Pihaššašiš

Город готовился к открытию Королевской Ярмарки. Каждое утро из той недели, что он провел здесь, Андреас просыпался утром из-за шума. В его номере был балкон. Каждый день, после обеда, он усаживался выпить чашечку кофе, читая местную прессу и одним глазом поглядывая на площадь. На площади строили лавки, устраивали место для обязательного костра, танцплощадки, оркестровый загончик, и возводили высокую конструкцию, предназначенную быть ложей Лорда. Особую пикантность его пребыванию на балконе придавал тот факт, что именно здесь встретили свой бесславный конец Павлин и Лотос. Кинув взгляд на настенные часы, он встал из кресла, ненадолго остановился у зеркала, чтобы окинуть свой вид придирчивым взглядом (и остаться довольным), и вышел в коридор. Собачка замка тихонько щелкнула за его спиной. Он провернул ключ положенные два раза и сунул его в часовой кармашек. Время обеда. Спускаясь по главной лестнице – широкому и помпезному мраморному монстру с алой ковровой дорожкой и позолоченными перилами, – он рассеянно вспоминал. С той встречи у Морригана, когда они повздорили, все пошло наперекосяк. Хотя он бы никогда в этом не признался, по правде, обвинения Морригана и намеки на конфликт с королевской семьей имели под собой основание. Нет, к смерти своего коллеги Андреас не имел ровным счетом никакого отношения, если не считать за таковое искреннее сожаление, что увидеть, чего же на самом деле добивался своими опытами принц, он не сможет. Смерть принца Александра была вполне закономерной – опасные опыты с неисследованными энергиями до добра не доводят. Раз за разом перечитывая отчет о расследовании, он пытался сообразить, что же случилось. От хорошо защищенной лаборатории, устроенной по последнему слову науки, мало что осталось. Это – впечатляло. Некоторые ответы он получил из дневника, который покойный завещал ему. Из скрупулезных, хотя и пространных записей, следовало, что принц работал с каким-то новым видом энергии, не электричеством, это точно. Крупицы сведений, выцепленные то тут, то там, рисовали грандиозную картину, и Андреас был готов уже локти от досады кусать, как пришло письмо. Некто в нескольких скупых строках сообщил, что «если господину доктору угодно», то, помимо личного дневника, существуют также лабораторный журнал с полным описанием процедур и веществ, сейф с реактивами и единственный сохранившийся образец вещества. Господину доктору было угодно, и вот уже завязалась переписка с таинственным доброжелателем, который подписывался как «Καιρός». Как символично. Андреас иронично подумал, что и в самом деле ухватил за чуб свой счастливый случай. События завертелись как волчок. Из того, что «Кайрос» мог достать прямо сейчас, был только сейф. К сейфу требовался ключ. Андреаса передернуло от воспоминаний о том, на что пришлось пойти, чтобы его достать. Нет, сам он там не был. Ему хватило упоминаний в прессе и людских пересудов. Впрочем, даже тень сожаления покинула его, когда он вплотную подошел к массивному черному сейфу, стоящему посреди разгромленной лаборатории, и сунул добытый ключ в замочную скважину. Ключ сперва не поворачивался, как бы он ни пытался, но потом внутри что-то щелкнуло, и головка сама собой повернулась несколько раз по часовой стрелке, потом против, еще раз по часовой и остановилась. Дверца сейфа медленно и бесшумно открылась, и только Андреас сунулся к нему, изнутри полилась простенькая песенка – «крутись-вертись, крутись-вертись, живи и умирай» выводил старенький механический патефон, а внутри его ждало настоящее сокровище – штатив с семью плотно закупоренными пробирками. Пробирки были полны едва ли наполовину, и потому Андреас особенно ревностно трясся над ними. Первые его опыты не дали ничего. «Кайрос» исправно снабжал его инструментами и деньгами, изредка интересуясь результатами. Но Андреас чувствовал, что настоящей заинтересованности в вопросах патрона не было. Иногда, когда очередной опыт заходил в тупик, он задумывался, зачем ему это? «Весь мир – театр», попалась ему в одном из писем цитата, как будто ответ на все его невысказанные вопросы