Время войне, и время миру

И пока никто не сообразил остановить его, Сейя потянулся и сомкнул пальцы на рукояти золотого меча. – Сейя! – Доко дернулся было помешать, но Пегас оказался быстрее. Он резво отпрыгнул, оказавшись в недосягаемости Золотого. Прочие также ничем не могли помочь – все были временно истощены из-за резкой вспышки космо и негаданной отдачи после того, как пытались пробить дыру в Стене Плача. Сейя воздел меч и впился в бликующее мягким желтым светом лезвие жадным взглядом. Все скорее угадали, чем услышали, как с его губ вместе с дыханием сорвалось тихое «Гори, мое космо!», и мягкое белое сияние, разгорающееся все ярче и ярче, объяло худую мальчишескую фигуру. – Сейя! – Шун сунулся к нему, как всегда, с намерением отговорить и усовестить – пацифист, не любящий обострять ситуацию, – но почему-то промедлил, теряя драгоценные мгновения. Сейя решительно смотрел на стену, на огромный барельеф, изображающий широко раскинувшего крылья безголового сокола – прямой и ничем не прикрытый намек на то, что мир Преисподней с сотворения времен не знал солнечного света, – над соколом две изображенные в профиль головы с развевающимися волосами смотрели друг на друга. – Шун, – сказал он, – если встретишь мою сестру, передай ей, что я… очень сожалею. Мы никогда с ней не увидимся. – Сейя! – воскликнул Шун, нерешительно потянулся в тщетной попытке задержать, остановить, не дать совершить форменное самоубийство, но опоздал. Пегас сорвался с места, как стрела, пущенная из лука. – Гори, мое космо! – вскричал он на бегу и замахнулся мечом, целясь ровно между стенками блоков в стык, который заприметил раньше. Вскрикнул, закрыв лицо руками, Шун. Закричали в попытке остановить нахального бронзового юнца Золотые. С громким звоном острие меча вонзилось меж каменных блоков. Сейя заорал что-то бессвязное, навалился всем телом, чувствуя, как с каждым разом лезвие все глубже и глубже проникает в стену, и буквально немного не хватает, чтобы меч полностью вошел в камень… с гулким ударом волна космо от сияющего меча разошлась в стороны, словно взорвался огромный воздушный шар, и поток энергии разметал людей в стороны. Яркий свет ослепил их, вынуждая зажмуриться, а само пространство вокруг поплыло, смазываясь, стало нечетким, как сквозь запотевшее стекло или старые очки, и те, кто сквозь прищур смог разглядеть это явление, ощутили мимолетное головокружение и потерю ориентации. А потом в один миг, как будто и не было ничего, все закончилось. – Ой-ёй… – Доко осторожно оторвал голову от пола, огляделся и приподнялся. – Эй, все в порядке? Один за другим поднялись остальные Золотые. Материя и тот факт, что в момент взрыва они находились достаточно далеко, защитили их, ударная волна всего лишь вдавила их в пол, в то время как большая часть ее энергии промчалась поверх их голов. Доко завертел головой, обозревая ущерб. На первый взгляд, все осталось неизменным. Стена Плача, разделяющая Преисподнюю и Элизиум, как стояла, так и продолжала стоять, и на ее камнях, таких древних, что невозможно было даже вообразить, в какие времена они были сложены, не осталось ни пятна, ни царапины. Золотой клинок, так удачно вонзившийся в стык между камнями, лежал на полу, потускневший и безжизненный. Из дальнего угла, где громоздилась куча камней, донесся стон. Му быстро преодолел расстояние до груды и осторожно выудил оттуда Пегаса – помятого, контуженного, но живого. Поцокал языком, рассматривая, во что же превратилась бронзовая Материя. В момент взрыва Сейя был в самом его эпицентре и потому пострадал больше всех. Его не просто отшвырнуло прочь. Огромный заряд энергии врезался в его тело, сорвав с него грудную пластину и разметав ошметки бронзовой материи по зале, а тело мальчишки под воздействием полученного импульса словно тряпичная кукла врезалось сперва в дальнюю стену, а потом упало, и следом его завалило камнями. – Как там Сейя? – за плечом возник Айолия. Му тщательно ощупал мальчишку на предмет повреждений и с сожалением констатировал несколько переломов и сотрясение мозга. – А у него что, есть мозг? – недовольно проворчал Мило, но по его встревоженному виду было ясно, что он искренне беспокоится за младшего товарища. Подошел Доко. Он успел подобрать свой меч и вернуть его на прежнее место. Поблекшая рукоять торчала за левым поножем и разительно отличалась от остальной Материи. – А где Андромеда? Мило звонко хлопнул себя по лбу – забыли про мальчишку! – Андромеда! – Шун! Огромная зала откликнулась странным эхом в ответ на их встревоженные голоса. Шака, от переживаний открывший сразу оба глаза, первым углядел бредущую из темноты им навстречу фигуру. В непонятном для себя порыве – неужто и в самом деле переживает за паршивца, который вполне способен унаследовать его Материю и Храм? – шагнул вперед и замер. Человек, показавшийся из темноты, одновременно и был Шуном, и не был. – Где это я? – непонимающе оглядываясь и пока не видя их, сам себя спросил Андромеда Шун, взрослый, лет эдак тридцати, стройный, невысокий мужчина, не потерявший ни грана своей миловидности. Рыжеватые волосы были собраны в хвост на затылке, вместо Материи он был одет в костюм и белый халат поверх него, а вокруг шеи свернулся змеей стетоскоп. Со смутным узнаванием оглядываясь, он вышел на освещенный участок и тоже остановился, увидев перед собой Золотых. Мгновенно он весь побелел, а глаза, наоборот, потемнели, как будто он увидел призраков. – Му-сан? – растерянно позвал он. – Учитель? Айолия? Шака? Мило? – Шун? – хором спросили в ответ Золотые. – Андромеда Шун? От этого вопроса он, казалось, встряхнулся и пришел в себя. Улыбнулся знакомой, застенчивой улыбкой. – Дева Шун.