***
В квартире пахнет вкусно. Феликс зависает на кухне уже третий час, и что самое главное, — не впускает туда доктора, ибо как выразился младший «сюрприз не будет сюрпризом, если ты узнаешь все заранее». Хенджину пришлось все эти три часа чем-то себя занимать, потому что скукота была невозможная, а так же дикий интерес насчет, не спалит ли белоснежный кухню к чертям. Но судя по запаху, все чисто и спокойно. А судя по тишине, никто еще не остался без пальцев. Все же прошло достаточно времени и, наконец-то, с победным выражением лица из кухни выходит Феликс, снимая фартук и головой кивая в сторону давно интересовавшего доктора помещения. Старший с опаской входит на кухню и замирает в проходе. — Это?.. — все, что выдавил Хван, оставаясь стоять на месте в немом шоке. Перед ним. На столе. Был.. Ужин?! Феликс приготовил охренительный ужин, не сжег все, что здесь есть, открыл бутылку вина, не разбил ни одну посудинку и, блять, даже посуду успел помыть, которую использовал для приготовления.. — Это.. как там в фильмах? Романтический ужин. На лице белоснежного красуется победная улыбка, у него получилось вывести старшего на такие эмоции, что тот замер, не смея даже слово произнести изначально. — Ты так и будешь стоять? — спрашивает Феликс, усаживаясь на свое место. Хван все же отрывает ноги от пола и медленно передвигая ими, оказывается уже за столом. Посмотрев на все это вблизи, слюна течет, а что же будет, когда доктор попробует? Отравится или еще больше влюбится? Узнает, как только поест. Как говорится, кто не рискует, тот не пьет. Ну как тут не пить, когда белое сухое собственной персоной. Взяв в руку палочки, старший аккуратно берет кусочек стейка и отправляет в рот. Рецепторы собираются в кучку, обхватывают заветный кусочек еды и не отпускают. По коже мурашки то ли от гордости за целую кухню и чертовски вкусный ужин, то ли за бескрайнюю, ни разу не озвученную любовь к этому малышу, который вложил в это блюдо не меньше чувств, чем Хенджин сейчас, пробуя его. — Это.. великолепно.. Хван начинает есть, закидывая в себя еду, словно не жует совсем. На лице младшего расцветает смущение, вылившееся в алых оттенках на щеках. А доктор продолжает есть, таращась иногда на эту светящуюся от счастья кроху и невольно улыбаясь.***
Ужин прошел в разговорах и невероятно вкусной еде, после чего младший сразу ускакал в душ, а Хван, положив таблетку и стакан воды на стол для ее принятия в два часа ночи, взял еще одну, чтобы тот выпил сейчас, и направился в комнату. Белоснежный вышел в одном полотенце на бедрах, направляясь сразу в гардеробную за какой-нибудь удобной поношенной футболкой Хвана. — Таблетка тут. Выпьешь, как оденешься. Я в душ. Феликс сделал вид, что увлечен выбором одежды и лишь кивнул тогда, когда старший уже скрылся за дверью ванной. Наконец, взяв какую-то черную растянутую футболку с надписью «ease», белоснежный подошел к стаканчику с водой и небольшой розовой таблетке. Отпив немного воды, Ли взял лекарство и поплелся сначала на кухню, оставив там полупустой стакан, а после на лоджию и, открыв окно, выбросил туда лекарство, ибо оно ему не нужно. Вернулся младший за две минуты до возвращения Хвана, тот сразу взглянул на тумбу, уже пустующую, и перевел взгляд на заинтересованного видом старшего Феликса. — Джинни.. ты знал.. — начал белоснежный, поднимаясь с кровати и подходя почти в плотную к доктору, — что ты чертовски привлекателен после душа? Хенджин усмехнулся в ответ. — Знаю. Ты говоришь мне это каждый день. Феликс обворожительно улыбается, а после тянется за поцелуем и получает его. А после еще и еще. И так пока руки не дошли до футболки, которую спиздил младший, потом до верха Хвана, который не стоило надевать. До пижамных штанов, нижнего белья и в итоге до кожи. Доктор нависает сверху, повалив Феликса на черное постельное, что гармонично сочетается со всем таким белоснежным парнишкой. Тот раздвигает ноги шире, притягивая старшего за спину, царапая ее и так несдержанно постанывая, когда рука Хенджина ложится на уже возбужденный член и начинает двигаться верх-вниз, создавая звездочки перед глазами и яркие ощущения, чрезмерно больную чувствительность. Феликс хочет его. До мозга костей, до боли, до удовольствия, до смерти. Он окружен этими странными чувствами, которые вроде как влюбленностью названы. Парень раскалывается на осколки, падая в ноги доктору, потом склеивает себя по кусочкам и снова по кругу. Бесконечно. И только ради него. Этого Хван Хенджина, который так заморожено и холодно смотрит, хотя Ли знает, что за этими глазами-стекляшками скрывается бескрайняя любовь, забота и нежность, невиданная никем и никогда, кроме самого Феликса. Ведь старший думает тоже самое. Часть