Pihaššašiš

Рабочий день в баре «У Одноглазых» заканчивался с рассветом. Стоило только краешку неба начать розоветь, как Хёга решительно и бескомпромиссно выгнал всех припозднившихся гуляк и закрыл тяжелую дверь, подперев ее для надежности дубовым засовом. Иногда, особо упорствующих в своем пристрастии к зеленому змию и тем коктейлям, что смешивал бармен и хозяин в одном лице, приходилось выкидывать, протаскивая до двери за шкирку, как котят. А затем, оставив зал для уборки единственной официантке и поваренку, углубился в подсчеты. Пока он считал кассу, изредка поглядывал в зал, контролируя качество уборки. Стукнула задняя дверь, пропуская в бар второго из братьев – Айзака, что заведовал расположенной на верхних этажах маленькой гостиницей. Постояльцев в ней было немного, этот небольшой бизнес братья держали скорее ради прикрытия, чем прибыли. Реальные доходы у них были совсем другие. – Доброе утро, – Хёга закончил щелкать костяшками счетов, аккуратно записал в гроссбух получившуюся сумму, а вырученные за ночь деньги сложил в плотную пачку. – Доброе, – Айзак плюхнулся на высокий барный стул и повалился на стойку. – Кофе, Джекоб. Поваренок уже нес из кухни поднос с чашечкой крепчайшего кофе – без этого дивного напитка старший из братьев ни за что не смог бы просыпаться, чтобы вести дневные дела в гостинице. Хёга продолжал наводить порядок за стойкой, пока старший пил свой кофе. Он помахал рукой, подзывая официантку. – Да, мастер? – спросила она, вытирая руки о передник. – Помоги сегодня Юне в гостинице, Паула, – он кивнул в сторону Айзака, чей вид красноречиво свидетельствовал о неспокойной ночи. – Примерно до двенадцати. Двойная ставка за час. – Прямо сейчас? – Паула не удивилась ни просьбе, ни предложению. Ее иногда просили вот так подменить старшего из хозяев и помочь младшей сестре с делами, но никогда – так рано. Впрочем, даже если бы рано, двойная оплата все покрывала. Если так прикинуть, то к концу месяца она вполне может позволить себе то симпатичное платьице из галантереи и мороженое в кафе на площади. Шоколадное с миндальной крошкой. – Но, уборка… – она обернулась на зал. Как бы хороша она ни была, справиться с уборкой так быстро не могла. – Ничего. Я сам закончу, – невозмутимо отозвался Хёга. – Иди. Паула кивнула и, сделав коротенький книксен, пошла к дверям. От дверей она обернулась, захватывая взглядом всю картину. Хёга сосредоточенно подворачивал манжеты своей белоснежной рубашки. Приглушенный свет ламп за стойкой подсвечивал ореолом его густые золотые волосы, свободно спадающие на плечи, а из-за густой челки на левой стороне лица была тень, но Паула точно знала, что под волосами скрывается плотная бинтовая повязка, видела пару раз, когда хозяин, поправляя волосы, бережно скользил пальцами по левому глазу. Пауле казалось невероятно смешным, что многие девушки в Городе мечтают, чтобы он посмотрел на них хоть разок, такой он красивый, а вот на нее он смотрит каждый день. Именно поэтому она так тщательно разносит заказы и убирает. Айзак, чей вид остался сонным даже после чашки крепкого-крепкого кофе, который Джекоб варит без всякой жалости, почти спал, положив локти на стойку. Растрепанные со сна светлые-светлые, почти седые волосы густо закрывали лицо, хотя из-под кончика челки все же виднелся самый краешек страшного шрама, перечеркивающего пополам левую глазницу. Айзак тоже был видным молодым человеком, хотя, конечно, до младшего брата ему было далеко, так подумала Паула и вышла прочь. Стоило внутренней двери закрыться за девушкой, Айзак, до того успешно притворявшийся сонным, встряхнулся и выпрямился. – Ушла наконец. Почему мы терпим эту надоедливую девицу? – Она прилежная и старательная, – привычно отозвался Хёга. Вооружившись