Окно напротив

Дима. Сколько раз говорил Любе: бросай подработку! Нет, она уперлась: а как же бабушка, а как же Евграфович? Они на меня надеются, они меня ждут… Дожалелась! Добегалась! Прихожу вечером с работы, на столе лежит записка: «Положили в больницу, до тебя дозвониться не могла. Маме скажешь сам, не хочу ее волновать. Люба» Посмотрел на часы – начало одиннадцатого, маме звонить поздно, она обычно новости посмотрела по телевизору и на боковую, т.к. встает утром рано, готовит завтрак и отцу «торбочки» с обедом. Любе тем более звонить неудобно. Вряд ли она лежит в вип палате, мой звонок мог потревожить ее соседок. Решил, что завтра перед работой заеду, проведаю. А утром вскочил, проспав, забыв с вечера завести будильник. Тут не до завтрака, на ходу одеваясь, бегом на любимую работу. Прибегаю, по всем отделам оживление – у одного из следователей украли из закрытого сейфа «дело». Нас всех по очереди приглашали к начальству для «разговора». Знаешь за себя, что совесть чиста, а все равно сердце жим-жим, на всех смотришь с подозрением, а сам думаешь: а ведь меня тоже кто-то подозревает. Раньше с любым запросто постоишь, потрындишь, теперь думаешь: может, это ты «кротом» работаешь? Самое противное думать на своих, с кем вчера в кафе пиво пил и рыбалку обсуждал. Я настолько увлекся работой, целый день мотаясь из одного конца города в другой, составляя отчет и разбирая новое «дело», что совсем забыл о Любе. Когда вспомнил, было уже восемь часов, ехать в больницу было поздно. Пришлось звонить. - Алло, - отозвалась сразу, после первого гудка. - Люб, прости, столько работы сразу навалилось… - Я так и поняла, - сказала грустно. - Что там у тебя случилось? - Да вот, закровило что-то, вызвала «скорую», они сюда привезли. Второй день под капельницей. Зато боли в спине прошли… - Ты никогда меня не слушаешь, - набросился на нее с обвинениями. – Сколько раз говорить, бросай подработку, чуть плохо стало, ложись в больницу, не жди, пока на «скорой» привезут. – Минут десять вправлял ей мозги, воспитывая и поучая, как надо заботиться о своем здоровье и здоровье ребенка. Напоследок пригрозил: - Я сегодня маме позвоню, направлю ее к тебе завтра. - Так она знает, - удивилась Люба. – Ей Тася позвонила, мама тут же приехала, навезла всего. Дим, я подзарядку для телефона дома забыла. Если отвечать не буду, не волнуйся за меня. - Обещаю, завтра точно у тебя! Что из еды хочешь? - Скумбрию копченую. Но мне ее нельзя из-за соли. Только отключился, звонок - это уже мама, усмехнулся про себя: ну, сейчас мне будет. - Слушаю тебя, дорогая. - У тебя совесть есть? – Спросила мама печально, подозревая, что я даже слова такого не знаю. - Вопрос, конечно, интересный, даже не знаю, что сразу ответить. Где-то была, но в каком виде, не помню. Мама рассердилась и выдала мне по первое число, чтобы напомнить все разом. Потом перешла на обучение, как надо правильно вести с беременной женой. Я ни разу не сделал попытки оспорить ее обвинения или что-то доказать. По долгому жизненному опыту рядом с мамой понимал, что лучше молчать и дать ей выговориться… Под конец монолога мама поинтересовалась: - Смотрю и думаю: кого в тебе больше, эгоиста или пофигиста? - И к какому выводу пришла? - Дмитрий! – прикрикнула мама строго. – Ты муж или нет?! - С утра был мужем. Во всяком случае, Люба о разводе не заговаривала. У тебя другая информация? Ладно, я тебя понял, постараюсь заехать к жене в течение дня. Утром проснулся, выглянул в окно, желая узнать, какая погода и что надевать – а там тепло, свежо и пахнет наступающей весной! Душа встрепенулась: сейчас бы на природу, пройтись по лесу, по последнему снегу, понаблюдать за журчащими ручьями. Сделал зарядку, принял душ, приготовил холостяцкий завтрак – нажарил яичницу с колбасой, сдобрив блюдо майонезом. Только за стол сел, как зазвонил телефон. Не глядя на экран, уже знал, кто звонит и что от меня надо. - Дмитрий, подъезжай к краеведческому музею, за ним парк, там встретимся, - сказал коротко Андрей. И все же не утерпел, пожаловался: - Представляешь, от таких блинчиков с мясом оторвали! - А ты меня