работы выполняют пальцы, растягивая и подготавливая младшего, а после их место занимает член Хвана, вошедший резким толчком, сразу наполовину. Феликс стонет, грязно, по-блядски. Раздвигает шире ноги, просит и умоляет еще, кусает и выцеловывает пухлые губы и снова стонет. Но ему плевать, честно и откровенно, ведь рядом с Хваном можно все. Ведь только рядом с Хваном он такой. Ведь тогда.. он тоже его запомнил.. Его взгляд, недопонимание, ту женщину, которая так отчаянно пыталась навязаться. Да даже название той книги, которую Феликс впопыхах вытащил из сумки, дабы не спалить свою заинтересованность. Как уже когда-то говорилось, запомнить его было легко, а вот забыть.. теперь будет крайне сложно. Даже невозможно. *** Время два. Феликс вылезает из объятий доктора, откидывая все остатки сна, ведь выпить это чертово лекарство нужно, ибо Хван заподозрит, что что-то не так. А Ликс не может сейчас все объяснить, да и не хочет. Ведь потерять эти отрывки из жизни, саму жизнь, воспоминания о прикосновениях старшего, его поцелуях на ночь, сексе, таком ярком, незабываемом, о влюбленном взгляде, о всех его пожертвованиях ради младшего — будет самым болезненным провалом души. Так не должно получиться.. Феликс все уладит, он обещает себе, дает слово, ставит пометку в голове, что обязательно сделать это, ведь.. он любит.. По традиции Ликс приходит на кухню, отпивает немного воды и направляется в сторону лоджии держа ярко-розовую таблетку в кулачке. Открыв окно, лекарство летит сквозь этажи, а парень наблюдает, как оно постепенно утопает в ночных улицах, а после закрывает окно и уже собирается возвращаться и даже оборачивается, как его вновь прижимают к подоконнику. — Малыш Феликс.. — тянет сладкий заспанный голос родного доктора. А младший лопается, взрывается внутри, крошится на мелкие частицы, сгорает, превращается в пепел. В голове проносятся миллионы мыслей за секунду, миллиарды вопросов за миллисекунду и нихрена ответов за все эти дни. Ноги подкашиваются от сильного давления со стороны старшего, по спине проходятся мурашки от дыхания куда-то в ухо, а нижняя губа начинает невольно подрагивать от страха. Да, Феликс боится. Боится потерять все, что у него есть на данный момент из-за этого косяка. Сейчас, как и у всех людей, проносится сразу несколько ситуаций и их исходы, если бы младший просто выбросил таблетку на кухне или засунул куда-то за мебель, то наверное было бы проще.. Не случилось бы сейчас этого.. Но оно случилось. И нужно что-то решать. — Зачем ты выкинул лекарство? — спрашивает доктор, понижая свой голос и проводя носом по бледной щеке, все сильнее вдавливая парня в подоконник. — Я.. я.. — заикается тот, не в силах что-то предпринять. Да и дышать становится трудно из-за напора старшего. — Ты-ы? — спокойно тянет доктор. — Это было не лекарство, я его выпил. Тебе показалось, наверное, все же ты спал. — Я не спал, — отвечает Хван, тут же обламывая все что можно. — Я все видел, малыш. Может, ты мне расскажешь, что скрываешь? Или мне сделать это самому? Феликс поднимает наполненный удивлением взгляд, сталкиваясь с удовлетворенными глазами Хенджина, тот лишь усмехается выражению лица младшего.. — Т-ты все знаешь? — все еще заикается парень. — Но хотелось бы услышать это все от тебя. Феликс сглатывает вязкую слюну, уже сам вдавливается в тело старшего и приобнимет. Так тепло и будто в последний раз. — Прости! Прости меня! Хен, я больше никогда не буду тебе врать, но ты, пожалуйста.. Ты только не оставляй меня.. Понимаешь, я.. я влюбился в тебя. Еще тогда, когда мы увиделись в психушке, когда ты спасал меня от наигранного приступа, а я так нагло врал тебе.. Прости-прости меня, хен! Прости.. Феликс прижимается к обнаженной груди Хенджина, который замирает после первого «хен», ведь младший никогда его так не называл, но продолжает все же как-то отдаленно слушать. Сквозь всхлипы и слезы, отчетливо слышны такие слова как «прости» и «люблю», остальное слишком не понятно. Но все же какая-то общая картинка выстраивается. Хван обнимает Феликса в ответ, выводя с прохладной лоджии и затаскивая в комнату, укладывает содрогающееся в рыданиях тельце на кровать, закутывая в одеяло. Феликс продолжает плакать, не в силах остановиться. И Хенджин понимает, что это все искренне.. С явным сожалением, которое доктор ранее никогда не видел в глазах младшего. Он правда влюбился так же, как сам Хван в эти маленькие ручки, щенячий взгляд, пухлые губки, веснушки и белые волосы— во всего Феликса. Так больно смотреть когда этот белоснежный комочек плачет, но ничего нельзя поделать: он сам виноват, что врал, что влюбился, что вообще здесь, в руках доктора, один на один. Он сам виноват, но разве Хенджин не виноват тоже?..