С любовью, Техас

Техас, 1985 год

      Мини-маркет «Мохоки» — крошечное здание из облупленного кирпича с деревянной дверью и пыльными окнами, рамы которых трещали от каждого чиха — одиноко стоял среди горячих песков, у самой обочины. Вывеска, гласившая: «малоко всего за десять центов», упала, и ее ржавые ножки блестели в свете полуденного солнца. Ветер взметнул колючий и горячий песок и десятки разорванных объявлений, которыми расклейщики перекрыли всю стену. Тут и реклама нового салуна, и рецепт домашнего пива, и точный адрес какой-то чудесной Мэри. Все бумажки, налепленные друг на друга дешевым желтым клеем перекрывали размашистую надпись «Джон, ты гребаный говнюк!».       Тайлер Донован хмыкнул и распахнул дверь. Внутри, среди металлических полок и деревянных ящиков, шумел вентилятор. Тихий «шурх-шурх» долетел до Тайлера, когда он остановился у прилавка с огромным кассовым аппаратом, уставленным стеклянными баночками с соусами. «Кетчуп, гарчица и чеснок. Всего пять центоф, — и ваша жызнь заиграет новыми красками». Тайлер хмыкнул и стер мелкую «ы». Взял с прилавка ручку и аккуратно вписал «и».       Тайлер осмотрелся: вентилятор, стоявший на пыльной и пустой полке, продолжал тихо шуршать, холодильники с пивом и замороженными сосисками по две штуки в упаковке гудели, над ящиками с фруктами, иногда гнилыми, иногда просто побитыми, будто совсем недавно ими играли какие-то мальчишки, жужжали мелкие мошки. Напротив сколоченного из досок киоска, удивленно приоткрыв рот, стояла русоволосая девчушка лет шести. Она внимательно рассматривала глянцевые обложки журналов и желтые газеты, где большими буквами были выведены заголовки о предстоящих скачках. — Победителю обещают десять тысяч долларов, — сказал бакалейщик, толстый мужчина с загорелой и облезлой на лице и ладонях кожей. Он поджал мясистые губы и перевязал картонные коробки бечевой. Подозвал маленькую девчушку и, отсчитав сдачу, поставил перед ней коробку и положил на нее несколько центов. — Донесешь? — спросил он, хотя Тайлер услышал нечто вроде «донеш-шешь». Девчонка кивнула. Тайлер видел, как задрожали ее тонкие ручки, когда она взяла коробку, как согнулась ее спина, когда она привязывала эту коробку к раме старого и ржавого велосипеда, как заблестела ее взмокшая голова, когда она покатила по пыльной дороге. — Пачку «Кэмел» и два кварта пива, — сказал Тайлер. Он посмотрел на сосиски, похлопал себя по карману хлопчатобумажной рубашки в мелкую клетку, где лежало несколько свернутых в трубочку купюр, и кивнул. — Еще упаковку сосисок.       Бакалейщик кивнул и поскреб грязными ногтями толстый подбородок, изрытый шрамами от оспы. Его брови сдвинулись к переносице с черными угрями, когда он откинул тяжелую крышку ящика и посмотрел в него. — Пива нет, — сказал он. — Джимми, — (Дш-ш-шими), — сукин сын, все высосал. Придет, я ему трепку устрою. — Тогда «Кэмел» и четыре упаковки сосисок, — ответил Тайлер. — А, у вас карты случайно не будет? Мне кажется, я заблудился. — Карты? — спросил индеец-толстяк. — Нет, такого не держим. Но я могу подсказать, мистер? — Мистер Донован, — сказал Тайлер. — Мистер Донован, — продолжил он. — Знаю Техас, как облупленный. Всю свою жизнь здесь положил. — Мне нужно в Саладо, — сказал Тайлер. — Петлял где-то часа два, прежде чем наткнулся на ваш магазин. Кругом пустырь, даже нужду справить негде. — Саладо — вонючая дыра, — ответил индеец. — Чего вам там нужно, мистер Донован? — Семью хочу увидеть, — сказал Тайлер. — Отец и брат салун держат. «Серебряный цент», слышали о таком? — Слыхал. — Индеец нахмурился. — Грязнее этого места только сортир в доме моей покойной тетки. — Он поджал губы. — Не советовал бы я, мистер Донован, возвращаться туда. Семья-то она что? Ее и издалека повидать можно, — (мош-ш-шно). Индеец наклонился к Тайлеру и продолжил: — Говорят, болячка там какая-то гуляет. — И что, много полегло? — спросил Тайлер и вытащил свернутые купюры. — Да один только, — сказал индеец и пожал плечами. — Но его стороной все обходят. Его и семью его тоже. Девчонку видели? — Тайлер кивнул. — Дочь это его. Выглядит нормально, конечно, но мало ли. Я с ней стараюсь не разговаривать. Заходит она каждую пятницу, а я сразу в холодильник, ну, тот, где мясо хранится. Похожу там, проветрюсь, потом молока ей отолью и в руки коробку отдаю. Живой еще пока. — Индеец поднял голову и что-то зашептал. Тайлер понял, — это была молитва. В древних Богах он особо не разбирался, поэтому дождался, пока бакалейщик выложит перед ним сигареты и сосиски, и положил несколько долларов. Взял сдачу и напомнил про Саладо. — Девчонку видели? — снова спросил индеец, и Тайлер кивнул. — Она прямо поехала. Так вам туда же. Доедете до развилки и направо. Потом должен быть указатель, но вы на него не смотрите. Найдите заправку. Называется «В гостях у Джимми». Сначала передайте ему, что он — вонючий козел, а потом спросите дорогу дальше. Если доедете к закрытию, он вас даже проводит. Сам там кукует уже пару недель, если не месяцев.       Тайлер кивнул, ссыпал сдачу в карман и, натянув соломенную шляпу на самый лоб, вышел из магазина. Тайлер запрыгнул в синий «Бьюик», который отец как-то подарил ему на день рождения, и покатил прямо, иногда обтирая потное лицо рукавом рубашки.       Жара стояла нестерпимая, солнце жгло, а от сигаретного дыма кололо в глазах. Тайлер жевал кончик сигареты и щурился, когда песок из открытого окна задувало в кожаный салон. На развилке, как и говорил индеец-толстяк, Тайлер свернул вправо и цыкнул, когда по покрышкам застучали мелкие камни. На широкой дороге, уползающей вдаль, то и дело мелькали ящерицы и змеи. Тайлер заглушил мотор, когда маленькая ушастая лисица — рыжий фенек — замерла перед колесами «Бьюика». Тайлер прогнал ее и покатил дальше. Через пару миль увидел указатель. Ржавая стрелка скрипела, когда ветер уносил куда-то сухое перекати-поле. «Бьюик» пронесся мимо, а в сухой и выжженной на солнце траве остался маленький затушенный окурок, который Тайлер выбросил в окно. Он выкурил почти всю пачку, прежде чем среди холмов и песка показалась заправка.       Огромные оранжевые буквы на крыше кирпичного здания гласили: «В гостях у Джимми». Тайлер хлопнул дверцей «Бьюика» и отсчитал ровно два доллара. Шланг лежал на земле в луже бензина. Тайлер, подобрав его, скрутил, словно купюры, и положил на капот старенького «Форда», колеса которого почти сдулись, а кожа на сидениях облезла и обнажила пружины.       Под темно-зеленым навесом, качаясь на колченогом стуле, сидел тощий парнишка, рыжие сальные волосы которого были стянуты на затылке резинкой. Он закинул ноги на гудящий, переносной холодильник. Клетчатая рубашка, закатанная до локтей, была расстегнута до пупа. Тощая грудь покрылась мелкими красными пятнами. Протертые синие джинсы вылиняли на коленках и порвались у самых щиколоток. В руках парнишка держал тонкую книжку в мягкой обложке. Страницы, как заметил Тайлер, были линялыми, как и джинсы. Буквы размазались, а картинки выцвели. Парнишка откинул длинную челку со лба, покрытого прыщами, угрями и веснушками, и поскреб грязными ногтями задницу. Тайлер постучал по капоту «Форда», и парнишка, прищурившись, вскинул голову. — Полный бак — доллар пятьдесят, — сказал он и отбросил книжку. Та упала к стоптанным сапогам, какие носили ковбои в вестернах. — Выпить что-нибудь есть? — спросил Тайлер, пока парнишка крутился у «Бьюика». — Вишневая газировка, — ответил он. — А покрепче? — Покрепче только вода в сортире, — сказал парнишка и кивнул в сторону покосившейся деревянной коробки, которая была туалетом. — Джимми, да? — спросил Тайлер. Парнишка кивнул. — Так вот, Джимми, просили передать, что ты вонючий козел.       