разом. После этого первый рабочий образец отправил в ничто элитный отряд морской пехоты. К началу испытаний лаборатория с материка переместилась на один из затерянных островков карибского архипелага, и Андреас, что называется, из первых рядов мог наблюдать за торжеством своего гения. Запах сгорающей заживо человеческой плоти преследовал его во снах еще несколько недель. Пока он экспериментировал, Кайрос постепенно избавлялся от Мародеров, подчищая следы. Несколько особо приближенных, из тех, кто считал Андреаса истинным лидером группировки, были отправлены на поселение в колонию. Другие рассеялись то тут, то там, пропадая среди обычных людей, а вместо них вербовались новые, теперь уже респектабельные союзники. До тех пор, пока «Посейдон» чуть не ушел на дно, повинуясь несдержанному Морригану… Андреас глубоко вдохнул и выдохнул. При одной только мысли об этом напыщенном аристократишке его начинала захлестывать ненависть. Истинное дитя пролетариата – он искренне ненавидел самую суть деления на аристократию и чернь. Аккуратно разрезая свой стейк шатобриан, он представлял, что на самом деле отпиливает глупую голову Морригана от его бесполезного тела. Тень упала на его столик. – Могу я присоединиться к вам, Лисе? – отстраненно-вежливо осведомился его случайный знакомец – они просиживали в библиотеке отеля в окружении книг и тишины. Эти вызывающе красные волосы Андреас бы ни с какими другими не перепутал. – Да, пожалуйста, – он растянул губы в улыбке, надеясь, что она вышла радушной. В Городе он оказался повинуясь все тому же счастливому случаю. После размолвки с Морриганом он подумывал было приспособить к делу его воспитанницу, но тут малохольная девица неожиданно тяжело занемогла, и ее срочно определили в закрытый госпиталь для членов королевской фамилии. И, как будто этого одного было мало, городской особняк Морригана в мгновение ока оказался опечатан, а сам он – заключен под стражу, и его следы затерялись где-то в глубинах управления внутренних дел. Дома его ждало письмо – плотный лист дорогой писчей бумаги, сложенный пополам. Развернув письмо, он вчитался в послание. Вот что оно гласило: «Мой друг, близится ваша очередь перейти Рубикон. Принцесса Минерва, а с нею две оставшиеся части головоломки, уже в Городе. Успейте попасть туда, и в последний день Королевской Ярмарки у вас будет шанс поймать вашу удачу. Ради вашего благополучия, направляю туда тех, кто поможет вам и поддержит, иными словами, ваших верных преторианцев. Actum ut supra!*». Подписано сие было уже привычной витиеватой подписью на греческом. Андреас с чувством сжал кулаки, не обращая внимания, что сминает в неаккуратный ком такое важное письмо. Потом, правда, он его расправил, сунул в карман и поспешил собрать вещи в поездку. Ему удалось все: поймать кэб, купить билет, в последнюю минуту нырнуть в поезд и даже перенести путешествие и беспокойных соседей по купе, которых, казалось бы, интересовало только одно – грядущая Ярмарка. Их разговоры про угощения и покупки, наряды и закрывающее представление до того надоели, что, не в силах поддерживать реноме приятного в общении дружелюбного человека, он почти весь путь провел либо в вагоне-ресторане, либо глядя в окно в тамбуре. Вокзал был полон людей. Приезжие сновали туда-сюда, бестолково кружа словно пчелы над цветками, вместо того, чтобы обратиться к служащим; их, облаченных в синюю форму, было более чем предостаточно. Чувствуя свое превосходство над обычными смертными, Лисе обратился к ближайшему и получил исчерпывающие инструкции, как выйти на вокзальную площадь и найти Отель. Выбравшись из сутолоки вокзала, он огляделся. Здание Отеля, как ему и сказали, хорошо просматривалось благодаря двум нефункциональным, но приметным башенкам, украшающим крышу. Перехватив удобнее саквояж, он поспешил туда на своих двоих, справедливо решив, что так будет быстрее, чем трястись в кэбе посреди этого вавилонского столпотворения. В Отеле, однако, было не столь радужно, как ему представлялось. Портье за стойкой даже не спросил, с какой целью он тут, а просто повел рукой, красноречиво