Экспериментальная лоза

      На этот раз Кэйа упражнялся в элементальной магии. Он как раз сделал красивый и точный выпад, когда малышка на руках Дилюка залилась криком. Кэйа вздрогнул, но выдержал положенные несколько секунд. Лишь после того как ледяной меч растаял в воздухе, он развернулся, гневно сверкая глазом:       — Это подло, знаешь ли!       — Она сильно капризничала.       — Дай угадаю: потому что Хилли снова тайком пыталась сунуть ей соску? Сколько ещё раз я должен повторить, что её это только раздражает? — он оказался рядом в одно мгновение и, взяв Аврору на руки, нежно с ней заворковал: — Что такое, моё гневное сокровище? Что случилось, раз тебя не смог утешить даже папочка? О это оскорблённое достоинство!       Кэйа вечно шептал ей всякую чушь, но так ласково и нежно, что почти всегда она быстро умолкала и тянулась к нему. Конечно, дело было лишь в том, что он выносил её и рядом с ним малышка чувствовала себя максимально безопасно, но... Но Дилюк хотел бы тоже так уметь!       — Уже разве полдень?       — Без четверти. Хилли так отчаянно пыталась её накормить, и я подумал, может, что-то изменилось в расписании.       Не переставая качать всё ещё хныкающую малышку, Кэйа закатил глаз. Даже на памяти Дилюка он миллион раз гонял горничных, объясняя, что давать смесь Авроре нужно строго по часам и что она всё равно ничего не будет есть из чужих рук при живых родителях, которые регулярно её кормят. Что последнее — очень сильный инстинкт, который ослабеет не раньше трех-четырех месяцев.       — Унести обратно?       — Давай сюда. Пока подготовлюсь, время уже подойдёт.       Кэйа взял портупею и нечто вроде бурдючка в форме женской груди. Всё это изготовил Альбедо, и вначале Дилюк был уверен, что стал свидетелем какой-то ужасно плохой шутки, пока не убедился: с инстинктами каэнрийских младенцев не поспоришь. Аврора признавала только такой способ кормления и порой отказывалась есть, даже если Кэйа просто пытался подсунуть ей эту лжегрудь как обычную бутылочку. Вот и сейчас ему пришлось вернуть малышку Дилюку, чтобы надеть портупею и закрепить всё как нужно. Снова взяв Аврору на руки, Кэйа отвернулся. Его раздражало, когда кто-то смотрел, как он кормит.       — Да неужели? Даже без крика? Ай-ай, помедленнее, глупышка, никто не отнимает.       Его голос снова стал нежным. Услышав характерное причмокивание, Дилюк наконец выдохнул.       — Полагаю, Хилли накинулась на тебя, едва ты приехал? — спросил Кэйа не оборачиваясь.       — Да, извини. Я не стал бы мешать твоей тренировке, если бы справился своими силами.       — Перестань. Ты всё правильно сделал. Наверное, от тебя пахнет дорогой и другими людьми, вот она и раскричалась ещё громче.       Дилюк вздохнул. Это было невыносимо глупо, но порой он действительно... ревновал. Как будто у Авроры был выбор, кого ей сейчас любить сильнее. Естественно, её фаворитом был Кэйа. Только потом шёл второй отец. Альбедо и Аделинду она нехотя терпела. Все остальные ей не нравились.       — Как съездил?       — Хорошо. Саженцы будут на следующей неделе.       — Отрадно слышать. Подойдёшь? Она успокоилась.       Дилюк подкрался и обнял со спины. Кэйа чуть повернулся, быстро поцеловал и тут же снова склонился к Авроре, но та была слишком увлечена едой и не заметила диверсии. Дилюк уткнулся лбом в плечо, обнял крепче. Как же долго тянулись эти несколько дней в Снежной! С тех пор как после Праздника ветряных цветов он последовал за Кэйей на Драконий Хребет, они не расставались дольше чем на день. Почти месяц до рождения Авроры и все полтора после. Дилюк уже и забыл, что это такое — жизнь в одиночестве.       — Ты сразу отправился сюда или был в городе?       — Был, но не проверил как идёт ремонт, извини.       — Ремонт идёт отлично. Я заглядывал позавчера. Ты, к слову, говорил с Альбедо? Он объяснил, почему нам пришлось поторопиться?       — Да. И я же сказал...       — Дилюк, я помню, что ты сказал. Но мне хотелось, чтобы мы решили это вместе. А теперь… — Кэйа вздохнул. — Надеюсь, ты правда не в обиде.       — На что? Вы же решили сохранить имплантат, погрузить его во что-то вроде спячки, а не удалить.       — Последнее как раз не потребовало бы спешки, — проворчал он. — Можно было бы просто вывести его из строя как есть, в любой момент, а для успешной заморозки, упусти мы время, пришлось бы ждать до конца цикла. Альбедо сказал, работа имплантата в этом режиме даже с большей вероятностью сбила бы мне настрой, чем могла бы сама заморозка.       — Сбила настрой?       — К счастью, этого не произошло, — глядя на Аврору, Кэйа улыбнулся. — Я по-прежнему чувствую себя невменяемо счастливым, когда вижу это гнусное создание.       — Перестань так ее называть.       — Не увиливай от ответа. Решение насчёт имплантата тебя устраивает?       — Архонты, Кэйа! Чем оно может меня не устраивать? Хотя и тяжело представить, как после всего пережитого тебя не тошнит от мыслей о втором ребёнке.       — Признаюсь, подташнивает. Но это ведь не сразу, — он пожал плечами. — Подождем, когда Совёнок подрастет, и там будем думать. Всё-таки роды были не настолько ужасными, как я воображал, — Аврора захныкала, потеряв источник еды, и Кэйа снова направил испачканный в смеси сосок к её крошечному рту, заговорив тем глумливо-влюбленным тоном, которым обращался к ней одной: — А ведь этот крошечный каэнрийский ребенок был вовсе не крошечный!       Дилюк кашлянул. Конечно, Кэйе было виднее, но на его взгляд натерпелся тот достаточно. Схватки начались четвертого мая, ближе к обеду, а разродился он только на исходе ночи, в самый глухой предутренний час. И ему пришлось постараться, чтобы сделать это — малышка под конец тридцать второй недели весила почти два шестьсот. Даже Альбедо признал: будь у Кэйи опыт, роды состоялись бы гораздо раньше, в двадцатых числах апреля. Именно тогда у него начались первые болезненные ощущения: то тянуло в промежности, то сильнее обычного ныла поясница, то пропадал аппетит, — но схватки если и начинались, не достигали нужной силы и регулярности. Он ходил и маялся две недели, но Альбедо отказывался его торопить. Ребёнок чувствовал себя прекрасно, а недомогания Кэйи укладывались в рамки ожидаемых. Дилюк переживал, что Кэйа сопротивляется неизбежному из-за дурацкого желания обойти неприятную дату, но в ответ услышал от алхимика лишь непреклонное: «Тогда тем более нужно дать ему возможность родить в день, который не вызывает тяжёлых воспоминаний, сроки это позволяют».       — Архонты, у тебя такое лицо, как будто рожал ты, а не я! — беззлобно фыркнув, Кэйа отлучил Аврору от «бутылочки».       Развернувшись, он подхватил её так, чтобы держать ровно. Исправно рыгнув, малышка сфокусировала взгляд на Дилюке, неуверенно улыбнулась и потянула ручку к его волосам. Отчего-то именно к ним она испытывала необычайную страсть. И Дилюк стоически разрешал ей эти игры, тайно радуясь, что хоть здесь оказался впереди Кэйи.       — Мне правда не по себе от мысли, что тебе придётся перенести это ещё раз, — в ответ на внимание дочери Дилюк погладил буйный красно-рыжий завиток на её голове.       