от яичницы! Блинчики с собой завернуть можно, яичницу не возьмешь. Еду, буду минут через двадцать. Подъезжаю к парку, там уже все ленточками огородили, зеваки собрались по всему периметру, пытаются рассмотреть кто там лежит, вокруг кого люди в форме и без кругами ходят. Перед трупом женщины на корточках сидел Андрей, внимательно рассматривая вспоротый живот жертвы. Рядом с ней, запутанный в кишках, лежал младенец. - Что тут? – Спросил, подходя. Это уже четвертая жертва в списке маньяка, сколько их еще будет? – Известно кто? - Пока нет. Родня, наверное, с ума сходит, больницы обзванивает, завтра к нам прибегут заявление писать на розыск… Вспороли, скорее всего, вчера вечером. - Почему? – Удивился, подходя к нам Миша. – А может, под утро. Сейчас не так уж и тепло, кровь запросто могла застыть часа за три. - Ее нашли в семь часов утра, и, если ее убили, как ты говоришь, за три часа, то спрашивается: куда беременная женщина шла в четыре часа ночью, через полутемный парк? - А если она одинокая, из другого города, или, наоборот, от мужа сбежала? – Сделал предположение, подумав о Любе. Так ее жалко стало – лежит, бедная, под капельницей, муж за два дня не появился проведать. Рука сама потянулась к телефону, отошел в сторону, чтобы не мешать разговорами. – Люб, привет. Что делаешь? - Ждем обход врачей. А ты где? - В парке на вызове гуляю… На улице красотища, все тает. Ты из больницы одна никуда не выходи, слушай, что врач говорит и побольше лежи. У тебя сейчас самая лафа – спи, книжки читай и романы сочиняй. Если сегодня вечером приехать не получится, завтра обязательно заскочу, обещаю. - Угу, - голос у Любы дрогнул обидой, - ты уже вчера обещал… …Вечером у нас в кабинете сидел муж убитой – руки трясутся, губы кусает, смотрит на всех затравленно и умоляюще, уверенный, что мы его уже во всем обвинили. Говорить стал только после того, как мы его напоили валерианой и разрешили выкурить сигарету. - Словно чувствовала, что видимся последний раз. В консультацию уходила, на пороге обернулась, долго-долго смотрела на нас, потом, вроде бы в шутку, говорит: «Запомните меня такой». Я зимой с ней ходил, все же скользко, а тут сын заболел, с утра врача вызвали, время шесть часов, а его все нет. Пришлось мне остаться, еще подумал, что дорожки растаяли, не скользко, не упадет… Полное алиби! Да и не похож он на маньяка, едва жену в морге увидел, в обморок упал. Мишка его подхватить не успел, у мужика теперь здоровая шишка на голове. Грохот такой стоял, лаборант из соседней комнаты прибежал узнать, что случилось. …Утром специально из дома на два часа раньше вышел, с четким намерением заехать к Любе в больницу, сделав значительный крюк. По дороге зашел в круглосуточный магазин, накупил всяких там фруктов поэкзотичнее – пусть Любка лакомится, нашего наследника потешит витаминами. В холле больницы еще никого, посетителей не принимают: «рано еще», но я воспользовался своей корочкой, вроде бы, как на работе нахожусь, меня пропустили без вопросов. Поднялся на нужный этаж, нашел палату, вежливо постучал: - Девушки, прикройтесь! – Предупредил прежде, чем войти. - Доброе утро! Любашка, это я! - Дима! – ахнула изумленно. – Ты как прошел, больница же еще закрыта! – поторопилась встать с кровати, сидела в ситцевой рубашке, на груди висел янтарный брелок, живот выпирал вперед. - Я, да не пройду! – Заявил хвастливо, красуясь перед другими женщинами, давая себя рассмотреть со всех сторон. – Я на минуту, если получится, вечером еще забегу. – Поставил пакет с продуктами возле тумбочки. – Это все твое, вот зарядка от телефона. Вроде бы все. – Поцеловал в щеку. – Побежал. Любка сразу губы надула, но мне ни слова, накинула халат, пошла, провожать до лестницы. По дороге не утерпела, пожаловалась: - На меня все девочки косятся, перешептываются, не верят, что замужем. Какой день лежу, муж не появляется, а появился, две минуты побыл и опять убежал. - А ты скажи, что я в полиции работаю, сразу вопросы отпадут. - Угу, сказала. – Любка скуксилась, словно собираясь плакать. – Еще хуже стало. Они переглянулись, захихикали и лица умные