The Patron Saint of Switchblade Fights

Нил не курил. Было далеко за полночь, когда он стоял в очереди, чтобы купить пачку сигарет, и все же он не курил. По крайней мере, не в традиционном смысле этого слова. Не так часто, чтобы он думал, что это имеет значение. Нилу не нужен был никотин, и он не собирался приобретать вредную привычку, но перемены привели его сюда. Перемены оставили много места для «если» и «если бы только». После смерти его матери они перестали быть чем-то иным, кроме боли. Сигареты были удобным, привычным ритуалом, в который он погрузился, сам того не замечая. Новое имя, новая страна и пачка сигарет; это было настолько близко, насколько он мог приблизиться к дому. Как можно ближе к своей матери. Запах дыма, каким бы омерзительным и отвратительным он ни был, был единственным, что осталось от его матери в этом мире. Нил почти чувствовал запах вони горящей плоти, прилипающей к задней стенке его горла, с каждым вдохом, почти видел пламя ее погребального костра, отражающееся в тлеющих углях. Мама не оценила бы такого уважения; Нил это прекрасно знал. Будь она все еще жива, он бы щеголял свежими синяками за то, что пошел на такой глупый, ненужный риск и цеплялся за мертвых. Но ее там не было, и поэтому Нил стоял в очереди за сигаретами. Флуоресцентные лампы круглосуточного магазина слабо гудели над головой, заливая все вокруг болезненным желтым светом и высвечивая мертвых мух, облепивших прозрачные шторы. Пол под ногами Нила был слегка липким и издавал слабый потрескивающий звук под его ботинками, когда он продвигался в очереди, два человека перед ним делали то же самое. Усталая на вид кассирша едва заметила перемену в покупателях, практически спросонья пробивая пачку tums и три сомнительно-свежих корн-дога. Нил нетерпеливо провел рукой по волосам, его паранойя сделала ожидание в очереди почти невыносимым, прежде чем он поморщился от текстуры волос. Они снова стали хрустящими. Вероятно, из-за последней покраски. Он отказался от обесцвеченного блонда своей прошлой личности ради угольно-черного цвета, готовясь к летним месяцам, когда не было свободного кампуса колледжа, в котором он мог бы прятаться. В кампусе колледжа неестественный цвет волос делал его похожим на одного из них, но вне учебного года это было слишком бросающимся в глаза, чтобы быть безопасным. С его новыми документами, уже заполненными, изменение его внешности сейчас было бы большим риском, но что-то нужно было делать. Сожжённые волосы еле держали краску, и он быстро приближался к пределу. Звук кассового аппарата привлек внимание Нила обратно к стойке, и он увидел, как покупатель схватил свой пластиковый пакет с товарами и чеком, прежде чем выйти в ожидающую ночь. Нилу не терпелось сделать то же самое, но он сделал еще один неуклюжий шаг вперед, так как он был следующим в очереди. Колокольчик над дверью снова звякнул, металлический и скрипучий, возвещая о приходе еще одного покупателя. Нил незаметно оценил фигуру краем глаза. Он был высоким, самоуверенным и хорошо сложенным, входил в магазин с откровенной самоуверенностью. Красная шапка делала его мгновенно отличимым от других посетителей, слоняющихся вокруг, а его кожаная куртка оттопыривалась сзади, плохо скрывая пистолет. Потенциальная опасность, которую представлял пистолет, вызвала у Нила электрический ток, и он мгновенно насторожился. Он проследил за прогрессом мужчины, отметив, что чем увереннее становился язык его тела, тем более пугливым становился его взгляд. Водянистые, светлые глаза изучали каждую камеру и зеркало, а на его покрасневшем лбу выступили бисеринки пота, когда он покраснел. Его движения были резкими, поскольку он изо всех сил пытался небрежно снимать товары с полок. Нил сосредоточился на движении рук мужчины, отмечая, где они находятся, каждую секунду. Они дрожали, то ли от нервов, то ли от предвкушения, и губы Нила презрительно скривились. Мужчины, которые без необходимости вооружаются, не должны быть нервными. Они становятся безрассудными и небрежными в своей панике, и невинные люди всегда платят за их ошибки своими жизнями. В ту секунду, когда плечи мужчины решительно расправились, а его рука потянулась к поясу за пистолетом, Нил уже двигался, намереваясь устранить угрозу. Он прыгнул к мужчине так быстро, как только умел двигаться, и прицелился низко, ударив его по ногам чуть ниже центра тяжести. Они оба упали, тяжело, в болезненном переплетении конечностей и грохоте полок. Нил приземлился сверху и использовал это в своих интересах: перевернул мужчину на живот, сильно ударил коленом между лопаток и ударил его головой о пропитанный содой линолеум. Вокруг него раздавались крики, самый громкий из которых исходил от кассира, и грохот падающих полок вокруг них, когда Нил боролся за пистолет. Вспышки камер ослепили светом, и звонок над дверью настойчиво зазвонил одним длинным гудящим тоном, когда другие в панике разбежались. Нил схватил мужчину за руку, пока тот был слишком ошеломлен, чтобы сопротивляться, и вывернул ее назад, сломав при этом запястье. Мужчина взвыл, а пистолет с грохотом упал на пол, и Нил бросился за ним. Неожиданность дала ему преимущество, а пистолет был равнозначен победе. Он поднялся на колени, держа пистолет в руках, когда внезапный щелчок заставил его замереть. Нил поднял голову, уставившись на дуло пистолета второго нападающего, которого он не учел. У него было всего несколько секунд, чтобы выругаться, прежде чем взрыв боли опрокинул его на пол. Холодный голос его матери упрекал его в тупости, когда он умирал.

