* * *
Второй день турнира начинался с окончания конных поединков. После того как ее сын решил отобрать своих гвардейцев в общей схватке, число желающих участвовать в них сильно поуменьшилось. Для себя Королева отметила только мужчину с красным плащом, развевавшемся за широкими плечами, который так ни разу и не поднял забрала. — Посмотри, он может и не будет участвовать в меле, но твой брат не прогадает, если отдаст ему белый плащ, - сказала Алисса дочери, указав на рыцаря, когда они поднимались по ступеням в Королевскую ложу. Алисана сначала может и смотрела на его поединки только чтобы ее уважить, но потом будто что-то зацепило ее в загадочном Алом Угре — так трибуны прозвали рыцаря. Теперь она и впрямь заинтересовалась турниром и от Джейехериса ждала восхищения ее любимчиком, даже маленькую Эйерею подбила болеть за него. Робар же и вовсе предлагал Алисане поставить десяток драконов на рыцаря, только она строго запретила дочери это делать. — Мамочка, почему мне нельзя играть, я же уверена, что он победит? К тому же сам лорд Робар на него ставит, уж он-то в этом деле мастер? — умоляла ее дочь. И это было первое по-настоящему тёплое взаимодействие между ее женихом и ее детьми. «Алисана такая добрая и открытая, я всегда знала, что она первая из детей подружится с Робаром. Скоро его теплота и искреннее участие смягчит и Джейехериса с Рейеной,» - думала Королева. И она не могла сдержать улыбки, когда огромный, высокий и широкоплечий лорд Баратеон привстал на колено, что-то объясняя крохотной в сравнении с ним Алисане. Он рассказывал то ли о стратегии своих азартных увлечений, то ли о сути поединка, только девочка хмурилась и слушала внимательно, а мужчина был полностью поглощён беседой с ней. Умиление Королевы прервали звуки фальшивого бренчания. «Боги, опять этот бесталанный развратник! И что он только забыл на турнире!» На центр ристалища выехал молодой парень, мало напоминавший рыцаря. Он ловко сосчкочил с лошади и отвязал от ее крупа свою обожаемую лютню. Запел. Джейехерис, Алисана, Робар, его братья — все ему внимали. «За турнирною таблицей Пил в борделе лорд Десница, Чтоб с турнира только смыться Пил с Принцессой белый рыцарь.» Алисана со смесью стыда и веселья глянула на Джоффри Доггета. Королева поймала этот взгляд. Сир Джоффри шагнул к ней, протискиваясь плечом: — Хотите, я прикажу хоть сейчас шею свернуть этому трубадуру-затейнику, моя Королева. — В этом нет необходимости, сир. Конец его куплетика отражает неприглядную для вас правду. Совершили поступок — несите ответственность, слушайте витиеватые городские легенды о себе. «Да больно нужны ему в борделе рыцари и таблицы! Врешь ты все, Бренчала! Девиц он там имел, все знают, как десница любит невинных девиц!» - донёсся из-за ограждения ристалища визгливый голосок. — Мог бы не клеветать на своего благодетеля, если бы не лорд Баратеон, до сих пор бы при Мейегоре сидели. Да хотя бы из уважения к нашей помолвке! - прошипела сквозь зубы Королева, сильно морща узенький носик и не обращаясь ни к кому конкретно. Она заметила, как Робар почти подпрыгнул от недовольства прямо перед ней. Тем временем, обожаемый горожанами и уже ненавидимый ею Том-бренчала продолжал: «Сам вчера я веселиться И не думал, но столица Зовёт, манит, суетится… Эх, пошёл в я в «Чаровницу». «Чтобы скрыть, что ты — девица, Надо чуток потрудиться,» — Так подумал красный рыцарь И решил повеселиться. «Хуй приделать и напиться — для них, олухов, сгодится!» И пошёл в кабак ершиться. Был кабак тот «Чаровницей»… За этими похабными куплетами следовала очевидно история о разоблачении Алого Угря, вся насквозь лживая и пропитанная грязными подробностями. Но Алисса всеми силами старалась не слушать в последнюю минуту песенку, доносившуюся с ристалища, — она чувствовала, что история о мужских достоинствах, всех женских отверстиях, в которых они побывали, и изливающихся телесных жидкостях, спровоцирует у неё позывы к рвоте. И наконец у Королевы получилось выстроить невидимую стену и не замечать ничего за пределами ложи. Она пришла в себя только когда тот, кто до сих пор назывался Алым Угрем, выбил из седла ненавистного барда, снял шлем и…. оказался девушкой, как и предрекала непристойная песенка. Королева ахнула, Алисана вместе с ней, но только дочь ее была, казалось, счастлива. Она