Лицо вытянулось, словно у рыжего фенька, а потом Джимми рассмеялся и выронил шланг из рук. Бензин выплеснулся на песок и забрызгал синие линялые джинсы и выглаженные брюки Тайлера. — Мохоки? — спросил Джимми. — Ну, тот индеец с облезлой рожей? — Тайлер кивнул. — Так и знал. Только с утра к нему заглядывал. Стянул у него почти все банки пива и умотал обратно. — Джимми захлопнул дверцу бака. — Ладно, прости за воду из сортира. Думал, ты очередной зарвавшийся прохиндей. Вон на тебе брючки какие. — Он подмигнул. — А ты мужиком оказался, послать меня не побоялся. А то есть тут парочка одна. Кривляются, а подойти боятся. Знают, что я им морды начищу. — Тайлер посмотрел на тощие ноги, острые коленки и кривой нос. Усмехнулся. — Ты на меня волком не смотри, — продолжил Джимми. — Кулаки у меня костистые. Хорошо бьют. А нос, так, в драке одной сломали. Но там у меня шансов не было. Семеро на одного, представляешь? — Да ну? — спросил Тайлер. — Ага, — Джимми качнул головой. — Недавно это было. Не поделил я, короче, с одним мужиком девчонку в баре. Не смейся только, девчонка эта, правда, классная была. Так вот, сошлись мы один на один значит у дороги. Ну я ему наподдавал хорошенько, а к нему дружки начали подтягиваться. Одного я вырубил ударом по башке, другого почти на дорогу отбросил. Милю пролетел, не меньше. А потом на меня кто-то со спины навалился и давай мутузить лицом о землю. Вот нос и сломали. Но я в долгу не остался. Крякнул того парнишку о землю и руку вывихнул. До сих пор хромает… ой, то есть жрать не может. Да, все из руки-то и валится. — Дерешься хорошо, значит? — спросил Тайлер, когда Джимми кинул ему холодную банку пива. — Ну, морду начистить могу, а так, чтобы на ринг выходить, это вряд ли, — сказал Джимми и сделал глоток. Стер пенные усы с верхней губы и рыгнул. Рассмеялся и продолжил: — А сам-то кем будешь? Вон у тебя и рубашка, и брюки, и, че это, шлепки, что ли, кожаные какие-то? — Солдат я, — сказал Тайлер. — Да ну? — удивился Джимми. — И где был? Воевал в смысле? — Три года во Вьетнаме был, потом так, по мелким точкам, — ответил Тайлер. — Трепаться-то об этом не особо можно, поэтому скажи вот что: как мне доехать до Саладо? Индеец твой сказал у тебя спросить.       Джимми фыркнул. — Саладо, да? — спросил он. — Отсюда миль шесть будет до главного въезда, но его перекрыли недавно. Придется объезжать. — Джимми прищурился. — Когда последний раз там был? — Лет восемь назад, — ответил Тайлер и смял пустую банку. Выбросил ее в общую кучу мусора. — Тогда точно заблукаешь, — сказал Джимми. — Подожди меня, а. Я полы здесь протру и сам поеду. Ты — за мной. К вечеру доберемся. — Согласен, — кивнул Тайлер.       Саладо — маленький город в округе Белл — особо не изменился. Тайлер помнил его тихим и ветреным. Таким он и остался. Привалившиеся друг к другу дома-коробки с тонкими стенами и покатыми крышами. Ржавые почтовые ящики, газон, который горожане ровняли механическими косилками, аккуратные клумбы и мощеные дорожки. В центре города — большая и пожелтевшая карта, а вокруг — бары для рабочих и старые салуны с хлопающими дверцами. За одноэтажными домами — пустырь с высокой травой, где частенько играли дети. За пустырем — широкая река с мутной и холодной водой. Купаться было запрещено, — подводные течения, не заметные на поверхности, иногда уносили любопытных туристов к противоположному берегу или вовсе затягивали на илистое дно. После шериф лишь качал головой, когда мертвое тело сгружали на носилки.       Джимми остановил старенький «Форд» среди покосившихся домов. В некоторых не было стекол, а двери, сорванные ветром, лежали на земле. Тайлер плохо помнил эту часть города, — отец всегда запрещал ему бегать с голодными оборванцами, поэтому Тайлер помогал ему и младшему брату, а на ребят, гонявших сдутый мяч, только заглядывался издалека, но никогда не подходил. Знал, что за ослушание отец задаст ему хорошей трепки.       