Pihaššašiš

После двух недель непрерывной качки до смерти хотелось пройтись по твердой земле, хряпнуть стаканчик чего-нибудь крепкого и завалить горячую красотку. С первым желанием Десмаск расправился быстро, едва только покинул сходни трансатлантического парохода «Атлант» – и больше никакого океана, ни за какие деньги, будь оно все проклято! – и неторопливым, но деловитым шагом занятого человека направился прочь, хотя внутри все так и вопило, и крутилось, и вертелось, и требовало пуститься в пляс, вскачь, пусть даже ноги заплетаются после долгого морского путешествия, запеть во все горло одну из тех песен, что он выучил «там», потому что наконец-то! Свобода, дьявол вас всех забери! Он выжил, он сдюжил, он снова свободный человек! Одним только богам известно, каких усилий воли ему стоило скрутить самого себя и пережить, перетерпеть, продолжать вести себя как ни в чем не бывало. В конце концов, он – добропорядочный человек, возвращается домой после долгого отсутствия по рабочим делам. Он – Десмаск остановился, поймав краем глаза свое отражение в витрине магазина, повернулся, оглядел себя, поправил узел галстука, чуть-чуть взъерошил непокорные черные с проседью волосы, лихо подмигнул продавщице, которая эту витрину мыла изнутри, и продолжил свой путь, – уважаемый господин Маниголдо, путешественник и художник-авангардист. На днях «Таймс» разродились хвалебной статьей в адрес его последней работы. А в «Таймс», господа, не пишут о всяких проходимцах. Навстречу бежал мальчишка, размахивая свежей газетой. – Спешите узнать! Всего двадцать центов! Последние новости! Стройка плотины Гувера остановлена! Принцесса Минерва выступает с речью в Палате Лордов! Народ Техаса подал петицию об отделении от Соединенных Штатов! Спешите! Из австралийской колонии сбежали опасные преступники! – Последняя новость, выкрикнутая нарочито громко, как самая «горячая», неприятно царапнула, Десмаск слегка замедлил шаг, но сохранил ровное выражение на лице. – «Таймс»! Всего двадцать центов! Покупайте «Таймс»! Только последние новости! Резко затормозив перед ним, юнец громко шмыгнул носом и загнусавил: – Добрый господин, возьмите газету! Всего двадцать центов! Последние новости! Охапка тонких, чуть желтоватых бумажных листков покачивалась в воздухе, в ноздри бил запах свежей типографской краски. Глаза Десмаска против его воли так и норовили прикипеть к жирному черному заголовку, в складках газетных листов можно было разобрать слово «побег» и еще что-то, несомненно связанное с колонией. Он запустил руку в карман брюк, где у него по привычке болталась всякая мелочь, вытащил на ощупь, не глядя, монетку нужного номинала и кинул ее мальчишке. Тот ловко поймал ее, попробовал по привычке на зуб и протянул газету, скороговоркой выпалив слова благодарности. Десмаск поудобнее перехватил свой небольшой саквояж, сунул газету меж его сложенных ручек и, оглядевшись, заторопился в сторону небольшого кафе на улице. Там он, устроившись как можно удобнее в легком плетеном кресле, пристроил багаж под столиком и развернул газету. Официантка положила перед ним меню, он, не глядя, буркнул: «Кофе, и покрепче». Все его внимание занимала первая полоса. Набранный огромным жирным кеглем заголовок буквально кричал: «Беспрецедентный побег из изолированной колонии!» Чуть ниже, более мелко, но с не меньшим накалом было написано следующее: «По сообщению Западного Новостного Телеграфного Агентства, не далее, чем две недели назад, из обособленной австралийской колонии был совершен побег не менее чем двух десятков заключенных. Воспользовавшись отсутствием регулярной охраны, они достигли порта Сидней, откуда с помощью австралийского берегового транспорта добрались до Порт-А на острове Тасмания, где пробрались на сухогруз, доставивший необходимые товары и новых заключенных. Благодаря приобретенным в колонии навыкам выживания беглые заключенные долгое время оставались в буквальном смысле этого слова невидимыми для экипажа и даже для офицеров охраны. Нежелательные пассажиры были обнаружены совершенно случайно, уже по прибытии в пункт назначения Порт-Б. Большая часть была поймана и обезврежена моряками, но нескольким, самым матерым и опасным, удалось беспрепятственно сойти на берег и затеряться среди местных жителей. По запросу Агентства из Управления Колониями и Тюрьмами были доставлены личные дела и фотографии сбежавших. Подробности ищите на странице 4. Редакция «Таймс» призывает всех своих читателей к осторожности и