Кэйа глянул пристальнее обычного:       — Не подумай, что хвастаюсь, однако мне приходилось переносить и более неприятные в некотором смысле моменты, при этом ничего не получая взамен. Но если ты не хочешь больше детей, это совсем другой вопрос.       — Не знаю. Не похоже, что я могу стать хорошим отцом.       — Ты прекрасный отец!       Не терпя возражений, Кэйа отдал малышку Дилюку. На этот раз Аврора не спешила плакать — только морщила носик и кривилась. Может, ей правда не нравился запах дороги?..       — Она любит тебя. Ревела весь день, когда ты уехал, хотя Альбедо и убеждал, что ей пока нет дела до других людей кроме меня, — Кэйа снял портупею и, подхватив со стойки свой меч, кивнул в сторону дома. — Пойдем. Есть в жизни ребёнка неизменные вещи, и я не хочу, чтобы их благоухание сопровождало нас всю дорогу до спальни. Искупаем нашу принцессу, уложим спать и можем поваляться пару часов.       Стоило Дилюку скинуть верхнюю одежду и остаться в рубашке, как поведение Авроры разительно изменилось. Она уже не морщилась — наоборот, улыбалась. И снова тянулась к волосам.       — Какое счастье, что мои волосы ей пока не интересны, — заметил Кэйа.       — Она правда так сильно капризничала?       — Да, пришлось накинуть твой халат и повязать на голову алый шарф, чтобы успокоить её. Расхаживал тут как атаман Пустынников. Ужасный был вечер.       Кэйа подготовил воду, и Дилюк согрел её до нужной температуры. Здесь победы тоже были за ним. Даже такая — умеренно тёплая — вода уже казалась Кэйе неприятно горячей. Стоило один раз увидеть, как после неё краснеют его руки, и вопрос с главным по купанию решился сам собой. Обычно Дилюк держал Аврору в воде, а Кэйа хлопотал на подхвате и ворковал вокруг, отвлекая гневную малышку. До сих пор она воспринимала купание скорее как непотребство, но с каждым разом градус негодования снижался. Сегодня она милостиво ударила по воде ручкой несколько раз и как будто даже улыбнулась.       Уже вынимая её из ванночки, Дилюк посмеялся:       — И было-то делов!       Аврора откликнулась радостным возгласом, и он испытал укол совести от того, что так редко разговаривает с ней. Это было чудовищно глупо, но он просто стеснялся нести такую же чушь, какой с лёгкостью сыпал Кэйа, и при этом не имел понятия, о чём можно рассказать такому маленькому ребёнку.       — Теперь будешь лучше спать.       Краем глаза Дилюк уловил трещащее от смеха лицо Кэйи и нахмурился.       — Прости, — тот зажмурился. — Ты очень мил в стремлении построить с ней осмысленный диалог.       — Она всё понимает.       — Я этого и не отрицал. Но ты — как будто всё ещё сомневаешься.       Дилюк фыркнул, уязвленный его проницательностью.       — Давай сюда эту красотку. Уложу её, а ты пока прими ванну. Наверняка до смерти устал. Я скоро присоединюсь.       Оглянувшись на выходе из детской, Дилюк увидел, как ловко Кэйа запихнул извивающуюся Аврору в распашонку и штанишки, совершенно искренне веселясь:       — Оп! Оп! Успел! Хе-хе.       По плечи погрузившись в горячую воду, Дилюк смотрел в потолок и всё думал: откуда Кэйа брал беззаботность? Он очень ответственно подходил к своей роли и бдил вокруг дочери чуть ли не круглые сутки, лишь время от времени уступая эту обязанность, но при этом в общении с Авророй словно по щелчку пальцев превращался в ребенка сам. Дилюк так не мог. Даже если оставался с ней один, то всегда чувствовал чей-то немой укор. Теперь он очень хорошо понимал, о чем его предупреждала Аделинда. Она, к слову, относилась к внучке с большим вниманием, хотя тоже — и это было заметно — испытывала неловкость, если брала её на руки. Порой Дилюка одолевали мрачные мысли: что если от матери он унаследовал и холодность к детям?       — Архонты! Что-то всё-таки пошло не так?       Дилюк вздрогнул, сфокусировав взгляд на Кэйе:       — Нет. Я же сказал. Всё даже лучше сложилось, чем я ожидал.       — Точно?       — Почему ты сомневаешься?       — Видел бы ты своё лицо!       Дилюк только фыркнул. На ходу скинув одежду, Кэйа подхватил скамеечку и поставил рядом с кранами. Включил холодную, подставив бадью. Он умывался и плескал на себя прямо так, пока набирал воду, а потом приподнял ведро над головой и не меньше минуты медленно лил её себе на голову и плечи. Ледяные капли долетали даже до Дилюка, но он всё равно не отворачивался. Ещё до его отъезда с Кэйи сошла последняя припухлость в области живота, он снова стал худым и угловатым, словно никогда не носил в себе никакого ребёнка. Воспоминания о его животе под конец беременности теперь казались какими-то... неправдоподобными. Словно Дилюк их придумал. Несколько раз он открывал фотографии, сделанные Шарлем, чтобы успокоить себя. На одной из встреч сестра Виолетта тоже утешила его, сказав, что переживать даже такое счастливое событие всё равно тяжело и что временами чувствовать разрыв с реальностью — вполне нормально.       «Это уже не имеет никакого отношения к Асмодей».       Закончив с омовением, Кэйа растер себя полотенцем и передвинул скамеечку ближе. Сел, вытянув ноги. Сладко зевнул.       — Устал?       — Да, магия пока сильно выматывает. С мечом получше, хотя Альбедо разрешил мне далеко не всё. Говорит, торопиться некуда. Наверное, поэтому каждый раз по часу обследует мой таз. Не удивлюсь, если и Варке потом направляет отчёт.       — Кстати, о Варке. Он спрашивал сегодня, сколько ещё я намерен держать тебя здесь.       — И до тебя добрался? — фыркнул Кэйа. — Я уже сто раз сказал ему, что нахожусь здесь по своей воле, выполняя рекомендации Альбедо, а не ради того, чтобы тебя умаслить.       — Умаслить?       — Кое-кто в городе считает, что я таким образом зарабатываю... прощение.       Дилюк откинулся на бортик ванны и устало закрыл глаза:       — Скажи мне их адреса.       Засмеялись оба и так громко, что сами же тут же зашикали друг на друга, в некотором страхе оглядываясь на дверь в детскую. Но днём Аврора, по счастью, спала очень крепко.       — Я напомнил Варке некоторые моменты из устава ордена, — сказал Дилюк после. — Например, что даже при наличии первого опекуна, никто не вправе требовать от одинокого родителя возвращения к должностным обязанностям раньше чем ребёнку исполнится год.       — Хотел бы я увидеть лицо Варки в этот момент, — Кэйа усмехнулся.       — Лицо его как бы говорило, что Ордо Фавониус давненько не занимался выслеживанием Полуночного героя.       — Пусть только попробует. Тогда-то уж я точно не вернусь на службу до следующего мая.       — Вероятно, только эта мысль Варку и сдерживает.       — Жаль, что мы больше не можем выехать на прошлом, — Кэйа притворно вздохнул. — Но что поделать, мастер Дилюк? Времена меняются и под них нужно придумывать что-то новенькое. Тяжеловато разыгрывать ссору, снимая квартиру с одной главной спальней.       Посмеявшись, Дилюк взялся за мочалку. Как приятно было смыть с себя всю накопившуюся грязь! Затем он с той же тщательностью промыл волосы и только после этого ополоснулся горячей водой.       