***
Антону два года снится один и тот же человек. Ему уже читали нотацию, что это его соулмейт, но особо не впечатлили этим, только сильнее раззадорили злость внутри парня на то, что он до сих пор не нашёл его. Этот юноша стал буквально преследовать Шастуна везде, где бы он ни был: дома, на парах (когда он решает вздремнуть на скучной лекции), на улице (в мыслях). Его уже водили к врачу, чтобы тот прописал успокоительное и снотворное какое покрепче, лишь бы спать и не видеть это лицо, что всплывает каждый раз, как веки Антона закрывают сетчатку от света; Он напивался в ноль, чтобы спать без задней мысли; Ему читали на ночь, чтобы перебить поток мыслей, но все без толку! — Голубоглазый принц спас принцессу из заточения, и уплыли они за три девять земель... Голубоглазый, блять.***
Арсений негодует. Объясните, блять, какого черта взрослому мужчине, которому 27, на минуточку, снится подросток с ангельским лицом?! И плевать он хотел на все упреки «Это твоя родственная душа, ты чего!» Чтоб ее за ногу, эту родственную душу! Не жизнь, а сплошное мучение. Как с этим бороться — он не знал. Лучшие специалисты города разводили руками и давали направление к неврологу каждый раз, коль Попов не выдерживал и срывался на милой девушке в регистратуре. Ему хотелось рвать и метать от бессилия. Это тот момент, когда деньги не решили проблему. Удивительно.
***
Полтора года. Полтора года он мучился! И вправду, кто бы мог подумать, что чтобы избавиться от назойливого соулмейта, нужно всего лишь изобразить его где-то! Правильно, никто и не думал, впрочем, как и Шастун. Он сам узнал об этом, когда случайно накалякал парня из снов на каком-то огрызке бумаги на одной из скучных пар от нечего делать. Тут-то и пошло-поехало. Успокоительное и алкоголь ушли на второй план, на первый же пришли бумага (много бумаги) и ручки, карандаши, фломастеры. В общем все, что может писать. Антон стал рисовать всегда и везде: на все тех же парах (за что не раз отхватывал и ходил мыть тряпку для доски по несколько раз за десять минут), в метро, за обедом и перед сном. Но это спасало.***
—Да, мам, —Вот так начинается каждый самый долгий разговор, кажется, в мире. Попов продолжительное время молчит, слушая множество историй и не решаясь прервать эту неугомонную женщину, но все же спрашивает, как только мать дала слово сыну: (к тому моменту он в седьмой раз начал обходить всю квартиру (а она немаленькая) и заваривать очередную чашку кофе))—Мам, как сделать так, чтобы соулмейт перестал сниться, без его нахождения?
Вот сейчас Арсений и прозрел, и оторопел одновременно. «В смысле «нарисуй»?! Так просто? Неужели я зря так долго мучился?» — нескончаемый поток негодования льётся на ни в чем не виноватую мать, но та с сочувствием слушает сына, пока он наспех вытирает разлитый самолично от удивления кофе. Да уж. Попов, тебе бы поучиться манерам.***