внимательности. Помните, эти люди – очень опасны, не знают страха и руководствуются в своих деяниях не честью и совестью, а исключительно низменными личными потребностями. Увидев кого-нибудь из них на улице или в общественном заведении, рекомендуем покинуть то место, по возможности не привлекая к себе внимания, и как можно скорее поставить в известность местные полицейские силы». Десмаск нервно перелистнул страницы и замер. В «Таймс» не пожалели отдать на выдержки из личных дел и фото целый разворот. На каждой странице были напечатаны по две фотографии, довольно паршивого качества, надо сказать, к каждой прилагалась целая колонка текста. Он судорожно вдохнул. Едва увидев заголовок, он подспудно ожидал увидеть свою собственную физиономию – его и в самом деле фотографировали перед отправкой, как полагается, на полосатом фоне, в фас и профиль, с номерной табличкой на уровне груди, хотя потом уверили, что в его личном деле не останется никаких компрометирующих сведений. Плевал он на компромат – его месть стоила всего, что он вынес, – но все же не хотелось вот так разочароваться в собственной стране. Но не пришлось. Со страницы четыре на него вылупилась настолько страхолюдная рожа, что под нещадной ретушью он едва-едва разобрал немного похожие на его собственные черты лица. Краем глаза он ухватил какое-то движение рядом, дернулся, в последний момент сдержав движение рукой, которым можно было бы убить на месте практически любого человека, но тут, на главной улице процветающего Порта-В, он был всего лишь мирным художником, и если имело смысл кого-либо опасаться, то это карманников. Официантка бесшумно поставила перед ним маленькую чашку, от которой поднимался аромат хорошо сваренного крепкого эспрессо. Сказала мягким глубоким голосом, кивнув подбородком на газетный разворот: – Из-за таких, как они, честные люди не могут чувствовать себя в безопасности. – Да, страшные люди, – спокойно согласился Десмаск, свернул газету и потянулся к кофе. Сделав глоток, он покатал жидкость на языке и, прикрыв глаза, проглотил горячий бодрящий комок. – Отличный у вас кофе. Официантка довольно порозовела. – Благодарю вас. Если что-то понадобится, зовите. Оставшись наедине с чашечкой кофе – и в самом деле отличного, он ни разу не покривил душой, – он вернулся к газете. Сложив ее для удобства пополам, погрузился в чтение. Четыре человека, сбежавшие из австралийской колонии, судя по кратким описаниям совершенных ими преступлений, и в самом деле были страшными людьми. Краткий перечень преступлений – похоже, газетчики выбрали самые яркие эпизоды, – мог бы послужить отличным пособием для написания самого ужасающего в истории триллера. Увы, сам Десмаск писательским даром не владел. А вот те, кто прописал его двойнику преступные наклонности – вполне. Десмаск брезгливо скривил губы, читая про маньяка-скорняка и его коллекцию человеческих лиц, срезанных, выдубленных и обработанных специальным способом, превратившим куски кожи и волос в жуткие в своей реалистичности маски. Но даже в такой жути было что-то знакомое: в памяти мелькали смутные обрывки воспоминаний о полутемных залах, на стенах, потолке и полу которых были многочисленные человеческие лица. Но вот были ли они когда-то частью других, некогда живых людей? Был ли он их убийцей? На этот вопрос у него ответа не было. Хотя маски он любил и мастерил. Долгие дни своего нахождения в колонии тем и спасался, что кочевал из одного поселения в другое и резал деревянные обрядовые маски, лил из гипса посмертные особо важным клиентам. Через эту свою работу он и познакомился с остальными тремя, и даже немного поучаствовал в побеге. Дочитывать статью он не стал. Так, пробежался глазами – перечень совершенных ими преступлений его совершенно не интересовал, тем более, что он был далеко не полным, например, мародерство там и вовсе не упоминалось. Перевернув страницу, он углубился в чтение нового декрета правительства – скучное и малоинформативное чтиво, которое только и можно, что запивать горьким, как стрихнин, кофе. Спустя полчаса он закончил читать газету, уделив равное внимание и репортажу о выступлении принцессы Минервы в Сенате, и пространной статье, посвященной проблемам возведения плотины Гувера, которая обещала стать самой большой плотиной если не в мире, то в Северной Америке точно. Несколько легких эссе на последней странице он также не обошел вниманием, насладившись ими словно десертом, потом аккуратно свернул газету и уложил ее в