показывая на абсолютно пустой шкафчик с отделениями для ключей. Андреас нахмурился. Но тут же встрепенулся – как минимум один ключ был, он висел в ячейке номера-люкс на двоих. На него он и указал, добавив, для верности, что даст двойную цену. Уж это он мог себе позволить. Однако столь щедрое предложение осталось без внимания. Помявшись для порядка, портье поманил его к себе и шепотом сообщил, что этот номер запрещено выдавать кому-либо, так как не так давно в нем произошло двойное убийство, и хозяева Отеля не желают ни доставлять неудобства гостям, ни получить проблемы, связанные с таким ужасным происшествием. Туристы же, как известно, народ довольно суеверный. Дослушав это объяснение, которое, очевидно, было белыми нитками шито, Андреас едва сдержал в себе порыв рассмеяться прямо в лицо портье, но пересилил себя и максимально серьезно сообщил, что он – ученый, а ученые считают ниже своего достоинства верить во всяческие глупые суеверия. Похоже, его слова возымели свое действие. Портье с извинениями отошел на минутку, крикнув консьержу присмотреть за своим хозяйством, и вскоре вернулся. Со всеми положенными реверансами ему сообщили, что управляющий Отеля разрешил сдать этот номер отважному господину, причем с оплатой только за одного человека, позвольте ваши документы, вашу подпись здесь, с вас столько-то, вот ваш ключ, эй, Джим, помоги господину донести багаж! Оказавшись в номере – просторном и удобном, практически роскошном, – он оценил иронию, что именно здесь нашли свой конец двое его прихвостней. – С какой целью вы прибыли на ярмарку, Лисе? – спросил его собеседник, коротая время в ожидании своего заказа. Столкнувшись несколько раз в библиотеке, они завязали необременительное знакомство и обращались друг другу по-простецки, без всяких «мистеров» и «господ». – Да так, пустяк. Ребячество, – он ухмыльнулся. – Собираюсь кое-что прикупить в последний день, а еще посмотреть представление на закрытии. Говорят, оно будет по-настоящему взрывным. В прямом значении этого слова, добавил он про себя. Дегель, которого Андреас прямо сейчас бы номинировал в символы мировой революции, понимающе хмыкнул, а на встречный вопрос сунул руку в карман и выложил на столик блестящий кругляш монеты. – Я нумизмат. Недавно мне попался действительно редкий пятидесятицентовик. По слухам, здесь я смогу найти и остальные. Да вы сами посмотрите, – и он пододвинул монету ближе. Андреас замер, словно кролик, почуявший удава. С немного потертой поверхности на него смотрела Леди Свобода, а под ее ногами были выбиты цифры: ноль, ноль, девятка и единица. Дегель что-то говорил, но он не слышал. Номерная монета, которых было отчеканено ровно сто восемь, принадлежала Павлину. Номер Лотоса был девятнадцать, они потому и держались вместе. Он еле сдержал позыв сунуть руку в карман и нащупать там точно такую же, но с номером один. Рука дернулась, едва-едва, (но зоркому наблюдателю и этого было достаточно), и напустив на себя слегка заинтересованный вид, он сказал: – Действительно, необычная… что ж, успехов вам в этом предприятии, друг мой. – Если вам попадется похожая, дайте мне знать, – попросил его рыжий и сконцентрировал свое внимание на обеде. Больше они не разговаривали. Ярмарка наконец-то близилась к завершению. Все дни, что людское столпотворение бурлило на главной площади, он провел на балконе в компании газеты, кофейника и сигарет, исключая то время, что требовалось тратить на еду, сон и редкие визиты в библиотеку. Каждый день он пытался высматривать в окружающих его людях тех, кого он знал, но так и не возымел успеха. Один раз ему почудилось, что мимо прошел здоровенный мужчина, в котором он узнал Жука, но, всмотревшись, он понял, что обознался. В конце концов он оставил эти попытки, уверив себя в том, что бессмысленно высматривать кого-то в таком скоплении людей, и если и посматривал, то лишь для проформы. В последний день Ярмарки утром в дверь его номера постучали, но не успел он подойти, как некто ушел, просунув перед уходом в щель под дверью листок бумаги. «Мне сказали, в Столице вы искали расположения моей