сделали. Теперь считают тебя алкоголиком и бабником, говорят, что все полицейские одинаковые, «субботники» с проститутками устраивают. - Слушай их больше, - разозлился на теток. – Мне вчера присесть некогда было, ноги до колен стер, пока нашли мужа убитой, а ты «субботники» говоришь! Лежите здесь, от скуки сплетни сочиняете. Днем бегал по городу, как гончая, высунув язык, с одного адреса на другой. Опрос свидетелей, врачей, соседей… Почему пошла поздно вечером через безлюдный парк, если можно пройтись по улице, где полно народа? Спешила к больному сыну, поэтому решила сократить путь? Тогда получается, убийство было спонтанным, маньяк ее не выслеживал, не дублировал график передвижения, она оказалась на его пути случайно… К Любе притащился на другой день, уже под вечер. Она оделась в больничный синий халат, натянула чьи-то сапоги, спустились во внутренний двор. Он был огорожен металлическим забором, но в нем давно проделали дырку и больные через нее пролазили гулять в сосновый лес, что находился рядом, а вечером сбегали после ужина домой. Летом в лесу хорошо – смолянистый воздух напитывал легкие живительным, целебным кислородом, здесь даже астматики перестают свистеть при вдохе. Влюбленные парочки выискивают кусты попышнее, предаются природному инстинкту размножения. Но сейчас в лесу тихо, с деревьев сыпалось что-то подобие брызг мелкого дождя, мы были с Любой одни. - Ты где живешь сейчас? – Спросила Люба. – Может, пока я лежу в больнице, тебе лучше переехать к маме? По крайней мере, будет, кому о тебе позаботиться, покормить, когда придешь со службы. Почему-то решил, что Люба ревнует к Милене, боится, что без нее соблазнюсь и пойду по старой памяти в другой подъезд. - А тебе здесь долго еще лежать? - Врач обещала выписать сразу, как только станет лучше. - Нет, не хочу мотаться туда-сюда, справлюсь как-нибудь. - Как хочешь, - пожала плечом. – Дим, ты не мог бы принести ноутбук? Врач сказала мне больше лежать, а девчонки уйдут гулять, я одна в палате, мне скучно. Телевизор в холле стоит только для видимости. Был бы ноутбук, я бы сидела и спокойно романы писала. - А если его своруют? Не будешь же ты таскать его с собой повсюду. - Ну да, - вздохнула сокрушенно, но тут же оживилась: - Тогда принеси мне общую тетрадь и ручку, буду писать от руки, а дома перепечатаю в ворде, - глаза мечтательно заискрились: - Напишу роман об убийстве, отнесу Евграфовичу, он отпечатает его в своей редакции. Роман увидит режиссер и снимет по нему фильм. Я прославлюсь, и мне дадут премию: «Лучший писатель года». - А что ты на гонорар купишь? – Решил подыграть ей. - Ой, об этом я еще не думала, пусть вначале выплатят. Я не выдержал, рассмеялся ее планам, она рассмеялась в ответ. Смотрю на нее и понимаю: как же я по ней соскучился! Когда уходил, строго наказал: - Обещай не гулять одна в лесу, а вечером даже в больничном дворе. Будешь лежать и, если что, сразу звонишь мне, или Андрею. Пока ехал домой все время думал о маньяке: чего тебе надо от беременных? Чем они тебя не устраивают? Кто ОН? За Любку боялся, как никогда, она же неугомонная, на месте не усидит, лишь бы сделать все по-своему. Как приехал домой, сразу позвонил маме, попросил принести Любе тетради и другие принадлежности для письма. Мама обрадовалась, что Люба будет занята делом, тут же нажаловалась на нее: - Ей врач сказал больше лежать, а вчера приезжаю, она с первого этажа, после капельницы, идет по лестнице! Спрашиваю: «Тебе чего не хватает?», отвечает: «Пирожков с повидлом захотелось». Вот, стою пеку, завтра понесу. Дома тихо, как в могиле. Пока варю супчик на скорую руку, размышлял, как изменилось поведение мамы, едва узнала, что станет бабушкой. Раньше все было для меня, теперь: а как Люба, а что ей хочется, а что сказал врач? Раньше бы мама обязательно пригласила бы к себе на пирожки, знает, что я их люблю (а кто от маминых пирожков откажется?), теперь на первом месте у нее Люба и ее беременность. Я эгоист, поэтому ревную маму к Любе и будущему сыну, я привык, что все принадлежит только мне – любовь, внимание, забота, а тут приходится все это с кем-то