Его последнее лето

      - Ты не опаздываешь? Уверен? – спрашивал Дилюк, стоя с Кэйей возле туалетного столика. Он наскоро заплетал ему аккуратный хвост, зализывал длинную чёлку, слишком длинную для него, ибо они совсем не успели попасть к парикмахеру перед знаменательным днём.       - Конечно уверен, - смеялся Кэйа, сидя почти неподвижно. – До церемонии ещё четыре часа, это два раза туда-сюда проехаться. – посмотрел он на часы над дверным проёмом. В такой особенный для него день, как этот, часы двигались особенно неторопливо, будто давали Кэйе больше времени подготовиться к церемонии.       - Ну смотри. – улыбнулся немного Дилюк, не отрываясь от своего увлекательного занятия. Он, едва проснулся, принялся помогать младшему незадачливому брату, потому выглядел особенно забавно: поверх пижамы надел фартук, а волосы наскоро собрал в высокий растрёпанный хвост, спутавшийся после сна.       Настал выпускной.       Время пролетало долго, и в то же время удивительно быстро, оставляя после себя только чуть водянистый привкус воспоминаний. Лето кончилось, а за ним мягко, но неохотно ступала прохладная осень с рыжей листвой и дождливыми вечерами. Осень быстро сменилась зимой, особенно холодной в этом году. Но, как она спешно началась, столь же спешно покинула их, и началась долгая-долгая весна. А весна всегда приносила Кэйе только счастливые концовки и новые начала. За весь год он ничуть не переменился, только волосы стали будто нарочно длинней, и чёлка всё время лезла в глаза, а теперь Дилюк мучился с ней, заплетая в косу и вплетая в хвост. Казалось, ему даже приносило удовольствие мучиться с его волосами, перебирать их и пытаться сделать из них что-то дельное, праздничное. В конце концов, не каждый день случается выпуск из школы.       Когда кончилось яркое, словно солнечная вспышка или цветастый фейерверк, лето, Кэйа принёс к брату горькую новость в тот же вечер, как исчез призрак. Юноша уже не помнил, что происходило в тот отрезок времени, когда он исчез из смотровой площадки и резко обнаружил себя дома, будто телепортировался. Но, как сказал Дилюк потом, его привела толпа школьников, вся такая же зарёванная и испуганная, как он сам. Весть о призраке не сразу дошла до сознания Дилюка, ибо ей пришлось пробираться сквозь часы забот о Кэйе, сломленном и жалком, и его друзьях, которые так же не были готовы к такому удару. Только позаботившись о них, Дилюк сам, наконец, ощутил и полностью разделил с братом его боль. Может, он не проронил ни одной слезинки, но был ошарашен потерей сожителя не меньше Кэйи, прожив с призраком всего каких-то полторы недели. Но, пожалуй, именно это горе сплотило Дилюка и Кэйю, выбросив из их жизни былые недосказанности, обиды и колкости. Потому что на половину месяца Кэйа перестал существовать для мира, как и мир для него.       - Хорошо, теперь мне пора собраться. – доделав причёску Кэйи, брат быстро выбежал наружу: доготавливать завтрак и приводить себя в порядок. В школу юноша сегодня явится без него, но Дилюк должен был подоспеть после церемонии. Поэтому, посмотрев на себя довольно в зеркало, Кэйа чуть ослабил хватку резинки вокруг хвоста, и поднялся на ноги, продолжая собирать сумку.       