Forward

      — так что с ним? — спрашивает старший Ким.       Мама Сынмина была в панике. Вероятно, она даже здраво рассуждать была не в состоянии, поэтому отец взял всё в свои руки.       После ужина Сынмина не было ни видно, ни слышно около двух часов. В этом не было ничего особенного, он часто запирался в своей комнате, но в этот раз он ни разу не отозвался на просьбу спуститься. Его мама зашла в комнату, но сына там не оказалось, тогда она оббежала весь этаж и, наконец, дошла до туалета. В этот раз Сынмин даже не закрылся. Она впала в шок, когда обнаружила парня лежащим на полу. Рядом с ним лежал его телефон, судя по всему, он собирался кому-то позвонить. Или уже позвонил. Тогда она позвала мужа, который как раз и совершил звонок Джисону, чей контакт был высвечен в телефоне сына, а затем скорой, которая увезла парня в больницу.       Он лежит там уже два часа, доктор только вышел, а мать всё ещё не может прийти в себя.       — булимия, — говорит врач, — голодный обморок. Вы знали, что с ним творилось?       Почему-то чувство вины так сильно колит именно сейчас, хотя когда до этого им доложил то же самое классный руководитель Сынмина, не было ничего такого. Может быть, дело в том, что сейчас он увидел, что в действительности творится с сыном? Почему он был так слеп раньше?       — узнали, не так... давно, — он опускает голову.       — есть возможность продолжить его обучение в академии, — говорит доктор, лишь качая головой, — я не знаю, могу ли я гарантировать полное его выздоровление, пока он будет там. Помимо этого варианта, могу предложить его лечение в клинике, пока он будет присутствовать на уроках дистанционно.       После того, как парни узнали о том, что случилось с Сынмином, при всём желании, они не могли покинуть академию из-за отбоя, который начался уже в одиннадцать. Связь с его родителями удержать тоже никто не смог. Судя по всему, сынминов телефон после звонка они выключили или тот разрядился.       Джисон весь, как на иголках. Ходил кругами по комнате, пока Феликс сидел и пялил в одну точку около получаса, а потом менял позу и пялил в другую. Хёнджин то и дело вздыхал, хмурился и мотал головой. Всё же хорошо было? Почему это случилось.       Все трое почему-то чувствовали вину перед младшим. Будто это они не уследили за ним, не проконтролировали. Хотя они этого физически не могли сделать.       После звонка Джисон долго отходил. На него напала паническая атака, так сильно сказалось волнение за друга. Его начало потряхивать, Минхо пытался успокоить его около часа. В голове Хана крутились эти слова "Сынмин, кажется, без сознания". Как будто всё. Это конец. Джисон ещё написал кучу сообщений Сынмину, в конце добавив "напиши, как сможешь, прошу".       — нам надо успокоиться, — хмурится Феликс, — мы сможем поехать к нему завтра с учителем Со. К тому же, сейчас он отдыхает, правда? Давайте просто ляжем спать и дождёмся завтра.       — да... Давайте, — Джисон сглатывает, а затем смотрит на Хёнджина, что молча встаёт с сынминовой кровати и идёт к своей. Он, кажется, тоже переписывался с Сынмином, когда тот находился дома и наверняка чувствует вину перед ним сейчас.       — спокойной ночи, Сони, — напоследок говорит Феликс, прежде чем пойти к своей кровати.       — сладких, Ликс, — вздыхает Джисон, залезая под одеяло, — до завтра.       Джисон помнит. Сынмин рассказывал о том, что его часто мучает бессонница, а снотворным возможности воспользоваться иногда просто нет. Он говорил, что в такие моменты просто невыносимо. Когда ты хочешь спать, но тебе будто что-то не даёт это сделать, а потом ещё целый день ходишь, как зомби. И Джисон даже представить не может, каково это жить вот так вот, не получая энергии, по сути. Сынмин ведь не ест, не спит нормально, то есть, он всё это время держался только на кофе? Джисон не знает, завидует он его выдержке, или сочувствует такому состоянию.       Сынмин был травмирован. Очень сильно. Настолько, что от одной только мысли об этом, Джисона передёргивало.       Так он и уснул. Думая об этом.       Утром их пришёл будить классный руководитель, который заявил о том, что через полчаса они поедут к Сынмину в больницу и им стоит собираться побыстрее.       