Время войне, и время миру

– Ааах… у меня плохое предчувствие, – выдохнул Хёга, провожая взглядом пролетающую по мрачному небу падающую звезду – Материю Близнецов. Несколькими минутами раньше полыхнуло самоубийственным космо Канона – в последний ли раз? – а еще перед этим падающих звезд было шесть. Маленькая ручка несильно подергала его за выбившуюся из хвоста прядь волос. – Папа, дай конфету! – снова заканючила Наташа. Следовало бы ожидать, что маленькая девочка, внезапно оказавшись в Преисподней, испугается и хотя бы заплачет, но Хёга мог гордиться своей ненаглядной дочуркой – пока рядом был ненаглядный папочка, ей ничего не было страшно. – Наташа была хорошей девочкой! Она почистила зубы и съела манную кашу! И даже не плакала, когда пришлось пить ужасно-ужасно горькое лекарство! Хёга с ласковой улыбкой вручил ей вожделенную конфету и поудобнее перехватил, крепче прижимая к себе. На пороге Джудекки было прохладно, совсем не тот климат для выздоравливающего ребенка. Достаточно ему и тех тревог, что он пережил, когда дежурил у постели дочери, со страхом смотря на градусник – казалось, ее температура была так высока, что на градуснике не нашлось подходящих значений. Обычный ребенок – да и взрослый тоже – уже был бы на пороге смерти, но Наташа не была обычным ребенком. Он бросил взгляд на ее руку – из-под длинных рукавов кофточки выглядывал страшный шов, опоясывающий запястье. – Веришь, у меня – тоже, – Ширю занимался тем, что старательно выжимал свои длинные волосы. Было похоже на то, что та неведомая сила, что вырвала обоих Золотых Святых из привычного им мира и ввергнула в прошлое, на много-много лет назад, когда оба были еще зелеными юнцами, проделала это с ним тогда, когда Весы по устоявшейся привычке медитировал под водопадом. Ширю был бос, обнажен по пояс, а его единственная одежда – простые белые штаны – влажно липла к ногам. Взгляды обоих были прикованы к темному храму, лежащему прямо перед ними в глубокой чаше последней долины мира мертвых. Именно в нем – как они помнили и как видели буквально только что – скрылись все семь материй. Если сосредоточиться, то сквозь черную пелену, покрывающую все вокруг, можно было почувствовать несколько ярких источников золотого космо! – Один, два, три, четыре, пять… – забормотал Ширю. Став слепым – только в Преисподней зрение вернулось к нему, – он приобрел феноменальную чувствительность и мог свободно ориентироваться по слуху, запахам и космо. – Шесть… – озадаченно заключил он. – Шесть Золотых. Разве их не должно быть пятеро? – Ты же не считал Материи? – на всякий случай спросил Хёга, уже зная ответ. Материи, будучи квазиживыми божественными созданиями, хоть и излучали космо, но делали это на собственный манер. Перепутать космо Материи и Святого было можно только в том случае, когда Святой был облачен в нее. – И Сейю тоже? – Со Святым Пегаса был другой вопрос. Несомненно, его сила была равна силе Золотого Святого, но ее уровень был настолько неравномерным, что учитывать его при каких-либо подсчетах на расстоянии становилось сложной задачей. Ширю покачал головой. Хёгу внезапно охватило облегчение. – Шун! – выдохнул он. Водолей и Весы переглянулись, осененные новой догадкой. Далеко за ними, в противоположной той стороне, где пропал Канон, клокотало, словно пробивающаяся из-под земли лава, горячее, безудержное космо. – И Икки, – заключил Ширю. Они переглянулись, поняв друг друга без слов. Хёга сделал шаг вперед и без колебаний спрыгнул вниз, в пропасть, а когда его ноги коснулись каменного склона, заскользил вниз, морщась, когда летящие из-под домашних туфель камешки отскакивали от лежащих вокруг валунов и врезались в него. Наташа, крепко вцепившись в его плечи, заливисто хохотала – для нее это было своего рода аттракционом. Ширю уже ждал его внизу – не тратя времени на цирковые трюки, он просто спрыгнул вниз, да и не выдержали бы его голые ступни такого безудержного спуска. Медленно они поднялись по ступеням и распахнули двойные двери – каждый свою створку. Царящее внутри разрушение говорило о прошедшем сражении – вот только вопрос, недавнем или давнишнем? Лежащие на расколотых ступенях колонны одинаковым образом могли обрушиться и вот только что, и черт знает когда. Они все выглядели ужасно древними. Гораздо древнее, чем горы, на чьих склонах было возведено Святилище, а ведь его строили еще в мифологическую эру. В полном молчании – даже Наташа, занятая очередной конфетой, притихла – они преодолели несколько пролетов, пока не оказались перед входом во внутреннее святилище. Двойные двери были плотно закрыты. Не сговариваясь, они положили руки каждый на свою створку. – Мне страшно, – внезапно признался Хёга. Закусив губу, он смотрел вниз, избегая взглядов друга и дочери. – Для чего это все? Мы ведь войдем и снова встретим их. Только затем, чтобы они снова умерли! – его рука, лежащая на двери, сжалась в кулак. Наташа тревожно заглянула в его лицо. – Папа, тебе больно? Где? Горькая улыбка искривила его рот, и он осторожно коснулся груди с левой стороны. – Вот тут. Сердце. – Наташа подарит папе волшебный поцелуй! От него сердце перестанет болеть и станет храбрым как у льва! – и девочка аккуратно клюнула его в подставленный лоб. – Ну как, перестало? – Да. Спасибо. Ширю улыбнулся, вспомнив о жене и сыне, оставшихся в будущем. Интересно, вернутся ли они… он помотал головой, отгоняя непрошеные мысли. Нет и нет! Нельзя сомневаться! Учитель всегда повторял: страх губит разум, зависть – сердце, а сомнения – душу. Идти вперед без сомнений и страха навстречу своей судьбе – вот что приносит победу Святым Афины. Он с ободряющей улыбкой ткнул друга кулаком. – Пойдем, увидимся с нашими товарищами! И они вдвоем распахнули двери. Над их головами, вверху уходящей в темноту лестницы, сияли семь ярких золотых звезд.