь поставила выполнение миссии выше безопасности невинного человека? Или тот взгляд, которым смотрел на меня Логан? Чертыхнувшись, Тоби откинул пакет со льдом на столешницу. — И что этот мудак? Надеюсь, сразу же побежал к тебе с расспросами? Как тебе жилось всё это время? Проявил отеческое внимание? — прошипел он, делая сильный акцент на слове «отеческое». — Спросил, как у его Лауры дела? Как она спала всё это время? Что ела? Как себя, блядь, чувствовала? Спросил? — Нет, — хмыкнула я, представляя вместо обеспокоенного Логана — злого, недовольного моим проступком. — А знает ли наш дорогой Логан о том пиздеце, что происходит с тобой? О твоих грёбанных панических атаках? А что же ты не сказала ему? — притворно удивился он в ответ на моё отрицательное мотание головой. — Это же самый лучший подарок, который отец мог оставить дочери на прощание! Это точно не то, чем я бы хотела делиться с Логаном. Это моя слабость. Слишком сильная слабость, чтобы о ней знали много людей. Хватит и Тобиаса с Уорреном. Перед остальными, к счастью, я не теряла контроль. Больной разум в физически здоровом теле... — Хватит, — попросила его я, вскинув голову и внимательно глядя ему в глаза. — Ничего из этого он не сделал. И не надо, — с нажимом произнесла я. Тоби демонстративно громко фыркнул, скрестив руки на груди. Какое-то время мы вновь молчали, а потом краснокожий продолжительно и тяжело вздохнул. — Ладно, в этом чёртовом мудаке я уверен: ему плевать на всё кроме себя. А ты как? — уже гораздо спокойнее, но обеспокоенно спросил он. Склонив голову на бок, я слегка пожала плечами. Как я? Какой сложный вопрос. Как я вообще могу как-то быть, когда так хочется, чтобы меня вообще не было? Всё было бы гораздо проще. — Допустила ошибку, — вздохнула едва слышно. — Он был так зол на меня… — Ты провалила задание? — осторожно спросил Тоби, поддаваясь вперёд. Провалила задание? Да… Но сейчас я не считаю это самой главной ошибкой. Сегодня я допустила куда более ужасную ошибку. — Да, но он был зол не из-за этого, — на выдохе произнесла я, поднимая на него взгляд. Соберись, ему можно сказать. Ему нужно сказать. — Ло, ты знаешь, мне ты можешь рассказать, — будто бы прочитав мои мысли произнёс Тоби. — Я уже не маленький мальчик, в сказки не верю. Я представляю, чем вы там занимаетесь, — терпеливо, но с нажимом, выделяя слово «представляю» сказал он. — Что, что, а осуждать тебя я точно не буду. Боже… Отвращение к самой себе стало таким сильным, что я действительно почувствовала тошноту. Чем я занимаюсь? Мои руки по локоть в крови, я насквозь пропахла смертью. Как я могу рассказать ему это? Как я могу поделиться с ним этим? С кем-то настолько светлым… Мне было страшно не из-за того, что он посчитает меня чудовищем. Что начнёт бояться. Нет. Я как раз боялась, что он НЕ посчитает меня чудовищем. Что, как всегда, скажет, что всё в порядке. Скажет, что в том, чем я занимаюсь, нет ничего такого. Что это нормально. Как я могу поделиться с ним своей грязью? Замарать и его… Человека, который и так страдает. Я и так взваливаю на него слишком много своих проблем. Взвалить на него ещё и это? Показать ему насколько я в действительности отвратительна и ужасна? Насколько я опасна. Для чего? Для эфемерного чувства облегчения? Для своих эгоистичных потребностей перестать ощущать эту грызущую меня изнутри вину? Разве он заслужил это? — Лаура, перестань! — требовательный и твёрдый голос буквально вырвал меня из этого омута беспорядочных мыслей. — Хватит грызть себя. Его лицо было непривычно серьёзным и решительным. — Я не маленький мальчик, — твёрдо повторил он, вглядываясь в моё лицо. — Я твой друг. Доверь мне это. Хотя бы в этот раз. И я сдалась. Слова потоком вырвались из меня, смешавшись с рыданиями. Сотрясаясь от них, я скатилась вниз по стене. Я рассказала про всё. И про Очистителей, Ризмана, Рейн Синклер, Логана. Про отвратительный, тошнотворный запах крови, которой я была покрыта после завершения миссии. Про выстрел, который до сих пор эхом раздавался в моих ушах. Про то, как я старалась быть хорошей. Как старалась быть Икс-23. Про взгляд Логана, которым он смотрел на меня по пути на базу. Вместо того, чтобы не смотреть на меня, он буквально испепелял меня этим взглядом. Пронзал насквозь. В какой-то момент