делить… …На последнем УЗИ узнали, что у нас будет сын! Мальчик сто процентов! Мама кинулась покупать внуку «приданое», отец присмотрел внуку велосипед. Я в отделе накрыл стол, ребят пригласил из соседних отделов, выпили за здоровье будущего «настоящего мужика». С Фукачевым договорился, тот будет крестным моему сыну. Ну а кто еще? Андрей опекал меня с детства, всегда был вместо старшего брата, теперь будем кумовьями, и как бы жизнь не повернулась, навсегда будем повязаны духовными узами родства… …Готовлю ужин для одинокого мужчины, в холодильнике остужается бутылка пива, время от времени бросаю взгляд в окна напротив – за все время сколько живу, только недавно осмелился заглянуть в них. За ними все время темно, и, если раньше вызывало вопрос: "куда все подевались?", теперь от соседей знаю подробности. Оказывается, Арчил достроил дом, как и обещал, перевез туда Елену Антоновну с Юликом. Милена с радостью доверила сына матери, согласившись на ее условия: та оформляет на внука опекунство, лишая дочь родительских прав, переписав на Милену квартиру. Она тут же выставила ее на продажу, ждала подходящих щедрых покупателей… Значит, желание уехать у нее не пропало, наоборот, укрепилось. Честно скажу: с одной стороны жаль расставаться, все же у нас настолько тесная связь, что стали частью друг друга, ее отъезд все равно, что отрезать четверть души. Обиды, ненависти на Милю больше нет, после того, как прочитал Любин дневник, постарался понять и простить, поэтому, хоть и с грустью, но отпускал от себя. Без нее между нами с Любой никто не сможет стать третьим, обоим будет легче и свободнее жить, не оглядываясь на прошлое. Люба. - Ничего не понимаю, - развел растерянно руками. – Поистине, все женщины загадки, но вы, Любочка, особенно. После писателя поехала к себе домой, собирать сумку для малыша. В квартире чистота, никакой пыли, даже цветы политы, что такое? Звоню маме, чтобы поделиться метаморфозой, она смеется: - Так я перед тем, как тебя из больницы выписали, там все вымыла. Я не думала, что ты согласишься к нам поехать. После «малышковой» сумки, принялась «за свою», и тут почувствовала, как вступило в спину. Стала посреди комнаты и шаг сделать не могу, скрутило так, что дышать больно. Честно сказать, я испугалась: ЧТО ЭТО? Если пробные схватки, они могут длиться сколько угодно времени, и сколько мне вот так стоять, боясь шевельнуться? Если начались роды, так до них две недели… Постепенно боль отступила, я едва дошаркала до дивана, буквально упала на него, позвонила маме, сказала, что мне не хорошо, пусть приедет за мной, на месте решим, куда двигаться дальше, хорошо, что со мной все документы. Боль стала возвращаться, но теперь не в спину, а низ живота. Диме звонить боялась, если он узнает, что я ходила к Борису Евграфовичу, да еще поднималась по лестнице – шума будет много. Сделала над собой усилие, дотащилась до входной двери, приоткрыла ее – это на всякий случай, если мама Клава приедет, а у меня не будет сил подняться. Через несколько минут раздался голос тети Сони: - А кто здесь? Что это дверь открыта? – я из комнаты подала голос. – Люба, что с тобой? - Меня согнула пополам очередная боль, старалась сдержать дыхание, чтобы не застонать. - Ты либо рожаешь? Что ты стоишь, сядь, ляг, «скорую» вызвала? Клаве звонила, мужу, Димке звонила? - Оооййй. – произнесла я вместо ответа. Приехала «скорая», врач посмотрел меня, сказал собираться, меня сейчас отвезут в роддом, буду лежать под наблюдением. Я про себя улыбнулась: побыла дома два дня, хватит. Хорошего понемножку. Закрыла квартиру на ключ, тетя Соня помогла мне с сумками, донесла их до «скорой»! Тетя Зина, увидев сопровождающий меня эскорт, крикнула вслед: - Люб, что это тебя рано забирают, мы посчитали, тебе еще две-три недели гулять. - Должно быть, в расчетах ошиблись, - засмеялась я, чувствуя, как боль уходит. – Это я для разнообразия, чтобы дома не сидеть. …В больнице я пролежала до самых родов… ровно две недели. Вот когда я поняла, что такое родовая боль. Сразу по договоренности позвонила маме, уже через полчаса была в больнице рядом со мной, во