the devil can be beautiful

Просто глупость. Своего рода сюр. Кто вообще приглашает в пустой дом друга, чтобы воспользоваться спиритической доской и парочкой свечей, некогда доживающих свой век на чердаке? Маленькие дети. И, справедливости ради, Чанмин давным-давно не ребенок — по крайней мере, по собственному мнению. Но вот так стоять и невинно поглядывать в сторону родительской машины, наблюдая за последними сборами семьи и предвкушая вечер, — это, пожалуй, ну уж совсем не зрелое решение даже для того, кому неполные семнадцать лет. Он смотрит в сторону дерева напротив соседского дома и моментально цепляется за знакомую красную голову, пожалуй, слишком активно машущую рукой. Лицо Чанмина тут же кривится, и едва ли заметным жестом он приказывает другу скрыться из поля видения, кивком головы указывая на родственников, погружающихся в машину. — Ну, давай, чтобы все спокойно было. — Мама легко касается двери автомобиля, тепло всматриваясь в лицо сына. — Будет, — коротко отвечает тот. — Хорошей дороги. — И чтобы никого постороннего дома, как договаривались, — наказывает она напоследок, и автомобиль, наконец, трогается. Чанмин глубоко выдыхает, тут же изменившись в лице, и машет в дом. — И чтобы никаких посторонних в доме, — едва ли преодолев расстояние, передразнивает Сону родителей друга. — А я пока не понял, считать тебя частью семьи или енотом, поэтому обещание не нарушено. — Джи легко ударяет в сжатый кулак друга, приглашая войти. — Конечно-конечно. Едва расположившись в коридоре, Сону снимает рюкзак и принимается раскладывать инвентарь: — Доска спиритическая — одна штука, планшетка — ей можно убить, наверное, — одна штука. — Чанмин берет некого вида каменный слепок с отверстием по середине размером с ладонь, вещица и правда оказывается не легкой. — Вонючие палки, за которые я потом получу по ушам от сестры, — пять штук. И я все еще не могу понять, что тебя сподвигло на эту идею. — Не знаю, — отвечает Джи, пожалуй, больше с вопросительной интонацией. — Интерес? Скука? Что-то между одним и другим, да. — Все равно не выйдет ничего, —пожимает плечами Сону, минуя ступени на второй этаж одну за одной. — Как минимум потому, что у демонов, наверное, итак дел по горло — запугивать фанатиков, вертеть грешников на кострах в аду, богохульствовать. Я бы на их месте не тратил время на двух старшеклассников. — А я бы тратил. Ну ты представь! Вот ты умер 200 лет назад и с тех пор посещаешь адское жерло с восьми до пяти, а тут раздается звонок: «Ринг-динг, вас к телефону! Каким-то парням очень скучно!». — Чанмин подставляет два пальца к уху, изображая телефон, с замиранием сердца рассказывая: — Я бы подумал: «Ну, была не была» — и поговорил с ними по-быстрому. — Ага, такой у них адский телефон с мелодией с будильника, как же! — Ну чего ты докопался до деталей? Я еще не был в аду, не знаю, как что работает, так давай и спросим, какой у них там звонок. — Спросим. Только никаких чердаков! — Ким выставляет указательный палец, пригрожая другу, но тут же закатывает глаза, завидев ту самую улыбку. Ночь, пожалуй, сама по себе завораживает. Погружая мир во мрак, она скрывает привычное и оголяет тайное. С закрытыми глазами слышится лучше и истина льется проще. Полуночный ветер унесет все за собой, взамен оставив прохладу разума. — А разве демону так принципиально, чтобы свет был выключен? Мы можем только лампочку оставить, чтобы он не смущался. — Не обижай его традиции, может быть, он стесняется. — Поджигая последнюю свечу, Чанмин задувает спичку и садится в центр, минуя меловой рисунок на полу. — Так, доска стоит, свечи — на углах пентаграммы, теперь давай мне свои руки. — Еще чего! — Ким протестующе прячет ладони за спину. — Мы же не сомнительного демона ждем, а такого — настоящего. — Какого сомнительного? Я говорю руки дай, так надо! — притягивая к себе запястья друга, шипит Джи. — Господи, какой идиотизм… — Какой ещё Господ? Это не по его части. — Глубоко выдохнув, Чанмин вспоминает всю информацию, предварительно тщательно выисканную. — Демон, ты слышишь нас? Демон, приди. Вслушиваясь в звуки на чердаке, можно разобрать, разве что, шелест летней