саквояж. Поднялся, оставив деньги по счету и еще немного сверх того, на чай, и легкой походкой совершенно законопослушного гражданина направился к вокзалу. По эту сторону Атлантического океана Порт-В был не только самым крупным городом, но также носил гордое звание самого большого транспортного узла. Вокзал – помпезное здание в стиле рококо – занимал приличную территорию почти в самом центре города; когда его строили, Порт-В пока еще был просто городком, и вокзал возвышался на окраине как подгулявший аристократ в трущобах. Но со временем город разросся, жилые дома, магазины, склады протянулись вдоль железнодорожных путей, и вокзал неожиданно для себя оказался почти в самом центре. Да к тому же его извечный противник – порт, выстроенный в суперсовременном стиле, не мог посоперничать с ним ни красотой зданий, ни видами. Так что, оказавшись на вокзале, Десмаск неожиданно для себя очутился в самом центре городской жизни. Он присвистнул, проводив взглядом фланирующих под ручку девиц в легких летних платьях. Одна обернулась и лукаво подмигнула, но он с сожалением отвернулся и направил свои стопы в центральное здание, к кассам. Огромный зал с высокими потолками, украшенными лепниной, с деревянными панелями и бархатными портьерами, освещаемый тремя здоровенными хрустальными люстрами, больше всего подходил для проведения какого-нибудь помпезного приема, где декольте, тарталетки, венский вальс и шампанское в высоких хрустальных бокалах. Но там, где он ожидал бы увидеть бал, шумело настоящее людское море. Сотни, тысячи людей одновременно говорили, перемещались, ругались, прощались, встречались, искали или пытались сдать багаж, предъявляли документы и искали выход к платформам. Покрутив головой, Десмаск уверенно направился вправо – в дальнем углу он углядел надпись «Кассы», а под ней несколько очередей. Пристроившись в одной не самой длинной, он принялся изучать расписание. Еще находясь на сухогрузе, где они как крысы прятались от команды по всяким грязным закуткам, он чувствовал, что должен вернуться. В Город. То не был его родной город, где он родился и вырос. По правде, свою родину Десмаск давно прогнал из памяти вместе с воспоминаниями о семье. Не помнил он и тех многочисленных городов и городков, в которых жил то ночь, то целую неделю, пока кочевал по стране в поисках себя. Где-то нравилось, где-то было так паршиво, что хоть волком вой. Но только попав в Город, он, впервые на своей памяти, почувствовал себя дома. Странное чувство. В Городе тоже было до черта всякого дерьма. Трущобы и притоны, воры и проститутки, продажная полиция и мающиеся от зажратости толстосумы. Но все это становилось совершенно неважно по сравнению с тем, какое чувство умиротворения и защищенности окатило его, стоило ему только ступить на платформу из вагона. Так вот, еще на сухогрузе Десмаск понял, что он возвращается домой. Домой, туда, где стоит без дела его мастерская. Домой, где он знает каждый закоулок. Домой, к любимой пивнушке; если повезет, то толстушка Джин все еще не замужем и безбожно разбавляет пиво, но за ее улыбку с милыми ямочками он бы простил и не такое. Впрочем, даже если замужем, все равно простит все что угодно. Домой, где днем небо синее-синее, где от простого воздуха пьянит и кружит голову. Домой, где на городском кладбище есть одна родная могила. Домой. За ностальгическими воспоминаниями – и все же, формы Джин был вот такими, или память играет с ним злую шутку? – подошла его очередь. Десмаск ловко выудил из внутреннего кармана документы и наклонился к окошку кассы. – Один до Города. Из окошка на него глянули огромные глаза в роговой оправе – прям сова лупоглазая! – На какое число? – На сегодня, девушка. На очкастую сову, то есть, кассиршу, обращение не произвело впечатления. Она медленно хлопала тяжелыми веками совсем без ресниц, пока разглядывала расписание. Потом сказала: – На сегодня остался только мягкий. – Сколько? Она назвала сумму. Только необходимость изображать благовоспитанного джентльмена заставила Десмаска не высказать вслух свое мнение теми самыми словами, которых он набрался среди самого блистательного австралийского общества. Вместо этого он улыбнулся, понадеявшись, что действительно улыбнулся, а не оскалился, и ответил: – Оформляйте. Очкастая сова-кассирша заставила его расстаться с кругленькой суммой. Посмотрев на свой изрядно отощавший кошелек, Десмаск вздохнул и затолкал его поглубже в саквояж. До самого Города придется ехать впроголодь. До