В больничной палате как обычно тихо. Сквозь чуть приоткрытое окно льётся негромкое пение птиц, радующихся долгожданному теплу. Раннее утреннее солнце заливает пол палаты золотистыми лучами, сверкая на гладкой поверхности радостными искрами.
— Они сказали, что могут попробовать вернуть мою способность.
Кокичи полусидит на больничной кровати, опираясь спиной об изголовье, время от времени бросает на трубку катетера недовольные взгляды. Его голос ровный, спокойный, вьётся вокруг, точно шёлк. Но слабую нервозность в нём выдают лишь неспокойные движения рук.
— Вернуть? — Шуичи поднимает на него взгляд, заглядывает в глубину зрачков с несмелой, робкой надеждой. — Это значит-
— Да, — просто отвечает Ома. Пальцами теребит край больничного одеяла. Выражение его лица сменяется на глубокую задумчивость — Шуичи в ней считывает странную тоску. Кокичи молчит с полминуты, а затем шумно выдыхает, то ли решив что-то для себя, то ли наконец найдя силы продолжить. — Почти все, чьи способности удалось обнаружить в лабораториях, давно мертвы. А те четверо, что остались живы... — мальчишка встречается взглядом с детективом, и даже под яркостью дневного света кажется, что аметисты подёрнуты мрачноватой дымкой. — Они отказались возвращать их. Сказали, что не хотят вспоминать то, через что пришлось пройти.
— А... что насчёт тебя? — пробует Шуичи, наверное, уже заранее предугадывая ответ. Но всё равно не может унять непонятное чувство в груди.
Способность Кокичи... они не затрагивали эту тему с того дня, как удалось выбраться из подземных лабораторий. С тех пор, кажется, прошли целые вечности. Кокичи лишился своего дара иллюзий. Как Сайхара позже узнал, способности, подобные этой, ещё никогда не встречались. Неудивительно, что прознавшие о ней люди так сильно хотели заполучить её. Иллюзии были уникальны в своём роде, неповторимым чудом, принесшим столько несправедливости и разочарований в жизнь мальчика, которому "посчастливилось" обладать ею. Кокичи и сам не раз признавался, что многое бы отдал, лишь бы отказаться от нее. Такая возможность была. Проблема заключалась лишь в том, что вместе с даром исчезала и жизнь. По крайней мере, так было до недавних пор. Сейчас же Кокичи был жив, медленно, но уверенно восстанавливался, без способности, подпортившей ему судьбу. Так что... всё должно было быть нормально, разве нет? Разве это не то, чего сам Кокичи когда-то хотел? Спокойная жизнь без постоянного страха — непостижимая мечта брошенного мальчика, теперь ставшая реальностью. Но отчего же детектив не может перестать слышать странное сожаление в его тихом голосе?
— Я не знаю, — Ома вновь отводит взгляд, и выражение его лица в тот же миг искажается лёгкой горечью. — Большую часть своей сознательной жизни я хотел избавиться от своей способности. Слишком много боли она принесла.
Сайхара понимает. Не может не понимать. Он знает, через что ему пришлось пройти. Собственными глазами видел место, кажущееся пристанищем самых ужасных кошмаров. Он видел всех тех детей, вызволенных из плена лабораторий, — напуганных, потерянных. Такое не забывается. Неудивительно, что Кокичи хочет избавиться от любого напоминания о пережитом. Поэтому Шуичи молчит, просто не находя слов, даже чтобы попытаться мальчишку переубедить. Не в его праве решать за него что-то подобное, они оба это знают.
— Но... — Кокичи опускает голову, скрывая глаза за тенью волос, сжимает всё ещё слабыми пальцами одеяло и, секунду помедлив, произносит робким полушёпотом: — Как думаешь... если бы я вернул себе способность, я мог бы... могли бы мы... быть… вместе?
Последние слова почти утопают в шумном выдохе. Но Сайхара их слышит. Так чётко, словно те прозвучали в его голове. Так, чтобы знать наверняка — не показалось. В это неловкое "Быть вместе" Кокичи вложил столько трепетной нежности, что щемит сердце. В лёгких совсем не осталось воздуха, а под рёбрами частым-частым стуком заходится неспокойное сердце.
Ему, кажется, требуется целая вечность, чтобы осознать и принять значение этого простого "Быть вместе". Ома всё ещё не поднимает головы, словно в чужих глазах боится прочесть собственный приговор.
— Я люблю тебя, Кокичи, — слова срываются с его губ так легко, точно только и ждали момента, когда смогут явить себя миру. И детектив не может не заметить, как вздрогнули тонкие плечи, стоило словам коснуться его слуха. Два аметиста — самых ярких, что только доводилось видеть этому миру — резко обращаются вверх, на него. — Тебя, — повторяет он тихо. — Не твою способность. С ней или без неё ты остаёшься собой. И этого ничто не изменит...
