Не мешай мне видеть сны

                            Высокомерие. Им были пропитаны каждое слово, срывавшееся с острого языка этой невыносимой женщины, каждый взгляд, который она ему бросала, как кость собаке, и сам воздух, коим она дышала, коим дышал и он тоже, потому что препирались они исключительно лицом к лицу.        С поводом или без, с криками и руганью или с усмешкой, со свидетелями или наедине — неважно. В ней жила необходимость задеть Вора за живое, и он питал её своей энергетикой, лишь бы видеть мимолётное сияние в глазах цвета мокко и её снисходительную улыбку, больше похожую на благодарность, чем любые королевские фразы, когда она чувствовала себя победителем. Ей это нужно — достойный соперник, красноречивый на слово и сообразительный в деле. Робин понимал, что спорить с Королевой было привилегией.        Ему потребовалось немного времени, чтобы изучить бывшую злодейку Зачарованного Леса. Её больные места могли стать его основным оружием, но вместо этого он хранил их в мыслях как сокровище, как тайну, что умрёт вместе с ним. Он знал, куда следует надавить, чтобы её расстроить, но никогда не пользовался информацией, позволяя ей вольность грубить ему и оставаться в выигрыше. Довольная Королева — счастье в королевстве.        Терпение всегда было его сильной чертой характера, но эта женщина была способна довести до белого каления даже мёртвого. Его спокойствие было её главным раздражителем, точкой кипения, и она собиралась убить его, если потребуется, лишь бы вызвать резкие эмоции. А Королева всегда добивалась желаемого.        Все началось с банальной глупости, которую обсуждали Принцесса с супругом на прогулке за пределами замка. Какими бестолковыми они были до брака (скучающая Реджина не постеснялась фыркнуть на слове «были»), какими юными и неопытными, не верующими в настоящую любовь. Чёрт дёрнул Белоснежку пригласить его, Робина, принять участие в беседе. Реджине сразу стало не до разглядывания своих сапог.        — Я знал, что Мэриан та самая, — с трогательной улыбкой заявил Гуд, когда заговорили о половинках. — И я думал, что мы, словно в сказке, проживём счастливую долгую жизнь и умрём в один день от глубокой старости.        Его воспоминания о жене были тёплыми и ценными, пока Королева не решила смешать их со своей ядовитой кислотой.        — Видимо, Мэриан так не считала и решила уйти из жизни, чтобы не терпеть тебя так долго, — выплюнула она, равнодушно поправляя прическу и внимательно изучая то, как у Робина отвисает челюсть.        Это было жестоко и задиристо, как нож в грудину с обратной стороны, и воздух начал выходить из лёгких. Мужчина открывал рот, будто рыба, волной выброшенная на сушу в жаркий день. Он такого не ожидал, и чертовка об этом знала, улыбаясь тому, что шалость удалась.        Белоснежка виновато потрепала Локсли по плечу, уверяя, что это всё неправда — Реджина встала не с той ноги (как и каждый день до этого, впрочем). Дэвид тем временем отвел королевскую особу в сторону от греха подальше и попробовал с ней серьёзно поговорить, но был послан к Лешему спустя секунды.        Им обоим было плевать на мнение прочих: Робин бросился вперёд, уходя от сладких речей Белоснежки, а Реджина обвила Принца вокруг пальца, чтобы оказаться подле своего словесного противника. Они рвались друг к другу как любовники, которых пытались разлучить, для того, чтобы разорвать друг друга в клочья.        — Жаль, у короля не было возможности уйти, потому что ты задумала сгубить его, Ваше Величество, — выплюнул он ей в лицо, глядя в глаза, полные предвкушения сладкой мести.        — Это всё, на что ты способен, Вор? — разочарованно простонала Королева, облизывая губы и привлекая этим жестом его неподдельное внимание. — Мне плевать на короля — прости, Снежка, — я его не любила.        — Какая разница, что ты чувствуешь, если исход от твоей любви и твоей ненависти один — смерть? — горько усмехнулся Локсли, потирая челюсть, лишь бы занять руки и не придушить эту женщину.        Он намекал на Дэниэля, её первую любовь, которую она похоронила совсем юной, когда не было даже намека на гнев в её чистой душе, и она это поняла. Попятилась, словно он её ударил своими словами, опешившая от низкого комментария, от того, о чем люди не говорят, потому что боятся. Он растроил её. Он возненавидел её на долю секунды и тут же пожалел о сказанном.        — Ублюдок, — грубо пихнула его Реджина, вкладывая всю свою женскую силу в удар, который показался ему легким касанием. — Выродок! Как ты смеешь?        — Правда глаза режет? — подлил масло в огонь Гуд, и вся его сущность возрадовалась тому, что враг ранен. Да только Реджина ему не враг, и он не должен был бередить её незажившие раны. Как бы женщина была не права, обижать ее — дело последнее, и он хотел извиниться, однако...        — Правда в том, что ни одна уважающая себя женщина на тебя даже не посмотрит, Вор, — зло выпалила брюнетка, делая очередную попытку задеть его не только словом, но и рукой. Удар пришёлся на нижнюю челюсть. Терпимо. Королева взвыла от боли и схватилась за собственное запястье, делая шаг назад.        — Ты сейчас смотришь на меня, — ехидно заметил Робин, шагая к ней. Гнев моментально испарился, когда он осознал, что в попытке навредить ему, она причинила боль самой себе. Жалость тихонько ущипнула за сердце, однако он отогнал её — Реджина не позволит жалеть её. — Дай посмотрю.        — Ни черта я тебе не дам, - отмахнулась от него Королева, попадая в руки Белоснежки. Озабоченная здоровьем мачехи, она благополучно забыла о том, что её в таком состоянии лучше не трогать. — Давать тебе будут шлюхи за дешёвое пойло, кретин. И то я позабочусь о том, чтобы в Зачарованном Лесу с тобой никто не водился.        — Так и скажи, что для себя бережёшь, — двусмысленно хмыкнул Гуд, оценивая женский стан с головы до пят. Хороша чертовка, только на язык злая. Но и это можно исправить, если окружить лаской и заботой, которую она прежде не знала.        Реджина покраснела, затем побелела. Сглотнула, поджала губы, сурово глянула из-под опущенных ресниц и развернулась на негнущихся ногах, позволяя Белоснежке увести себя. Велела сопернику за ней не ходить, будто он собирался преследовать эту ненормальную после очередной перепалки, и посоветовала держаться от неё подальше. Гуд обещал не попадаться ей даже во снах.        С этого обещания всё и началось. Раньше у него никогда не возникало проблем с тем, чтобы уснуть без сновидений, он отключался после тяжёлого дня и засыпал «без задних ног», готовый к хорошему ночному отдыху в полной мере. Но чем дольше он не видел Реджину, злющую на него, как голодный лесной житель, стучащую зубами от гнева, кипящую в своей ненависти, тем хуже он себя чувствовал. Его мысли сводились к ней, даже если всё начиналось с безобидной игры с Роландом или посещением библиотеки, он хотел увидеть её, поговорить с ней, поспорить до хрипоты. Он хотел её — он получил её.        Она снилась ему обнаженная и резкая, доводящая его до припадка, а после — до самого желанного в его жизни оргазма. Она кусала его губы, оставляла метки на шее, больно дёргала за соски, стараясь причинить сильную боль, а позже зализывала его раны — нежные губы касались мочки уха, шепча что-то сладкое, пальцы накачивали его член так, как ему нравилось, по тёмной радужке её глаз разливалось несвойственное ей тепло. Она кричала ему ненавистное «Вор!», а затем бесконечно стонала «Робин». Она позволяла ему вести, быть главным, она подчинялась и молила, она желала его так же, как и он её.        Посреди ночи он просыпался в холодном поту и с твёрдым стояком, который реагировал каждый раз, когда он думал о Королеве.        Его возвращение в прелюбодейские сны было самым ожидаемым событием дня. Не проходило и ночи, чтобы она не стояла перед ним на четвереньках, готовая принять его полностью. Красивая и статная с горящими глазами и томными речами, она сводила его с ума.        Ни разу прежде он не был гостем в её покоях, но во снах видел её обитель как на яву. Тёмная спальня, горящие свечи, шёлковое постельное бельё, нагая Реджина с идеальной по всем параметрам грудью, которую она всегда прятала в корсетах и на которую он без конца пускал слюни. Реджина бессовестно виляла бёдрами, пила вино из высокого бокала и искренне смеялась, наблюдая за его реакцией. Дразнящая и предвкушающая — такая Королева была его любимой из всех. Он сообщил ей об этом. Она серьёзно на него взглянула и притянула к себе за шею.        — Не привыкай ко мне, — слетело с её губ отнюдь не признание в любви. — Тебе еще деревенских девок охмурять, а как ты будешь это делать, когда я разобью твоё сердце?        — Если ты разобьешь моё сердце, я склею его и верну тебе, — пообещал Робин, поднося ее ладонь к губам и оставляя нежный поцелуй на тыльной стороне запястья. — И неужели ты думаешь, что я буду довольствоваться малым, когда могу получить всё, что мне нужно?        