remember it

Феликс тянет Хвана за рукав рубашки и просто выталкивает из квартиры. Он громко хлопает дверью, кидая на прощание «еще увидимся» той женщине, и продолжил свой путь к машине настойчиво, даже не слушая возгласов Хенджина, пока тот уже конкретно не срывается, разворачивая к себе Феликса и зло смотря в глаза. — Что ты творишь?! — вырывается у доктора громче, чем он хотел. — Спасаю наши задницы от этой старухи, Джинни, — кричит Феликс еще громче, а-ля «хули ты мне мозг ебешь, я лучше знаю». Хенджин встал в ступор от такого тона младшего, но не стал больше говорить, поняв всю ситуацию. Феликс же идет к машине, крича Хвану через всю улицу: — Следующее, что она бы сделала, это пошла бы на нас с ножом. От такого заявления доктор споткнулся о свою же ногу, но удержав равновесие пошел дальше к машине, разблокировав двери и садясь на водительское, Хван тяжело вздохнул, наблюдая за разъяренным Феликсом, который в свою очередь пытается открыть дверцу. Он дергает ручку с такой ненавистью и силой, что старший просто дотянулся и открыл со своей стороны, ибо младший разнесет сейчас весь мерс. — Блять, — испачкав свои штаны о низ автомобиля и с грохотом захлопнув дверцу. — Ликси. Успокойся, — сказал Хван, который сам не меньше на нервах. Ведь узнать толком ничего не получилось от женщины, что Феликс обозвал сумасшедшей в самом начале. Вопросов стало больше, а ответов.. как было равно нулю, так и осталось. Прелестно. Две минуты тишины в салоне машины были даны для того, чтобы все утихомирили свой пыл. Как только стало легче дышать, первым пошевелился Феликс, повернувшись в сторону доктора и проходя изучающим взглядом. — Что ж. Интересное знакомство у вас вышло. Ты не хочешь мне поведать сначала свою историю того, как вы впервые увиделись с этой старухой? — выдал уже более спокойно. — Я приходил к твоей матери.. — уставившись на впереди находящийся подъезд, из которого они минут пять назад вышли, и не сводя с него глаз, — но застал ее. Она пропустила меня, сказала, что ты ее сын. А я поверил, ведь вы так похожи. Хван вновь сделал паузу, ожидая объяснений на счет такой сильной схожести, ведь биологическая мать Феликса выглядела совсем по-другому. Единственная схожесть матери и самого Ли — веснушки. А также они буквально одинаковые на лицо. Но волосы у нее темные и точно свои, а вот кожа такая же бледная, белая.. белоснежная. — Она мать моего отца. — Как она тут оказалась? Минута молчания в честь прошлого. Феликс собирается с мыслями, а Хван и не торопит: знает, что лучше подождать. — Мне было десять. Моя мать постоянно пропадала, трахалась не пойми с кем, а я рос на произвол судьбы, — младший тяжело сглотнул, да так, что было слышно даже доктору. — Иногда только она кидала мне какие-то копейки. И я выбирал, потратить их на еду или на новую одежду. Я-то рос, а вещи становились малы, — отвернувшись к окну. Хенджин лишь продолжает смотреть на тот подъезд. — В тот день я возвращался со школы. Меня вновь побили одноклассники-отморозки, но мне было все равно. Привык уже. Хван потянулся к руке младшего, но тот ее одернул. — Не надо меня жалеть. Я в порядке, — кинул он, вытирая слезу тыльной стороной ладони, одиноко скатившуюся по щеке. — Рядом с подъездом сидела женщина лет сорока. Она была точно такой же. Белоснежной. С бледной кожей, светлыми волосами, а в руках держала фотографию. Она подошла ко мне сразу, как увидела. Я напугался, отпрянул, — парень все же повернул лицо к доктору, вглядываясь в его глаза. — А она притянула меня, обняла, начала нести бред какой-то, что-то наподобие «я нашла тебя». Я привел ее в квартиру, мать снова напилась и уснула за столом, поэтому мне не составило труда провести незнакомку в свою комнату и разговорить. А та сразу начала рассказывать. Феликс положил свою руку на ладонь Хенджина, которая лежала на подлокотнике. Сжал немного, как бы извиняясь за то, что изначально не дал успокоить себя, хотя поддержка ему не помешала бы. — На фото был мой отец. Его волосы были белые как снег, кожа чистая, бледная, как у меня. Глаза такие же. Я был его маленькой копией, только с веснушками. Спасибо, мама, — усмехнулся младший. — Она рассказала, что отец погиб два месяца назад в автокатастрофе. Напился и вылетел на встречную полосу, свернул в кювет. Пролежал в реанимации шесть дней, но все же не выжил. Я тогда разрыдался, прижался к ней, доверился. Только вот зря. Старший переплел пальцы вместе с маленькими феликсовыми, прижимая руку к своим губам, тем самым показывая, что он рядом, что поможет, что не бросит и что ему можно доверять. — Она выгнала мою мать, как только та проснулась. Она меня не любила, но я-то любил. Я закатил истерику, орал, чтобы она не выгоняла ее, но все тщетно. Эта сумасшедшая выкинула ее вещи и начала обживать новое место. Ей было плевать на мои чувства. Она делала, что хотела. Била за любое непослушание. За плохие оценки в школе, я вообще при смерти валялся! Больше сдерживать эмоции сил не было — Феликс начал плакать. Слезы текли одна за другой, пытаясь догнать друг друга. Нижняя губа начала подрагивать, пальцы смыкались на руке доктора еще сильнее от воспоминаний из прошлого. Грудную клетку сдавливает от невыносимой моральной боли. И мысль о том, что эта боль многому научила, не помогает. Никогда не забудешь слезы родной матери, даже если она не испытывала к тебе ничего кроме личной выгоды по типу «будет тот, кто воды в старости принесет». Не забудешь отца, которого ты увидел на одной единственной фотографии, хотя так желал любовь и поддержку с мужской стороны. Не забудешь издевательства одноклассников — все, на что они были способны. И человека, которому ты открылся изначально, доверился, обнажая свою никчемную душу.. А что в замен? Избиения, страдания, крики и оскорбления. Терпеть это все было сложно, а теперь сложно все это вспоминать. Под действием шока многие отрывки были стерты из памяти, но это не мешало построить впечатление о каждом человеке, которые тогда окружали Феликса. «Забудь, что было больно, но никогда не забывай, чему тебя это научило». Как же забыть то, что тебя научило выживать в одиночестве. Невозможно, если только заработать себе на голову амнезию. — Она ужасна.. — произнес младший напоследок. Хенджин прижимает маленькую ладошку к своей щеке, смотрит на эти розовые подрагивающие от рыданий губы, румянец и мокрые глаза, хочется обнять, прижать и согреть, лишь бы ему стало не так больно, не так страшно, не так ужасающе плохо. Этот мальчишка вырос раньше положенного, не повидав любви и заботы от старших. Он каждый день слышал в свой адрес оскорбления, каждый божий день получал удары по неокрепшему тельцу и плакал, рыдал, бился в истериках. Как же он только выжил.. Получив такой удар, детскую травму, у него сработала защита. Вторая личность — агрессия, месть, злость, ненависть и страх. Все это оно в себе совмещает. Всем этим оно защищает тело и душу парня. Да, потому что больше нечем.. — Ликси.. Поехали домой. Здесь слова поддержки не помогут. Тут помогут только действия, выражающие бескрайнюю любовь, предлагаемую помощь, заботу и долгожданное счастье. Ты станешь чувствовать себя лучше в родных руках, тех руках, которые тебя согреют в холод, тех, которые тебя освежат в жару, тех, которые обнимут для поддержки, тех, которые обработают твои раны, тех, которые отдадут тебе все, что ты только захочешь, ведь этим рукам хочется чувствовать то, как ты живешь. — Поехали, — со всхлипом произнес младший, и уже через несколько секунд со двора этого безумия выезжает хванов мерседес, рассекая маленькие улочки.