листвы за окном — как теплый ветер едва ли слышно перебирает листья один за одним. Сбивчивое дыхание друга звучит громче, отчетлевее. А планшетка остается неподвижной. Чанмин повторяет заученную фразу еще несколько раз, в ожидании буравя взглядом доску. — Демон, ты здесь? — спрашивает юноша еще раз, крепче обхватывая чужие запястья. Время идет нещадно долго, секунды тянутся как каучук. — И вот я снова прав: это оказалось полный разводом. — Сону выдергивает ладони из рук друга, вставая с пола. — Посидели и хватит. — Давай еще раз попробуем? — с надеждой спрашивает тот. Сону делает пару кругов по комнате, задувая ритуальные свечи, как-то с опаской посматривая в окно — на улице тихо и в сущности ничего не напоминает о произошедшем. Наотрез отказываясь продолжать, Ким оставляет Джи наедине с самим собой. Сон сложно назвать беспокойным или наоборот излишне крепким. «Обычный» — это, пожалуй, самое лучшее описание поздней ночи. Чанмин не помнит, когда он последний раз видел сновидения, а даже если и случалось такое, то они всегда были не самого приятного содержания, до той грани, когда приходилось резко просыпаться, чтобы залпом опустошить стакан воды и вытереть со лба холодный пот. В любом случае, сейчас ничего такого нет. Юноша просто спит. Пролетевший где-то мимо уха предмет заставляет закрытые глаза чуть сжаться и легко вздрогнуть. Мимо пролетает еще что-то, задевая уже щеку, и Чанмин едва ли способен проснуться. Затем нечто потяжелее попадает в спину, с шумом падая на пол. Парень приподнимается на локтях, пытаясь расфокусировавшимся зрением оглядеть комнату. В голове мелькает мысль, что если такие пробудительные пытки решил применить Ким, то он непременно получит на орехи. — У тебя осталось пятьдесят две минуты, а ты тратишь их на то, чтобы спать? Я просто так пришел? Я не могу уйти раньше положенного. — Высокий голос, явно принадлежащий парню, раздаётся откуда-то справа. С трудом развернувшись к источнику звука, Чанмин тут же потирает глаза, пытаясь нащупать что бы то ни было, раньше брошенное в него. Прижавшись к письменному столу у противоположной стороны, незнакомец, пожалуй, чуть младше самого Джи на вид, если не ровесник, рассматривает фигурки из любимых фильмов ужасов владельца комнаты. Волосы его абсолютно белые и спускаются на ровное бледное лицо с плавными чертами. Стоит он, пожалуй, не слишком устойчиво — заводя одну ногу за другую, едва ли опираясь на носок. — Если ты метнешь в меня эту игрушку, то она разобьется. — Он крутит в руках виниловую версию Майкла Майерса, легко подбрасывая ее. — Почему вы — люди — вообще думаете, что мертвецы выглядят именно так? — Он не был мертвым, он был просто одержим злым духом, — на автомате парирует Чанмин, но мгновенно одергивает себя. — А вы…? — Очевидно, демон, которому ты упорно трезвонил, причем даже не в полнолуние, а просто посреди ночи. Кто так делает вообще? Никаких манер. — Нечисть с лицом ангела, пожалуй, действительно разозлился на секунду и некогда светлые его глаза налились алым цветом, тут же возвращаясь к первоначальному состоянию. Джи вжался в стену, вспоминая все ужастики, которые успел посмотреть за свою — только вот сейчас подумалось — на самом-то деле короткую жизнь, до побеления костяшек сжимая фигурку, будто бы она ему чем-то поможет: — Вы сейчас заберете меня туда, к себе? Демон усмехается едва ли слышно, уже вернув игрушку на место и опираясь двумя руками на поверхность письменного стола: — Я не могу так — перестань «выкать», это неудобно. Не нужен ты мне дома, может, разве что попозже подойдешь, а пока что совсем некуда тебя определить, все по койкам уже. — Он чуть неестественно почти кладет голову на собственное же плечо, явно с вызовом наблюдая за следующим действием человека, а у Чанмина сердце делает тройной тулуп, и по спине пробегает табун мурашек. — Ну так что, у тебя были вопросы? Зачем-то же я тебе нужен был? — Я не звал конкретно вас… — Тебя, — тут же поправляет незнакомец, взяв со стола ручку. — Тебя, — тут же повторяет Джи. —Я звал кого-нибудь просто, ну, шутки ради, — честно признается он, потупив взгляд в простыни. Демон красноречиво закатывает