Земля в иллюминаторе видна

      Вполовину иллюминатора на капитанском мостике красовалась Земля, огромная и голубая. Иви застегнул китель на все пуговицы и шагнул к склонившемуся над экранами Уралову.       — Вызывали, капитан?       — Да, нужно зачистить сто сорок второй квадрат, бери Тесея и Энея. Желательно вам управиться к следующей среде.       — Но в команде Энея нет штурмана, — хмыкнул Иви.       — Так посади своего, что тебе стоит? — махнул рукой капитан, не отрываясь от экранов.       Иви посмотрел на Землю за стеклом снова и пожал плечами. Капитан Уралов был молод и умён, бесспорно, и в первую очередь он был его другом. Но он совершенно не разменивался на любезности в сторону подчинённых и воспринимал людей исключительно как ценный ресурс. Вторая Галактическая война шла уже без малого десять лет, и ещё ни разу за это время Иви не видел, чтобы Костя Уралов, с которым они учились в одной академии на Земле, за кого-то переживал.       Правда, в этом Устинов ему очень завидовал. У него самого же была ощутимая головная боль в виде раздолбая Томина, их борт-механика. И хоть Уралов иногда намекал на то, что от Ильи одни проблемы, Иви его как-то по-особенному любил.       Илья был развязным, непостоянным и слегка хамоватым, но он мог поставить на крыло любой, даже самый разбитый истребитель, залатать фюзеляж главного эсминца снаружи при экстремальных температурах, и, в конце концов, он умел очень хорошо ждать старпома с вылетов. Возможно, со стороны могло показаться, что он горазд и в койку прыгнуть в его отсутствие и склеить кого-то из девчонок пристыкованной к ним на ремонт Анны-Марии, но Иви был в нём уверен. Особой прелестью являлось то, что Томин был предан ему как пёс и никогда не рвался в вылеты.       В его каюте на третьей палубе всё давно пропахло Ильёй, несмотря на то, что система циркуляции воздуха работала просто замечательно. В санотсеке стояла полная корзина грязных футболок и трусов, в которых Томин любил щеголять, когда оставался наедине. Это было его хобби — заказывать вещи с планеты, по которой он всей душой скучал. Впрочем, Илья расхаживал бы по каюте и голышом, если бы не один случай, когда Уралов решил нагрянуть к ним без предупреждения. Иви здорово прилетело за Томина тогда.        Впрочем, ему на самом деле довольно часто попадало за его проступки и закидоны, и иногда он чуть ли не выл от того, каким Илья был невыносимым, но всё это оставалось внутри и выливалось только тогда, когда они садились друг напротив друга поговорить словами через рот. Это была их привычная практика. И хоть в последнее время Иви делал это редко, на первых порах, когда они только влезли в эти отношения, такое происходило постоянно. С Ильёй по-другому просто было нельзя. Иногда он, обидевшись, даже пытался заставить Иви ревновать. Устинов сносил это стойко, а главное, молча до тех пор, пока Томин не пришёл к нему с повинной. Тогда-то и стало понятно, что без диалога у них ничего не выйдет.       Сейчас же у них с этим проблем не было. Они даже спокойно поделили обязанности по каюте на двоих, Илья не жаловался, что ему приходится убираться, а Иви вполне устраивала стирка и готовка.       Единственным камнем преткновения по-прежнему оставалась постель. Иви ни в какую не понимал, как Илья вообще ловит кайф от грязных словечек или игр с переодеванием. Правда, на компромисс всё же шёл, когда классический секс наскучивал. С ним у них обоих была отдельная тема. Иви за пределами Солнечной системы проводил больше времени, чем на эсминце на орбите Земли, с Ильёй. Конечно, первые пару лет Томина это жутко бесило. Настолько, что однажды он попросил Уралова перевести его в обслуживание конкретных истребителей и летать вместе с ними. Дело было в том, что после того, как Илья потерял девственность, естественно, не без помощи Устинова, он сделался настолько охоч до секса и приставуч, что Иви просто задолбал. Так они и сообразили систему на двоих, где Илья получал перед вылетом хорошую порцию дофамина, а потом послушно ждал его возвращения на Эйгере.       Вот и в этот раз, стоило Иви немного отвлечься и закинуть валяющуюся в комнате футболку в корзину для белья, Илья тихо подошёл сзади. Старпом даже не услышал, как громыхнула дверь в каюту. Со спины тут же обняли тёплые руки, в нос ударил запах масла и пота, а на плече устроился подбородок.       — Вас так долго не было, старший помощник капитана Устинов, ваша жёнушка очень соскучилась, — выдохнул Илья настолько приторно сладким голосом, что у упомянутого старпома основательно свело скулы. Он накрыл ладонью сцепленные на своём животе руки и хмыкнул, повернув голову и клюнув Томина в щёку.       — Звучишь так, будто задумал что-то недоброе, — фыркнул после.       Илья тут же расцепил руки и освободил подбородок, оказываясь перед Иви. Привычка глупо шутить и пробовать на Устинове разные грани флирта и пикапа осталась у него ещё с тех времен, когда он только-только появился на Эйгере после академии. Иви уже тогда был старпомом, а он — так, мелким курсантом, пытающимся клеить всех, кого можно и кого нельзя. Конечно, самым опасным испытательным полигоном стало личное пространство Устинова.       — В моей голове всегда происходит что-то недоброе, стоит тебе появиться в поле зрения, старпом моего сердца, — пропел Илья и попытался поймать Иви в объятия, но тот легонько щёлкнул его по носу.       — Не клоуничай, пойдём в душ, металлолом моего сердца, — хмыкнул он и прокрутил сплошное кольцо септума у Томина в носу. Тот всё-таки умудрился сгрести Иви в объятия.       Иногда Устинов ловил себя на мысли, что они перенимают привычки друг друга. Некоторые тупые подкаты перекочевали в его лексикон совершенно автоматически, пожалуй, это было самым худшим, что досталось ему от Ильи. И если от рубахи-парня Томина это звучало даже как-то очаровательно, то старпом действительно моментами выглядел глупо. Но что он мог с этим поделать? Они встречались уже пять лет, впереди были ещё более уродские привычки, и никто не собирался на этом останавливаться.       В санотсеке стало понятно, почему Илья так легко согласился. Стоило им быстро содрать с себя одежду и влезть в ионизирующую капсулу, как Томин тут же прильнул к Иви, накрывая его губы жарким ртом и прошёлся широким движением ладони по торсу от ключиц до паха.       — Ну что ты стоишь как истукан? — тихо выдохнул он в губы, заглядывая в глаза. В синем свете капсулы его лицо казалось сюрреалистичным. — Разве ты не соскучился? Разве тебе не хочется?       Тёплая рука накрыла член, а потом и совсем сжала. Иви повело тут же, словно щёлкнул тумблер, отвечающий за концентрацию и умение держать себя в руках. Он подтолкнул Илью к противоположной стенке капсулы, тут же обхватывая уже давно знакомый до каждой венки член и надрачивая грубо и ритмично, почти как себе.       Томин в этот же момент уронил голову лбом ему на плечо и хрипло застонал, на время переставая двигать рукой в ответ. Иви прекрасно знал, что такое ему нравится чуть ли не больше, чем обычный секс. Илья сразу же становился громким и жадным до прикосновений. Он любил, когда было так горячо и почти больно, и нездоровым это не считал. Они давно это обговорили, к тому же Иви даже нравилось, когда Томин становился таким послушным.       — Что ж ты перестал? Не хочешь продолжить? — тихо усмехнулся он Илье на ухо, и тот довольно промычал. Конечно он хотел. Задвигал рукой чуть ли не быстрее Иви, скосив глаза вниз и закусив губу. Члены быстро наливались кровью, и в итоге, когда столкнулись влажными потемневшими головками, Илья снова простонал.       — Сделай что-нибудь получше, — сдавленно попросил он, подаваясь ближе и находя губы Иви, и тут же поцеловал авансом глубоко, пылко, вталкивая язык в горячий рот почти насильно, задевая штангой зубы. У Устинова от этого встал окончательно, он шумно вдохнул носом и поцеловал в ответ, почти стряхивая руку Ильи. Прижался почти вплотную, обхватывая оба члена одной рукой, вторую вскидывая и запуская в тёмно-русые волосы у Томина на затылке.       Оттянул, перенял инициативу в поцелуе, мокро обласкивая языком рот и кусая за губу. Илья шумно задышал и толкнулся в сомкнутую на членах ладонь. Он был уже достаточно распалён. Тёмные волосы спутались, на лбу проступила испарина. Его член уже тёк, пачкая пальцы Устинова. Не зная, куда деть руки, Илья поднял их и вцепился в огненно-рыжие волосы Иви, потягивая за них от слишком бесцеремонных ласк. Хрипло зашептал:       — Бо-оже, Боже, Устинов, столько лет с тобой встречаемся, а как в первый раз. Где же ты учился так дрочить? Каждый раз доводишь меня до ручки своими руками. Ах-ах, каламбур, ебать я умный, да? М-мх, ты можешь быстрее?       — Куда тебе быстрее? — тяжело выдохнул Иви Илье в висок, тут же влажно целуя куда-то туда же. — Ты ж расплачешься.       — Не расплачусь! Ай! — почти обиженно вскрикнул Томин, и его возглас тут же перетёк в хриплый стон, потому что Иви прошёлся большим пальцем по мокрой головке его члена.       Шутка про слёзы ходила между ними с самого их первого раза, когда от простого минета Илью так развезло, что он долго реагировал на сильное удовольствие только так. Сейчас он, впрочем, не сильно отличался от себя тогдашнего, яростно толкаясь в сжимающую члены ладонь, пытаясь прижаться к Иви как можно большей поверхностью тела.       — Если бог есть, то это ты, — выдохнул он, утыкаясь носом в напряжённую шею Устинова и вдыхая глубоко, затем жалобно забормотал вперемешку со стонами. — Как ты меня ещё терпишь, у-у, я же такой вредный. Иви, ты самый лучший, веришь мне? Я так без тебя скучаю, ты бы знал. Без тебя даже работается без удовольствия. Иногда я эгоистично думаю, уф, что было бы неплохо, если бы тебя разжаловали, и ты остался работать на Эйгере в шаговой доступности. Хочу спать по ночам с тобой, а не с холодной подушкой. Разве я так много прошу?       К концу тирады он действительно чуть не плакал от обиды и одновременно — удовольствия. Иви задвигал рукой быстрее, снова целуя в висок, и члены сильнее затёрлись между собой. Илья запрокинул голову и снова глухо застонал, а когда они кончили почти одновременно, от грубости Устинова ловя оргазм со звёздами ярче Арктура перед глазами, и вовсе вжался в Иви как можно сильнее. Тот медленно разжал руку, с которой под действием излучения быстро пропадала сперма, опустил голову Ильи обратно себе на плечо и тихо выдохнул, прежде чем поцеловать в шею:       — Война скоро закончится, Иль, и мы улетим на любой конец Галактики в бессрочный отпуск. Куда ты захочешь.       — Хочу на Землю, познакомить тебя с родителями, — тоскливо протянул Томин, отрываясь от стенки капсулы.       Уже потом, когда они лежали чистыми в постели, глядя на кусочек родной голубой планеты в иллюминаторе, а голова Иви покоилась у Ильи на животе, Устинов тихо подал голос.       — Я же сказал, куда захочешь. Уверен, твои родители — прекрасные люди, Иль.       Пальцы Ильи скользнули в его волосы, мягко перебирая пряди, и Иви расслабленно прикрыл глаза.       — Я бы хотел остаться на Земле с тобой, прожить остаток жизни там, где мои навыки чинить военную технику просто не пригодятся. Где мне не придётся провожать тебя раз в две недели туда, откуда ты можешь не вернуться. Я, может, и выгляжу несерьёзным, и я клинический долбоёб, но у меня каждый раз внутри что-то падает, когда Уралов говорит, что какой-то истребитель не досчитался члена экипажа. Я боюсь, что однажды ты не вернёшься.       Иви открыл глаза и подтянул руку Ильи к губам, целуя в ладонь. Он делал так довольно редко, но это всегда срабатывало, когда Томина нужно было успокоить.       — Костя говорит, что это последний месяц, осталось зачистить сто сорок второй квадрат и взорвать остатки ифрийского флота, и они подпишут капитуляцию. Это мой последний вылет.       — Хотел бы я так думать, правда, — выдохнул Илья. — Тебе нужно поспать, Иви.       — А ты продолжишь в тихую загоняться? Нет, Иль, так не пойдёт, — еле сдержал зевок Устинов, поудобнее устраивая затылок на животе Ильи и позволяя снова пропускать пряди волос сквозь пальцы.       Илья сначала тихо усмехнулся, а потом поднял взгляд на Землю, осторожно выдыхая то, что давно хотел сказать:       — Как же я благодарен тебе. За то, что ты рядом, за то, что терпишь, за всё. Я очень тебя люблю, старпом.       Правда, Иви этих слов уже не слышал, забывшись моментальным сном, который обычно накрывает в мгновения крайней усталости. Илья это заметил и приподнялся, чтобы поцеловать Устинова в лоб. Завтра ему предстоял последний вылет в этой войне. Илья надеялся, что тот будет удачным, по крайней мере, если бы бог существовал, Томин молился бы ему именно об этом.