время схваток держала меня за руку, нашептывала: - Любочка, ты терпи, милая. Я знаю, тебе сейчас больно, но ты немножко потерпи, скоро сыночка увидишь… Меня везут в родовую, делают укол, ставят капельницу, кружится голова, продолжаю чувствовать боль, но теперь ее можно терпеть и, чтобы не позориться перед «коллегами», изо всех сил сжимаю зубы и поручни, дышу так, как учили в колледже, когда проходила практику в роддоме. Над глазами горит лампа, в ней дрожит тонкий волосок, я мысленно цепляюсь за него, взглядом держусь изо всех сил, представляя, что это жилочка моего сына, который скоро должен появиться на свет… В голове полный туман, я не слышу, что говорят мне, как кричу я, все мое сознание сосредоточено на животе, который живет от меня своей отдельной жизнью… Слышу рядом с собой голос акушерки: - Ну, мамочка, смотри, кто у тебя? - Сын, - отвечаю и начинаю плакать теперь уже от счастья. - Рада? - Рада, - смеюсь и плачу одновременно. Успеваю рассмотреть зажмуренные глазки, собранные губки в бутончик и черную челочку – да он у меня красавчик! – На мужа похож. Теперь я в этой жизни не одна, у меня есть мое продолжение, мое и Димкино, и это многого стоило. Эпилог. Диме нравится смотреть, как Дрюнька спит, причмокивая соской. Смело, с первой минуты, как увидел сына, взял его на руки, восторженно рассмеялся: - Так вот, как выглядит мой сын, а я думал: каким он будет? Думаю, вдруг рыжим, будут дразнить в школе, а он вон какой! Дима часто задерживается на работе. Но, приходя домой, забавляется сыном, с ним отдыхает душой после поимки очередного бандита. Приходя домой, первым делом идет к Дрюне: - Сын, как ты тут? – Дает ему свой палец. – Ого, силы прибавились, скоро с отцом на «кулачках» биться станешь. Подрастешь немного, отдам тебя в секцию карате, будем с тобой заниматься. Маму с бабушкой слушаешься, или воюешь с ними? Я кружусь по дому, занимаясь сыном, полностью погрузившись в новую для себя жизнь и расписание. Тетради с романами позабыты, лежат стопкой в ящике под столом, ждут своего часа. Мне сейчас не до них, не до новых сюжетов. Но каждую ночь, после последнего кормления, закрываю глаза, представляю исписанные листы нового романа. А пока только про себя «записываю» текст, чтобы не забыть. Мои первые помощники, свекры, которые переехали ко мне (свою квартиру сдают), разделив между собой обязанности по дому - папа Костя ходит в ближайший магазин, покупая продукты строго по списку, и решает хозяйственные вопросы по поводу ремонта; мама Клава добровольно взяла на себя готовку, считает, что мне вредно стоять долго возле горячей плиты, «молоко закипит», жалея, то и дело отправляет отдохнуть: «Для того, чтобы растить ребенка, нужно здоровье и силы. Пользуйся моментом, пока мы живы и в состоянии тебе помочь». Часто к нам в гости приходит Тася, стесняется мамы Клавы, при ней стакан чая не выпьет, а, если все же соглашается посидеть за одним столом, ничего не ест, утверждая, что не голодная. Под этим предлогом выхватывает у Лили пирожок, шипит на Владьку: «даже стыдно, как с голодного края. Вы что, есть сюда пришли? Скажут, мать вас не кормит». Тася по-прежнему встречается с Пузаном. Мама Клава догадывается о ее походах на сторону от мужа, но ни разу не намекнула и тем более не упрекнула, хотя измена для нее больная тема. Я тоже с ней не обсуждаю Тасино поведение, потому что вижу, как она буквально светится счастьем. У нее с Колей НИКАК! Живут, словно соседи, могут не разговаривать день-два, им не интересно, что происходит в жизни другого. Каждый из них зациклен на себе, свои интересы ставят в приоритет семьи. Тася в минуты отчаяния восклицает: «Тебе хорошо говорить, вышла замуж по любви, а я по залету»… Да, я счастливая. Если бы кто знал, как мне нравится быть женой, матерью, когда вся моя семья в сборе. Смотрю на Диму, недоумеваю: неужели я всерьез думала, что мне его кто-то сможет заменить? Мне нравится смотреть, как он спит с Дрюней на одной подушке, голова к голове, оба тихо посапывают, и я не представляю, чтобы мой ребенок был рожден от другого мужчины. «Димка, я люблю тебя», - шепчу ему