Вентилятор усердно гонял воздух. Ленточки, которые бабуля привязала, чтобы видеть этот самый гоняемый воздух, трепыхались совсем рядом с Квон Сунёном, изредка задевая его. Эта щекотка, сдобренная мнимой прохладой, Сунёну даже нравилась. Она как будто напоминала, что вентилятор тут не просто так шумел, а с пользой. Хотя на самом деле прогревшийся воздух сколько не гоняй по комнате, легче не станет.
Квон Сунён, счастливый студент и гордость семьи, уже полторы недели гостил у бабули Ча и собирался провести тут ещё три дня, до воскресенья. Бабуля Ча — кстати, очень бодрая и подвижная для своих лет — отказывалась переехать поближе к своим детям, чем сводила с ума сразу несколько семей. Она жила в старом доме в крохотной деревне у подножия Дэсонсан, постепенно исчезающей, поскольку заняться тут действительно было нечем, а для туристов находились места поинтереснее. Сунён знал, что его мать спала и видела, как деревенька бабули Ча объявляется переставшей существовать, а саму бабулю Ча настоятельно просят переселиться в места, куда могут добраться доктора, коммунальные службы и прочие помощники от государства. Другого способа переселить бабулю Ча туда, где её смогут навещать почаще, мать не находила.
А Сунёну нравилось у бабули.
Старый дом, не такой уж и маленький, дышал историей. Сколько всего случилось в его стенах разного! Рассказами об прошлом бабуля Ча с удовольствием разбавляла долгие вечера на веранде, с которой так удобно любоваться горой. Собственно, Сунёну больше всего нравилась именно вот эта неспешность, которая захватывала его, стоило ступить на асфальт остановки, покинув автобус. Сунён тоже предпочёл бы, чтобы любимая бабуля жила поближе, но и её любовь к дому, деревне и Дэсонсан понимал. И разделял. Хотя сам предпочитал жить в городе, этого он не отрицал: всё-таки успешное будущее легче построить в крупном городе, там и выбор, чем заниматься и с кем общаться, шире.
Сунён снял майку, оставшись в одних широких шортах. Бабуля Ча отправилась на весь день в гости, он с ней не пошёл, сказав, что лучше позанимается, так что бабулю он точно не смутит неподобающим видом. Казалось, что уж с голой кожи ветерок от вентилятора должен сдувать хоть сколько-то, остужая, но пока только шуршащие ленточки напоминали, что вентилятор вообще работал.
Заниматься на самом деле Сунён не собирался. Он не знал, зачем соврал бабуле, она бы не стала настаивать, откажись он без причины. Теперь же перед ним оказался учебник английского — самое неуместное, что только можно придумать, глядя на гору за окном. Английский — это о чём-то далёком, несбыточном, даже нереальном. В старом доме бабули английский смотрелся и звучал бесполезно, дико, а потому и не учился.
Сунён полистал его для приличия. Фразы, которые легко давались в Сеуле и обещали блестящую карьеру, стажировку заграницей и прочие выгоды, с трудом складывались в нечто вразумительное. Не шёл английский в этой глуши, не подходил этому месту.
Ещё и от вентилятора толку было чуть.
Сунён отодвинул учебник и достал потрёпанную книжку. Сборник историй, которые по словам бабули имели отношение к этому месту, Сунён знал почти наизусть. Что все описанные в книге «легенды» родом отсюда, он не верил, но ему нравилось, как их рассказывала бабуля Ча. В её исполнении герои оживали и делились такими подробностями, каких в книжке не могло быть. Впрочем, менее интересной для Сунёна книга не становилась — у бабули Ча имелось всего две книги и читать советы по домоводству не тянуло.
А ещё Сунёна очаровывал возраст книги. Не такой большой на самом деле, но она явно многое пережила, прежде чем попала в руки Сунёна.
Подхватив книгу, Сунён зашёл на кухню. Бабуля Ча накануне готовила освежающий напиток и рисовые хлебцы, посыпанные бобовой мукой. Всего этого должно хватить, чтобы приятно провести время, смотря на гору с задней веранды. Там и ветерок должен тянуть лучше.
Вообще деревня, в которой жила бабуля Ча, насчитывала больше трёх домов. Тут кроме неё жили ещё старики, немного, но всё-таки. Но Сунён воспринимал двор дома бабули Ча как нечто уединённое, место, где никто не потревожит и не помешает слиянию с природой, — потому что некому.
Забор вокруг двора и дома высоким назвать было сложно, он с каждым годом понемногу оседал, уходил в землю, стремясь соединиться с основанием горы. Зато кусты и деревья разрослись на пустующих без хозяйской руки участках, разделив жилые дворы надёжнее стен. Смотреть на Дэсонсан это всё не мешало — гора возвышалась над деревенькой молчаливым напоминанием о напрасности суеты.
Сунён уселся на тёплые доски веранды, расставил вокруг себя угощение и взял в руки книгу. Не открывая её, посмотрел на гору. Строки рассказов о якобы тут и случившихся вещах сами всплывали в голове, их перебивал голос бабули Ча, повествующий свою версию.
Сунён хмыкнул: бабуля уверяла, что истории из книги правдивы и всё описанное в них произошло тут неподалёку, но её версии «легенд» отличались значительно. Сунёну больше нравились версии бабули — будто кто-то из предков поучаствовал и оставил назидание. Но это было не так.
Проведя пальцем по поблекшим буквам на обложке, Сунён медленно распахнул книгу. Вернее, она сама раскрылась, стоило приподнять обложку.
«
…быстро бежал ручей, но Нян бежала быстрее…»
Отлично. Самая неволшебная из всех историй — про девушку Нян из деревни на горе и про её неясную судьбу. В книге всё заканчивалось трагично, но понятно, логично, а вот бабуля Ча сомневалась, какой из известных ей финалов случился на самом деле. Сунён же сомневался во всём — и в написанном, и в рассказанном.
Деревня, в которой жила Нян, пряталась высоко в горах. В войну таких деревень образовалось много, горы всегда надёжно укрывали то повстанцев, то беглых, то разбойников. А в войну в горах пытались выжить простые люди. Уходили целыми общинами и жили, таясь и оборвав связи с миром, ожидая окончания войны и не спеша узнавать, а закончилась ли.
Нян было по книжной версии лет пятнадцать, бабуля утверждала, что книжка слишком уж наврала тут, скостив Нян лет семь, не меньше. Сунён привык представлять Нян вполне взрослой девушкой, только молодо выглядящей.