щеткой и совком с длинной ручкой, он убирал из-под столов мусор, оставив уборку столов поваренку. – Она симпатичная, но не дает нашим клиентам повода распускать руки. Она умеет держать язык за зубами, и она еще не вышла замуж, вынуждая нас тем самым искать новую официантку. И еще у нее есть сестра, которая тоже помогает. Тебе, между прочим. Этот спор у них был рутинным, практически каждодневным. Всех наемных работников обычно в дело приводил Хёга. Джекоба он подобрал одним вечером – день выдался на удивление холодным, и мальчишка в своей легонькой одежонке непременно замерз бы. Ну или умер бы чуть попозже, простудившись. Обогретый, мальчишка остался помогать при баре – он оказался довольно сносным кухарем, готовил простые закуски для бара и незамысловатые завтраки для тех, кто останавливался на ночь в гостинице. Стряпней его никто не травился, и ладно. Единственным, что мальчик делал на высоте – утренний кофе для Айзака. Он был крайне придирчив к качеству этого напитка. Паулу – и ее младшую сестру Юну – Хёга встретил на почте. Девушки прибыли в Город откуда-то из-за границы штата в поисках дальней родни, которая могла бы принять их, осиротевших, но по прибытии оказалось, что родственники либо умерли, либо уехали, тощий кошелек подрезали на вокзале, и все, что в конце концов могло остаться для таких как они, это скатиться в совершеннейшую нищету, а оттуда на панель. На ее счастье, Паула была похожа на мать Хёги – та умерла, когда он был еще совсем ребенком, – а потому он просто не мог пройти мимо. Она быстро приноровилась к работе официантки и горничной на полставки, на другие полставки ей помогала Юна, в свободное от школы время. Айзак фыркнул, как всегда, когда выслушивал его аргументы. Теперь, когда он выпрямился, его увечье стало еще более заметным. Как и то, что именно оно – общее на двоих – и дало название их бару. Почему гостиница называлась именно «Арктикой» никто из них не смог бы ответить. Потому что. Также было заметно и то, что при общей похожести – светлые волосы, высокий рост, одинаковая стать – ни Айзак, ни Хёга никакими родственными отношениями не связаны. Все, что в них было похожего и роднило их, было неуловимым: наклон головы, прищур, плавные точные движения, спокойствие и умение не ждать даже, а выжидать. Никто не мог похвастаться тем, что слышал, чтобы кто-то из них повышал голос. Даже Айзак, который, по общему мнению, был груб и несдержан. Хёга закончил подметать, убрал щетку и совок в чулан, и, вооружившись тряпкой, прошелся с ней по всем светильникам. После чего, на его взгляд, уборка была завершена. – Джекоб, проверь ящик. Ящиком они называли между собой странного вида сосуд, стоящий на самом виду на барной стойке. По форме он напоминал что-то среднее между цинскими вазами с дальнего востока и романскими кувшинами, но, определенно, был вещью довольно редкой и, возможно, даже по-настоящему ценной. В любом случае, место такой редкости было как минимум в музее. Но не в баре, где ее использовали как почтовый ящик. Джекоб ловко взобрался на барный стул и запустил ручку в узкое горлышко. Айзак видел в мальчишке пользу только в кофе и в том, что именно его ручка пролазит в этот чертов кувшин. – Тут записка, мастер Хёга! – и он протянул своему спасителю сложенный вчетверо белый листок бумаги. – Можешь идти, Джекоб. Постояльцев у нас сейчас нет, так что два завтрака, и можешь быть свободен. Выпроводив мальчишку в его вотчину, на кухню, братья склонились над запиской. Чья-то аккуратная рука тщательно вывела печатными буквами многозначительно лаконичное послание: «Ищейка идет по следу Мародеров». Они переглянулись. – Кто был у тебя ночью? – Айзак крутил в руках записку, как будто у нее могло быть двойное дно, посмотрел