Иван Валентинович весь урок за Сергеем наблюдает, который по стулу ёрзает и места себе найти никак не может. Он прожигает взглядом учителя молодого, Ваня это чувствует, даже когда к доске отворачивается, чтобы правило про ударения напомнить школьникам. Чувствует, как вибрирует телефон в кармане чёрных джинсов, поэтому, кладя мел, замолкает и достаёт телефон.
Пешков
Иван Валентинович, вы такой секси хочу вас и вам))
Уши краской заливаются, но он оборачивается, садится на кресло учительское, пытаясь дыхание выровнять, и слышит голос знакомый:
—
Иван Валентинович, можно выйти? — встаёт со стула Пешков и нетерпеливо с ноги на ногу переступает. Взгляд у него мокрый и голодный, с огоньками светящимися.
—
Можно, — учитель громко сглатывает, ладони вспотевшие малость обтирает о штаны, и за книгу берётся, называя какое-то рандомное упражнение, которое нужно переписать и подчеркнуть грамматическую основу. И
почти не замечает Пешкова, который у двери останавливается и подмигивает, уголком губ улыбаясь.
Ваня карандаш в руках перекидывает неосторожно, в одну точку смотря, и снова чувствует эту вибрацию в кармане. Он хочет сдержаться, хочет не смотреть входящее сообщение, но пальцы сами за телефоном как будто лезут и чат с Сергеем открывают.
Пешков
Жду вас в третей кабинке на втором)
А в добавок фотография прилетает, где школьник в кабинке туалета сидит с рубашкой расстёгнутой и пальцем большим мокрые губы мнёт. Изгибается, худой живот демонстрируя с кубиками выделяющимися, и соски, явно слюной намоченные для блеска, показывает. А Иван не может держаться, пальцами увеличивает фотографию, рассматривая детали, внизу узел крепкий формируется.
Нет, он на это смотреть не может, но картинку закрывать не хочется. Он телефон в карман кидает, со стола папку прихватывая, и, закрывая нижнюю часть незаметно, как будто так и надо, молча выходит с класса. Идёт быстрыми шагами в ту самую третью кабинку, чтобы высказать обнаглевшему школьнику всё. Напомнить про его сообщения каждую ночь: как он хочет, чтобы Иван Валентинович выебал его прямо на парте в среду. Как ему нравится его зад, обтянутый джинсами. Как он хочет поцеловать его пресс, который случайно на площадке увидел, когда учитель в баскетбол играл. Но про то, что Бессмертных на каждое такое сообщение дрочит, дыша глубоко и забив на стопку непроверенных тетрадей, стоит умолчать.
Но все слова куда-то испаряются, когда Ваня двери кабинки закрывает и видит Пешкова, сидящего на крышке туалета и пальцы кусающего. Он в телефоне залипает, а когда учителя злого видит, у парня самодовольная улыбка на лице сразу натягивается и взгляд ещё горячее становится. Он не даёт сказать ни слова, лишь телефон прячет и спускается на колени, к плитке холодной учителя прижимая. К ремню тонкими пальцами тянется.
—
Я думал, что вы не придёте, — говорит Пешков, по верхнему ряду зубов языком водя и в глаза чужие вглядываясь. Он стягивает штаны к коленям, рассматривая полностью учителя молодого. А Ваня сказать ничего не может. Он глаза закрывает и не находит в себе сил оттолкнуть Серёжу, его прикосновения теплые и пиздец какие приятные. Учитель приподнимает свой свитшот черный, живот оголяя, а в голове миллиард мыслей: что он сейчас делает? Наслаждается поцелуями стоящего на коленях десятиклассника, у которого недавно принимал экзамены? Или наслаждается поцелуями десятиклассника, на сообщения которого дрочит каждую ночь? В любом случае — он уже совершил ошибку, а эти два варианта точно совместимы.
—
Я вижу, вы не против? — целует живот Пешков, явно улыбку не сдерживая, и языком мокро проходится по рельефному прессу, руками резинку белых calvin klein растягивая. Ваня голову запрокидывает и выдыхает очень громко, руками пытаясь за скользкие стены зацепится, когда пешков член достаёт и руку облизывает, в глаза нагло смотря. По длине слюну размазывает и губы прикусывает. У Бессмертных коленки дрожат, хочется свалиться с ног, но он стоит и наблюдает, как школьник языком по длине водит, головку целуя, а после до упора берёт, руки на коленки свои опуская.
Звуки соответствующие, кажется, слышны на весь мужской туалет. Ване остаётся надеяться, что никому не приспичит в туалет зайти во время урока. Но про это он думает в последнюю очередь, ведь мысли забиты только по-блядски сосущим ему десятиклассником Сергеем Пешковым и тем, что это — лучший минет в его жизни.