Тайлер заглушил мотор. Он хлопнул дверцей и осмотрелся. В груди как-то тоскливо застучало. Вместе с Джимми Тайлер дошел до шумного центра города, где вечером рабочие распевали песни и стучали пивными кружками. Женщины пританцовывали, когда из радио лилась веселая музыка. Дети дрались сухими палками и иногда кидались друг в друга мелкими камнями. Иногда, потому что могли попасть в одного из уставших рабочих, и тогда точно бы получили по лбу, только уже не камнем. — Жена у тебя тут, что ли? — спросил Джимми и остановился перед тяжелыми дверцами салуна. Это был «Серебряный цент», о котором Тайлер рассказывал ему, пока они шли по пыльной дороге. Салун шумел: стучали кружки, гоготали мужчины, визжали женщины, звякали центы. — Отец и младший брат, — сказал Тайлер. — Давненько уже не видел. Вышел в отпуск и повидаться захотел.       Джимми протянул удивленное «о» и отшатнулся, как ошпаренный. — Чего? — спросил Тайлер и обернулся. — Да девчонка эта, — ответил Джимми и указал на русоволосую малышку, которую Тайлер уже видел. Мохоки, вспомнил он. Девчонка с коробкой молока, дочь какого-то больного. — А что с ней? — Тайлер посмотрел, как она аккуратно поставила велосипед перед деревянным крыльцом, как оттерла пот с маленького лба и взяла тяжелую коробку на руки. — Мохоки тебе не говорил? — спросил Джимми и поскреб задницу. — Говорил, только я ни черта не понял. Болячки какие-то, мужик с дочерью. — Тайлер пожал плечами и отошел, когда из салуна вывалился пьяный рабочий с красным лицом. Он схватился за столб с вывеской и проблевался на землю. В салуне загалдели громче.       Двери распахнулись. Вслед за красным, как вареный рак, мужиком высыпала качающаяся толпа. Сальные волосы, потные лбы, грязное шмотье, — Тайлер поморщился от запаха горького пота и кислого пива. Вонючая дыра, вспомнил он слова индейца и усмехнулся. — А ты чё лыбишься, кутёночек? — спросил его пьяница. Он явно отличался от потных и грязных мужиков, пашущих на фабриках шестнадцать часов в день. Это был верзила с широкими плечами и бритой головой в плотной рубашке, расстегнутой на груди. Хорошие вельветовые брюки потемнели от соуса, капавшего с острой курицы. Мыски и набойки на длинных сапогах из кожи блестели. — Давно по зубам не получал, а? — Он сплюнул под ноги Тайлера. — Так мы тебя быстро вежливости научим, да, мужики?       Пьяная толпа загалдела. Джимми сплющило с двух сторон потными и грязными плечами. Он хлопнул глазами и открыл рот. Кто-то прихватил его за шкирку, словно слепого щенка, и потряс в воздухе. — Слушай, Джим, кого это ты притащил, а? — спросил мужик. — Я чего-то не помню этого красавчика в узких брючках. Хахаль твой, что ли? Так ты не говорил нам, что голубизной, как тот одноногий, заразился.       Мужики рассмеялись. Кто-то натянул кепку на самый лоб, кто-то закатал рукава рабочей рубашки, почерневшей или пожелтевшей. Отовсюду на Тайлера смотрели, будто он сам был той болячкой, о которой ему рассказал Мохоки. Джимми, почти раздавленный, что-то пискнул, и Тайлер внимательно посмотрел на верзилу, прикинув, с какого удара тот отрубится окончательно. — Чё говоришь? — спросил мужик и снова потряс Джимми. — Ей-Богу, тощий такой, прямо как дочь моя трехлетняя. — Так твоей дочери десять, — сказал кто-то из толпы. — А ты не гавкай, — ответил мужик. — Не собака бешеная, чтобы пасть на меня раскрывать. — Он снова сплюнул. — Так что этому красавчику нужно здесь, а, Джимми? — Брата и отца он ищет, — сказал, почти пропищал, Джимми. — В салун «Серебряный цент», говорит, проводи. Ну я и проводил его. — Девка он, что ли, чтобы его провожать? — крикнул кто-то. — Джимми, не пори чушь, а то вздернем где-нибудь. — Да! — загалдели мужики.       