племянницы, а в Город явились преследуя целью своей единственно встречу со мной. В последний час Ярмарки, перед закрытием, для вас будет открыт вход в ложу Лорда». Вместо подписи внизу записки была нарисована строгая лупоглазая сова. Он прочитал это вычурное послание несколько раз, пока не признал, что даже его великий ум не в силах справиться с радостной дрожью предвкушения, которая охватила его от одной только мысли о том, что завершение его трудов и новая веха в истории мировой науки, которую он откроет, уже так близко. Для него не было неожиданностью получить эту записку. Скорее, он бы удивился, если бы не получил ее. Когда стрелки на часах показали восемь вечера, он еще раз осмотрел себя в зеркало и остался в целом доволен своим видом, даже несмотря на то, каким лихорадочным, маниакальным огнем горели его глаза. Он поправил узел галстука, смахнул пылинку с отворота пиджака и сунул в карман пробирку с мутно-серым веществом. На всякий случай. Стоило выйти из Отеля, как он окунулся прямо в гущу праздника. Вокруг, куда ни кинь взгляд, разряженные дамы – соревнуются между собой, какая перещеголяет товарок пышностью наряда. Джентльмены от них не отставали. Андреас презрительно фыркнул себе под нос – все, на что способны эти обыватели, так это красоваться друг перед другом, подобно животным, вместо того, чтобы как он использовать свой разум. Переходя сквозь естественную границу между ярмаркой и остальным городом, которая была образована тройками полисменов, он неожиданно встретился взглядами с молодой, можно сказать, юной дамой. Дама, опираясь на руку своего огромного спутника, плыла сквозь толпу, словно леди из высшего света спустилась на грешную землю к простолюдинам. Заметив его взгляд, она неожиданно подмигнула ему, из-за чего Андреас немного оступился и врезался в идущего рядом человека. Он чертыхнулся, но тут же извинился. Изумительно красивый молодой человек, с которым он так непочтительно столкнулся, щеголял ослепительно белоснежным воротничком. С другой стороны его двумя руками подхватил худой и лохматый мужчина, одетый небрежно, а из-за его спины с любопытством выглянула молодая рыжеволосая женщина. Андреас еще раз извинился перед ними, а в особенности перед викарием, и поспешил в центр ярмарки. Кто только не встретился ему по пути. Знакомец из библиотеки методично напивался у уличной стойки бара, за которой священнодействовал хмурый бармен с повязкой на левом глазу. На барной стойке, спрятав лицо в сгибе локтя, лежал и жаловался на выпитое лохматый приятель Дегеля. Чуть поодаль, за столиком, еще трое мужчин, двое из которых были близнецами, что-то шумно и весело обсуждали, причем братья разговаривали друг с другом исключительно через третьего, который сидел аккурат между ними. Около бара пришлось задержаться, потому что строгая женщина в очках ловила разбежавшихся по ярмарке детей. Еще две, одна в униформе горничной, другая – почтмейстера, помогали ей, весело перекликиваясь между собой. Как только всех детишек поймали и пересчитали, Андреас смог пройти дальше и тут же столкнулся с молоденькой китаянкой, которая вежливо, но агрессивно ухватила его за руку и потащила к своей лавке. От нее удалось отделаться обещанием заглянуть позднее, отговорившись срочным свиданием. Она прониклась и вручила ему на прощание тоненькую палочку бенгальского огня. За аптекарской лавкой манила ароматами палатка уличного кафе. Стайка девушек, которые и думать забыли про мерянье нарядами, стояли чуть в стороне и с одинаковым выражением влюбленного восхищения смотрели на палатку. Андреас кинул в ту сторону любопытствующий взгляд – за одним из столиков пили чай двое мужчин, и, пожалуй, он не ошибся бы, сказав, что томные взгляды адресованы длинноволосому белокурому красавцу. Хотя кто этих женщин знает, может, в их вкусе скорее низенький неприметный китаец? Наконец он дошел до центра Ярмарки, где возвышалась ложа для важных гостей. Горделивый бледнокожий идальго у лестницы, наряженный в сверкающий костюм тореро, оглядел его, но не нашел к чему придраться и неохотно пропустил. Пока он поднимался по