глаза, не произнося не слова. На секунду обратив внимание на окно, он тут же смотрит на часы-таймер на руке. Медленно, развязно сокращая расстояние, он останавливается около кровати. Чанмин не чувствует холода, не чувствует страха, лишь молча наблюдает за действиями нечисти. — Подвинься. Я что, стоять буду? — Демон указывает на кровать тонким и длинным пальцем, и человеку тут же приходится сдвинуться в дальний угол. — У тебя осталось сорок семь минут, а потом я ухожу, так что быстро думай, о чем ты хочешь говорить. — В… Т-Ты — как демонский колл-центр? — Шутка, кажется, оказывается паршивой, потому что беловолосый тут же выпучивает глаза, сводя светлые брови к переносице. — Ты ненормальный? — Я вызвал демона, я вообще больше не знаю, что мне в жизни делать, — нервно смеется Чанмин, с опаской поглядывая на чужую реакцию. — Ты можешь показать что-нибудь, чтобы я точно сказал «О, он не просто вор и не пришел меня убить»? — Я похож на фокусника? — Ты похож на какого-нибудь новичка в моем классе. — Справедливо. — Демон опускает взгляд в пол, явно раздумывая над следующим действием. — Посмотри на меня. Как только взгляд Чанмина оказывается на аккуратном юношеском лице, оно тут же искажается — на секунду вместо молодого симпатичного парня перед ним оказывается оголенный череп, пустые глазницы и обвисшая, сожженная в некоторых местах кожа. Джи вздрагивает, принимаясь быстро моргать, чтобы отогнать от себя весь этот кошмар. — Конец фокусам, не жмурься. — Стоит только человеку вновь открыть глаза, как перед ним вновь оказывается ровесник. — А ты можешь такое же сделать, если я позову друга сейчас? — Чанмин вдруг вспоминает о Сону, наверное, мирно спящем в соседней комнате. Он должен это видеть! У них получилось! Получилось провести целый ритуал! — Ну конечно, зови друга, маму, папу, тараканов, — безучастно пожимает плечами демон. — Это значит «да»? — Чанмин опускает ноги на пол, готовясь в любой момент побежать в другую спальню. — С каких это пор вы, живые, не понимаете шуток? Или это только ты такой? — Перекручивая собственные пальцы на 360 градусов, незнакомец пилит взглядом человека, будто бы изучая его лицо. — Ой, я же как-то не представился, да? Чанхи, — он протягивает руку в знак знакомства. — Это твое имя? — Джи продолжает не понимать. — Ну нет, блин, не мое, а твоей куклы Чаки в шкафу! Мое-мое. Ты Чанмин, да? — Да, — кратко отвечает человек, пожимая руку мертвецу. — У тебя имя… Демон вскидывает одну бровь. — Обычное. — А ты ждал, что меня будут звать как-нибудь Кристофф Вольфганг Третий? У людей какие-то глупые представления об аде. — Сделай брошюру типа «Топ 10 мифов о Преисподней, которые вы должны знать». Чанмину на секунду чудится, что Чанхи искренне улыбнулся, и глаза его приняли вид полумесяца. «Пожалуй, он выглядит слишком хорошо для демона» — проносится эхом в голове. — Вот умрешь, встретимся и сделаем, — только и кидает он в ответ, вновь чуть надувая губы, перекручивая в руках пододеяльник. В комнате висит неловкая тишина. Человек, пожалуй, не может отвести взгляд от мертвеца, будто бы пытаясь сфотографировать глазами его облик, наблюдая, как тот методично сначала закручивает ткань постельного белья, а потом возвращает его в первоначальное состояние. Дьявол существует. И он не выглядит как маленький красный мужчина с хвостом и рогами. Он может быть прекрасен. — Ты пялишься, — почти шепчет Чанхи. Голос его стал ниже, тише, но от своего выдуманного дела он не отвлекся. — Осталось чуть меньше получаса. — Чанмин кивает, не в силах оторвать взгляд. — Тебе нравятся фильмы ужасов? — Очень! Мой любимый жанр. Я недавно посмотрел «Забери мою душу» и… ну и вот, ты тут. Чанхи вновь едва слышно смеется, прикрывая рот рукой: — Ты рассчитывал, что я заберу твою душу? — Он поворачивается на человека, продолжая улыбаться. — Правда, что ли? Ну и зачем мне твоя душа? — Не знаю. Например, чтобы остаться в мире живых? Или чтобы стать сильнее? — Напрягая все свои извилины, Чанмин отвечает мгновенно. — Би-и-и-ип, правильного ответа не прозвучало. Чанмин вдруг хохочет в голос: — Сделай так еще раз! — Как? — смущается демон, отсаживаясь