У Нян была старшая подруга, Ёна, и обе они остались сиротами, потому держались вместе. В книге в несколько предложений описывалось их нехитрое бытие и уважение со стороны общины. Мол, никто и не помышлял чего дурного, когда смотрел на подруг. Одна из них приглядывала за деревенскими малышами, а вторая хорошо шила. То есть обе были полезны и ценились. Бабуля Ча всегда усмехалась, стоило увидеть эти строки. Да, ценились, ещё бы нет: две молодые да беззащитные. Конечно же, община им за родню, не иначе!
Сунён же отводил взгляд. Намёки бабули горчили и каким-то неведомым образом марали самого Сунёна — он ведь тоже мужского пола и при взгляде на девушек не о птичках думал. Успокаивало, что времена были не в пример тяжелее, а сейчас и воспитание другое, и общество изменилось, и девушки уже не такие бесправные. А ещё — разве не могло найтись в деревне настоящего защитника для двух подруг? Что ж так безальтернативно-мрачно всё для них складывалось?
В общем, подруги ладили, держались вместе и заботились друг о друге. Жизнь была сложной, опасной, полной лишений — тем ценнее становились их нежная дружба и искренняя поддержка, когда каждая рисовая лепёшка пополам.
Самое интересное — вернее, собственно история — начиналось с появлением в деревне молодого мужчины, Чану.
Сначала его заметили в окрестностях, и, ясное дело, никто не обрадовался чужаку. Неоткуда прекрасным мирным людям взяться в горах, так уж повелось.
Сунён сходился во мнении и с обитателями книжной деревни, и с бабулей Ча: молодой мужчина мог быть кем угодно, но ни одна из вероятностей его не красила. Усугублялось всё тем, что на лицо и фигуру этот Чану оказался дивно хорош. Тут даже в книге неведомый автор разливался рекой, описывая крепость и высокий рост, силу рук и ног, овал лица и твёрдость губ. Бабуля хихикала, повторяя за книгой это описание и не оспаривала ни единого слова. Так что и Сунён привык считать, что в тайную деревушку пробрался не меньше, чем айдол, только чумазее.
Нян повстречала Чану первой. Вернее сказать, её встречам в книге уделялось много внимания, а про то, что Ёна как-то тоже познакомилась с парнем раньше, чем он появился в деревне, упоминалось вскользь.
Как водится во всех историях, сулящих невероятные события, чем-то Чану удалось привлечь внимание Нян и добиться её доверия. Она, может, и не сразу влюбилась и показала путь в деревню, желая спасти молодого человека, но долго бегала на свидания и подкармливала его.
Как раз вниз по течению того ручья, который придётся вскоре обгонять.
Сунён всмотрелся в шумящую на склоне горы листву. Где-то там когда-то шумел этот ручей, поивший деревню Нян. Скорее всего, ручей был жив, только дорога к нему потерялась и сам он обмелел. От деревни вряд ли что-то осталось — сколько-нибудь крепких строений там не было, чтобы поселение не обнаружили случайно, а всё остальное с лёгкостью поглотил лес. Но история была так близко!.. Только руку протянуть.
Развалившись на досках веранды, Сунён приставил ладонь ко лбу. Простое движение помогало сосредоточиться на склонах Дэсонсан, будто в руках оказался бинокль. Книга с историей Нян лежала на животе Сунёна, вместе с ним ожидая продолжения воспоминаний о любви и предательстве.
Как долго продержался бы в горах сам Сунён? Допустим, он бы не один туда сбежал, а с друзьями, захватив палатки и некоторые полезные вещи. Семена? Может, и их тоже. Могли же те беглые крестьяне принести с собой семена, чтобы посадить маленькие огородики?
Несколько лет.
Деревня, которую образовали в горах сбежавшие от войны крестьяне, продержалась несколько лет. И только один человек смог на неё нечаянно наткнуться, но этого хватило, чтобы погубить её. Всё дело в том, кем оказался тот человек.
Если верить книге, то красавец Чану был шпионом и дезертиром. То есть он сначала сбежал с мест сражений, а потом, когда всё внезапно обернулось слишком плохо, решил «вернуться с победой».
Нян же влюбилась без памяти и поверила сказочке, рассказанной красивым дезертиром. Вот правда же, сколько выгоды только с красивого личика! Чану оказался гадом, злодеем и предателем, но он же — роковой красавец, потому и в истории, и наверняка в действительности получал от жизни много больше, чем обычные парни. И Нян в него влюбилась, и Ёна. И в деревне не сразу признали в нём крысу, сначала постарались помочь…
Гора, окутанная зеленью, стояла неподвижно. Ни ветерка. Как застывший слайд.
Прогретый воздух на веранде ластился к Сунёну, нежно обнимал. Мысли о Нян разбегались, лениво сталкивались, путались. Ну, жила когда-то такая, обманулась красивыми глазами, рассорилась с подругой, отказала сыну старосты… Точно! Там же не просто треугольник, там посложнее фигура образовалась, кто кого полюбил и к кому ревновал. Сын старосты… А может, и сам староста, вдовец, кстати. В общем, от недостатка мужского внимания Нян не страдала, и Ёна смогла мало что перетянуть на себя. Пожалуй, Ёне там больше всего досталось ни за что. Если так подумать.
Сын старосты… Он-то первым и подумал, что красивый молодой мужчина (явно не из простых, не из крестьян, потому что умел писать и читать и кое-что понимал в ремонте машин) не мог случайно забрести на гору, прогуливаясь после обеда.
Сунён закинул руки за голову и потянулся. Тело изогнулось, хрустнув позвонками. Дома он давно не спал на жёстком, привык к комфорту кроватей. Деревянный пол веранды он не назвал бы жёстким — дерево само по себе оставляло ощущение тепла и мягкости, но всё-таки…
Итак, сын старосты. Не последний человек в маленьком сообществе. Хорошая партия, как принято говорить. В книге не было ничего плохого про сына старосты. Он тоже был достаточно молод, работящ и умён — достойный конкурент для Чану. Почему же всё это не тронуло сердце Нян? Страшненький был? Уж точно не на фоне Чану он потерялся, Чану пришёл позже. Ах, да! В книге Нян слишком юная была, чтобы замуж идти. Хотя, чтобы принять ухаживания, она и в книге достаточно взрослая. Нет, тут что-то не сходится. Ещё и Ёна, тоже молодая и работящая сирота. Почему не Ёна?