Он тянется к его замершему, точно в неверии, лицу. Оставляет на горящей щеке лёгкое касание губ и чувствует, как мальчишка несмело льнёт ближе. Он осторожно заправляет непослушно выбившуюся прядь за ухо, целует в висок, за ушком, трётся кончиком носа о щёку. Мягко, ненавязчиво. Он видит, как сильно эти мысли тревожат Кокичи, это видно по его взгляду, по нервным движениям, даже по интонации легко считывается.
— Это только твоё решение, — произносит он так тихо, словно рассказывает самую сокровенную тайну, а на деле — просто не хочет рушить мгновения нежности. — И никто не вправе влиять на него.
Бесцеремонно громко распахивается дверь, без малейших сожалений разрушая трепетный момент. Уже знакомый силуэт с чуть сердитым изгибом глаз показывается в проходе.
— Время посещений закончилось, — отрезает твёрдый голос медсестры.
— М-можно ещё минуту, — тут же отстраняясь, просит детектив. — Всего одну минуту.
— Никаких минуток, молодой человек, — строго выпаливает женщина, хмурится светлыми бровями, недовольно выгибая краешек рта и почти шипит: — Вас здесь вообще быть не должно, если Вы забыли.
Несмотря на неприятное замечание — скорее обвинение — она выходит в коридор, демонстративно прихлопнув дверью. И они вновь остаются одни.
Сайхара чуть растерянно моргает пару раз, прежде чем тихо выдохнуть.
— Если тебе важно это услышать... — он вновь поворачивается к Оме. — Я приму любое твоё решение. Только... поправляйся скорее. Ладно?
Кокичи кивает чуть вяло, точно не до конца определившись, с чем именно соглашается. И Сайхаре думается, что его можно понять. Мальчишка тянется чуть ближе, доверчиво тычется лбом в его грудь, позволяя детективу привычно зарыться пальцами в волосы, осторожно перебирая чуть отросшие пряди. Это успокаивает. Кокичи улыбается. Потому что спокойно. Потому что тепло. Рядом с Шуичи всегда тепло.
— Тоже... — доносится чуть приглушённый шёпот, почти слившийся с тихим зевком. —...люблю.
Больше всей жизни...
***
— Шуичи.
Неожиданно знакомый звонкий голос окликает его, когда он уже было собирался покинуть больницу. Парень тут же оборачивается, взглядом окидывает пространство вокруг и натыкается на знакомые тёмные кудри.
— Так и знала, что найду тебя здесь, — с мягким самодовольством улыбается Хирай, переводит взгляд на лестницу. — Как он?
— Думаю, всё будет хорошо.
Девушка кивает, черты её лица, до этого чуть мрачные и напряжённые, вмиг сглаживаются, облегчение угадывается в лёгком выдохе и слабой улыбке.
— Отлично.
Они вместе отходят к окну. Хирай рассказывает некоторые детали по делу с лабораториями, а Сайхара мыслями мнётся, решаясь задать один-единственный вопрос, не дающий ему покоя далеко не первый день.
— Что с 028? — всё же срывается с его губ почти неконтролируемо.
Девушка вмиг замолкает на полуслове, слишком хорошо расслышав его вопрос, краем глаза парень замечает, как она нервно ведёт плечом — попытка прогнать нервозность.
— Он... — заметно тише начинает она. — Директор сказал, что они спустились сразу, как ты доложил о его местонахождении, но... опоздали. Когда они нашли его, он... — она тяжело сглатывает, прежде чем продолжить на выдохе: — Его тело не выдержало одновременной нагрузки двух способностей. Полагаю, он знал, на что идёт, и... знал, что не выживет. Может, просто боялся, что придётся нести ответственность за всё, что произошло. Вот и...
Сайхара путается и словами, и мыслями. Не может найти подходящих слов, потому признаётся в мысли, засевшей в голове уже давно:
— Всё... могло быть по-другому.
— Может быть. Уверена, сложись всё иначе, он мог бы стать великим человеком. Все совершают ошибки, только не все видят верный путь. Сбиться куда легче, чем кажется, — она вновь вздыхает, не отрывая внимательного взгляда от окна. — А может, в жизни просто есть вещи, которые мы не можем изменить?
Хирай кивает самой себе в глубокой задумчивости, чуть мрачнеет лицом, но тут же одёргивается, возвращая улыбку.
— Ну, чего это мы тут... — усмехается она и, что-то вспомнив, кидает спешный взгляд на часы. — Вообще-то мне уже пора. Забежала всего на минутку. Дел невпроворот. Как белка в колесе, ей-богу.