***

Путь занял столько же, сколько они добирались туда, за это время солнце зашло за тучи и пошел небольшой дождик. Феликс уснул под какую-то незамысловатую песню по радио, и грелся в своей курточке. Хенджин включил обогреватель после того, как скурил одну сигарету, стоя в пробке и открыв окно. Белоснежный немного простонал во сне и свернулся, зарываясь в куртку сильнее, поэтому док понял, что стало прохладно и пора бы заканчивать травлю своих легких. Феликс проснулся, как только машина остановилась. Сам Хенджин не собирался его будить, но, видимо, организм младшего почувствовал станцию «прибыли» и разбудил. Путь до квартиры был в тишине, никто не собирался говорить. Феликс молчал, потому что для всего, что сказано раннее, Хвану нужно дать время переварить, а старший молчал, потому что переваривал. — Сходишь в душ? — спросил Хенджин. — Пожалуй стоит, — кинул Феликс и сняв с себя куртку поплелся до комнаты. Доктор повесил пальто на вешалку и направился на кухню. Младший не просто так в душ пошел, замерз по всей видимости, ибо на улице и правда холодно. Согрев чайник, брюнет нарезал лимон дольками и заварил чай с имбирем и корицей. Он поставил декоративный чайник и две кружки на стол и начал наливать чай, как только послышались приближающиеся шаги белоснежного. Тот вышел с мокрыми волосами в одной футболке и укутанный в плед. Это все смотрится чрезвычайно мило, особенно если брать в счет его не высокий рост. Ниже доктора на голову так точно. — Садись и выпей чай. Заболеешь еще. Феликс сделал пару маленьких глотков и вновь посмотрел на Хенджина, оттягивая момент предстоящего разговора. Но старший, по всей видимости, и не спешил говорить, попивая чай и разбираясь со своими тараканами в голове. — Мы вернемся еще раз туда? — вдруг прервал тишину Ликс. — Думаю, я сам съезжу. Хван и правда не хочет травмировать совсем не окрепшую психику младшего, да и приступов у него давно не было, как бы не выплеснулось это все в широкой форме. — Хорошо. А Феликс и не хотел. Ему достаточно было пять лет совместного проживания с этой семьей. Спасибо, что половины ее уже нет. Чаепитие закончилось минут через пятнадцать после начала. Доктор прогулялся до лоджии, скурив еще одну сигарету до фильтра и приняв душ, лег рядом с уже тихонько сопевшим Феликсом. Обняв его, прижимаясь всем телом, Хван еще долго думал над всем сказанным за сегодня. Много мыслей лезло в голову и только часам к трем они оставили его в покое. Уснуть получилось. Надеясь на то, что проснуться получится тоже. «Твоя любовь предаст меня в скором времени, но пока я закрою глаза и доверюсь тебе полностью».