ее на просвет, поводил над зажженной свечой (ну а вдруг невидимые чернила?) и даже понюхал. Но все усилия были напрасны – ничего, кроме угрозы-предупреждения, записка не несла. Хёга задумчиво плеснул себе в стакан бренди на пару пальцев и пригубил. – Хм... В основном, обычный контингент. – Он выразительно пошевелил пальцами, имея в виду усталых мужчин средних лет, зашедших пропустить стаканчик-другой в компании таких же как они работяг, прежде чем они отправятся по домам. – Кто еще... Мисс Шуна с мужем заглядывали. После вечернего выступления в кабаре. Айолос был, еще пара парней из его компании. – Кто-нибудь подозрительный? – спросил брат ради проформы. – Шутишь, – пренебрежительно отозвался младший. Он обвел рукой небольшое полутемное помещение, спрятаться в котором от зоркого глаза бармена было нереально. – Все свои, за это ручаюсь. Айзак фыркнул возмущенно, он терпеть не мог загадок, особенно тогда, когда ему нужно было заступать на обычную работу. Решил было сжечь записку, но Хёга отобрал ее и спрятал в гроссбухе. – Еще пригодится. Джекоб постучал в дверь, мол, завтрак готов, и спустя несколько минут громкий топот оповестил всех, что мальчишка убежал по своим мальчишечьим делам, и до вечера, когда до открытия бара останется всего ничего, его можно не ждать. Вместе, заглянув по пути в офис, чтобы оставить в потайном сейфе гроссбух и выручку, они поднялись на первый этаж, в маленькую столовую. Братьям принадлежал небольшой двухэтажный дом с мансардой, который они выкупили практически сразу после переезда в Город. Дом был довоенной постройки, красивый и представительный, но неудобное расположение – довольно далеко от центра, в непрезентабельном, практически рабочем районе – делало гостиничный бизнес не очень прибыльным. Мало кто решался остановиться у них, в то время как был выбор из гостиницы в центре и постоялого двора у вокзала. Зато заслуженной популярностью пользовался бар – широкий выбор напитков, за практически неиссякаемыми запасами которых братья ревностно следили, и разнообразные коктейли пришлись по вкусу многим горожанам, и частенько в баре «У Одноглазых» можно было встретить не только работяг, но и довольно зажиточных и влиятельных граждан. По всеобщему мнению, именно бару братья были обязаны тем, что их дело еще не прогорело. Сам бар располагался в подвале, большая часть которого была отведена под кладовые и винный погребок. Первый этаж делили между собой также небольшая, всего на четыре столика, столовая, в которой постояльцы только завтракали, кухня и небольшой холл, где хозяева поставили стойку администратора, конторку и небольшой диванчик. Сейчас за стойкой обреталась Паула, но обычно там было место Айзака. Неприметная дверь за спиной горничной вела в офис. Завтракали братья молча, быстро пережевывая пищу и подбирая с тарелки все вплоть до последней крышки. Нехитрая стряпня Джекоба напоминала обоим о юности, проведенной в армии. После завтрака их дороги разошлись. Оставив Айзака инспектировать состояние номеров, которые занимали весь второй этаж целиком, Хёга поднялся в мансарду. Пригнув голову, чтобы не задеть низкий скат крыши, он прошел по узкому коридору, куда выходили несколько дверей. Тут они устроили свое собственное жилье, две небольшие комнаты в дальнем конце занимали Паула с сестрой, им ведь некуда было идти. Свою комнату Хёга обставил по-спартански скромно. Узкая кровать, письменный стол под небольшим окном, стул, масляная лампа, сундук с личными вещами под кроватью да книжный шкаф. И шкаф, и стол были заставлены книгами, пара стопок стояли в углу, потому что больше нигде места и не нашлось. На простой беленой стене висело единственное украшение – железный крест на бархатной подушечке. По привычке, от