Увы, а жизнь продолжалась. Такая, где всё ещё были занятия, экзамены, домашняя работа, друзья и прочие бытовые тяготы. Может, именно они спасли Кэйю от времён уныний и мрака, когда краски вокруг померкли, а солнце за окном превратилось лишь в назойливое светящееся облако. Сколь бы ненавистны ему ни были эти опостылевшие рутинные дела, но они вынудили Кэйю вытащить себя обратно в мир, а из шкафа снова вынуть краски. Когда он очнулся, зелень медленно стала превращаться в оранжевые пожухлые листья, прохладный влажный воздух витал в комнате, и бесконечно лили дожди. Осень. Пришла пора ботинок, тёплой формы, прозрачных зонтов, кроваво-кленовых деревьев, морозного ветра, тёплого чая с молоком, тушёной тыквы, серого неба, слишком холодного моря и собственного Дня Рождения. Потому, нечаянно ступив наружу, обратно в мир, он попал в привычный для себя вихрь. Так что спасением своим Кэйа был обязан двум вещам: рутине и тем, кто окружал его в сложные дни, не смотря на всё его уныние.       Кэйа поправил подсушенный красный лист клёна, цепляющийся за край зеркальной рамы у туалетного столика. Совсем истончался, стал хрупким и ломким, но продолжал пахнуть так же, как пахла осень: влагой и хрустящими листьями. На столе всюду беспорядочно валялись обереги, которые наделала Мона в ту пору, и десятки заколок, резинок, расчёсок. Среди них он с трудом отыскал ключи, которые небрежно бросил перед завтраком, и тут же спрятал их в карман пиджака. Но оставалась самая сложная часть сборов – найти чёртову сумку, ибо он совсем позабыл, куда мог её положить. Облазал шкафы, ящики, чуть не столкнул снежный шар с книжной полки.       Зима прошла куда легче. Будто с ледяным ветром Кэйа впитывал в себя её умиротворяющее и нерушимое спокойствие. Осенние громы своё отгремели, дожди остались только колким напоминанием от осени, впереди – только хмурое небо и пышные хлопья снега. Прямо как в снежном шаре. Вереница праздников и суеты, связанными с ними, слишком короткие каникулы, несколько простуд что у него, что у остальных, постоянные игры в снежки и дремота под котацу в гостиной комнате, когда день подходил к концу, нигде в доме не горел свет, только тихо тикали часы и выл далёкий ветер за окном, снова заметая гравиевую дорожку под дверьми. Зима стала важным шагом для Кэйи, она словно отрезала нити между ним и теми чувствами, которые он испытал в конце лета. На смену печальным, слишком горьким мыслям, от которых перехватывало иной раз дыхание, приходили только тёплые воспоминания.       «Ему бы понравилось это».       «Интересно, как бы он играл бы в снежки?»       «Я не могу ориентироваться на его вкус. Он бы съел любую мою готовку».       Такие мысли проскальзывали в голове естественным образом, оставляя только колючее тепло после себя. Но больше в них таилось жуткого, ибо Кэйа уже жил в том мире, где не оказалось Дайна, всё больше привыкал к новому укладу. В конце концов, он обещал ему жить дальше, а нарушать обещаний Кэйа не привык. Поэтому зима прошла ласково и спокойно, убаюкивая его раны холодом. Время неумолимо забирает с собой всё: боль, обиды, горечи, воспоминания, чувства…       Но теперь цвела весна. Кэйа выбежал из душной и забитой электрички, из сплошь усеянной людьми станции, ждущих своей очереди. Светло-голубое небо застилалось размазанными облаками, лёгкий ветерок трепал только-только идеально причёсанные волосы. Свежая зелень деревьев прятала его в тени от ласкового, ещё не палящего солнца, мягко касающегося его смуглой кожи на лице. Тихие улицы, ещё не полнившиеся людьми, приветствовали весну, её сладкий аромат распустившихся цветов, плывущих по воздуху вслед за ветерком. Маленькие лепестки расцветающей вишни устилали дорогу, заполняя собой маленькие узкие улочки. Вдали сияло светлое спокойное море, и со склона дотягивались только его блики на ряби поверхности. Кэйа огибал знакомые тропки, маленькие магазинчики, ещё не открывшиеся в такой особенный для него день, спящие дома.       