подскочила к перилам ложи и завопила: — Как вас зовут, миледи!? — Я — Джонквиль Дарк, Ваша Светлость, - ответила могучая девица, стыдливо опустив глаза. — Будьте моей личной защитницей, леди Джонквиль! - в какой-то эйфории мгновенно ответила ей Алисана, забыв о приличиях, традициях и этикете. — Я — не мужчина, моя Принцесса, я не могу носить белый плащ. — Это не важно! Джейехерис с радостью позволит вам быть моим мечом и щитом, - с этими словами девушка обернулась к брату. Алисса не могла понять, глядя в затылок сына, было ли на его лице одобрение или негодование, но он уже протягивал руку сестре. И Королева сочла нужным вмешаться. Она сделала несколько шагов до перил балкона и, приобняв Алисану, ответила вместо сына: — Женщине, и правда, не место в Королевской Гвардии, но вы истинно очаровали нас, леди Джонквиль. Мы обсудим на совете ваше место при дворе. Ее решение поддержали лишь слабые овации и обиженно-непонимающий взгляд дочери. «Хватит на сегодня идиотов», - решила Королева и, подозвав фрейлину, велела ей принести бумаги по свадьбе, предусмотрительно захваченные с собой на турнир. И уже через несколько минут посреди оголтелого восторга зрителей, готовящихся наблюдать за кровавой бойней — меле, Алисса сидела закинув ногу на ногу, разглядывая корявые цифры, — ее мысли унеслись далеко вперёд, быть здесь и смотреть, как одетые в железо кулаки разбивают челюсти, она хотела меньше всего на свете. «Встречать проигнорировавших турнир лордов и рыцарей должен кто-то важный, уважаемый, но и не слишком, чтобы это не выглядело, как пресмыкательство. А ведь купающиеся в богатствах Ланнистеры или гордые и надменные северяне могут так подумать. Зачем они только тащатся в столицу из своего Богами забытого Витерфелла? Ни я, ни Робар не сможем их встретить, да и это слишком, одну Алисану отправить — маленькая ещё… Пусть едет с Деймоном, он уж точно найдётся с нужной речью в случае чего». С ристалища доносилось рычание, отчаянные вопли, звуки хлюпающей под ногами крови. Алисса даже смотреть туда боялась, а трибуны эхом вторили всему происходящему с какими-то животными интонациями. «Тирошийцы, Пентошийцы, Морской Начальник Браавоса… — он любит не просто роскошь, а скорее ее демонстрацию. Надеюсь, согласится хотя бы морской потешный бой отменить, я ума не приложу, кто бы взялся за его организацию», - думала Королева о своём женихе. Сама Алисса считала, что столь пышные праздненства излишни, но идею Робара о том, что это принесёт радость народу и расположит к ним жителей столицы, падких на веселье, желающих видеть на Железном Троне кого-то им близкого и щедрого, после жестокой тирании Мейегора, сочла очень резонной. «Смотри, смотри, а мальчонка-то даже не мечом дерётся, палкой какой-то! Да старый ты слепец, копье это!» - прерывали Королеву громкие голоса горожан. Она решила, превозмогая себя, посмотреть, что это за мальчонка так отчаянно пробивается в Королевские Гвардейцы, и подняла голову, вытянув длинную шею. Невысокий юноша немногим старше Джейехериса юрко крутился между более массивными соперниками, избегая почти всех предназначенных ему ударов — только нос был расквашен и синева залегла под левым глазом. Короткое копье и впрямь было будто продолжением его руки. Участников осталось немного, зато израненные, истекающие кровью, стонущие мужи лежали по всему турнирному полю. Королева никогда не видела войны так близко, но сейчас подумала, что выглядит она наверное именно так. «Сколько из них будут мертвы к концу схватки? Почему никто не намеревается оттащить тела?» - сквозили в ее голове мысли, перебиваемые все более яркими впечатлениями, когда она вглядывалась в происходящее. «Это должно было быть всего лишь игрой, развлечением, но стало «войной за белые плащи», и битва эта не на жизнь, а на смерть». Алисса не стала больше смотреть, уткнулась в бумаги, погрузилась в задачу снабжения города продовольствием во время праздненства. Не велась больше ни на вопли ужаса, ни на хвалебные оды. «Слава Богам, что конец этого безумия близок!» Победителем вышел худой как жердь старикашка, почти не имевший зубов, с отполированной лысиной, которая теперь вся была в запекшейся крови его соперников. Джейехерис позвал ее посмотреть на него, точнее, так или иначе она должна была отдать дань уважения искусному