Из маленьких домов выглянули женщины. Некоторые, не выпуская из рук стиранного белья, внимательно смотрели на Тайлера, потом — на Джимми и пьяных рабочих. Дети, держа палки и камни, остановились и оттопырили уши. Тайлер увидел, как девчонка поставила коробку на деревянное крыльцо и удивленно приоткрыла рот. Дверь в покосившемся одноэтажном доме приоткрылась, и на крыльце появилась стройная и высокая женщина в тонком платье. Сквозь него проступили очертания бедер и груди, и Тайлер отвел взгляд. — Да правду я говорю, — сказал Джимми и втянул голову в плечи. — Отца и брата ищет. Тайлер, не стой столбом, скажи им что-нибудь, пока они мне зад на лицо не натянули.       Все рассмеялись. — Тайлер, значит? — спросил холеный мужик в новых вещичках. Он похлопал пьяного рабочего по плечу, и тот отбросил Джимми на землю. — Выглядишь, как педик, и имя у тебя такое же. Проваливай, пока я не начистил тебе твою крашеную рожу. — Стив! — загалдели мужики.       Стив сплюнул. Он почесал волосатый кулак и лязгнул желтыми зубами. — Попробуй, — сказал Тайлер, и все разом смолкли. Даже ветер перестал свистеть в ушах. — Только, даю тебе слово, на своих двоих ты не уйдешь. Ползти придется и дочери этого алкаша под юбку заглядывать.       Стив заревел, словно раненый зверь, и кинулся на Тайлера, выставив перед собой кулаки. Тайлер легко отпрыгнул и ударил его локтем точно между лопаток. Стив повалился на землю и вымазал лицо в пыли. Поднялся, отряхнул измазанные соусом брюки и подобрал ветку. Со спины на Тайлера кто-то навалился и пригнул его, сложив пополам. Палка со свистом рассекла воздух, и Тайлер увернулся, сбросив с себя грязную и тяжелую тушу. Он отбросил рабочего к дверям салуна, а Стива ударил в нос, потом — под дых и сделал подсечку. Он повалился на землю и свернулся, прижав ноги к груди. — Стива нашего мутузят, мужики! — закричал кто-то из салуна, и на дорогу высыпало еще несколько рабочих. Они набросились на Тайлера, словно голодные суки — на кусок мяса на кости. Тайлер ударил одного в солнечное сплетение, другого — по затылку, третьего отбросил, сбив с ног еще двоих. Тайлер врезал качающемуся Стиву по ребрам и услышал хруст. Так ломались сухие ветки, когда он бродил по лесу, выискивая своих или чужих. Так ломались кости, когда он выпускал очередь из автомата. — Крякнул? — шепотом спросил кто-то. «Крякнул» значило сломал.       Стив, схватившись за живот, взвизгнул, словно свинья на бойне, и упал на спину. Он отполз, отталкиваясь ногами и таращась на Тайлера огромными глазами. — Паскуда, — сказал он. — Гребаный говнюк, я тебе ноги и башку местами поменяю и плясать заставлю, понял? Сучий выродок.       Кто-то попытался ударить Тайлера сзади, но отпрянул, когда тот обернулся. Рабочие стояли и тяжело дышали, сверля Тайлера тяжелыми взглядами. Кто-то стянул с плеч мокрую рубашку, кто-то снял с грязных ног стоптанные сапоги. Тайлер размял плечи и пошире расставил ноги. Под поросячьи визги он внимательно посмотрел вокруг и прижал руки к груди. Перехватил взгляд мужика, который тряс Джимми, и поджал губы. — А ну разошлись! — крикнул кто-то, протискиваясь через толпу. — Разошлись, кому сказано, не то нашпигую ваши жалкие задницы свинцом.       Джон Донован, худой мужчина с седыми усами и жиденькой бородкой, махнул ружьем перед грязными лицами и остановился, увидев Тайлера. — Мать честная, — сказал он. — Сын вернулся.       Джон, отличавшийся хорошей выдержкой и раздающий сыновьям тумаки за каждую оплошность, сгреб Тайлера в медвежьи объятия. Он оттянул его за уши и поцеловал в лоб с громким причмокиванием. Джон прижал голову Тайлера к своей груди, волосы на которой пробивались через рубашку, и хлопнул его по спине. — Ричи! — крикнул он. — Ричи, черт тебя дери, оторвись от девки и сюда иди! — А? — сказал Ричард, младший брат Тайлера. — Че такое, папаша? Опять кто-то… — Заткнись, — рявкнул Джон, но Ричард итак смолк, увидев Тайлера. — Иисус в подштанниках, — выругался он. — Тайлер, ты?       