Бессмертных дышит глубоко, зубы сжимая, и как только можно сдерживает вырывающиеся стоны. Чувствует чужие руки на бедрах и приближающийся оргазм. Ваня кудри темные руками цепляет и направляет мальчика ещё глубже, от чего у того слезы солёные текут, на подбородке в единую каплю соединяясь, и всхлипы ещё громче становятся, как и дыхание учителя. На последней секунде он не сдерживает протяжного «бля-я-ть» и кончает, наблюдая, как Пешков отстраняется, слюну тянущуюся разрывая. Встаёт с глазами слезящимися и улыбкой довольной, пальцами уголки губ вытирает и в глаза смотрит уверенно.
—
Ну как, Иван Валентинович? Заслужил пятерку? — Пешков ближе придвигается и по шее мажет губами. Ваня штаны натягивает и в губы ученика целует мокро, солоноватый вкус ощущая. Бёдра чужие сжимает, отстраняясь от мальчика, чтобы подышать, но тот и вздоха сделать не даёт, притягиваясь, как магнит. А когда Ваня слышит, что кто-то в туалет вошёл, то рот Пешкова рукой прикрывает, на щёки надавливая, и к стене противоположной прижимает. А серёжа, кажется, плывет совсем, глаза снова мокреют, а дыхание учащается. Он вторую руку Ивана Валентиновича к себе на ширинку кладет, чтобы тот почувствовал, что с ним происходит, когда насильно к стене прижимают и рот закрывают. А Ваня смотрит испуганно и сжимает член чужой через джинсы, но понимает, что ошибку большую совершил, так как тот мычит громче и за плечи учителя хватается.
Оба слышат голос женщины какой-то, уборщицы, наверное, которая ведрами с водой шумит.
—
Мальчик, с тобой всё хорошо?
А ваня глаза широко открывает и, сдерживая смех, отвечает, имитируя голос школьника.
—
Да.
Пешков брови сводит и ноги подгибает — рука учителя всё так же на члене у него лежит. Он вниз взглядом показывает, моргая быстро. Ваня смотрит на школьника, которому голого прикосновения хочется, и улыбается. Ему становится похуй на эту женщину, которая полы где-то рядом моет. Он сжимает сильно возбуждение чужое и руку, закрывающую рот, сильнее прижимает, на что Пешков мычит очень громко и пальцами в плечи широкие вбивается. Двое снова слышат это женское и беспокойное:
—
Точно всё хорошо?
—
Всё в порядке, — отвечает Ваня, останавливаясь на секунду, а когда не чувствует слишком близкого присутвия женщины, ширинку чужую расстёгивает, кончиками пальцев легонько дотрагиваясь через ткань тонкую, и на ухо горячо дышит.
—
Иван Валентинович, пожалуйста, — говорит Пешков и утыкается в шею учителя, прикусывая кожу тонкую. А Ваня понимает, что скоро звонок прозвенит, и сюда прибегут десятки мальчиков с электронками всякими, поэтому когда слышит, что дверь входная закрылась, ширинку чужую застёгивает и на ухо шепчет, немного издевается:
—
В другой раз, Пешков, — и открывает дверь, оглядываясь. И Ваня совсем уверен, садясь обратно на стул учительский, что Пешков сейчас нагло дрочит в школьном туалете, вспоминая его.
.
Когда глубокой ночью Бессмертных сидит за столом с пеппером под рукой и тремя запасными стержнями красной ручки, то совсем не удивляется уведомлению всплывающему. Пешков всегда ему ночью пишет, знает от куда-то, что тот тетради проверяет или план к уроку готовит. Но сегодня мысли были погружены совсем не в работу, а в ситуацию, произошедшую на пятом уроке.
Пешков
Наш девиз непобедим — возбудим и не дадим?
Ваня
Не ври, Пешков, я дал.
Пешков
Я взял*
Ваня
Тебе пора спать, время видел?
Пешков
Сначала подрочу на вас, потом уже спать))
Ваня
Однако ты прямолинейный.
Ваня телефон откладывает подальше, чтобы больше этот абсурд не читать, а ещё чтобы не встал, не дай бог, потому что тянущие ощущения внизу появляются. Он дальше за тетради садится, проверяя всё, правда, как попало.
А когда в среду — на следующий день, седьмой урок у класса Пешкова проводит и не слышит вибрации этой в кармане, то думает, что, видимо, пешков успокоился со своими желаниями. Но до тех пор, пока после звонка, когда все ушли домой, к нему не подходит Серёжа и не сдвигает все журналы-книги-тетради в сторону.
—
Пешков, ты чё? — опракидывается на спинку стула Иван, наблюдая за действиями кудрявого. А тот на колени к учителю усаживается, на бёдрах ёрзая, и целует очень мокро, в руки чужие смазку протягивая. —
Трахните меня наконец-то, Иван Валентинович.