воину. «Неужели он собирается принять в Королевскую Гвардию эту развалину? Как он только умудрился выиграть?» - Алисса даже пожалела немного, что не увидела, как тот сражался. Все они вчетвером стояли у перил Королевской ложи — Джейехерис, Робар, она сама и Алисана, сын первым заговорил с воинственным стариком: — Как тебя величать, мой новоиспеченный Королевский Гвардеец? — Сэмгудом с Кислого Холма, Ваше Величество. Длинно больно, так друзья зовут Кислым Сэмом. — Где же ты научился так ловко управляться с мечом, Сэмгуд? Я с самого начала схватки тебя заприметил, — ступаешь тихо, как кошка, подкрадываешься мгновенно, нападаешь — не видеть больше жизни твоим противникам. — В сотне битв я побывал, мой Король. Да и не как ваши рыцари зелёные в сторонке отстаивался, и не со спины коня рубил кого не попадя — я всегда пешим сражался, в самое варево лез. Да только не спрашивайте на чьей стороне воевал, пусть со мной тайна в могилу сойдёт! Джейехерис улыбнулся, и несмотря на «тайну», которую хотел скрыть старик, от него будто уже веяло преданностью. «Кто будет обязан своим положением только вам, не предаст вас», - вспомнила Алисса слова своего жениха. Это был весомый довод, и он был единственной причиной, по которой она одобряла желание сына отобрать гвардейцев таким варварски-жестоким способом. — И почему же ты на старости лет хочешь податься в белые плащи? - спросил у старика ее сын. — Да вот захотелось уважить старые кости — на перинках мягких поспать, глаза порадовать — дам придворных поразглядывать. Авось и клюнет на меня какая, я ж теперь Королевским Гвардейцем буду, большим человеком! На слова храбрившегося старикашки и трибуны, и Королевская семья, и горожане — все отреагировали долго не стихающим, раскатистым смехом. Мужчина оказался и шутником отменным, сам громче всех хохотал над своей выходкой. Никто и не пытался ему рассказать про обед безбрачия белых рыцарей — ни один из тех, кто носил белый плащ, ещё не был так далёк от покоев фрейлин, как Сэмгуд с Кислого Холма.* * *
Хмурый летний день заканчивался таким же унылым, серовато-желтым закатом, солнце, не собиралось золотить гребни волн Черноводного залива — зрелище, которое так любила Алисса. В уютном алом платье, теперь без серебряных «крыльев» за спиной, она стояла на полюбившемся ей балконе и потягивала ежевичное вино, доставленное специально к ее свадьбе. «Новшество при дворе не приживется, слишком кислое, но для разнообразия сгодится. Порадуем виноделов, закажем ещё пару подвод». С каждым глотком напиток не становился вкуснее, но опьянение нарастало: вот уже в теле была приятная слабость, томление, разум сплетал мысли игриво, рождая замечательные идеи. Королева не любила пить и делала это лишь редко, по велению сердца, сегодня был именно такой день — слишком много тревог о свадьбе, о детях, хотелось укутать их сладким дурманом и, подчинившись усталости, лечь в постель раньше. Но звуки приближающихся шагов изменили ее планы. В покои вошёл Робар, стража стала пускать его беспрепятственно, потому что она сама ни разу не отказала принять его. Он подошёл к ней почти вплотную и поклонился: — Моя Королева, - поцеловал руку. Тепло, даже жар покалыванием разбежался по всему телу от этой руки. Она смело и уверено взглянула на него, подняв голову. Его глаза, сверкая маленькими жадными искорками, будто поглощали ее, срывали слои одежды, плоть с костей, но стремились все глубже. Она сама, первая, прикосновением закончила разговор двух голодных взглядов — положила ладонь на его щеку. Опять покалывание, теперь уже осязаемое, от его жесткой, быстро отраставшей щетины. В мгновение оторвалась от земли, обнимаемая его огромными руками. Одна туфелька глухо ударилась о пол, бокал выпал из взлетевшей теперь к его волосам руки, звякнул разбитым стеклом. Алисса ловила его лицо своими руками, приближала губы к его, но он все блуждал от уголков ее рта к ключицам, осыпая горячими поцелуями. И от каждого ей становилось все жарче и жарче. Занёс ее в комнату, помог снять оставшуюся туфлю, стал расшнуровывать платье, ловко, быстро, без раздумий. Она томилась, стонала, когда он прижимался к шее носом, шептал что-то в кожу, проводил языком, прикусывал. Как же она жалела, что отпустила дам, не позволив помочь раздеться! — Роб, не мучай! Ты из меня душу вытащишь, прежде