Разговор продолжили уже в спальне, обнявшись на огромной кровати. Дилюк боялся, что после родов Кэйа растеряет свою нежность, но её стало даже больше. Пусть дальше ласк руками дело ни разу не зашло, он радовался и такой близости, потому что по привычке готовился к худшему. Неожиданность в постели всплыла только одна: без огромного живота спящий Кэйа начал ревностно защищать свою территорию, и несколько раз Дилюк просыпался рядом в синяках от каэнрийских локтей, а то и вовсе в момент удара. К счастью, вертелся он тоже всегда в одну сторону, так что им всё же удалось поделить кровать таким образом, чтобы избежать сближений во сне.       — Я соскучился, — сказал Кэйа после поцелуя.       — Я тоже, — Дилюк прижал его руку к своей щеке.       — Без тебя здесь было так неуютно. Я, конечно, клал Совёнка рядом с собой, но эта спальня... Никогда не думал, что мы её займем. Скорее бы в квартире закончился ремонт.       Дилюк обнял крепче, поцеловал. За первым поцелуем последовал ещё один. А за ним — ещё и ещё... Кэйа прижимался всё теснее, нетерпеливо елозил, пока его член не встал столь же крепко как раньше.       — Ого...       — Да, — выдохнул он. — Это из-за заморозки. О-ох, пожалуйста, Дилюк... Давай попробуем. Куда угодно кроме вагины. Позавчера там так всё свело, что Альбедо еле просунул свои алхимические приблуды. Но в зад, наверное, получится без проблем?       — Не будем торопиться.       — Или будем, — Кэйа опрокинул Дилюка на спину и нежно шепнул: — Но если ты намерен ещё немного побыть джентльменом, зад есть не только у меня.       Опалило жаром.       — Ты... серьёзно?       — Ещё как, — выдохнул он, склоняясь к груди. — Хочу трахать тебя до беспамятства.       Дилюк не был к этому готов. Член мгновенно упёрся Кэйе в бедро. Зрачки-звездочки расширились от возбуждения.       — Думаешь, я забыл, каким медовым ты становишься с членом в заднице?       Дилюк задышал чаще. Это был запрещённый приём, тем более теперь, когда последний раз его трахали в зад ещё в том году, в самом начале ноября. Вечность назад. Никакие игрушки не могли заменить Кэйю.       — Повернись.       Дилюк перекатился на живот и приподнялся, расставляя ноги шире. Кэйа погладил его между ягодиц.       — Она стала такой узенькой. Ты совсем её не баловал.       Левую ягодицу обжёг шлепок. Дилюк не успел стиснуть зубы и позорно вскрикнул от удовольствия. Кэйа звучно шлёпнул по правой. Он шлёпал его снова и снова, пока зад не превратился в одно сплошное горящее место. Потом между ягодиц наконец легла дразнящая смазка с эффектом Электро. Глянув через плечо, Дилюк увидел, как Кэйа готовит свой член. Он обмазывал его бесконечно долго! Но потом сделал так, как между ними повелось ещё даже до той ссоры: втиснул головку без особых нежностей и медленно вошёл на всю длину. Из горла вырвались счастливые стоны. Дилюка сводило с ума ощущение, когда внутри всё неохотно раздвигалось, чтобы принять в себя нечто действительно большое. Выгнув спину, он сильнее отклячил зад.       — Как давно никто тебя не драл, — шепнул Кэйа на ухо. — Наверняка хочешь побольше моего добра в свою ненасытную дырочку? Я обещал, помнишь?       Дилюк в ответ мог только стонать, сгорая от собственных желаний. Дав ему привыкнуть, Кэйа взял жёсткий темп. Выдержки у обоих ожидаемо хватило ненадолго.       — Архонты, — Кэйа обессиленно рухнул на кровать, — я уже и забыл, какой постыдный секс мы любим!       — Постыдный? Просто признайся, что потерял форму.       Смеясь, они вернулись в ванную и там приласкали друг друга уже без грязных словечек, но с долгими, пробирающими до нутра поцелуями.       