отправления ему оставалось сделать лишь пару звонков. Разменяв купюру на монетки, он вошел в телефонную кабинку и так хитро поставил саквояж, что заблокировал дверь намертво. Теперь открыть ее можно было только изнутри, а снаружи – ни за что. Обеспечив себе безопасность, он самым внимательным образом осмотрел сам аппарат и кабинку. Смешно, конечно, считать, что за ним кто-то следит (нет, наверное, следят, но те, о ком он знает, всего лишь присматривают за ним), но береженого боги берегут. И только удостоверившись, что телефонный аппарат не принесет ему неприятных сюрпризов, скормил аппарату несколько монеток. Потертые кнопки телефонного аппарата немного поскрипывали под его пальцами, пока он медленно набирал номер – средство для экстренной связи как раз на тот момент, когда потребуется. Почти сразу же в трубке пошли гудки – этот номер напрямую связывался с адресатом, минуя телефонисток. Тихий щелчок дал понять, что ему ответили. Десмаск набрал воздуху, потому что внезапно показалось, что стало нечем дышать, и на выдохе четко и ясно проговорил условную фразу: – Господа Сфинкс, Гарпия и Ликаон прибыли к параду планет, – выждал несколько секунд и повесил трубку на рычаг. Когда он отнял руку от аппарата, ее слегка потряхивало, пришлось энергично потрясти ее, посжимать пальцы, прежде чем зачерпнуть еще одну горсть монет. На этот раз в трубке долго трещало, прежде чем трубку подняла барышня-телефонистка и любезно соединила с нужным номером. Десмаск мысленно считал длинные гудки: один, два, три, четыре, ну возьми же трубку, дебил! Наконец, где-то на пятнадцатом счете, раздался щелчок, и приятный девичий голос сказал: – Алло. Дом Кардинале. Слушаю вас. – Эм… мне нужен Дита. Он дома? – Да, муж дома, – ничуть не сомневаясь ответила собеседница, чем повергла его в новую волну шока. – Как вас представить? – Де… мое имя Маниголдо, миссис Кардинале. Трубка донесла восторженный вдох. – О, тот самый Маниголдо? Автор той восхитительной маски? «Альриши*»?! Не могу налюбоваться на нее, сэр. Вы просто волшебник! О, простите, я заболталась. Подождите минуту, сейчас я приглашу его. Трубка еле слышно клацнула о столик, чуткое ухо Десмаска уловило торопливый шаг и восклик: «Милый, тебя к телефону мистер Маниголдо!». – Это ты? – резко, без церемоний спросил Дита, едва взял трубку. – Я, – подтвердил он и почувствовал, что на лицо налезает ничем не обоснованная счастливая улыбка. Нет, даже – лыба. Старинный приятель, Афродита Кардинале, манерный красавчик, которого он как-то пытался подснять, приняв за смазливую девчонку. Пара выбитых зубов оказалась достаточным доказательством того, как крупно он ошибся. Как всегда, вспомнив тот случай, Десмаск скользнул языком по внутренней стороне зубов, пока кончик не провалился в гладкую дырку – те самые зубы выпали именно отсюда. Старый друг, на которого всегда можно было положиться. Потому что выстоит, что бы ни случилось, как последний бастион. А то, как он выглядит, совсем ни при чем. – Я видел «Таймс». Твоя работа окончена? – Я не читал, но… Ты женился? Друг тяжело вздохнул прямо в трубку. – Я сделал так, как мы договаривались. Весь мир считает, что мастер масок Маниголдо настолько эксцентричен, что никогда не выходит из дома и никого не принимает у себя. – Спасибо. Ты даже не знаешь, насколько я благодарен… – По правде говоря, ты вовремя. Те маски, что ты оставил, уже закончились. Десмаск ухмыльнулся. – Ну, тогда я вырежу новые. Он не видел, но мог поклясться, что Дита сейчас улыбается – своей обычной, немного насмешливой улыбкой. Загремела, пропадая в монетоприемнике, еще одна монета. Десмаск зажал в руке оставшиеся. Разговор следовало прекращать. – У меня билет на сегодня. Точнее, уже через полчаса. – Я понял, встречу. Трубка клацнула в последний раз, и в динамике раздались короткие гудки – друг был не из тех, кто будет предаваться бессмысленным ностальгическим переживаниям. Десмаск поднял саквояж, освободив дверь; со стороны, если за ним кто-то наблюдает – по делу или от скуки, – казалось, что он просто взял и поднял свой багаж. Одернув пиджак и снова взлохматив прическу, глядя на тусклое отражение в замызганном окне кабинки, он вышел и направился к платформам. Поезд до Города был подан на четвертый путь. Мягкий вагон был прицеплен к составу четвертым, если считать от паровоза, а сразу за ним шел вагон-ресторан. И место у него тоже было четвертое. Десмаск считал, что это восхитительно удачная комбинация. *Альриша - альфа Рыб