чем возьмёшь! — Алисса тяжело дышала, ее кожа покраснела, грудь поднималась высоко, все же не способная выскользнуть из корсета. Красное платье лепестками увядшего мака опало к ногам. Он развернул ее, будто она была тряпичной куклой в руках ребёнка, поцеловал наконец глубоко в губы, опустился к груди, щекоча темными прядями волос, провёл языком, касаясь и плотной ткани корсета и нежной кожи, будто объясняя, почему дальше дороги нет. Обнял, потянул руки к талии, где кончалась шнуровка. «Захотел растянуть, даже на узлы не взглянув, наивный», - подумала Алисса. Она вырвалась из объятий, повернулась спиной, облегчая ему задачу. Несколько секунд без движений, она затылком чувствовала, как ураган негодования поднимался в нем при виде хитросплетений плотных нитей, а ярко синие глаза метали молнии. — Твои фрейлины постарались на славу! Она засмеялась с придыханием, измученная ожиданием его рук и жаждой глубоко вдоха. — Стой так, моя Королева. Алисса вдруг почувствовала как тесёмки рвутся почти с треском, мгновенно, ровно по одной линии — Робар резал их остро заточенным кинжалом. Корсет тоже свалился с неё, наконец позволив насладиться свободой. Нижнее платье соскользнуло элегантно, лишь она плечиком повела. «Боги, как я хороша!» Он схватил ее, будто украсть пытался, уничтожив в крепких объятиях последнюю мысль не о нем в ее голове. Отнёс в глубь покоев, усадил на туалетный столик, оттолкнув ногой обитую парчой табуретку. С напором, нагло целовал губы и грудь, перекатывал между пальцев крупные розовые соски, пока руки Алиссы слепо блуждали от застёжек камзола к поясу брюк, справляясь со всеми препятствиями, которые находили. Оба голые. Она прижалась к его широкой, покрытой чёрными мягкими волосами груди. Лёгким движением отвёл ее бедро в сторону, приблизился. — Королева мокрая для меня? Тёплые пальцы скользнули внутрь, размазали влагу по промежности, двинулись к груди. Вторая рука обхватила тонкую талию, заставляя ее всем телом податься вперёд. Он вошёл в неё плавно, двигался медленно, неглубоко, будто подразнивал, пока Алисса таяла в его руках, так хорошо знавших ее, стекала с мокрой от тепла их тел столешницы. — Быстрее, Роб, ещё… Молю тебя! Она потянулась к нему губами, поймала его рот в ухмылке, прикусила губу после влажного, дерзкого поцелуя. Королева получила то, что хотела: темп нарастал постепенно, движения становились чётче, грубее. Под закрытыми веками мелькнула картинка, где она уверенно шла к пропасти широкими шагами, окружённая звёздным небом. Она хотела сорваться. Притягивала его к себе ногами, царапала плечи, карабкалась, встречала каждое его движение, раскрываясь все сильнее. Рухнула в небытие, тёплое, искрящееся дрожью, без времени. Очередной его толчок, жёстче, глубже, возвратил ощущения, слишком сильные, чтобы быть приятными: — Стой! Остановись пожалуйста! Просто останься внутри! - она попыталась удержать его тоненькими руками и ногами, сжимая изо всей силы — не вышло. Продолжил двигаться, ещё с десяток ударов потных тел друг о друга. Она сжимала мышцы внизу живота, сжималась внутри, слишком уязвимая и опустошенная, не способная вновь приблизиться к блаженству. Остановился, сам сжал ее в объятиях, так что позвонки захрустели. Теперь покой, вернулась сладкая нега. Прошло мгновение или вечность, Робар все ещё был недвижим, Алиса открыла глаза: в комнату врывались желтые, последние закатные лучи — первые лучи Солнца за этот день. Она улыбнулась. Он пошевелился, ослабляя хватку. «Алисса…» - нежно провёл по пепельным волосам. Прислонилась лбом к его подбородку, устало выдыхая, прервав его на полуслове: «Отнеси меня в постель». Робар поднял ее, будто она была невесомой, подошёл к кровати, уложил, накрыл мягким и лёгким одеялом, сам лёг рядом. Алисса погружалась в полузабытье, без мыслей, едва ощущая собственное тело. Между ног у неё всё ещё было тело и влажно — и это было единственным, что она хотела чувствовать. Его огромная рука нежно поглаживала ее тело то там, то тут. Потом ласкала груди, ползла к низу живота: — Хочешь ещё, моя Королева? - с жаром прошептал прямо в ухо. — Нет, - она ответила тихо, но твёрдо. Прикосновения прервались, не приняв из вежливости для начала более невинный характер, его рука не осталась обнять ее. Алисса не волновалась об этом она провалилась в сон.