подальше. — Би-и-и-ип! — передразнивает Джи. — Да у тебя уже лучше меня получилось! И, пожалуй, Джи Чанмин никогда бы не подумал, что будет так искренне смеяться в собственной же комнате, сидя с самим чертом, почти соприкасаясь коленями. Даже молча комфортно — будто бы очередной вечер со старым другом, и в голове юноши вдруг проносится много таких знакомых картин. — Жаль даже, что ты не живой, — неаккуратно бросает он, тут же словив на себе недоверчивый взгляд светлых глаз. — Я имею в виду, что мы могли бы общаться. Ты бы познакомился с Сону, он классный, мы могли бы учиться вместе, гулять и все такое. Даже фильмы бы смотрели. Ты любишь танцевать? А рамен любишь? Мы могли бы вместе приготовить его с яйцом и съесть. — Я дождусь тебя, — вдруг говорит Чанхи. — В плане… Ты все равно однажды умрешь, а я все еще буду там. — А что, если я умру от старости? — Понятия не имею, тогда попытайся остаться в форме и не стать занудой, — выдает тот, а потом, через некоторое время, добавляет: — Я не хочу уходить. И Чанмин чувствует то же самое. Он, кажется, еще не готов прощаться, не готов ждать много-много лет до следующей встречи, они ведь еще даже совсем не поговорили! Так сильно хочется остановить эти поганые часы, чтобы они застопорились на отметке в пятнадцать минут и никогда больше не продолжали свой ход. — Я могу попытаться как-то продлить время, может быть, снова провести тот ритуал? Я могу разбудить Сону, и ты вернешься, а у нас будет еще один час, — тараторит Чанмин. — Фи. Это так не работает. Лучше… Расскажи мне, что ты любишь, и я запомню тебя так, — неловко, боязливо отвечает Чанхи. Мысли в голове меняются одна за другой, но выловить их слишком сложно, а убывающие цифры на часах нисколько не способствуют помощи: — Я… Что именно я должен назвать? — Мне без разницы. Все, что тебе нравится. — Хорошо. Мне нравится лавандовый и голубой цвет. А тебе? — Белый. Но голубой тоже хорош, — отвечает демон, и Чанмину даже хочется посмеяться — вот настолько это очевидно, но так они потеряют драгоценные минуты. — Собаки лучше кошек. Особенно маленькие, — последняя фраза звучит в унисон. Чанмин, пожалуй, даже не замечает, как сгребает руки мертвеца в свои, и они смеются. Наивно. — Я не люблю кофе. — Ну и дурак. Мне нравился охлажденный американо, я бы сейчас душу за него продал. Само собой, твою. — Забирай. — Джи вдруг подумалось, что он бы и сам охотно продал свою душу, лишь бы сохранить в памяти эту улыбку. — Чаки — мой любимый персонаж, потому что он милый. Ну, ты видел, у меня есть ростовая кукла в шкафу. — Он не милый, он жуткий. Зачем ты нацепил ему заколки? Чанмин пожимает плечами, засматриваясь на белые волосы напротив: — Ты когда-нибудь носил заколки? — Не думаю, это было бы странно. Хотя смотря какие. И человек быстро соскакивает с кровати, резко открывая дверь шкафа. Присаживаясь на корточки, он открепляет все три заколки с головы куклы, тут же возвращаясь на свое место: — Есть желтая, оранжевая и голубая. Голубую? — Что? Я не надену их. — Джи вновь встречается со светлыми глазами своими большими и карими, ожидая совсем другого ответа, и демон сдается: — Хорошо, давай голубую. Обрадовавшись, Чанмин моментально касается белых, на удивление мягких волос — кто бы вообще подумал, что у мертвых такие мягкие волосы, — закалывая за ухом. Они снова сидят молча. И выглядит все это так смешно: бледный, мертвый подросток с голубой заколкой в белых волосах напротив смуглого темноволосого юноши с глупой улыбкой на губах. И если бы Чанмин мог остановить время, законсервировать всего один момент, он, пожалуй, даже не стал бы колебаться. — Мне пора. Осталась минута. — Чанхи указывает на свои часы, вновь легко касаясь этого странного маленького подарка. — Я заберу ее, получается? — Джи быстро кивает. — Ты найдешь меня, когда придет время? И мы сможем снова поговорить — ты расскажешь мне о своих любимых фильмах побольше, а я тоже подумаю о чем-нибудь интересном, пока не знаю. — Да, встретимся обязательно, ты подожди только. В комнате все так же: та же кровать, то же окно и те же фигурки на письменном столе. Юноша с глупой улыбкой сидит напротив пустоты.