Чёрные бабочки

Мрачную тишину полупустых коридоров прерывают лишь торопливые ритмичные шаги. Темноволосый парень быстро спускается по лестнице, бросает мимолётный взгляд на наручные часы и, хмурясь, тут же ускоряет шаг, едва не срываясь на бег. Ускоряться перед самым поворотом — всё ещё плохое решение. Да и столкновение не кажется чем-то абсолютно неожиданным. — Ау! Шуичи требуется пара секунд на осознание ситуации. Он спешно поднимается с пола, рассыпаясь в извинениях, и... — Кокичи? Невысокий парень, потирающий ушибленное плечо, вскидывает голову. Вокруг с тихим шелестом на пол приземляются исписанные листы бумаги, какие-то документы. Недоумение в аметистовых глазах посреди этого небольшого хаоса выглядит почти очаровательным. — Что... Что ты здесь делаешь? — осторожно Сайхара помогает мальчишке подняться, с трудом сдерживая приятный трепет, растекающийся в груди. Взгляд невольно скользит вниз. И парень наклоняется, подхватывая с пола один из белоснежных листов, глазами пробегает по тексту. Переводит взгляд на Ому и обратно. Чувствует, как замирает сердце на мгновение, прежде чем забиться чаще. Ведь в его руках — заявление о поступлении в академию "Пик Надежды". — Ну... это должно было быть сюрпризом, — неловко тянет Кокичи, взлохмачивая волосы на затылке. — А ты всё взял и испор- Шуичи не даёт ему договорить, в порыве чистого восторга обнимая руками его хрупкую фигуру. Даже не старается скрыть улыбки искреннего счастья, шепчет у самого уха: — С возвращением, Кокичи. Ома после этих слов расслабляется в его руках, кладёт подбородок на плечо и похлопывает по спине, прежде чем ловко выпутаться из объятий, игриво улыбаясь во всё лицо. — Я заслужил поцелуй? — с привычным задорством тянет мальчишка, так по-детски наклоняет голову к плечу и улыбается со знакомой хитрецой в прищуре глаз. Шуичи наклоняется вперёд, кончиком носа трётся о чужую щёку и, убрав тёмные пряди с лица, целует мальчика в лоб. — И это ты называешь поцелуем? — с забавным разочарованием возмущается Кокичи, так очаровательно хмурится, что Сайхара не может сдержать тихого смешка. И тут же замолкает, стоит губам Омы расплыться в хитрой ухмылке, что никогда не предвещает ничего особо хорошего. В отместку мальчишка тянет его за воротник ниже и впивается в губы. И Шуичи чувствует нестерпимый жар лица, когда тот отстраняется с счастливейшей улыбкой, довольный собственной выходкой и чужим таким очевидным смущением. Он ловко подхватывает с пола оставшиеся документы и стремглав бросается вверх по лестнице. — Подожди меня снаружи! — широко машет он рукой. Искорки в глазах смеются. — Я быстро, любовь моя! Сайхара бормочет под нос тихие проклятия, готовый сгореть на месте. ... Фиолетовые пряди волос переливаются в свете предзакатного солнца, вьются лёгкими кудрями под мягким трепетом ветра. А родные аметистовые глаза вновь наполнены неиссякаемой жизнью и привычным озорством. На лице Кокичи улыбка — самая искренняя из всех, что видел свет. Так приятно видеть его здесь, ловит себя на мысли Шуичи. Не в осточертелой белизне больничных коридоров и палат, насквозь пропахших лекарствами. А здесь, под лёгким ветром, под пробивающимися сквозь листву лучами солнца, в окружении запахов весны и приближающегося лета. И Шуичи готов поспорить, что если в мире и есть истинное счастье — он ощутил его в этот самый миг. Он помнит, как впервые столкнулся с дерзким взглядом неповторимо прекрасных глаз, так, словно это было только вчера. Помнит первое касание, первое откровение, первый поцелуй. И он уверен, что не сумеет их забыть. Даже время не способно стереть те сокровенные мгновения — он просто не позволит этому случиться. Сохранит каждый момент в памяти, словно главный смысл всего сущего, и будет беречь, пронесёт сквозь годы, сквозь неприятности, коих будет куда больше, чем когда-либо хотелось бы. И он знает, что они с Кокичи пройдут через это вместе. По-другому просто никак... В этом пьянящем спокойствии весь мир на мгновение замирает. Как давно он не ощущал такого умиротворения? Да никогда, если уж быть честным. С Кокичи спокойствие другое. Совершенно другое. Порою шумное, яркое, а иногда, совсем как сейчас, особенное — Сайхаре бы перебрать все словари мира и так и не найти ни единого слова, что могло бы описать это чувство. В таких родных глазах таится целый мир, необъятные вселенные, неразгаданные тайны и смысла глубокого столько, что никакими величинами не измерить. Он смотрит в эти глубины и мечтает, чтобы никогда больше не видеть в них страха, разочарования, боли и всей той гадости, какую только подкинет им жизнь. Может, мечте не суждено сбыться — но он постарается. Обязательно постарается. Когда он осторожно касается чужой щеки ладонью, в блеске аметиста приятное удивление сменяется теплотой. То же тепло расцветает и в нежной улыбке. Губы у Кокичи мягкие до одури, тёплое дыхание на коже чуть подрагивает. А холодные пальцы на шее ощущаются так до невозможного правильно. Точно вся жизнь только и длилась ради одного этого момента. Рядом неслышно порхают бабочки. Тонкие полупрозрачные крылышки — такие родные и незнакомые одновременно. Шуичи улыбается — просто не может сдержать улыбки, влюблённо зарывается носом в тёмные волосы Кокичи, оставляя невесомый поцелуй на макушке. И думает, что теперь всё точно будет хорошо. Мальчишка доверчиво жмётся к его груди, обнимает руками крепко-крепко, ловит каждый стук взволнованного сердца и узнаёт в нём отражение собственного. Вечереет, мягкий свет оранжевого солнца оставляет последние лучи — словно обещание. Несильный ветер треплет волосы, холодит кожу. В воздухе пахнет близостью чего-то нового и, конечно же, счастливого. А под куполом неба прощальный красноватый свет отражают тонкие крылышки иллюзорных бабочек. Белых, словно первый снег. Новое начало. Перевёрнутая страница. И наконец — заслуженное счастье.