тихо, он что-то бормочет, прижимает к себе Дрюню, тот чмокает соской… На праздники к нам приходит Андрей и Варвара, мы, женщины, уходим на кухню, садимся за круглый стол, наливаем чай, ведем неторопливую беседу, как надо воспитывать детей… и мужей. Несмотря на разницу в возрасте, нам интересно друг с другом, у каждой найдется, что рассказать и чему научиться у другой. Я изредка созваниваюсь с Борисом Евграфовичем, он дает «разгон» по моим романам, не заискиваясь, не заигрывая, не жалея, показывает мои слабые стороны, где что-то не доработала, поленилась и не проверила факты, не нашла нужную информацию, понадеявшись, что массовый читатель подробности не знает, мелочи не заметит. «Решай, что будем печатать для заманухи читателя? Предлагаю детектив, он у тебя неплох, держит в напряжении с первых строк. Местами где-то наивен, но массовка схавает с удовольствием». Мнение Бориса Евграфовича для меня ценно. Одно дело, когда твой роман хвалит простой человек, и другое, когда настоящий писатель, книги которого пользуются спросом. Недавно я заключила договор с редакцией, но никому ничего не сказала, даже Диме. Вот когда выйдет книжка (карманный формат, в мягком переплете), когда буду держать ее в руках, и на обложке крупными буквами напечатают: Любовь Куприянова, «Смерть в туннеле», вот тогда и покажу. И всем подарю по экземпляру: Тасе, Фукачеву, Милене. Я нашла ее ВКонтакте. Она продала квартиру, уехала из страны, как и хотела, выйдя замуж за австрийца, приняв от него титул, став виконтессой. Время от времени Миля выставляет свои новые фотографии, где она показывает свой трехэтажный дом, больше похожий на старинный замок, шикарную машину, на которой рассекает по дороге, и ветер играет ее белокурыми волосами, огромный бассейн в саду, где Миля загорает под широким зонтом, или плавает в голубой воде. Ее обслуживают горничные, она одевается в меха, на ней сверкают бриллианты, и она посещает светские мероприятия. Ее любят снимать фотографы и брать интервью журналисты, она блистает на страницах дорогих глянцевых журналов. Часто на фотографиях рядом с ней находится мужчина лет пятидесяти, худой, лысый, с орлиным носом, выпуклыми глазами за стеклами очков. Это ее муж, виконт. Иногда рядом с ним мелькает парень лет тридцати, красивый, стройный, с татуировкой на плечах через всю спину – его «личный секретарь». Рядом с Миленой мелькает девушка лет двадцати – рыжий волос копной спадает за спину, на носу конопушки, зеленые глаза. Миля утверждает, что это ее компаньонка в делах, ирландка. На всех фотографиях Миля светится счастьем, у нее стал мягче взгляд, беспечнее улыбка. Наконец-то она имеет то, что так давно мечтала получить – она любит и любима в ответ… Но на груди у нее всегда висит янтарный камушек с мушкой внутри, и, когда я его вижу, невольно прикасаюсь к своему камушку, где нацарапана буква «М»… …После поимки маньяка всех, кто участвовал в этом деле, повысили в звании, выплатили повышенную премию, отметив в личном деле. Андрей серьезно подумывает о переходе в московский округ, не раз спрашивал Диму, согласен ли он перейти вместе с ним? Дима пожимает плечами: «Да мне-то что, как начальник скажет. Вот только, как моя Рыжуха к этому отнесется? Она ж на дочку нацелилась, я обещал ей ее копию года через два сделать». А мне что, я жена мента, муж скажет, сразу под козырек и пойду выполнять задание. Мы ж с Димой одно целое, это давно доказано… …Долго-долго окна напротив не загорались, заляпанные пылью от ремонта, а сегодня, укачивая Андрея на руках, подошла к окну, подняла взгляд, увидела, как везде горит свет. В комнату, где когда-то жила Милена, вошла женщина с годовалым ребенком на руках, так же укачивая, подошла к окну, задумчиво рассматривала двор, потом увидела меня и неуверенно кивнула, приветствуя. Я ответила ей кивком и улыбкой… Только теперь я окончательно успокоилась и убедилась, что прошлое ушло в прошлое, и стало частью моего нового романа о любовном треугольнике, который я когда-нибудь обязательно напишу. Теперь я могу смело смотреть в окна напротив, не боясь увидеть за ним женский силуэт…

Конец.