________________________________

Это всегда было одинаково — умирать и возвращаться к жизни. В первый раз Нил умер более двух тысяч лет назад, под другим небом и под другим именем, от рук своего отца Никиаса. Никиас сделал это так болезненно, как только мог, с нескрываемым ликованием наблюдая, как Нил истекает кровью на черном песке маленького острова на Кикладах. К концу Нил испустил последний вздох, стремясь к забвению. Однако у богов были другие планы. В то время как хтонические божества его отца решительно отвергли его, божества его матери этого не сделали, и Нил необъяснимым образом проснулся по воле Амеретат в царстве смертных, корчась в агонии от морской воды, поднимающихся приливов, смазывающей его все еще заживающие раны. Жизнь с ним еще не закончила. Прошло две с половиной тысячи лет, а он все еще был жив. Последнее пробуждение Нила произошло без фанфар, и он боролся за то, чтобы его тело не реагировало, когда к нему вернулись чувства, а он лежал лицом вниз в луже собственной крови. Запах был ужасным. Болезненно неглубокие вдохи, которые он делал, вызывали ужасный, медный привкус в задней части его горла. Крики, которые эхом отдавались в его ушах, когда он умирал, не прекращались, и Нил подозревал, что это все еще кассир. Сквозь крики он слышал болезненные, язвительные проклятия, а ужасный дверной колокольчик все еще звонил. Нил выстроил временную шкалу. Он вернулся быстрее, чем обычно. Необыкновенно функционирующий в данный момент, но он заплатит за это позже. Раздался резкий треск чего-то тяжелого, соприкоснувшегося с плотью, и крик оборвался бульканьем. Нил заставил себя вернуться в настоящее, когда низкий баритон заполнил магазин. — Ты думаешь, мы прикалываемся?! Ты видишь этого сукина сына на полу?! Отдай деньги, я больше не буду просить! — за неприкрытой угрозой последовал болезненный стон кассира, а затем раздался звук еще одного удара. Нил согнул пальцы ног, проверяя степень своего выздоровления, и приготовился бежать, когда внезапный, мучительный удар заставил его ребра запылать. Ботинок со стальным носком и тяжелой ногой ударил в бок, и Нил почувствовал слишком знакомое ощущение ломающихся ребер. Его лицо исказилось от боли, и он задержал дыхание, чтобы проглотить крик боли, который рвался из его горла. Пульс грохотал в ушах, и единственным ощущением, более сильным, чем боль, была ярость. Нил догадался, что это был человек, чье запястье он сломал, и его кровь пела от желания отплатить ему тем же. Нил едва удержался от желания выбить ноги мужчины из-под себя и свернуть ему шею, пока он молча сносил это унижение. Если он хотел выбраться отсюда вовремя, чтобы захватить свои немногие оставшиеся земные пожитки, ему пришлось бы уйти собственными силами. Шансы на мгновенное выздоровление от второй пули в мозг были ничтожны, и ему нужно было бы отключиться надолго для восстановления, прежде чем кто-нибудь поймет, что смерть не причинила ему ничего, кроме неудобств. Нил продолжал притворяться мертвым, сдерживая свой гнев, пока не услышал отвратительный скрип ботинок, скользящих по крови, а затем быстро удаляющиеся шаги. Ужасный дверной звон наконец прекратился, ознаменовав уход тишиной, и Нил остался единственным свидетелем внезапного нервного срыва кассира. Он попытался переждать, подавляя раздражение и надеясь, что она убежит в укрытие, но, поскольку ее учащенное дыхание становилось все громче и граничило с истерикой, Нил сдался и осторожно поднялся на колени. У него было слишком мало времени, чтобы беспокоиться об одном безоружном свидетеле. Его ребра, казалось, заживали медленнее, чем обычно, просто назло ему. Нил знал, что он, несомненно, заслужил это, но двигаться было нелегко и ему пришлось остановиться и перевести дух. Линолеум под ним представлял собой ужасающее зрелище: мозговое вещество отвратительными кусками лежало среди быстро остывающей крови, в которой он стоял на коленях, и Нил подавил волну отвращения. Тот факт, что она принадлежала ему, никак не способствовал его усилиям. Бумажник Нила лежал открытым лицевой стороной вверх рядом с тем местом, где только что была его голова, медленно впитывая кровь в старую кожу. Его поддельные водительские права осуждающе смотрели на него, и Нил поднял их с пола, вставая на ноги. Он чувствовал себя намного легче, чем до того, как его убили. Нил молча кипел от дополнительной боли в его груди. Он положил в карман свой испорченный кошелек, отказавшись оставлять после себя еще какие-либо улики, и вышел из круглосуточного магазина, не оглядываясь назад. Леденящий кровь крик кассира при взгляде на него преследовал Нила в ночи.