Кэйа уснул — он до сих пор отключался мгновенно, — а Дилюк всё лежал, откинув руку за голову, и думал о том, что спать в одной постели не так уж плохо. Всё ещё не верилось, что вскоре у них появится супружеская спальня и даже больше: одна на двоих квартира, обустроенная с учётом пожеланий обоих. Что в этой же квартире будет расти Аврора и, возможно, её младший брат — или сестрёнка, если у Альбедо не получится исправить вмешательство неизвестного алхимика. Что однажды дело вполне способно дойти даже до настоящей мондштадской свадьбы, какую хотел устроить отец…       Дилюк почти задремал, когда Кэйа вдруг приподнял голову и прислушался, а потом сонно скривился.       — Проснулась?       — Ага.       — Я проверю.       — Ты устал после дороги.       — А ты устал хлопотать вокруг неё один почти неделю.       — Ладно, уговорил, — сладко зевнув, Кэйа упал обратно на подушку и в ту же секунду снова провалился в сон.       Накинув халат, Дилюк отправился в детскую. Причина пробуждения выяснилась уже на пороге — по запаху. Но он не убоялся вызова судьбы и справился с ним самостоятельно. Разве что в чистые штанишки одел Аврору не с первой попытки. Потом Дилюк снова погасил свет, взял её на руки и, укачивая, стал ходить по комнате. Он сам не заметил, как начал напевать что-то из репертуара Шестипалого Хосе. Текстами его произведения не блистали, но мелодии всегда были простенькие, и порой преследовали людей годами.       Подобие колыбельной возымело успех. Аврора уснула, но Дилюк всё не находил сил расстаться с ней, положить в кроватку. Он так соскучился по её теплу! Пусть она пока ничего не могла сказать в ответ и даже толком не гулила, но с первых дней прикосновения к ней стали для Дилюка чем-то особенным, чем-то, что было больше и светлее всего, что ему когда-либо доводилось чувствовать. Когда он прижимал к себе Аврору, всё его прошлое, окутанное тьмой, словно истончалось, исчезало. И ярче становилось другое — то, что он, казалось, уже и вовсе позабыл. Вечера с чтением вслух рыцарских романов и долгие прогулки по виноградникам. Рука ребёнка в руке отца. Погожие солнечные дни. Мягкий ветер и пыльца от кристальных бабочек на резных листьях... Дилюк хотел тоже однажды показать Авроре всё лучшее, что есть в мире. Он уже собрался поклясться ей в этом, но так расчувствовался, что сквозь слёзы смог произнести лишь одно слово:       — Совёнок.       Спустя мгновение его обнял Кэйа — просто шагнул из темноты, словно был тут всегда. Прижался носом к шее. Его щеки тоже были влажными от слёз.       — Следил за мной?       — Не выдумывай. Услышал шедевр Хосе и решил, что задремал в таверне. Сто лет не слышал, как ты поешь. Дилюк, — выдохнул он, прижимаясь ещё крепче. — Я... Скажи, что всё это мне не снится.       — Не снится. Я правда исполнил для дочери это позорище.       — И ей, похоже, понравилось. Будешь любить её, если станет фанаткой Шестипалого?       Дилюк невольно фыркнул, но весёлый и нежный голос Кэйи так манил смягчиться, отпустить бесконечные ожидания — и от самого себя, и от всего этого мира.       — Буду любить её, даже если захочет его в мужья.       — Ха-ха-ха! — Кэйа сонно хрюкнул в плечо. — Обожаю тебя.       Аврора заворочалась на руках, и оба замолчали, но не двинулись с места — так и стояли посреди тёмной детской комнаты. Заключённый в объятия любимого человека, прижимающий к груди свою дочь, Дилюк словно растворялся в тепле. Он и сам был теплом. Был частью чего-то большего, чего-то общего, чего-то… целого.       Становился целым сам.