Сунён прикрыл глаза. Запах травы, скошенной им вчера вдоль забора, дурманил крепким ароматом. Куда свежее пахло с горы, там много что росло, что Сунён не особо различал — проще прочитать в интернете. Ветер так и не поднялся, изредка лениво проходился по голой коже, будто убаюкивал до сих пор не поддавшегося жаре и безделью Сунёна. Будто именно бездействие и полудрёма лучше всего способствовали единению с окружающим миром. С величием Дэсонсан. С бесконечной зеленью, пронизанной полуденным солнцем. Нет, Сунён не собирался спать. Сунён размышлял о Нян. Да, Нян. Нян…
Встряхнув сонные мысли, Сунён потёр лицо, откинул влажную чёлку — пусть топорщится, кого это волнует в лесной глуши? Нян. Нян-Нян-Нян… Что-то было про Нян. Да зачем ему эта несчастливая Нян? Были же в книжке истории повеселее. Про женщин-лисиц, например.
Сунён улыбнулся, вспомнив бабулю Ча. Женщины-лисицы из книжки тоже когда-то жили на этой горе. Красивые, таинственные, хитро-наивные, потому что знали про людей меньше, чем думали, что знали. История про лисиц куда веселее, чем про Нян, хотя тоже закончилась печально. Но что это за история, если в ней все счастливы?! Это незапоминающаяся история. Как быть счастливым, у каждого своя версия, и читать про чужое неинтересно. Не всякое счастье подходит другому.
Он дотронулся до книжки, прилипшей к животу.
«Нян».
Рука сползла обратно на пол. Глубоких вздох разорвал тишину.
Всё в истории Нян было просто, банально и оттого неприглядно. Сиротка, юная, беззащитная, опереться не на кого и не на что. А тут красавец-мужчина, знающий, чего хочет и как получить. Подруга, наверняка завидующая молодости и привлекательности, желающая устроиться в жизни чуть лучше, чем распоследней прислугой. Надо ли удивляться, что в итоге Нян бежала вдоль ручья, пытаясь спастись? И, кажется, сгинула где-то на склоне горы.
А сама история была о деревне, разрушенной из-за глупости девчонки, — одной из многих, которые образовались, чтобы люди спаслись от ужасов войны. Чтобы получили шанс выжить, дождаться надежды на лучшее.
И бабуля Ча ещё… То ли ругала Нян, то ли жалела. То ли вообще на стороне Ёны была. Лучше уж про лисиц думать, там понятнее, за какие грехи погибли. И да, там любовь вплелась в судьбы куда затейливей и любопытнее.
Сунён накрыл ладонью книгу, прижав к животу. Похоже, всеобщая обездвиженность захватила и его — для счастья хватало просто лежать на голых досках и смотреть на бескрайность зелени и синевы. Пока бабуля не вернётся от соседки.
— Вот ты где, — насмешливые слова донеслись до Сунёна раньше, чем в поле зрения попали острые девичьи коленки.
Он промолчал, не спеша приветствовать забредшую в его владения девушку. Не верил, что не почудилось.
— Смотрю, не голодаешь. А меня послали как раз спасать. Накормить и проследить, что всё съел и здоров.
— Надо же, — протянул Сунён, покосившись на спасительницу. — Слышал, что ты уже дня три, как приехала. Не ожидал, что заглянешь.
— Привет, Сунён, давно не виделись, — не смутилась гостья. — Предлагаю пообедать.
— Привет, Ара. Какими судьбами? — Имя произнеслось с трудом, будто что-то мешало, запрещало называть его. Что Сунёна действительно интересовало, так это почему Со Ара всё-таки пришла к нему. Ясно же, что умереть от голода ему не грозило, уж бабуля Ча об этом позаботилась.
— Там программу по радио слушать собрались, нашли, где ловит лучше. Ты прав, я просто сбежала, а ты всего лишь предлог.
«Как знакомо», — отметил про себя Сунён и уставился на гору. С приходом Ары пространство вокруг утратило целостность, завершённость. Но гармония не исчезла окончательно, разрушенная вмешательством, просто… пошла трещинами. И если сдержаться, не обращать внимание на мурашки, пробудившиеся на руках, то ничего и не изменилось.
— Всё эту книгу читаешь? Не надоело?
Силуэт Ары пошевелился рядом, мелькнул на краю поля зрения.
— Не надоело, — отозвался Сунён. Он не стал пояснять, что другой книги всё равно не было. Дело ведь не в книге, не в приглаженных историях, которые могли бы случиться в этих краях. А могли и в любом другом уголке Кореи.
Он приподнял книгу. Она неохотно расставалась с чуть влажной от жары кожей Сунёна, лишив его призрачного прикрытия. И она снова распахнулась на страницах про Нян. Строчки мелькнули перед глазами и тут же пропали, когда Ара забрала книгу.
— О-о, почему-то не удивлена. Из всех баек, гуляющих по деревне, эта самая популярная. Бедняжка Нян, как же, да.
Сунён удивлённо повернул голову, посмотрев наконец на Со Ару. Она изменилась. Голос прежний, манеры те же, а сама повзрослела. За шесть лет немудрено.
— Как думаешь, только честно, кто виноват: солдат или Нян? Ёна или сын старосты?
— В чём виноват? — выискивая изменения в Аре, машинально уточнил Сунён. Нян с её проблемами отошла на задний план, появление внучки соседки развеяло скуку, настойчиво отрицаемую. Сунён мало что мог рассмотреть не вставая. Ара показалась ему похорошевшей, женственной. От той вредноватой девчонки, которую он оставил шесть лет назад, узнавались только манеры. Даже голос Ары звучал мягче, напевнее. А уж фигура… Сунён смутился, когда поймал себя на разглядывании груди — выросла или не очень. Она же младше…
Ара ответила не сразу. Она сосредоточенно листала страницы, даже водила пальцем по некоторым строкам, Сунён не видел, каким.
— Судьба Нян неприглядна, и люди из деревни пострадали. Вот и спрашиваю, кого в этом обвинишь ты?
Сунён вздохнул. Похоже, Нян не отпустит его. Вот же засела в голове так, что всё вокруг завертелось вокруг этой Нян. А ему особо и дела до неё не было. Это же туманное прошлое, так?