Её недоверчивый взгляд мгновенно стал лукавым, будто она только этих слов и ждала. Её пальцы поползли по его открытой груди, оставляя за собой светлые полосы-отметины.        — И что же тебе нужно? — с придыханием спросила Реджина, томно глядя на его губы. Она хотела его поцеловать, но смиренно ждала ответа.        — Разве это не очевидно, Ваше Величество? — улыбнулся Гуд, наблюдая за королевской реакцией. Она была похожа на любопытную кошку, что нуждалась в ласке. — Мне нужна ты.        Она издала милый звук, похожий на мурлыканье, и подалась вперёд одновременно с ним. Их губы встретились, и они начали целоваться как безумные, словно были друг для друга единственным источником воздуха.        Той ночью они долго и трепетно занимались любовью. Это не был животный секс из ненависти и ради выплеска эмоций, они вложили в процесс все свои чувства, что месяцами назревали между ними. Теперь они снимали напряжение правильным образом.        Проснувшись, Локсли обнаружил на своём теле царапины от ногтей в тех местах, где его касалась Королева, и глубоко задумался. У него было огромное желание переговорить с женщиной, выяснить отношения и перенести их из снов в реальность (если шестое чувство подсказывало ему верную разгадку), однако настоящая Реджина всё ещё смотрела на него с вселенским пренебрежением, если вообще смотрела, и избегала личного общения. Сложная ему досталась женщина.        С каждым разом секс во сне казался все более реальным и чувственным.        После ночи в королевских объятиях он чувствовал себя полным жизни, довольным, готовым на подвиги. Он перестал высыпаться, но это ни в коем случае не мешало ему прекрасно справляться со своей работой. Он был готов поклясться, что сохраняет на себе естественный запах женщины, с которой спит, и таким образом их роман скоро раскроют. Она больше не позволяла себе «отмечать» его, в то время как Гуд сеял на её теле краснющие засосы. На видном месте заметить проще — так он решил отслеживать, насколько грань между реальностью и сном тонкая. Только вот Королева внезапно перестала оголять кожу, заделавшись монашкой и затворницей.        Однажды он признался ей в любви. Зарывшись пальцами в её длинные чёрные локоны, он держал её голову, пока она досуха сосала его член, искусно работая языком, будто от этого зависела судьба мира. Она была чертовски хороша, зная, как его удовлетворить, не прикладывая особых усилий, лишь сохраняя темп и играя с яичками, и мужчина на мгновение забылся. «Боже, да, люблю тебя» слетели с его языка, словно кинжалы, разрезающие плоть. Реджина позволила ему кончить себе в рот, никак не отреагировав на фразу, и Робин даже не догадывался, что это проблема.        До тех пор, пока в следующую ночь они не встретились в её покоях, чтобы удовлетворить сексуальный аппетит. Они вообще больше не встречались. Ни во сне, ни на яву.        Реджина была права: ему не следовало к ней привязываться, потому что сердце его ныло от тоски по ней, когда она перестала быть значимой частью его жизни. Он бесповоротно скучал по её голосу, её запаху, её смеху, её тёплому телу и нежным губам. Он скучал не только по тому, какой её рисовало его воображение, — ему не хватало их перепалок, злых взглядов и даже её ледяного молчания.        Долго так продолжаться не могло — от неё ни весточки, она потеряна в своих покоях и не выходила на контакт. Ему бы её увидеть краем глаза, но Королева гостей не приемлет, так говорила Белоснежка, драматично вздыхая.        Ему почти плевать. Его сердце из груди рвётся за ней, и разве он мог сопротивляться?        Что ж, он готов к тому, что она вонзит острые ногти в его грудную клетку и заберёт качающий кровь орган. Собственно, он не против отдать ей то, что давно ей принадлежало.        Очередной ночью он остался без сна, ворочался в холодной постели и бесконечно хмурился, пока не принял решение поставить все точки над «и». Эта женщина станет его погибелью, если он её не увидит.        Реджина в ярости. Он слышал это по тому, как она бурчала себе под нос проклятья, пока двигалась к массивной двери. Он у её покоев, которые изучил вдоль и поперёк в эротических картинах, что рисовало его сознание. Ему интересно — так ли всё на самом деле, как он себе представлял?        — Какого Дьявола... — Дверь распахнулась с треском, будто она пыталась угробить и её, и незванного гостя. Реджина маленькая и опасная в своих намерениях, однако её лицо поменялось, когда она заметила мужчину. — Вор?        — Прости, милая, я без цветов, — передёрнул плечами Локсли, показывая ей пустые ладони. Ему хотелось заключить женщину в объятия и не отпускать, но рано сначала ему нужно было проверить свою теорию. — Я войду?        Опешившая Реджина замерла, не зная куда себя деть от удивления, граничащего со злостью. Не дожидаясь ответа, Робин мягко подвинул её, чтобы оказаться в апартаментах, которые так хорошо знал.        Как и во сне — один в один. Те же стены тёмного цвета, те же зеркала, те же книги на полках. Та же женщина, но, к сожалению, в одежде.        — Время — ночь, — по слогам отчеканила Королева, переходя на громкий шёпот. Её глаза вновь искрились как раньше — ему удалось задеть её. — Ты что здесь забыл?        — Разве мы обычно не по ночам встречаемся? — самодовольно отозвался Робин, сосредотачивая всё внимание на постели, к которой уже привык. В ней удобно, особенно когда она рядом.        — Что ты несёшь, ублюдок? — Из носа Реджины вот-вот должен был пойти пар. Румянец охватил её щёки, делая хозяйку ещё более очаровательной. — Ты головой ударился или солнце напекло? В любом случае...        — Хватит кричать, женщина, — устало выдохнул Робин, подходя ближе к брюнетке, которую считал своей. Она даже не шелохнулась, часто моргая и наблюдая за тем, как он делает шаги в её сторону. — Или мне придётся заткнуть тебя другим способом.        Она была похожа на разъярённую фурию. Ещё чуть-чуть — и от него осталась бы горстка пепла. Локсли решил действовать, пока не напророчил себе скорую смерть. Его руки быстро легли на аппетитные бёдра, а губы приближались к её сладким яблочным губам.        — Чёрт проклятый! — взревела Реджина, дёргаясь в его руках. — Ты что о себе возомнил, Вор? Отпусти меня немедленно!        — Позволь мне сначала поцеловать тебя, а затем повтори, — обжигая дыханием её щёку, ласково парировал Робин. Её естественный аромат был таким привлекательным для него, что он был готов свернуть горы, лишь бы почувствовать его снова.        — Что, дворовые девки для тебя уже не так привлекательны? — злобно усмехнулась Реджина, откидывая голову и тем самым открывая шею. Её улыбка была больше похожа на оскал. — Боюсь, здесь тебе тоже ничего не светит. Я — Королева, и я более утончённая, чем...        Его губы нашли её, захватывая в крепком поцелуе. Ладонь легла на её шею, мягко притягивая к себе, насколько это возможно, пока его язык боролся с ней за власть. Поцелуй был горьким и дурманящим, в нём не было любви, лишь соревнование, однако они целовались так, будто завтра не наступит.        Реджина не сопротивлялась, она хваталась за него, как за спасительную соломинку, позволяя ему целовать её страстно и с языком.        Как бы ни хотелось расставаться, воздух в лёгких заканчивался.        — Кажется, я тебя перебил, — невинно хлопая глазами, напомнил Робин, перемещая руку на её лицо. Поправил выбившуюся прядь тёмных локонов и погладил по щеке, отмечая её своей нежностью.        — Ты вообще не отличаешься манерами, — хмыкнула Королева, закатывая глаза. Она предприняла попытку отодвинуться от него, но Гуд был проворнее, задерживая её в своих руках. — Вор, ты забываешься...        — Кажется, это не я пытаюсь забыть, — нахмурился мужчина, замечая, как забегали её глаза — она всё знает, она точно знает. — Ты хочешь, чтобы я ушёл?        Она молчала — не соглашалась и не отрицала. Даже не смотрела на него, застыла на месте, будто статуя. Красивая, холодная, неправдоподобно спокойная. Отталкивающая. Он понял это по-своему.        Робин покачал головой, не веря, что это происходит, и фыркнул, чувствуя, как негативные эмоции накрывали его с головой. К чёрту. Он не может стараться в одиночку.        Он обошёл её, запоминая то, как она выглядела, как пахла, как смотрела, чтобы позже в душе воспользоваться этим.        Он собирался уйти, наказывая её за слабость, разбивая своё сердце вновь. Ему нужно было убраться оттуда несмотря на то, что его душа тянулась к Королеве. Она имела над ним столько власти, но всё, что она делала — губила его. Робин не позволит ей, он будет сопротивляться...        — Подожди, Вор, — хрипло отозвалась Реджина, когда Робин уже поворачивал дверную ручку. Он замер в ожидании. — Не уходи... Останься.        Торжествующая улыбка озарила его лицо прежде, чем он запер дверь и повернулся к ней лицом.        Её халат покоился у её ног, а в глазах плясали черти.