Пивные кружки стукнулись друг о друга, и Ричард одобрительно хлопнул Тайлера по спине, когда тот выпил холодное пиво в несколько глотков. Джон наполнил стакан снова, собрав пену деревянной ложкой. На круглом столе, самом широком среди столов «Серебряного цента», стояли кружки, тарелки с закусками, вилки и ножи с жирными пятнами. Тайлер обтер подбородок бумажной салфеткой. — Аристократ ты, что ли? — спросил Ричард. — Раньше даже трусов не стирал, а теперь вот салфетками вытираешься.       Все рассмеялись. Мужики, узнав, чьим сыном был Тайлер, пожали ему руку и прохрипели что-то вроде извинений. Они хлопали его по спине и иногда ерошили волосы, качая головами. Стива Тайлер не видел. — Хороший боец, — сказал кто-то, и бокалы снова стукнулись друг о друга. — А то, — согласился Джон. — Мой сын не промах. Не то что ваши задохлики. Мой-то на войну ходил, из автомата стрелял, по кустам прятался. Ваши и могут, что пиво пить да с девками обниматься, а мой! — Он потряс кулаком, и все загалдели. — Горжусь я тобой, — сказал Ричард и закурил.       Стояла глубокая и прохладная ночь. В синем небе мерцали звезды, ветер лохматил волосы на головах, бледная луна светила из-за облаков. В «Серебряном центе» шумели. Кто-то затеял драку, и Джону пришлось их разнимать, а после гнать домой, стреляя в небо холостыми патронами. Тайлер вышел, чтобы проветрить гудящую голову. Ричард увязался за ним. Предложил толстую сигару, но Тайлер отказался. — Хороший ты брат, Ричи, — сказал Тайлер.       Ричард фыркнул. — Да ну? — спросил он. — Все детство тебя мутузил. Думал, совсем мозги отбил, ан-нет, ты вон, оказывается, как далеко пошел. И армия, и медаль на груди. Небось, жена где-то ждет. — Ричард подмигнул. — Один я, — сказал Тайлер. — Времени как-то не было на женщин заглядываться. — Ну а сейчас? — Ричард затушил окурок. Чиркнул спичкой и снова закурил. — Саладо, конечно, городишко мелкий, но девки красивые тут тоже есть. Не ровня городским, это точно. Но нормальные: и готовят, и стирают, и, если надо, ружье в руки возьмут. — Он хохотнул. — Могу тебя кое с кем познакомить. Ты вон какой, один точно не останешься. — Контракт я хочу продлить, — сказал Тайлер. — В армию вернусь. — Опять воевать? — спросил Ричард. Тайлер кивнул. — Ладно я, но отцу ты как скажешь-то? Он тебя столько лет не видел. Или чё, приехал на три дня, а потом снова пошел япошек отстреливать? Так не пойдет, Тай. — Он сплюнул под ноги. — Осесть тебе надо. Не здесь, может, в городе побольше. Но осесть. — Ричард внимательно на него посмотрел и продолжил: — Не хочу, чтобы единственное, что от тебя осталось, это письмо о смерти. Отец итак плох здоровьем, а тут еще ты. Останься, погости у нас. — Он обнял Тайлера за плечи и потрепал по волосам. — Может, кто приглянется и уже не захочешь давать деру. — Опять за свое? — спросил Тайлер и несильно ударил брата в плечо. Ричард рассмеялся.       Они шуточно дрались, пока из салуна, шатаясь в разные стороны, не вывалился Джимми. Он привалился к Тайлеру и выблевал все пиво и жареную курицу ему на рубашку. — Джимми, свинья ты подзаборная, — выругался Ричард. — Какого хрена ты блюешь на моего братишку, а?       Джимми что-то промычал и закатил красные глаза. Его рубашка, из-под которой торчала белая майка, была разорвана, джинсы расстегнуты, серые трусы натянуты до пупка. — Небось, пытался трахнуть какую-то девку да получил по башке, — продолжил Ричард. — Джимми, мать твою, очнись, пока я не отстрелил тебе яйца! — Где он живет? — спросил Тайлер и закинул руку Джимми себе на плечо. — Чё? — удивился Ричард — Живет, спрашиваю, где? Дотащу его, потом вернусь. — Тайлер поморщился, когда Джимми дыхнул на него перегаром. — Он мне все-таки помог. Должен же я как-то отплатить.       