Но он ответил, собравшись с мыслями и чуть подумав. История Нян столько раз прочитана и прослушана, что впечатлений набралось много, их Сунён и высказал Аре.
— Не появись Чану около деревни, ничего бы не случилось. То есть, допустим, староста и его сын не были такими хорошими, как говорится в книге, но их всего двое. Остальные жители деревни не пострадали бы. А Нян… Не думаю, что у неё был в той деревне реальный выбор. То есть всё доступное ей будущее и так и эдак получалось примерно одинаковым. Сын старосты тут даже как подарок судьбы. В каком-то роде.
— А Ёна? — нетерпеливо подсказала Ара.
— Ёну тоже пристроили бы в брак, были же там мужчины. Но судя по всему, Ёна проигрывала Нян в привлекательности. Или книга так всё выставляет.
— Ёна тоже встречалась с Чану и любила его, — вновь вмешалась Ара, едва Сунён сделал паузу.
— Может быть, — согласился Сунён. — В книге про это только намёками. Любила она или хотела сбежать с Чану из деревни, непонятно написано. А Чану выбрал Нян, уговорил привести в деревню…
— Подожди! — прервала Ара. — Так Чану был шпионом и искал в горах людей? Тогда он выбрал Нян, потому что её проще обмануть? Так ты считаешь?
— Разве не написано, что Чану полюбил Нян? — Сунён уточнял у Ары «подробности», уже понимая, что на текст из книги у него наложились рассказы бабули. А бабуля не придерживалась одной версии, будто не была уверена, правильно ли видела и слышала. Будто она была причастна или с кем-то знакома. Всё это смешалось, хоть открывай книгу и ищи подтверждение своим словам.
— Написано, — покладисто и как-то грустно согласилась Ара. — Но всё могло быть иначе!
— Как?! — бросил Сунён. Обсуждать Нян не хотелось. Ему бы закрыть глаза и представить, что Ара не приходила. Он согласен просто услышать, как она поднимается и исчезает со двора бабули Ча.
— Вот так!
Рука Ары ухватила Сунёна за шорты, попав точно на укрытый ими член. Сунён дёрнулся. И затих, остановленный нависшей над ним Арой и давлением на область паха. Рот открылся, но ни слова не вырвалось. Тем более, что Ара склонилась ниже, посмотрела просяще-ожидающе и прошептала:
— Пожалуйста, Сунён-а.
Мысли заметались в голове. Пожалуйста что? Что пожалуйста? О чём она просит? О чём?..
— А ты и лежишь, будто не против совсем, — буднично и неожиданно-обидно продолжила Ара нормальным голосом. И погладила Сунёна прямо через шорты, усиливая нечаянное возбуждение. Пальчики её обхватили твердеющий ствол увереннее одновременно со словами: — Подозреваю, это потому, что мы знакомы. Другой девушке ты бы не позволил так себя хватать?
Ара картинно приподняла бровь и поводила рукой по члену.
— Издеваешься? — хрипло уточнил Сунён, вычленив более-менее внятную мысль. Ему и правда стоило скинуть руку Ары? А теперь поздно уже?
— Нет, — пожала плечами Ара. Насмешливая улыбка таилась в уголках её губ, а пальцы продолжали держать Сунёна. — Показываю. Кое-что.
Сунён прикрыл глаза, разрываясь между неверием, что Ара действительно ласкала его член, и желанием узнать, что будет дальше в этом странном эротическом сне. И тут же распахнул их, уставившись на Ару и нахмурившись.
— Не особо понимаю, потому объясни. Пожалуйста.
— Ты сейчас Чану, — «объяснила» Ара пылающему Сунёну. Смущение смешалось с возбуждением, лежать перед Арой становилось всё более неловко. Вот если бы возбуждение оказалось взаимным… Но что это за фантазии такие?! Надо скинуть руку Ары и сесть хотя бы!
Сунён остался лежать.
— Ты мне сейчас покажешь, чем потом занялись Чану и… Нян? Ёна? Действительно покажешь? — обида прорывалась ехидными нотками. Вот надо было так попасться? И кому? Со Аре, не знающей жалости и не любящей скрывать своё мнение.
Ара села на Сунёна верхом, не озаботившись, задралось ли платье. Её рука медленно отпустила член, тут же уткнувшийся в промежность.
Дыхание у Сунёна перехватило. Он не верил… Не верил! Что Ара ёрзала на нём, специально возбуждая. Не понимал, зачем это ей.
— Даже сейчас не возразишь? — насмешливо спросила Ара. И качнула бёдрами.
Чёртовы тонкие шорты! Они подходили для жары в деревне и совсем не защищали от всего
другого.
Сунён стиснул зубы. Благоразумнее было бы сесть, снять с себя взбалмошную Ару. Его возбуждение — просто инстинкты, нечего стесняться. А вот Ара должна понять, что…
Ара дёрнула подол, застрявший между её коленом и боком Сунёна. Лёгкая ткань взметнулась недовольно, на мгновение показав бельё. Сунён сбился с мысли. Заглянул в лицо Ары, ища там подсказки.
— Я не слезу, — спокойно сказала она, — если ты мечтаешь, что всё как-нибудь само прекратится, то знай: не в этот раз.
Сунён потёр лицо, взлохматил волосы и зачесал их назад. Посмотрел на Ару.
— Хорошо. Я Чану. И я… Видимо, меня застали врасплох где-то в лесу?
— Угадал, — довольно улыбнулась Ара. И наградила покачиванием бёдер, отчего её улыбка стала шире.
— И неважно, кто ко мне явился, Нян или Ёна, — следя за лицом Ары, продолжил Сунён, — Чану в любом случае не стал сопротивляться. Так?
— Верно, — снова качнулась Ёна. — Продолжай.
Сунён недовольно хмыкнул. Реакция тела на Ару была правильной и неправильной одновременно. Но в детстве рядом с Арой он постоянно попадал вот в такие неоднозначные ситуации.
— Чану и… э… они переспали?
— Наверное. — Ара прикрыла глаза и просто покачивалась, думая о своём. Словно Сунён под ней не имел значения. Вот то, что он возбудился и не прогонял — да, устраивало Ару.
— Раз я это понял, может, остановимся?
— А что ты понял?
Сунён замялся. Он понял главное — надо прекратить «взаимодействие» с Арой и обсуждение истории Нян. Мысль, которую Ара пыталась до него так экстравагантно донести, ускользала по понятным причинам.