Тоби оказался рядом со мной, прижимая мою голову к себе и поглаживая меня по спине. — Он не хотел её убивать. Понимаешь, не хотел. Я уверена в этом, — говорила я, вытирая слёзы трясущимися руками. — Тише, — успокаивающе шептал он. — Не держи в себе это. Молодец. — Не хотел, понимаешь? — уперев руки в его плечи, я отстранилась от Тобиаса, чтобы взглянуть ему в глаза. — Ты же веришь мне? — Да, — настолько уверенно произнёс он, что я не смела усомниться в его словах. — Я верю тебе. Если ты так говоришь, значит так и есть. Я привыкла убивать. Очень редко моей миссией была добыча информации. Возможно, всего пару раз. Но всё равно конечным итогом была смерть. Я всегда была оружием для убийств. Не для пыток. Я знала множество способов причинения боли. Но в то момент совсем забыла о том, что если человек не хочет смерти другого, это не значит, что он не причинит ему боль… Господи, да кого я обманываю? Себя? Я же предполагала, что он может выстрелить. Но поставила достижение цели превыше других рисков. Превыше возможных последствий. На кону стояла не жизнь Вульфсбейн, а всего лишь возможность получения ею физического урона без угрозы жизни. Ликвидация Ризмана была на меня на первом месте. Рейн стала лишь сопутствующим ущербом. Я слишком привыкла получать боль и отказывалась принимать то, что и это недопустимо при выполнении миссии. Не тогда, когда пообещал защищать невинных людей. Ризман точно знал, куда стрелял: он не задел жизненно важную артерию. Несомненно, он хотел остановить нас с помощью Вульфсбейн. Было логично, что он выстрелит. Слишком предсказуемо. Но я всё равно действовала. — Самое ужасное это то, Тоби, что я предполагала такой исход, — прошептала я, понимая насколько я отвратительна. — Но думала, что это ей всего лишь будет больно. Подумаешь. Маленькая цена для выполнения миссии. Тем более, когда на кону стояла жизнь Ризмана. Скотт улыбается, протягивая мне конверт с фото следующей цели. — Тебе понравится, Икс-23, — говорит он, пока я открываю конверт. Я достаю фото и вижу лицо того, чьей смерти желаю едва ли не также, как смерти Кимуры. Слишком много всего… Перед глазами лица детей… В носу запах сгоревшей плоти… В ушах крики, наполненные болью, и призывы о помощи… Запах крови… Боли… Смерти… Звуки выстрелов… Мэттью Ризман… Избранный богом Очиститель земли от скверны в лице мутантов… Мудак, который убил детей, уже лишенных каких-либо сил… Мудак, который убивал и продолжает убивать детей… Мудак, который работает на Страйкера… Возможно, он мог вывести на него… — Мне удалось узнать, что он не располагает информацией о местонахождении Страйкера, — будто бы прочитав мои мысли, сообщает Циклоп. — Страйкер слишком параноидальная личность, чтобы что-то кому-то доверять. Тем более своим подчинённым. Поэтому его нужно просто ликвидировать, — медленно, растягивая и смакуя слова произнёс Скотт. — Наконец-то мы отомстим ему… Наконец-то мы отплатим ему… Да, во что бы то ни стало, я должна сделать это. Той резней в университете руководили двое. Атака на автобус с детьми, которые лишились своих сил, также была произведена по их указанию. Уильям Страйкер и Мэттью Ризман. К сожалению, до первого было практически не добраться. Остаётся довольствоваться вторым. — Ответь мне, Лаура, — медленно произнёс Тоби, его рука замерла на моей голове, прижимая к плечу. — И ответь мне правду. От этого много что зависит. Ты допустила это, потому что целью миссии был Ризман? Или потому что ликвидировать его любой ценой было твоей миссией? Правду? Что из этого правда? Почему в самом деле я так поступила? Почему насколько поставила задачи миссии превыше всего, хотя до этого не ставила гражданских под угрозу? Не то, чтобы было много поводов… Что же выбрать? Тут ведь только один правильный ответ для Тоби. Но какой ответ правильный для меня? Один докажет, что Икс-23 не вернулась. Что я всё-таки человек. Эгоистичный, но человек, чьё желание мести затмило все доводы рассудка. Этот ответ докажет, что я не смогла спрятаться за маской старой себя, как бы ни старалась. Не смогла откатить назад все те изменения, что произошли со мной с того момента, как я покинула полигон. Поступила бы я также не будь целью тот мудак? Не знаю. Но в голове в ответ билась лишь одна мысль: «Это недопустимо». Однако