Мимо проехал велосипед и остановился. Мона, завидев Кэйю, резко притормозила и чуть не слетела с велосипеда. Но уже нового, не такого высокого и ненадёжного, как старый отцовский. Новенький велосипед сиял под солнечными лучами, приветствуя новый день своим прекрасным видом. Вымытый, аккуратный. Заплетая свои обычные хвостики, Мона всё-таки вплела в них пару шёлковых лент, но старалась всё равно не выглядеть слишком уж празднично и ярко. В корзинке спереди лежала почти пустая сумка, которую она захватила по инерции.       - Я чуть не проехала. – созналась она, слезая с велосипеда и поправляя примятую юбку. – Ты какой-то слишком тихий.       - Ха? А как я должен был себя вести? – посмеялся Кэйа. Волшебница поравнялась с ним и катила велосипед рядом, держа его за руль. Всё равно времени хватало, чтобы пройтись остаток пути пешком, к тому же они бы пришли слишком рано. В ответ Мона только пожала плечами. Значит, и сама не знала ответа.       После роспуска оккультного клуба она подалась в астрономический, где проводила не слишком много времени, но и не слишком мало. Всё ещё оставаясь в глазах окружающих странной и чудачкой, Мона окружала себя не менее странными людьми, и часть астрономического клуба подсадила на оккультные науки. Так что теперь стопки книг по всяческим практикам и ритуалам составляли солидную часть библиотеки клуба, тесня научные труды именитых учёных. Это было вопросом времени, когда она переманила бы Фишль туда же, к тому же её родители ничего не могли заподозрить: девочка же просто смотрит на звёзды и пытается разобраться в небесных светилах. Но больше никто не рисковал принимать участие в ритуалах, хотя Мона продолжала изучать их, писать статьи на анонимных форумах и опровергать или подтверждать какие-то из них. Первые месяцы она ещё стремилась вернуть Дайнслейфа обратно, но ни один ритуал не увенчался успехом, и не важно, к какой из религий она обращалась, потому, когда к концу пришёл октябрь, девушка сдалась.       Вместе с тем за год Мона переменилась. Казалось, куда меньше стала бросаться её ненормальность в глаза. Или Кэйа смирился и привык? Он ещё не был уверен на этот счёт. Но теперь она стала спокойней, покладистей, и из странной одноклассницы превращалась в обыкновенную девушку, для которой новая весна – это новые шансы, новая маленькая жизнь. Если бы она была цветком, то была анемоном: скромным, маленьким, но вместе с тем удивительно величественным и завораживающим, если дать им время взойти. Однако играть в настольные игры она не разлюбила, и почти каждые выходные они завались в кафе, пока то не закрылось. Желание превзойти всех и вся в ней так и не угасло.       - Определилась, куда пойдёшь дальше? – поинтересовался Кэйа. Мона помотала головой.       - Я буду писать экзамены сразу в несколько колледжей, а там уже будет видно. Хочется всё-таки попасть на стипендию. – вздыхала она. В последнее время все они виделись и встречались слишком редко, ибо настала пора экзаменов. Мона написала их на отлично и имела все шансы поступить дальше в любой интересующий её университет, пока Кэйа выбирал из того немного, что было доступно ему. Хотя в этот раз он даже не списал, а умудрился написать их самостоятельно, не завалив ни один. Впрочем, и не дотягивая до уровня отличников. Просто достаточно хорошо, чтобы пройти выпуск без проблем. И это его вполне устраивало. Он планировал год остаться при брате, подумать над своей целью дальше и, скопив на подработках достаточно денег, попробовать куда-то поступить. План был одобрен Дилюком, этого было достаточно. «Я не какой-то особенный человек, чтобы добиваться высот. Вдруг они мне и не нужны?», - аргументировал он родителям, и те вскоре сдались, дав ему отсрочку на год. В конце концов, он не отказывался от желания поступить куда-то. Ему нужен был маленький перерыв.       - Получается, что остальные останутся. – усмехнулся Кэйа, думая о трёх участниках бывшего оккультного клуба. Мона кивнула ему и улыбнулась. Они, как старшие, уже выпустились, но вот Фишль, Беннету и Итэру предстало проучиться ещё год. И это забавляло.       По дороге они встретили Беннета, который спокойно присоединился к ним. За год он немного вырос, тогда как многие уже перестали меняться почти что совсем, заметно возмужал, но в душе оставался всё таким же Беннетом, ничуть не изменившимся. Глядя на него, Кэйа думал о том, что, пожалуй, не всем суждено меняться, или время Беннета ещё не подошло. Он продолжал всё так же состоять в баскетбольном клубе, посещать матчи и обучился достаточно, чтобы больше не просить Кэйю о помощи. Хотя они продолжали играть на площадке один против одного, но забавы ради. Кэйа стал слишком часто проигрывать, чтобы получать удовольствие от этих состязаний. Но, может быть, оно к лучшему. Что-то же в жизни Кэйи должно оставаться неизменным, привычным. И пусть это будет Беннет.       У школьных ворот неуверенно переминалась с ноги на ногу Фишль. Уже без повязки на глазу. Волосы подвязаны в причудливых хвостиках, похожих на причёску Моны, она отрешённо стояла вдали и ждала остальных, держа в руках старенький портфельчик. Фишль больше не волшебница, не потомственная ведьма или воин тьмы. Фишль – просто Фишль. Девушка, которая любит забавы ради почитать страшные книжки и послушать чужие бредни о призраках, не более. Исчезновение Дайнслейфа, пожалуй, сказалось на ней даже больше, чем на самом Кэйе. Родители её вздохнули с облегчением, когда девушка отдала все свои книги в клуб, а безделушки положила в самый дальний уголок шкафа. Теперь Фишль стала обычной девушкой, слишком скромной, тихой, взбалмошной и не усидчивой с друзьями, но неловкой в присутствии посторонних. И теперь у неё появилась новая страсть: от её одежды всегда пахло землёй и цветами, под ногтями назойливо скапливался грунт, а книги по оккультизму сменились садоводческими пособиями и иллюстрированными атласами растений. Каждый переживал горе по-своему, и Фишль выбрала такой путь. Возможно, так даже лучше для неё. Резкая смена деятельности заглушило ноющую боль утраты и чувства вины.       «Почему? Разве мы не могли что-то сделать?»       «Я не успела ему ничего сказать. Надо было попрощаться, а я даже не подумала, что он может исчезнуть!»       «Интересно, он когда-нибудь вернётся?»       Она задавала Кэйе эти вопросы ещё долго, совершенно случайным образом. Не важно когда, где: по дороге домой, на обеденном перерыве, после караоке или празднования Хэллоуина. Сначала окружающие понимали, о ком шла речь, но вскоре им приходилось всё время уточнять, кого Фишль имела ввиду. Потому что остальные, влившись в поток обычной рутинной жизни, стали вытеснять эти воспоминания, теряющиеся в закромах памяти, откладывать их в глубокий ящик и вынимать только тогда, когда появлялся повод. А Фишль ещё долго задавалась этими вопросами, вплоть до весны, когда пришла пора отпустить всё, что было в прошлом году. И она отпустила. Как все остальные.       - Эх, малолетки. – Кэйа потрепал Фишль по голове, и та обиженно стала поправлять наскоро причёску.       - А ты…Ты старый! – возмутилась она и, отскочив от него на безопасное расстояние, показала язык.       - Ничего, мы ещё придём в следующем году на ваш выпускной. – отшутилась спокойно Мона.       - С тростью в руках? – возмутилась Фишль. – Ой-ой, ноги отваливаются, спина ноет. – пародировала она старика, всё ещё обиженная на шутку Кэйи.       - Фух, я не опоздал! – в их группку влетел запыхавшийся и усталый Итэр. Растрёпанная коса, красное лицо. Как всегда, он ужасно опаздывал, зато хотя бы в этот раз явился вовремя. Кэйа улыбнулся, увидев его.       Кэйе всегда казалось, в их с Итэром отношениях он будет тем, кто вынужден постоянно ходить по пятам и всячески помогать немного неуклюжему пареньку выживать в недружелюбном для него мире. Увы, всё случилось с ровностью наоборот. Когда призрак исчез, Итэр стал самой большой поддержкой для Кэйи. Он ходил к нему почти каждый день, утешал и успокаивал, сидел молча рядом и терпеливо ждал, когда юноша вернётся к нормальной жизни. Неожиданно для всех, в Итэре нашлось много душевных сил стойко перенести всё: от потери друга до попыток вытащить второго со дна. Куда больше сил, чем казалось Кэйе на первый взгляд. «Я же обещал, что буду помогать в ответ», - отнекивался он от любых благодарностей и робко опускал взгляд в пол, не выдерживая похвалы. Со временем, вливаясь в их маленькую компанию и став её незаменимой частью, он прекратил предаваться мыслям о сестре. В его обществе не нашлось никого, кто бы вообще её упоминал, говорил о ней, а тем более восхищался. Оттого Итэр стал куда спокойней прежнего, будто буря в его душе, наконец, стихла. Он так и продолжал заниматься фотографией, и всё больше снимков заполняли комнаты ребят.       - Только не разбегаемся после церемонии. – попросила Фишль. – Вы же обещали!       - На кладбище? – уточнила Мона. – Я помню, помню, не надо мне напоминать! – отмахнулась она. – А цветы мы по дороге купим?       - А ты хочешь забрать у кого-то из присутствующих? – Кэйа провожал компанию во двор школы, а затем, обернувшись на цветущую вишню во дворе, поднял голову. Вся школа утопала в розовом цветении, белые стены отражали яркие солнечные лучи. Множество выпускников толпилось у актового зала, где будет проходить вручение дипломов, а у ворот волнительно ожидали чад у ворот.       - Если бы он был жив, - сказал Кэйа, - то тоже выпустился бы сегодня. – и чуть улыбнулся. Каждый раз, когда он произносил что-то вслух о нём, неприятно кололо сердце и дыхание сбивалось, но слёз больше не было. Он только задрал голову вверх, глядя на то, как под порывом ветра опадают маленькие лепестки сакуры, танцуют на фоне чистого неба, как птицы летят стаями куда-то домой. Шум голосов не стихает, слышится только среди них звонок, зовущий поскорее занять места в актовом зале. Итэр с сожалением посмотрел на юношу, но ничего не сказал, только поправил сумку на плече.       - Поспешим, поспешим! – дёрнула его Мона.       - Подождёте нас? – спросил Кэйа, оборачиваясь к остальным. Те кивнули. – Мы тоже к вам заглянем в следующем году. – и махнул рукой, прощаясь.       - Конечно. – ответил спокойно Итэр и, улыбнувшись, помахал рукой.       На протяжении всей церемонии Кэйа сидел молча, тихо, только иногда осматривался по сторонам. Блики танцевали по ламинированному полу, свет отражался от высоких стен Встречал бесчисленное количество знакомых лиц, смиренно слушающих речь на сцене. Рядом сидела Мона и, прикрыв глаза, сложила послушно руки на колени. Казалось, она думала о чём-то важном, или попросту спала, тихонько приспустив голову вниз, чтобы казалось, будто она отвела взгляд под ноги и непременно поднимет его. Но Кэйа знал, что в зале не хватало одного стула. И ему думалось о том, как бы выглядел сейчас Дайн? Сидел бы на заднем ряду, потому что слишком высокий и заслоняет собой сцену. Как всегда, молчал бы, внимательно следя за происходящим на сцене, но вовсе не слушая то, что там говорят. Это не в его стиле, куда больше Дайнслейф любил созерцать. И это был бы последний раз, когда