— Со Ара, достаточно. Я понял, что не всё так просто в истории и книжка врёт. Давай не будем повторять, что Чану… — Сунён запнулся. Не смог договорить. Получалось, что он отказывал Аре в близости. Как бы странно это ни звучало.
— Так кто виноват? — склонилась она над Сунёном, уперлась ладонями в пол около плеч. — Ответь.
— Я не знаю. Нет невиноватых.
— А так? — шепнула она и приблизила лицо. Сунён едва успел заглянуть в глубину тёмной радужки, как Ара поцеловала его. Вполне невинно обхватила губами губы, потянула и отступила. — Так кто виноват?
Шёпот ложился на лицо Сунёна. Он чувствовал каждое слово — все они попадали в такт биения сердца. На закрытые веки давила тень Ары. И Сунён «поплыл».
Пальцы впились между досок пола, лишь бы не коснуться соблазнительницы и возмутительницы спокойствия. Сунён не был уверен, скинет ли Ару или притянет ближе, если дотронется. Всё дело в том, что это Со Ара, а когда дело касалось неё, Сунён терялся между хорошим и плохим. И да, он до сих пор чувствовал вину за случившееся шесть лет назад.
Ара ещё поцеловала Сунёна. Его губы дрогнули, пробуждаясь, потянулись навстречу обещанной ласке. И получили скромную награду с лёгким смешком в придачу.
— Сунён-а, признайся, девственник?
Сунён неохотно открыл глаза. С укоризной посмотрел на Ару. Помолчал, пока восстанавливал сбившееся из-за поцелуя дыхание.
— Это упрёк?
Ара села ровно, придавив самой маняще-смущающей частью тела член Сунёна. Провела руками от его сосков до пупка и оставила руки там, где остановилась.
— Вовсе нет. Я и не говорила такого.
Она передёрнула плечами и замолчала. И вдруг её лёгкая улыбка сменилась печальной задумчивостью. Ара уставилась в стену, прикусила губу.
— Чану, — вырвалось у Сунёна. И когда Ара вопросительно взглянула на него, Сунён понял, каких слов она ждала от него недавно: — Чану не виноват. — Ара продолжала молча смотреть, но искры интереса уже играли в её глазах. — Он случайно набрёл на деревню. Вернее, на гору. Может, и правда дезертир. А может, ещё почему. И он бы сам не попал в деревню, даже не узнал бы про неё, но встретил подруг. — Сунён не определился, на кого из книжных девушек Ара возлагала ответственность, потому не стал их разделять. Любовь с бедным Чану случилась у обеих. — Но почему тебе больше всего жаль Чану?
Ара не стала отвечать. Пальцами рисовала узоры на животе Сунёна, порождая волны мурашек и странное сосущее чувство глубоко в животе. Возбуждение жило своей жизнью, лишённое обещаний на продолжение, ласки Ары дёргали иные струны в душе Сунёна.
— А что твоя бабушка рассказывала? Я уже не помню точно, — сказал Сунён, чтобы отвлечь Ару от непонятных ему мыслей, явно невесёлых.
— Ничего особенного. Она не очень любит эту историю.
— Но Ёна…
— Ничего особенного, — надавив на живот, оборвала Ара. И уже спокойнее добавила: — Ёна единственная спаслась, кажется так.
— Не Нян?
— Может, и Нян.
Тишина опустилась на Сунёна и Ару, просочилась между ними, успокаивающе прикрыла им глаза, замедлила дыхание. Жёсткий пол, тёплый и уютный, уговаривал расслабиться, растечься по нему всем телом. Тем более, что Ара не слезла.
— Кто тебя обидел? — не открывая глаз, спросил Сунён. Тот случай шестилетней давности, который он старательно стирал из памяти, оправдываясь неожиданностью и юностью, не мог быть причиной грусти взрослой Сон Ары, сидевшей на бёдрах Сунёна. Тот случай разлучил их на шесть лет, но в этом не было особой беды. Просто обстоятельство. Неприятное.
— С чего ты взял? — передёрнула плечами Ара. Поспешно и неловко, как показалось Сунёну. Не струсь он шесть лет назад, сейчас мог бы настаивать на ответе. Но пока что выходило, что помочь он не сможет. Не решится, скорее всего.
— Ара, — позвал он. — Сядь рядом.
Сунён постарался мягко согнать её с себя. Сидя разговаривать удобнее, тем более темы пошли серьёзные. Он и футболку бы накинул.
— Не хочу.
— Почему? — опешил Сунён.
— Мне нравится так, — заявила Ара. И вдруг улыбнулась, погладив по животу: — Мягонько, удобненько. Лежи, Сунён-а, дальше. Голенький.
— Давно тебя не видел. Твоя бабушка только в общих чертах сообщала, как ты там. Расскажешь, как твои дела? Где учишься, на кого? — постарался отвлечься Сунён.
Ара склонила голову набок, рассматривая его и раздумывая. Улыбка блуждала на её губах, обещая обычную беседу.
— Буду на визажиста учиться. На курсах. А потом хочу айдолов красить! Буду крутиться между красивыми людьми и делать их ещё привлекательнее.
— Ара, — только и смог произнести Сунён. Она слишком резко сменила настроение, он подозревал притворство.
— Университет мне не светит, тут уж ничего не поделать. Лучше стану незаменимым специалистом в визаже. Таков мой путь к славе.
Сунён поймал её руки. Решился, наконец, прикоснуться. Ара послушно остановила хаотичные поглаживания живота.
— Переживаешь за меня? Не стоит. Университет не гарантирует в жизни счастья.
— Ничто не гарантирует счастья, — отозвался Сунён и поморщился. Прозвучало напыщенно.
Ара прикусила губу.
— Хочешь, буду у тебя первой?
Ара не смотрела в лицо Сунёну, разглядывала свои руки, пойманные им, и он не мог понять причин, побудивших её предложить такое. Не от скуки же! Но в голове он невольно прикинул, что бабуля Ча вернётся нескоро. А Ара — она снова сделала это: поставила Сунёна на грань правильного и неправильного! Он не мог отказать ей, потому что всё в её облике намекало, что ей зачем-то нужно его согласие. И не мог согласиться, ведь секс не должен быть вот так, мимоходом, как нечто, что в карманах завалялось и легко отдать. Ведь так? Тем более с Арой, которая была ему дорога.