при этом я допустила это… Второй же ответ убьёт меня в глазах Тоби. Он докажет, что нет больше Лауры Кинни. Что есть только Икс-23, которая ставит цель миссии превыше всего, с холодным расчетом допуская такие жертвы для её достижения. Он докажет, что меня больше нет. Что от меня осталась лишь оболочка: холодная, расчетливая, мёртвая… Докажет, что всё было зря: Сара, Меган, Киден, Тоби, путь, который я прошла… Что всё это мне удалось перечеркнуть и выбросить, забыть. Просто одна эта мысль вызывала у меня рвотные позывы: настолько она была мне отвратительна. Как бы я ни хотела стать Икс-23, у меня не вышло. Защитный механизм, на который я полагалась всю свою жизнь, уже не работал как надо. Да и вряд ли заработает. И это видели все, кто меня окружал. Я не смогла никого убедить в том, что Икс-23 вернулась, даже себя. Никого не смогла обмануть. Возможно, то не хотел видеть лишь Скотт. Либо же его всё устраивало, пока я продолжала выполнять миссии. Скорее, второе. Во время выполнения миссии я старалась отключить все чувства и эмоции, чтобы те не мешали. Как я делала всегда. Просто раньше я делала это гораздо лучше. Эта мысль на секунду заставила меня задуматься о том, а была ли когда-нибудь на самом деле Икс-23? Не выдумала ли её существование маленькая девочка, чтобы хоть как-то справиться, выжить в том жестоком мире, в котором она оказалась? Но страх узнать ответ на этот вопрос заставил меня прогнать мысли о нём: я не была готова узнать его. Однако я понимала одно: находясь в том состоянии, глядя на Ризмана, я думала лишь об одном. — Тоби, такой ужасный человек не должен жить, понимаешь? — на тихом выдохе произнесла я. — Он должен получить по заслугам. Он должен умереть, чтобы не причинять боль дальше. И чтобы заплатить за ту боль, которую причинил… — Ты хочешь его смерти? — тихо спросил Тоби. — Действительно хочешь? — Да, — это слово уверенно и твердо слетело с моих губ. — Я хочу его смерти, — делая акцент на первых двух словах, произнесла, глядя в глаза краснокожего. Тоби секунду всматривался в моё лицо, а потом широко улыбнулся. — И ты сделаешь это. Каким бы взрослым он бы не хотел казаться, он ещё ребёнок. Но он тот ребёнок, который познал столько всего: боль, смерть, предательство… Он всегда сражался наравне с другими. Всегда один из первых бежал в пучину сражений, потому что точно знал, кого хотел защитить, и страстно этого желал. Как бы Эмма и другие директора Института ни желали защитить мутантов от жестокости внешнего мира, ни у кого не получалось. Нет ни одного мутанта, который бы не столкнулся с этим. Некоторых внешний мир ломает, заставляет ненавидеть людей. Других же внешний мир закаляет, заставляет любить себя и таким. Нет ни одного мутанта, у кого была жизнь, похожая на жизнь простых людей. В том числе поэтому люди нас боятся. Многие из нас слишком легко говорят о смерти. Да и как не говорить об этом, когда раз за разом мы видели несправедливость человеческого правосудия: если у тебя достаточно средств, чтобы откупиться от него, ты откупишься. Правда, смерть также не всегда была надёжным способом ликвидации угрозы, но хотя бы более действенным. Джулиан не давал мне убивать, не смог убить Кимуру. Но долго ли он продержится? Он потерял руки, стало ли это концом его миролюбия? Та же Сесилия уже не могла оставаться такой, после того, что с ней случилось, я видела то, чего она желала людям. Долго ли осталось Сурайе, Санто и другим? Джошуа вот уже переступил черту… Печально, но мутанты действительно не верили в сказки. Даже я уже не особо верю в волшебство Голубой Феи. Слишком уж мой случай был запущен. Но ощущая такое сокрушающее желание лишить жизни Кимуру, Ризмана, Страйкера… Такое сильное, что я буквально задыхалась… Я чувствовала себя человеком… — Да, я сделаю это, — согласилась я с Тоби, уверенная в своих словах. Лёжа в кровати я думала о том, что мне до безумия хотелось кого-то обнять. Или чтобы кто-то обнял меня. Чтобы рядом был кто-то, с кем я бы не чувствовала себя одинокой. Но кошмары продолжали посещать мои сны, а это значит, что я не могла гарантировать безопасность того, с кем в кровати я находилась. И всё, чем я могла довольствоваться: обнимать подушку и вслушиваться в мирное сопение Тоби, зная, что хотя бы в этом доме я не одна.