он взглянул на Дайнслейфа. Так, обвёл бы его лицо между прочим, пока рассматривал остальных, и забыл. Подметил бы только, что этот человек явился впервые за долгое время отсутствия и просто чудом закончил школу. Дайн бы мог поднять глаза на него, заметив на себе чужой взгляд, но тут же отвести в сторону сцены. Они бы в очередной раз прошли мимо друг друга, даже не попрощавшись, чтобы никогда больше не встретиться. Пусть так, от его отсутствия в зале делалось неуютно, пусто, и это чувствовал не один Кэйа. Казалось, все искали взглядом недостающего ученика, каждый тихий и грустный вздох был посвящён тому, с кем пришлось неожиданно расстаться. Даже если он ничего не значил для них, даже если успело позабыться им его лицо или имя.       После церемонии его застала у входа Минчи.       - Минчи-сенсей? Я не видел Вас в зале. – подметил он и ненадолго остановился с ней поговорить. Она тепло улыбнулась ему, опираясь спиной на спину здания и складывая руки на груди. Зелёные её глаза ярко сверкали под весенним, особенно ярким солнцем. Строгий вид из чёрных штанов и белоснежной рубашки ничуть не убавлял какой-то ребячливости в образе, чего-то светлого и чуть озорного. Крашенные в фиолетовый цвет ногти сильно выбивались из общего фона строгого наряда.       - Правильно, меня там не было. Мне за это не заплатят, вот я и не пришла. – пожала она плечами и усмехнулась.       - В Вашем духе. – усмехнулся Кэйа. – А я, как и обещал, написал экзамены сам. – и помахал перед ней диплом, хвастаясь. Лиза недоверчиво усмехнулась, придумывая в голове колкость, но не смогла. Кэйа послушно и мило смотрел на неё, да и день сегодня слишком особенный, чтобы снова унижать своего нелюбимого ученика. Который, к тому же, больше не её ученик вовсе.       - Ну, - она всё-таки не сдержалась, - теперь ты почти взрослый человек. – и чуть отвела взгляд.       - Не почти. – снова замахал он дипломом перед её лицом. – Я больше не школьник.       - Ладно-ладно, как хочешь. Самый взрослый человек. – съязвила она. – Ну и намучилась я с тобой, Кэйа, ты бы знал!       - Я и так знаю. – усмехнулся Кэйа.       - Но мне всё равно немного грустно. – созналась Минчи. – С одной стороны у меня убавиться как минимум одна головная боль. – она обвела юношу взглядом. – С другой стороны, меня всегда забавляло, какие выходки ты выкидывал.       - Мне казалось, Вы меня всегда ненавидели. – Кэйа отвёл взгляд в сторону, на друзей, ожидавших его у ворот.       - Не разбираешься ты в бабах, Кэйа. Мудрости не прибавилось, а столько девушек пере…       - Сенсей! – дёрнулся юноша. – Выбирайте выражения.       - А что? – пожала она плечами. – Ты мне больше не ученик, я тебе больше не учитель. Могу говорить всё, что захочу. – искала она себе оправдания, но Кэйа только засмеялся. Пожалуй, в его истории был ещё один человек, который никогда не менялся, что бы ни случилось. С годами становился ярче только макияж на лице Лизы, а вот речь или повадки лучше не становились. Может, поэтому она и была его любимым учителем? По крайней мере с ней всегда можно отыскать общий язык, и Лиза, не смотря на свою колючую природу, понимала его так хорошо, как никто другой.       - Чего встал, как вкопанный? – спросила Лиза. – Иди давай, тебя ждут, а ты тут на старую клячу пялишься.       - Да я так, задумался. – махнул рукой он. – И не такая Вы старая. – присмотрелся Кэйа. – И это… Прежде чем я уйду.       - Да?       - Спасибо. За терпение и понимание. – коротко ответил он и неловко улыбнулся. Лиза понимающе кивнула ему, улыбнулась. – Надеюсь, Вам такие же проблемные, как я, больше не попадутся.       - Тоже на это надеюсь. Молюсь об этом каждый вечер. – усмехнулась она. – Всё, давай, иди. Надоел ты мне уже. – и снова улыбнулась. Кэйа улыбнулся ей в ответ и, отойдя, помахал на прощанье рукой. Лиза ничего не сказала, но ещё долго провожала его удаляющуюся тень взглядом.       - Как можно так долго? – это было первым, что он услышал от Беннета, как только Кэйа подошёл к общей компании.       - Да ладно, в последний раз же. – улыбнулся ему Кэйа и похлопал по плечу. – Ну так, все готовы? Осталось только Дилюка подождать. Он скоро должен быть. – юноша посмотрел на время, проверяя телефон. Брат обещал приехать как раз к половине, когда кончится церемония и настанет пора расходиться. Ему хотелось, чтобы такой день Кэйа отпраздновал с друзьями как полагается: кафе, шарики, веселье. Но, если Кэйа что-то задумал, то ничего не заставит его передумать. И сейчас этим нечто был поход на кладбище. Ему хотелось показать Дайнслейфу то, что тот не успел застать – свой выпускной. Его потерянный выпускной. Разделить с ним особенный праздник.       Но, внезапно, глаз Кэйи зацепился за Итэра. Тот странно себя вёл. Стоя чуть в сторонке, он о чём-то размышлял, разглядывая от скуки фотоаппарат. Иногда Итэр посматривал на выпускников, один за другим покидающими школу со свёртками в руках. Вместе с тем Итэр, сам не зная отчего, весь покрылся румянцем до самых кончиков ушей, нервно переминал ноги, потирал шею от невидимой испарины, дёргал рукава на пиджаке. Едва их взгляды столкнулись, Итэр вздрогнул, тут же отвёл в сторону и опустил голову, нервно сглотнув. Кэйа не мог упустить такого нервного поведения. Что с ним такое? Он подошёл ближе и, взяв Итэра под руку, отвёл чуть в сторону, под дерево вишни.       - Что такое? Всё нормально? – спросил Кэйа, резко отпустив его.       - Да, я просто… - Итэр отвёл взгляд. – Ты дашь мне своё пуговицу? – и чуть не потерял сознание, едва произнёс это. Повисла неловкая тишина.       - А? – удивился Кэйа. Странный вопрос. Но до него не сразу дошёл смысл. Пуговица? Какая? Откуда у него взяться пуговице? Зачем она Итэру? И…Но стоило ему понять, что имел ввиду Итэр, как сердце Кэйи пропустило один удар. Или два. Сколь угодно ударов. В глазах помутнело. Теперь он разделял волнение Итэра, хоть и не в полной мере. Он замешкался, стал ощупывать карманы, полез в сумку, где разыскал ножницы и, делая всё на автомате, без единой мысли, отрезал вторую пуговку на своём пиджаке и вручил Итэру. И, как только Итэр взял её, благодарственно поклонившись, он задумался: зачем он вообще сделал это? И коснулся тыльной стороной ладони своих щёк. Горячие. Если бы не смуглость кожи, наверняка был таким же красным, как Итэр. Это не первый раз за сегодня, когда у него просили пуговицу, но, пожалуй, если бы их пришлось раздавать, от пиджака не осталось бы и нитки.       Но неловкую сцену прервал Дилюк, вышедший из такси.       - Ладно, мы ещё вернёмся к разговору попозже. – неловко проговорил. – А сейчас пойдём.       Итэр послушно кивнул и, как только Кэйа направился к машине, молча последовал за ним. Молчал и сам Кэйа, осматриваясь по сторонам. Такое неожиданное признание, как если бы прямо сейчас на их школу обрушился гром, ураган, град и снежная буря, вывело Кэйю из привычной колеи покоя. Казалось, ни в сердце, ни в разуме, он ещё не вытеснил лица Дайна, его повадок и манер, его бархатистого голоса и нежной, всегда спокойной улыбки. И, когда раздалось такое странное, но милое признание Итэра, Кэйа растерялся. Ему всё чудилось, что в толпе он увидит знакомую пару лазурных глаз, и те подскажут ему, как поступать теперь.       Потому что жизнь продолжалась, а Кэйа до конца принять этого так и не сумел.