Ричард фыркнул. — Ты всегда таким был, Тай, — сказал он. — Прямо-таки вылитая монашка. — Махнул рукой. — Тащи его до того дома. Педик там живет один, так кулаки и чешутся надрать ему голубую задницу. — Ричард хмыкнул. — Короче, от дома вправо. Увидишь конюшню — бросай Джимми на сено. Утром очухается — спасибо скажет. — Конюшня? — спросил Тайлер. — Я думал, у него есть дом. — Был бы, если бы не тратил все бабки на бухло и девок, — сказал Ричард. — Иди давай. А, погоди. — Он хлопнул Тайлера по плечу. — Я тебе наверху постелю. Придешь, сразу иди на второй этаж. Вода как раз согреется.       Тайлер кивнул. Удобнее перехватил Джимми за тощую спину и пошел вдоль главной дороги. Иногда в домах загорался желтый свет и в окнах мелькали темные женские силуэты. Иногда кое-кто, кто был посмелее, выглядывал на улицу и смотрел Тайлеру вслед. Кто-то тихо смеялся, кто-то кричал, зовя его на кружку горячего чая. Джимми хрюкал и пускал слюни на рубашку Тайлера. Иногда он шмыгал носом и что-то бубнил. То ли имя, то ли адрес. Тайлер не смог разобрать. Он остановился у покосившегося дома, на который ему указал Ричард. Ни желтого света в окнах, ни аккуратных клумб, ни почтового ящика. Велосипед девчонка оставила у крыльца, и Тайлер заметил, что с заднего колеса слетела цепь. Опасно, подумал он, девчонка могла слететь с велосипеда где-нибудь на дороге и попасть под колеса машин.       Тайлер подошел к деревянному крыльцу. Джимми прижимался к нему, словно верный пес — к ноге хозяина. Надо сказать, продолжал думать Тайлер, сказать, чтобы наладили цепь, а то слетит девчонка и попадет под колеса. Он поставил ногу на ступеньку, и та скрипнула, просев под его весом. Джимми завозился. Тайлер косо посмотрел на него, а потом остановился. Годы, проведенные в армии, научили его чуять опасность за несколько сотен миль.       Кто-то смотрел на Тайлера. Смотрел очень внимательно, но осторожно. Тайлер обернулся. Пыльное окно было занавешено черными жалюзи. Сквозь них, раздвинув пальцами ламели, кто-то наблюдал не только за улицей, но и за Тайлером. Он перехватил взгляд, и серые, как ему показалось, глаза блеснули. Тень скользнула по окну, и Тайлер подумал, что сейчас дверь распахнется и на пороге появится скрюченный старик, о котором ему говорил Мохоки. Сгорбленный, с морщинистой желтой кожей, с горящими ненавистью глазами и острой тростью, которой он забивал чужаков до смерти. Дверь скрипнула, и… ничего не произошло. Это был ветер. Джимми замычал, и Тайлер отшатнулся, чтобы он не проблевался на лестницу.       Тайлер, забыв про велосипед, забыв про девчонку, потащил Джимми к конюшне. Он шел быстро, задержав дыхание, словно за ним гнался бешеный пес, сорвавшийся с цепи. Тайлер остановился, когда различил среди густой ночной темноты огонек маленькой лампочки и услышал тихое ржание. Конюшня. Тайлер повел плечами и сбросил Джимми на развороченный стог сена. Где-то залаяла собака, раздались спешные шаги. Собака смолкла после звонкого удара.       Вернувшись, Тайлер долго ворочался в постели. Пес вшивый, как сказал бы Ричи. Но Ричи в крошечной спальне, которую они когда-то делили на двоих, не было. Ричард помогал отцу. Снизу все еще доносился звон посуды и громкий хохот. Тайлер сунул голову под подушку, но уснуть не смог. Шум стих, бледная луна заплыла за облака, но взгляд все еще жег спину. Глаза были холодными. Наверняка голубые, подумал Тайлер. Были голубыми, когда тот, кто прятался за пыльным окном, трепал свою дочь по волосам или играл с ней. Но они изменили цвет, продолжал думать Тайлер, изменили, когда он посмотрел на меня. Тайлер мог поклясться, они стали серыми, цвета воды под небом, с которого вот-вот повалит снег.