Она смеётся, машет рукой на прощание и буквально выбегает за застеклённую дверь. Шуичи провожает её взглядом из окна и не может не думать о правильных путях, ошибках и жизненном выборе.
***
— Вы просили зайти к Вам?
Шуичи осторожно прикрывает за собой дверь директорского кабинета — лишний шум ему никогда не нравился. К вечеру в академии становилось заметно тише. Пустынные коридоры по-своему очаровывали мрачноватой безлюдностью. Эту атмосферу не хотелось разрушать.
— А, Шуичи, — директор, совсем недавно вернувшийся на своё почётное место, чему многие были несказанно рады, наконец замечает его, отрывает взгляд от документов. — Проходи.
Шуичи ловит себя на мысли, что и не надеялся увидеть его здесь вновь. За последние дни многое изменилось, но перемены эти больше не пугали — всё возвращалось на свои места. Медленно, но верно.
— Ну, можешь поздравить меня, — точно прочитав его мысли, мужчина мягко улыбается, не сдерживая радости в негромком смешке.
— Я рад, что Вы вернулись, — он искренен, говоря это. Сложно не заметить, как изменился директор — словно ожил. Неживая бледность сошла с чужого лица, словно бы и не было тех бесконечно долгих дней тревоги и беспокойства. От вязкой усталости под глазами и вялых движений не осталось ни следа. Глаза вновь горели решительностью и глубоким смыслом
— Всё ещё не верится, — спокойно вздыхает директор. А затем, точно вспомнив что-то, сдержанно прокашливается и тянется к шкафчику в столе. — В общем, я не просто так позвал тебя. Заходил сегодня к твоим одноклассникам, но тебя там не было. Я подумал, что стоит показать тебе это лично, — Он вытягивает приличную стопку документов и опускает на стол напротив Сайхары, подталкивая к нему. — Вот, глянь.
— Это... — осторожно парень берёт один из гладких белоснежных листов. С бумаги на него смотрит улыбчивое лицо незнакомой девочки лет девяти. Взглядом пробегает по вороху текста, кажется, начиная понимать, что именно держит в руках.
— 287 человек, — с замирающим дыханием произносит директор, поднимается из-за стола и, обойдя его, останавливается совсем рядом. Его тёплая ладонь уже привычно ложится на плечо. — Все те, кого вы спасли из лабораторий. 287 бесценных жизней.
Шуичи чувствует, как под рёбрами расползается приятное тепло. Они смогли. Всё получилось. На губах чувствуется робкая улыбка — в ней и долгожданная радость, и лёгкость от осознания, что они со всем справились. Вместе. Кокичи наверняка обрадуется.
— Сейчас они все находятся в ближгородней больнице, — продолжает директор. — Восстановление займёт немало времени, но они в безопасности и сейчас это главное. Хирай тоже там. Вызвалась помочь, и я не стал её останавливать.
— Она как никто другой понимает, через что им пришлось пройти. Никто не справится лучше неё.
— Не поверишь, она сказала мне то же самое. Слово в слово, — тихо, по-доброму смеётся мужчина, отходит к окну и задумчивым взглядом окидывает вид на город. Что-то в нём чуть заметно меняется, подвисает в воздухе недосказанностью. Шуичи несмело останавливается рядом, замечая в глубоких глазах толику неуверенности. — Пока ещё рано расслабляться, — шумный выдох тревожит тишину, а взгляд смотрит куда-то вдаль, сквозь бесконечные здания и улицы, словно заглядывает в самую суть мира. — Мы выиграли лишь битву. Самое тяжёлое ещё впереди. Боюсь, эта лаборатория была далеко не единственной, и... Найти остальные будет нелегко, но рано или поздно мы покончим со всем этим. Раз и навсегда. — Он недолго молчит, словно обдумывая сказанное, прежде чем вновь заговорить. — Мы создали организацию по борьбе с незаконным изучением способностей. Нас пока не так много, но уже есть впечатляющие результаты.
Директор наконец оборачивается к Сайхаре, в глубине глаз плещется странное волнение.
— В общем, я понимаю, может, ещё рано говорить об этом, но... Через два года ты окончишь академию. И... — он непривычно мнётся, словно не зная, как выразить мысль. И чуть помедлив, выдыхает: — Я был бы рад видеть тебя в качестве своего коллеги.
Первые секунд пять Сайхара уверен, что ему послышалось. Смысл слов путается. И когда становится ясно, что не послышалось, осознание едва не сбивает с ног.
— Я не требую от тебя ответа прямо сейчас, — тут же спохватывается мужчина, видимо, по-своему расценив его замешательство. — Времени ещё много, просто подумай над этим, ладно?
— Я... был бы рад работать с Вами.