Все трое тогда буквально за секунду вскочили с кроватей и чуть не подрались за то, кто первый пойдёт в ванную для утренних процедур, хотя все готовы были пойти и так, растрепанные, в пижамах, лишь бы увидеть младшего в целости. Однако по шапке от руководителя получать не хотелось.       Учитель Со сказал, что Чанбин, Минхо, Бан Чан и Чонин смогут приехать позже, если всё же захотят. Хотя, Джисон был уверен, что Чан приедет при любом раскладе, он им как отец.       С утра ему пришло сообщение от Сынмина.       "я в порядке, вроде"       И вот это "вроде" так сильно никогда ещё не портило картину, как сейчас, потому что Джисон знал, что состояние младшего далеко не в порядке.       Он не выпускал телефон из рук всю дорогу в больницу, сидел, как на иголках, иногда поглядывал на Хёнджина, который нервно дергался каждый раз. Он что, не спал? Выглядит ужасно, честно говоря. Синяки под глазами, еще и не расчесался, хотя в любой другой ситуации, он бы выглядел, как модель, собравшаяся не на встречу с Ким Сынмином, а на очередной показ. Хван серьёзно так сильно волновался за Сынмина?       Сынмин лежал на больничной койке и выглядел ужасно болезненно. Куда хуже, чем обычно. Именно сейчас в глаза бросаются его острые скулы, нездоровая бледная кожа и синяки. К худощавой, почти костлявой, руке приклеена игла от капельницы, стоящей рядом с кроватью.       — привет, Сынмини, — первым заходит Джисон, тихо здороваясь с младшим. Тот смотрит в сторону друга и слегка улыбается. Губы у него тоже бледнющие, — ты как?       — ты серьёзно?       — глупый вопрос. Да, — Джисон проходит дальше в палату, а за ним плетутся Хёнджин и Феликс, опустивший голову, — ну вот почему ты опять, а? Я думал, вернёшься - будем снова хуйню творить в нашей студии!       Джисон попытался разрядить обстановку.       — прости, хён, — хмыкает Сынмин, — мне жаль.       — Сынмин, это ты нас прости, — подаёт голос Хёнджин.       — вас обвинять-то не в чем.       — я всё равно чувствую вину, — говорит Хван, опуская голову, — ужасно...       Сынмин улыбается, глядя на них. Он тоже чувствует себя виноватым, хотя предполагал, чем может закончиться эта поездка.       — мне действительно жаль, — улыбка пропадает с его лица, — я не умею себя контролировать в таких ситуациях. Я... немного потерялся, кажется.       Это один из немногих моментов, когда Сынмин не лжёт. До этого он не боялся того, что может случиться с ним в будущем. Он не боялся последствий. Но сейчас он понимает, что есть, ради чего жить, сейчас он не может потерять это всё. Сейчас надо бороться, насколько бы трудно это ни было.       — мы справимся, — Феликс слегка улыбается, — обязательно справимся, да, Сынмин?       — верно, — кивает Джисон, — так что не смеем даже опускать руки.       — эй, это что, воодушевляющие речи и без Чан-хёна? — дверь снова приоткрывается. Из-за нее показывается Чонин, — хёны, привет!       — Нини!       — ужасно, Сынмо, как ты мог так поступить со мной? — Чонин дуется, пока старший смеётся, — я даже понадеялся на ещё один душещипательный разговор в танцевальном зале! А ты!       — ну прости, — Сынмин улыбается.       — где остальные? — спрашивает Джисон, — только ты приехал?       — конечно нет! Чан-хён беседует с вашим классруком на счёт чего-то там, а остальные двое что-то делают внизу, они щас придут, — тараторит Чонин, — хён, твои родители не заберут тебя из академии?       Он снова смотрит на Сынмина. Хёнджин и Феликс испуганно косятся.       — нет, — он мотает головой, — меня переведут в клинику, а учиться пока что буду на заочке.       — какой смысл от академии, если ты даже не соблюдаешь правила?       — не думаю, что у меня будет время на затупы в телефоне, — хмыкает парень, — курить и выпивать там тоже не получится. В отличие от академии, там моё физическое состояние будут проверять чуть-ли не каждый час.       — так потом ты вернёшься?       — мне сказали, что когда я смогу избавиться от рвотных рефлексов, как минимум, от вида еды, то смогу продолжить лечение уже в академии, — отвечает Сынмин.       — несколько месяцев без Минни, — Хёнджин выглядит обиженным, — я буду навещать тебя каждый день!       — вам нельзя покидать академию в будни, — усмехается Сынмин.       — буду слать голубиную почту!       — Хёнджин, ты дурак?       — я твой хён, — возмущается старший, пока остальные смеются.       Когда Чан, Минхо и Чанбин заходят в палату, атмосфера становится ещё уютнее. Легче. Было комфортнее, чем дома, где он чувствовал себя ужасно, на самом деле. Сейчас он будто в кругу семьи, только немного другой. Приятной, залатывающей ту дыру в сердце.       Уже следующий день он встретил в той самой клинике, где должен будет провести около одного-двух месяцев. Сынмину ещё надо будет сдать кучу тестов, чтобы ему смогли назначить лечение. Но сейчас он сидит на своей койке в палате, где трое точно таких же парней, как и он. Может быть.       — а с тобой что? — спрашивает один из них. Тот, что повыше.       — булимия, наверное? — отвечает Сынмин, оценивающе смотря на парня. У него ярко-красные волосы, проколы и какой-то непонятный акцент.       — у меня тоже, — отвечает он, — меня Минхао зовут, — парень подходит и тянет руку для рукопожатия.       — Минхао?       — я из Китая, — поясняет, опережая вопросы, — вон тот, — оборачивается, указывая на какого-то сжавшегося маленького паренька, — Ренджун, тоже из Китая. А этот, — указывает на более высокого, менее зажатого, даже улыбающегося, паренька, — Бомгю.       — я Сынмин, — он немного кланяется, вспоминая все уроки хороших манер, изученные в академии. Надо же показать себя с хорошей стороны?       — рад знакомству, Сынмин, — тянет Минхао, садясь на койку Кима, — щуплый ты.       — ясное дело, дурень, он будет щуплым, — говорит Ренджун, презрительно посматривая на Минхао.       — ладно. Я просто не знаю, о чём говорить, — сдаётся он.       — почему вы... Сюда попали? — спрашивает Сынмин.       — весёлая история, — хмыкает Минхао, — у меня кое-что в жизни такое произошло, в общем, стрессовая ситуация и я стал без разбору пихать себе в рот, что попало. Сначала я проблемы в этом не видел, а потом заметил, что моё тело сильно изменилось. Стал глотать мочегонные и слабительные, вызывать рвоту после каждого приёма пищи. И вот так недавно меня застукали в туалете в универе. Вот и... в общем, мой друг отправил меня сюда.       — хороший друг, — комментирует Сынмин.       — Я хотел понравиться одному парню и стал худеть. Когда начал с ним встречаться, упал в обморок прямо перед ним, — говорит Ренджун, — и он меня привёз сюда. Здесь его отец работает.       — красивая история любви, — хмыкает Минхао, — я даже завидую. К нему Джемин до сих пор каждый раз приезжает. На руках носит, мишек дарит.       Сынмину тоже хотелось так...       — у меня мама в прошлом страдала от анорексии, — наконец подаёт голос Бомгю, — я даже не заметил, как у меня пропадает аппетит. Она заметила это и сначала решила поговорить со мной, а потом отправляла к психологам. Кто-то посоветовал подумать о клинике. Вот я и здесь.       — по наследству... Ужасно, — выдыхает Сынмин.       — может быть, — Бомгю жмёт плечами, — лично я в этом не видел проблемы никогда. Просто так получилось. Так бывает, ничего страшного.       — он у нас оптимист, — Минхао хлопает Сынмина по плечу, — ты из форварда ещё, да?       Сынмин кивает.       — ну, наркоши-скелеты здесь не часто бывают. Так что, считай, ты здесь редкий подвид, — говорит Хао.       Сынмину хочется сейчас позвонить Хёнджину и сказать, чтобы его забрали поскорее.       — хэй, — Ренджун привлекает внимание Сынмина, — всё будет хорошо. Здесь тебе помогут, ты обязательно справишься.       В кабинет заходит один из врачей и вызывает Бомгю, который оглядывается на Хао, судя по всему, призывая пойти вместе с ним. Они уходят вместе, закрывая дверь за собой.       — откуда ты знаешь?       — потому что все, кто здесь был, получили помощь, — Ренджун выдыхает, — не важно, почему оно у тебя началось, ты просто должен понимать, что какая бы причина не была, ты просто обязан избавиться от этого ужаса, чтобы продолжать жить лишь для себя.       Сынмин хочет закатить глаза. Он слышал это уже много раз. Почти все, узнавая о том, что с ним происходит либо пытаются сказать о том, что он и так худой или красивый, либо о том, что он должен продолжать жить так, как он сам хочет. Но что, если он совсем не хоче  избавляться от этого?       Кажется, Сынмин запутался ещё больше.