Видимо, он слишком ушёл в себя, решая ребус согласия-несогласия, Ара сжала его руки и легла поверх, вновь приблизившись к губам.
— А я хочу быть у тебя первой, — заявила она, хихикнула. И чмокнула в нос. — Было бы здорово попробовать чистенького Квон Сунёна и потом помнить, что это я всё начала.
— Ара, — растерялся Сунён. Всё шло к тому, что выбирать ему не придётся. И смириться почему-то не получалось.
— Не бойся, больно не будет. — Она вдруг засмеялась и после поправилась: — То есть слишком быстро не будет. Решайся, Сунён-а.
— Не могу, — признался он. Её глаза искрились совсем рядом, утягивая в глубину тёмной радужки. Сунён не мог оторваться, смотрел и смотрел, уже представляя, как Ара снова поцелует его, но уже серьёзнее, для продолжения. — Хочу, но не могу.
— Я же чувствую, что всё наоборот, — поёрзала Ара на бёдрах. — Очень даже можешь.
— Ты же поняла, о чём я. Ты всегда хорошо меня понимала, — детские воспоминания проносились вспышками, всплывали и опять уходили в глубину, оставляя картинки и ощущения. И шесть, и десять лет назад, когда Сунён и Ара и не думали о любви, они отлично ладили. Сунёну нравились приключения, а Ара здорово их придумывала. Он шёл за ней, не оглядываясь и не раздумывая. Оказалось, что ему не хватало её фантазий, часть которых оканчивалась совсем не так, как Сунён ожидал. И вот Ара вернулась. И снова звала его за собой.
Он мягко вытащил руки, прижатые животом Ары, положил на её талию, восхитительно тонкую. Она и правда округлилась, повзрослев, но осталась такой же острой, как он помнил. Только теперь больше подходило — хрупкой.
Она тоже вытащила руки, больше нечего было удерживать. Обхватила лицо Сунёна.
— Помнишь наше последнее лето? Мы собирались найти ту деревню, — тихо-тихо спросила она.
— Помню, — еле выговорил непослушными губами Сунён.
— И ручей, — продолжила Ара, поглаживая за ушами.
— Да, — выдохнул Сунён, всерьёз борясь с желанием дотянуться и поймать губы Ары. Поцеловать самому, а там дальше пусть будет как будет.
— Мы можем найти их сейчас, — соблазняла Ара.
— И я буду глупым Чану, а ты?..
— А я буду собой.
Она всё-таки поцеловала его. Чуть дольше задержала ласку, чуть крепче прижалась. Она и правда готова была стать у него первой, понял Сунён. Даже после его трусливого побега шесть лет назад.
— Ара, — позвал он, едва она отстранилась, — я никогда не считал тебя бесстыжей лгуньей. Ты простишь меня, что не заступился тогда?
— Зачем ты вспомнил об этом? — нахмурилась она. — Мы детьми были, какой с детей спрос. Это ему должно быть стыдно, Чанёну. Он-то отлично понимал, что говорил.
Сунён моргнул. Чанён? Он не помнил, чтобы молодой человек, согнавший их с забора хворостиной и кричавший, какая Ара гадкая, называл своё имя. Неужели он представился, когда Сунён сбежал, оставив Ару в его руках? Что вообще потом случилось с Арой? Сунён побоялся спросить у бабули Ча, когда на следующий день мать увезла Ару домой. И не спрашивал все шесть лет, постепенно забывая охвативший его ужас, когда Чанён (он ведь?) дёрнул на себя тоненькую Ару, посмевшую плюнуть ему под ноги. Дальше Сунён не видел и не слышал. Уши пылали от тех гадостей, в которых взрослый Чанён (точно он?) обвинял девчонку, а сердце заходилось от стыда, липким жаром расползавшегося по коже — Сунён сбежал. Молча.
— Я не хочу быть Чану, — вырвалось у Сунёна. Всё окончательно смешалось в его голове, и манера Ары говорить загадками не помогала разгрести получившуюся свалку.
— И правильно. Он же умер вскоре после любви Нян.
— Я не об этом.
— И я, — Ара улыбнулась, явно посмеиваясь над Сунёном. — Так что, осмелишься?
Она опустила голову на плечо Сунёна, обняла его. И ему вдруг стало так хорошо и спокойно, словно его трусливый поступок стёрся, а жизнь стала ясной, прозрачной, однозначно хорошей. Он обнял Ару в ответ, накрыл ладонью острые позвонки маленькой подружки, прижал теснее, игнорируя жару и возбуждение.
«Я скучал», — признался он мысленно, уверенный, что Ара услышит его без слов.
В детстве они не обнимались просто так, лишь промокнув под дождём или укрываясь на дереве, или прячась от бабули в сарае. Теперь объятие казалось естественным, самым разумным и правильным, что они могли сделать. Он правда соскучился по Аре, без неё жизнь текла размеренно, плавно и предсказуемо. И он не замечал этого, считая, что вполне счастлив.
— Расскажи про Ёну, — предложил он, вдыхая цветочный запах волос Ары. Похоже, теперь цветы будут пахнуть Арой для него. Он не разбирался в цветочных запахах, но этот точно узнает, когда встретит.
— Что рассказать? — пробормотала Ара.
— Всё, что придёт в голову. — Сунён уже понял, что он в деревне самый неосведомлённый. Не то, чтобы это его касалось, но странно и неловко не знать общего секрета. Который к тому же не перестаёт всплывать в разговорах.
— У Чану был брат, из-за него Чану и отправился на гору. Когда их семья потеряла всё — деньги, земли, что там у них ещё было. Чану не нашёл брата, а погиб. Брат после отыскал его ребёнка, но не захотел признавать.
Ара замолчала, выдав совсем не то, что ожидал Сунён. И он поначалу не удивился, что она заговорила о Чану. Она же только о нём и говорила, споря с Сунёном про виноватых в трагедии на горе.
— Ребёнка? — осенило Сунёна.
— Да, девочку. Незаконнорождённую.
Сунёну хотелось уточнить, от кого же из двух подруг, но он не решился. Только поглаживал Ару по спине, успокаивая. Значит, история из книги продолжилась в реальности: после Чану осталась его дочь, наверняка выросла, вероятно вышла замуж. Род продолжился, так сказать.