скрипучим ступенькам, его постепенно захлестывало восхитительное спокойствие – и куда только делись дрожь и учащенное сердцебиение, одолевавшие его с утра? Еще один мужчина – ради разнообразия обряженный в индейского шамана – посторонился, пропуская его в ложу. Ложа была просторна и полупуста. Андреас окинул присутствующих взглядом, сразу определяясь, кто есть кто. Скучающий блондин с красной бинди над переносицей, а в остальном – образцовый джентльмен, был, очевидно, Лордом-Провинциалом. Что-то такое Андрас слышал про его происхождение. За спиной Лорда, глядя на гостя с подозрением, стояла женщина-помощница, но ее он сразу выкинул из головы. И вот третья персона была той, кто была нужна ему даже больше, чем воздух. Не узнать принцессу Минерву было невозможно. Еще по фотографиям в прессе он отметил ее красивое спокойное лицо – это спокойствие было не показушным, она и в самом деле как будто была неземным существом, далеким от мирской суеты. Рыжевато-каштановые локоны, невозможно синие глаза, строгое белое платье – все это было неважно. Важным было только это спокойствие и тонкие ручки в белых перчатках, в которых она держала небольшую тетрадь в скромной черной обложке. Его сердце екнуло. Воистину – счастливый случай! Лабораторный журнал! Так близко! – Добро пожаловать на Королевскую Ярмарку, господин Лисе, – голос у принцессы был глубоким и звучным, как и подобает богине. Она кивнула на кресло рядом с собой. – Присаживайтесь. У нас есть немного времени до того, как начнется финальное представление. Он прикусил язык, не давая сорваться опрометчивым словам, что никакое представление его не волнует, и сел в указанное ему кресло. Принцесса указала на бенгальский огонь, который он все еще держал в руке. – Держите его под рукой. Он пригодится вам в скором времени. Она не закончила еще говорить, как он заметил, что у Лорда, и его помощницы, и у шамана были точно такие же фейерверки в руках. Поднявшийся снизу тореро сжимал тоненькую палочку, как будто то был стилет. Да и у многих людей внизу, как он сейчас припомнил, если не у всех – тоже. Принцесса договорила и, словно по команде, начали бить большие часы на вокзальной площади. В вечернем сумраке их звон разносился далеко, и вот шум голосов начал затихать. Один за другим погасли фонари, оставив только несколько аварийных, едва-едва разгоняющих темноту. Лорд подошел к краю ложи. Один из оставшихся фонарей осветил его фигуру, и люди внизу повернулись к нему. – Сограждане! Настала пора завершить нашу встречу… – Я так понимаю, вы получили доступ к записям моего отца? – тихо спросила его принцесса, пока Лорд держал торжественную речь. Его ответ был кратким «да». Она кивнула. – Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов. Можете не отвечать, просто кивните, если вдруг ответ «да». Он кивнул. – Личный дневник отца, ключ и сейф с реактивами – вы получили все это? – он кивнул. – Вы испытывали изобретение отца на людях? – и снова кивок. – Дважды? Трижды? – после каждого вопроса он только отрицательно качал головой. Задохнувшись о внезапной догадки, она выдохнула: – Многократно? – его кивок, казалось, выбил у нее почву из-под ног. Принцесса закрыла глаза, собираясь с мыслями, вдохнула и в упор посмотрела на него: – Множество бесценных жизней были принесены в жертву. Вас это устраивает? – и только вздохнула, когда он снова кивнул. Она погладила самыми кончиками пальцев потрепанную обложку журнала. – Изобретение отца, вы догадались, для чего оно? Ответьте. Он собирался ответить, но из горла неожиданно вырвался только сип. Прочистив горло, он сказал: – Невообразимая энергия, которая способна повергнуть любые государства и любые правительства. Разумеется, для войны. – Отец рассчитал, что сила одной порции эквивалентна взрыву сверхновой. – Принцесса посмотрела на него, и ее глаза горели странным огнем. В них было воодушевление и какое-то непонятное стремление, Андреас не понимал, и от этого ему стало не по себе. – Вообразите космос, который окружает нас. Планеты, звезды, галактики и целые скопления! Разве это не грандиозно? А вы… У вас есть сила, но