которой никак не удавалось избавиться, Хёга мазнул всеохватывающим взглядом по комнате, сверяя расположение вещей с тем, каким оно было вчера, когда он заступал на смену. Все было как прежде. Только после этого он запер за собой дверь. Пока он приводил себя в порядок для выхода в город по делам, успело окончательно рассвести. Сквозь приоткрытое окно в комнату хлынул шум просыпающегося города, перезвон трамваев, крики уличных разносчиков. Хлопнула дальняя по коридору дверь, простучали быстро-быстро каблучки – Юна опять проспала школу. Мелькнула мысль, что нужно провести с ней беседу о недопустимости постоянных опозданий, себе же хуже делает, дуреха, не завтракает, спешит и раздражает опозданиями одноклассников и учителей. К девчонке, которой только на днях должно исполниться одиннадцать, даже вечно недовольный всем Айзак относился как к младшей сестренке. Что не мешало ему ворчать. Подумав о ворчащем, но заботливом брате, Хёга фыркнул, улыбнулся своему отражению в зеркале и поправил узел галстука – сегодня предстояло несколько официальных визитов. Отражение в зеркале подтвердило, что он выглядит вполне достойно для того, чтобы показаться в обществе – приличный молодой человек, в общем. В качестве последнего штриха, без которого выйти на улицу не представлялось возможным, он прицепил к левой лодыжке ножны с маленьким, но прочным и острым армейским ножом, который не раз выручал его в прошлом, а пиджак немного более свободного, чем полагается, кроя отлично прикрыл нагрудную кобуру с револьвером. Спускаясь вниз, он услышал, как Айзак за что-то распекает Паулу. Его голос, пусть и неразборчиво из-за стен, звучал громко и грозно, а она изредка вставляла словечко-другое. Когда, обеспокоенный, Хёга торопливо спустился, его ожидала странная картина. Эти двое, которые обычно относились друг к другу с выражением вооруженного нейтралитета, держали свежую газету, каждый за свою сторону, и обсуждали статью. – Что у вас случилось? Паула тотчас развернула к нему свою половинку газеты, явив устрашающие рожи на плохо сделанных фотографиях. – Смотрите, мастер! Беглые преступники! Ужас какой! Айзак фыркнул в том смысле, что, мол, видали мы настоящий ужас, и отобрал у нее газету. – Сбежали и сбежали. Ты в банк? Поняв, что начинается разговор не для посторонних, Паула вытащила из конторки ключи, амбарную книгу и пошла проверять состояние номеров. Это входило в ее каждодневные обязанности, а дотошный старший хозяин любил, чтобы все было как полагается. Хёга кивнул. Принял от брата папку с документами, которую тут же отправил в портфель, и вызвал кэб по телефону. Коротая время в ожидании коляски, тоже сунул нос в газету. Там было что-то про плотину и про принцессу. Но больше всего его заинтересовали фотографии беглых каторжников. – Смекаешь? – Айзак плюхнулся за конторку и выжидающе смотрел на брата. Хёга дернул головой, еще раз, более внимательно, прочитывая статью. В произвольный побег из такой тщательно охраняемой колонии он не поверил сразу – подозревал инсценировку. Но кто оказался настолько важной персоной, чтобы вытащить их из-за решетки? Один из сбежавших выделялся на общем фоне – Хёга не смог бы сказать, почему, он просто так ощутил своим шестым чувством. Отбросив в сторону маньяка-с-масками, он сосредоточился на остальных. На ум пришли слова подкинутой ночью записки. – Ага, – поддакнул брат, от которого не укрылись его размышления. – Ну ладно, не парься. С улицы послышался звонкий цокот копыт, и все посторонние мысли тут же вылетели из головы. Оставив газету на стойке, Хёга подхватил портфель и торопливо вышел на улицу. Усаживаясь в открытую коляску – на улице стояла прекрасная весенняя погода, и верх был откинут – он кивнул знакомому кэбмену: – В банк.