— Моя мама была тем ребёнком, — неожиданно пояснила Ара, совсем тихо произнеся слова. И прежде чем Сунён удивился и проникся ошеломляющей новостью, дополнила: — Она вышла замуж за сына бабушки Мо, встретила его в городе. Так случайно совпало, что отец оказался из этих мест.
— Но твоя мама вернулась? — Сунён понимал желание покинуть эти места и не мог придумать причину, зачем оставлять свою дочь на лето там, где столько неприятного случилось в прошлом, пусть и не лично с мамой Ары. — Она привезла тебя к бабушке Мо?
— Да. Потому что отец заболел и слёг. До этого бабушку навещал он. И сразу скажу, некуда было забрать бабушку.
Сунён продолжал гладить Ару по спине, его и самого это умиротворяло. Да и на горе все следы прошлых страстей стёрлись зелёным покровом.
— Почему не спросишь, как звали мою вторую бабушку? — пошевелилась Ара. — Не интересно или догадался?
— Не решился. Теперь это история твоей семьи, а не рассказ в книжке.
— Ёна, — почти перебив его, сказала Ара. — Ёна ушла из деревни чуть раньше и ждала Чану несколько дней внизу горы. А потом увидела дым, много дыма, и услышала грохот. Она не сразу отправилась дальше, ты не подумай. Не дождавшись Чану, она поднялась к деревне, а там уже и огонь погас, мало кого можно было опознать, только пересчитать если. Чану висел на дереве, до него огонь не достал. Вот после этого Ёна окончательно покинула гору. И сохранила ребёнка.
— А Нян? — не удержался Сунён.
— Полагаю, что выжила. Нет, я уверена, что она выжила. Бабушка упоминала, что Нян тоже ждала ребёнка, у неё срок больше был.
— Тоже от Чану?..
— Никто не знает. Я бы сына старосты со счетов не сбрасывала.
— Вот как, — протянул Сунён, обдумывая переплетение человеческих жизней и книжной истории. И всё это так близко, совсем рядом, в его руках буквально.
— Так что, ты согласен? — озорно спросила Ара, подняв голову.
— На что? — растерялся Сунён.
— Хочу быть твоей первой. Ты что, забыл? — откровенно насмехалась Ара. Необидно, впрочем.
Она поёрзала на Сунёне, специально задевая и возбуждая. Сунён только челюсти сжал, сдерживая стон.
— Целоваться понравилось? — спросила упёртая Ара.
— Что? — как-то жалобно уточнил Сунён. Силы уходили на то, чтобы лежать смирно, не дёргаться на провокации Ары.
— Всё ты слышал. Я же не забрала первый поцелуй и всё такое? Ведь нет же? — смеялась Ара, добавив поглаживания груди и боков к возбуждающему трению. — Я расстроюсь, если это так. Не может быть, чтобы не нашлось девушки, оценившей тебя. Сунён-а, ответь.
— Можешь не расстраиваться, не забрала. Тут тебя опередили, — признался Сунён, придумывая способы отвлечься и успокоиться, а главное — отвлечь Ару. Шансов на последнее было мало, но вдруг удалось бы.
— Тогда соглашайся. Сделай мне подарок, — упрашивала Ара.
Сунён не понимал её настойчивости. Зачем ей секс с ним, с тем, кого она шесть лет не видела и вполне могла забыть? Почему она так настаивала?
Он собрался с силами и перекатил Ару на спину, поменявшись с ней местами. Спина горела, протестуя против резкого отлипания от досок пола, с которыми сроднилась за всё время лежания на веранде. А Ара довольно улыбалась, смотря снизу вверх в лицо Сунёна.
Ему нестерпимо захотелось поцеловать её.
Теперь, когда его тело давило на углы и округлости повзрослевшей Ары, мысли предательски сменили направление. Соглашаться или не соглашаться — эти размышления показались глупыми, детскими. Ара уже была под ним, Сунёном. Как будто он уже
начал.
— Знаешь, я и забыл, как мастерски ты поворачивала события так, как хотелось тебе. Похоже, мне только казалось, что повзрослел. Рядом с тобой я всё тот же наивный простачок.
— Сунёна-а, — вдруг сделалась серьёзной Ара, — пожалуйста, не останавливай себя. — Она погладила плечо, нежно сжала. — У меня есть причины, правда.
— И ты, как и раньше, говоришь мне не всё. Умалчиваешь, не желаешь делиться. Держишь в себе.
— Ты прав, Сунён-а…
— Точно знаю, что неправильно будет согласиться, — уже склоняясь ниже, говорил Сунён. Не специально, так само вышло. А может, это вес руки Ары притягивал его к ней. — Подозреваю, что сопротивление тебе бесполезно.
— Я всё объясню, — закапываясь второй рукой в волосы Сунёна, бормотала Ара. Она явно ждала, когда он достигнет низшей точки и поцелует.
— Не объяснишь. Уйдёшь как обычно.
— Не хочу об этом говорить.
— Как я и сказал.
Закончил Сунён у самых её губ. Успел чуть улыбнуться и закрыл глаза, погружаясь в волнительную страсть, впервые выпущенную на волю. Ара поддалась сразу. Чтобы не смог сбежать, видимо. Цепко обхватила затылок и плечо, забросила ногу на Сунёна. Она явно вела в их паре, направляя и поощряя Сунёна. А он честно верил, что сможет остановиться после нескольких поцелуев. В принципе, никто его раньше так не целовал, так что Ара могла быть довольна — она для него первая.
***
Натянув платье, Ара села на край веранды спиной к Сунёну. Ему хотелось обнять её, поцеловать в узкое плечо, вдохнуть запах цветов. Её прямая и строгая спина намекала, что это неуместно.
— Я обещала рассказать, — Сунён прямо услышал, что Ара поморщилась, произнеся эту фразу. — Начну с того, что случилось с Ёной после побега с горы. Ничего хорошего, естественно, но она выжила и сохранила ребёнка. Когда моей маме исполнилось пять, их нашёл её дядя Чансон, тот самый старший брат Чану, за которым Чану отправился на гору. Судьба не улыбнулась Ёне, к и так тяжёлой жизни прибавилась ненависть дяди. Она стала для него той, на кого можно свалить всю вину, даже за разорение их семьи. Он так и не признал мою маму роднёй, но издалека следил. Вообще, я думаю, дедушка Чансон сошёл с ума, но это предпочитали не замечать. Только так я могу объяснить, почему его внук Чанён явился тогда сюда и помешал нашей игре.