используете вы ее только для разрушения. – Простите, но что… Она заставила его замолчать одним только взглядом. Потом поднялась, и он поднялся на ноги следом за ней. Они вдвоем присоединились к Лорду у перил. Он как раз закончил речь и сейчас держал наизготовку палочку бенгальского огня. – Прошу, Ваше Высочество, – Лорд почтительно склонил голову. Шаман поднес плошку со свечой, и принцесса, так, чтобы это было видно всем, поднесла к огню свою свечу. Раздался треск, горючая смесь нагрелась и вспыхнула, выстреливая вокруг себя сверкающие огненные искры. Принцесса подняла ее, и вскоре вся площадь внизу осветилась точно такими же огоньками. – Пушкам – готовность. – Помощница Лорда крикнула команду в трубку телефонного аппарата. Пушки? Андреас забеспокоился. Принцесса обернулась к нему. – Ну же, зажигайте вашу свечу. Поприветствуйте наступающий час. Час, когда мы увидим, чего же на самом деле намеревался достичь мой отец. Как завороженный, он повиновался, и вот в его руке тоже заискрился огонек. – Пушки готовы, Ваше высочество! – Тогда, на счет три. Раз, два… три! Вместе с последним счетом за границей освещенной огнями площади, разрывая вечернюю темноту забухали, заговорили многочисленные пушки, выстреливая в небо смертоносные снаряды. Андреас уставился расширенными в ужасе и предвкушении глазами в небо, тонкий свист на грани комариного писка отмечал траектории снарядов и вот, когда уже, казалось, все должно было закончиться, в бархатной темноте расцвели огненные цветы. Красные, синие, зеленые, желтые, они вспыхивали, смешивались и опадали дождем, а люди внизу смеялись, протягивали раскрытые ладони к небу и ловили цветные искры, словно не понимания, что сейчас их жизни висят буквально на волоске. Но время шло, секунды складывались в минуты, а потешные огни так и оставались безобидной забавой. Чувствуя себя обманутым, Андреас гневно обернулся и наткнулся на ироничную улыбку Лорда. – Доктор Лисе, – мягко сказал он, – у нас есть кое-что для вас. Маюра. По его знаку помощница принесла поднос, накрытый легкой салфеткой. Лорд смахнул ее небрежным жестом, обнажая то, что скрывалось под ней – целая россыпь монет по пол-доллара. Точно таких же, как та, что лежала у него в кармане. – Не хватает только вашей, доктор. Почему-то не смея расстаться с прогоревшей бенгальской свечой, он переложил палочку в другую руку и несгибаемыми пальцами полез в карман. Долго елозил, пытаясь ухватить скользкую, словно рыба, монету, а ухватив, присовокупил к остальным. Принцесса улыбалась. Новый залп пушек почему-то прозвучал несколько иначе, чем до этого. – Вы ведь никогда не ощущали в своем теле полную силу вселенной, не так ли? – и в небе над площадью распустились серебряные цветы, чтобы пролиться дождем. Люди на площади радостно закричали, протягивая руки вверх и ловя эти капли – горячие, но не обжигающие, яркие, но не слепящие. Так могли бы выглядеть пузырьки газировки, если бы солнечный свет был газировкой. Андреас завороженно протянул ладонь, и несколько искорок плавно опустились на нее. Там, где они соприкасались с его телом, кожу легонько покалывало, и от этих мест по всему телу расходилась волна чего-то незабываемого и радостного, словно щекотка. Он мог только бессильно хватать ртом воздух, потому что не было слов, чтобы описать это ощущение. Это было ощущение всесилия и всемогущества, казалось, протяни руку – и можно ухватить звезду с неба, и вместе с тем это было ощущение надежности и защиты, обволакивающих его тело словно броней, живой и льнущей к коже. Принцесса рассмеялась, звонко и весело, и серебряные искры росой лежали на ее волосах. – Гори же, мое Космо! И в унисон с ее голосом все искорки вдруг взмыли в воздух, складываясь в узнаваемую фигуру. Над человеческой толпой пронесся слитный изумленный гул – раскинув широкие крылья, в небесах парил огромный белоснежный пегас. Он поднялся на дыбы и забил передними копытами, заржал, приветствуя всех и каждого, взмахнул своими крыльями и сверкающей кометой, протянувшейся через все небо, умчался прочь. *Actum ut supra - (лат.) действуй, как указано выше