Сунён потрясённо молчал. Удивляло, и что Ара начала рассказывать о прошлом, и само приоткрывшееся прошлое. Тесно связанное с настоящим.
— Моя мама отличалась от бабушки Ёны. Не знаю, что там было между семьёй деда Чансона, век бы о нём не вспоминать, и моей семьёй, но как только выдалась возможность уехать, мама так и сделала. И я смогу.
— Этот Чанён тебя преследует? — выдал Сунён догадку. И ужаснулся масштабу скрытого от него. А ведь эта история творилась практически у него на глазах.
— Ты правильно сделал, что ушёл тогда. Мне было бы обидно, узнай ты мои самые постыдные тайны. Может, мне и хотелось, чтобы кто-нибудь защитил от Чанёна, навсегда его отвадив, но это в принципе невозможно. А так я для тебя осталась такой, какой хотела, чтобы ты меня видел. — Она обернулась. Ни слезинки в глазах. Ни морщинки на гладком лице. Будто и не переживала вовсе. — Ведь ты меня запомнил весёлой? Интересной? Да?
Сунён подался вперёд, к ней. Он должен был тогда выдернуть Ару из рук Чанёна и убежать с ней далеко-далеко. Уж на горе в лесу у них были все шансы скрыться. Ара не стала бы для него хуже. Только не Ара.
— Так он преследует тебя и сейчас? Он же старше намного. Разве ему нечем заняться?
— Не то, чтобы преследует, — протянула Ара, с сомнением смотря на Сунёна. — Он не приставал и никому не приказывал пристать, если ты об этом подумал.
— Я не… Хотя… Не знаю, что я подумал. В любом случае это неправильно.
Ара развернулась полностью, подползла к Сунёну, коротко поцеловала.
— Спасибо, Сунён-а.
Она отстранилась, будто собралась уходить. И он выпалил:
— Где ты живёшь? Как найти тебя?
В десять — четырнадцать не приходило в голову обмениваться адресами и телефонами. Тогда казалось, что каждое лето будет дарить им встречу. А сейчас Сунён знал, как ненадёжна связывающая их нить.
— Это ни к чему, Сунён. Я вернусь к себе домой и буду стараться выбраться. Собственно, я хотела попрощаться, — она посмотрела смущённо-виновато, — не смогла уехать не увидев тебя.
— Ара, — протянул Сунён. Больше слов у него не нашлось.
— Бабушка Мо поедет с нами. Мы уезжаем утром. Я больше не вернусь к Дэсонсан, Сунён.
Он сжал пальцы, разжал, коснулся руки Ары. Она не отстранилась. Пробежавшись пальцами по руке до шеи, он провёл по щеке, запоминая нежность и упругость кожи.
— Я бы хотел встретиться там, в мире за пределами этой деревни.
— Это невозможно. У нас разные дороги. Если всё получится, как я задумала, то однажды Сеул покорится моим талантам. Тогда и посмотрим, захочется ли судьбе свести нас снова. Не грусти, Сунён, у нас осталось время на пару приключений. Мы можем найти ручей или погулять на горе просто так.
Сунён кивнул. Что ему ещё оставалось?
***
Утром, после бессонной ночи, Сунён проводил Ару, её маму и бабушку Мо на автобус и долго не уходил с остановки, смотря на дорогу, по которой они уехали.
Они с Арой не нашли ручей. Особо и не старались. У них была всего ночь, чтобы наверстать шесть лет и расстаться. Ара так и не призналась, что творилось в её личной жизни, какие трудности преследовали, кто ещё, кроме старшего кузена, обижал. А про Сунёна она узнала всё, что захотела. И получила от него тоже всё, что смогла придумать. Она стала его первой. И второй. И сразу третьей. И почти четвёртой — страсть и свобода опьяняли обоих, будили опрометчивость, но в ночном лесу не особо удобно устраивать романтические марафоны, неспящие насекомые как сговорились с сучками и ветками, колючей травой.
Желание сжать Ару в объятиях осталось в Сунёне. Она уехала, а он не мог сдвинуться с места. С того места, где видел её в последний раз.
За ужином бабуля Ча глубокомысленно заметила, что, пожалуй, и она подумает о переезде: радио барахлило всё чаще, а лучшая подруга уехала. Сунён кивал, зная, кто точно обрадуется таким настроениям. Он и сам подумывал, что лучше бы бабуле переехать в Сеул. Или в пригород Сеула. Хотя он и к дядям доберётся с лёгкостью, в их стороны автобусы ходили регулярно.
— Ба, — позвал он, решившись. Дни в деревне у подножия Дэсонсан подходили к концу. Самое время прояснить историю Нян и забыть о ней. — Нян выжила?
Бабуля удивлённо посмотрела на него и кивнула:
— Выжила. Вышла замуж и родила троих. Нян хорошо устроилась, если бы спросили меня.
— А её старший ребёнок, он был от Чану? — Неужели у Ары имелись ещё кузены или кузины? Пусть тогда Чанён их донимает.
— Нет, не от него. Мужчина из деревни стал её мужем, насколько мне известно. Помог ей сбежать и остался с ней. Её ведь хотели запереть в пещере в наказание, тут книга не соврала. Сын старосты ревнивым оказался и не простил за Чану. И если будешь расспрашивать, откуда я это знаю, то сразу скажу — не поручусь, что всё правда. Мне про Нян рассказали в том магазинчике, где книгу купила. Я и книгу купила только из-за этой сплетни: хотелось узнать чуть больше, что случилось в деревне на горе. Ты же понял, кем бабушка Мо приходится Ёне?
Сунён кивнул. Вопросов у него не убавилось. Главный из них касался Ары — встретятся ли они ещё. А у бабули Ча он спросил про книгу:
— Но почему в книге написано совсем другое?
— А это у автора книги надо спрашивать, кто ему рассказал. Если желаешь, поищи его. Ли Хёнджун, возможно, жив ещё. Эту книгу он написал, будучи студентом, может, уже и не вспомнит подробностей.
Бабуля отвернулась, вернувшись к своему занятию. Сунён посмотрел на книгу. Одна история точно оказалась «правдивой», что же думать про остальные? Про женщин-лисиц, например. Если окажется, что эта история связана уже с его бабулей…
Сунён покосился на родственницу, которую очень любил и хорошо знал. И вздохнул. Пусть останется тайной. Без Ары это и не интересно уже.
