Белая ворона

      Эндермен остолбенел. Всё внутри него кричало «Спасайся!», но он, окутанный ужасом, просто стоял и смотрел, как огромная гниющая тварь несётся на него с чудовищной скоростью, оставляя за собой столб пыли. «Лучше бы я тогда не выжил,» — промелькнуло в его голове. И лишь когда его обдало чудовищным смрадом, он очнулся и отскочил в сторону. Прыжок вышел неудачным: Странник пребольно ударился плечом о каменный выступ. Зоглин врезался в стену, попятился, тряся башкой, и с ненавистью уставился на Эндермена злыми маленькими глазками. Взвизгнув, он ринулся на противника. Вмиг растеряв всё своё достоинство, Странник стремглав бросился прочь от этого исчадия Незера.        Трибуны так и покатились со смеху. Эндермен непонимающе задрал голову, на миг позабыв о противнике. Свин, улучив момент, сбил Странника с ног. В глазах на какое-то время потемнело, дышать стало нечем, а в ушах смешались со звоном оглушительные взрывы хохота.       Они смеялись над ним. Над его попытками просто выжить.       Зоглин придавил противника своей тушей, явно намереваясь раздавить, а затем растоптать бездыханное тело. В глазах поплыло. Бог весть каким образом Эндермен обнаружил, что его правая рука не прижата к земле; он собрал последние силы и с ненавистью ткнул когтём в глаз поганой твари. Свин завизжал и встал на дыбы; этого хватило, чтобы глотнуть воздуха и обеими руками вцепиться в торчащие клыки ревущего чудовища, источавшего безумие и бесконечную жажду смерти. Сердце бешено колотилось. Зоглин был слишком тяжёл, чтобы просто сбросить его с себя. Руки начинали уставать.        «Думай, думай!»        И тут его осенило.       Странник пронзил чудовище своим самым страшным взглядом. А затем закричал.       Его искажённый вопль испугал кабана, и тот с необычайной прытью отскочил в сторону и попятился к стене. Всё-таки встреча с волками не прошла даром.        Толпа поутихла, с интересом наблюдая за происходящим. Эндермен кое-как поднялся на ноги, опираясь о стену. Свин с расстояния сверлил его взглядом, не решаясь приблизиться. Через какое-то время он оклемается, и битва продолжится, а пока стоит перевести дух.       Зоглин пришёл в себя быстрее, чем предполагал Странник. Окончательно рассвирепев, кабан стремглав понёсся на Эндермена. Неожиданно для себя, тот перескочил через незерское отродье, и свин на полной скорости влетел в стену. Один из его клыков застрял между камнями, и зоглин провёл какое-то время, пытаясь высвободиться. Странник же судорожно соображал, что делать дальше.        С омерзительным хрустом клык отломился и остался торчать в стене.       Разъярённый кабан заревел и бросился на Эндермена; последнему осталось только уворачиваться от молниеносных перебежек и скачков, метаться по арене, как загнанной в угол крысе, обдирать ладони, локти и колени во время неудачных торможений.       Но даже загнанная в угол крыса бывает опасна.       Странник уже заметно замедлился, в то время как его противник не чувствовал ни усталости, ни боли; злобно сверкая оставшимся глазом, он каждый раз с визгом нёсся на соперника, намереваясь вспороть ему живот оставшимся бивнем. Биться становилось всё сложнее.       — Да наваляй ты ему уже! — кричали с трибун.        — Всеки ему уже, мать твою, чё ты мотыляешься как дерьмо в проруби?! — проорал рослый бородатый мужик с третьей скамьи, чуть не задев локтем сидящую рядом девушку. Она фыркнула и опустила локоть рядом сидящего, смерив того укоризненным взглядом.       — Он уже еле дышит, глянь. Но он сообразительный. Наверняка что-нибудь придумает, — проговорила девушка, снова обращая внимание на происходящее на арене.       Эндермен и в самом деле пытался придумать хоть что-то. Он устал прыгать по всей арене, его дыхание совершенно сбилось. Взгляд зацепился за застрявший в стене клык, и голову посетила безумная мысль.        «Всё, или ничего.»       Собрав последние силы, Странник рванул мимо зоглина к противоположной стене. Нужно действовать быстро. Он обеими руками ухватился за клык, но он, предательски скрипнув, выскользнул из потных ладоней. За спиной послышалось, как громадный свин разворачивается, чтобы снова налететь. И на этот раз он не промахнётся.       От ужаса чешуйки на спине встали дыбом. Эндермен уже когтями впился в бивень и упёрся ногой в стену. Клык упрямо сидел между камней. Кабан уже понёсся на ненавистного противника. Рывок. Ещё рывок. Ну же, поддавайся!        Странник неловко отшатнулся и попятился куда-то вбок, и зоглин снова влетел в стену на полной скорости. На каменной неровной поверхности остались вонючее кровавое пятно. Пока кабан не сообразил, что происходит, Эндермен запрыгнул ему на спину, намереваясь свершить задуманное... Но не тут-то было! Свин начал носиться по всей арене, как умалишённый, брыкаться и лягаться, изо всех сил стараясь сбросить с себя противника. Трибуны так и покатились со смеху. Странник вцепился когтями в беснующегося зверя и зажмурился. Трёхсекундная передышка, он открывает глаза, высоко-высоко поднимает тонкие руки и с отчаянным боевым кличем вонзает клык прямо в голову бешеной твари. Зоглин взвизгнул решительно в последний раз и повалился на бок, дергая ногами.        Толпа взревела. Люди ликовали, скандировали его новое боевое имя, но Эндермен не чувствовал вкуса победы. Он смотрел на собственные руки, запачканные кровью. Красные вонючие пятна блестели в утренних солнечных лучах. Его снова затрясло, тошнота подкатила к горлу. Странник услышал шаги за своей спиной и с трудом заставил себя обернуться; к нему подошёл его смотритель с ведром в руках. Боец, запоздало догадавшись о содержимом кривой железной тары, в ужасе попытался отползти, но мужчина резко окатил его холодной водой. Удивительно, но она не обожгла; кожу немного пощипывало, но даже это ощущение исчезло через пару секунд. В ответ на недоумённый взгляд и взлетевшие вверх брови громила лишь усмехнулся:       — А ты думал, ты первый тут такой, эндерменчик?        Странник молча сверлил его изумлённым взглядом, и даже не мог понять, чему удивляться больше: не жгучей воде или тому, что здесь, на арене, есть его сородичи? Мужчина, не оставив бойцу времени на размышления, грубо приподнял его за шкирку, поставил на ноги и подтолкнул в сторону открытых ворот. Эндермен зашипел по старой привычке, за что получил увесистый подзатыльник. Боль несколько вернула его в реальность, и он поплёлся обратно в темноту душных коридоров. У самого входа он обернулся. Несколько человек обступили гигантского свина и переругивались, решая, как избавиться от трупа. Взгляд задержался на одних из ворот. Почему-то они были незаперты. В просвете на мгновение показался высокий тёмный силуэт, смеривший наблюдающего презрительным взглядом малиновых глаз. Или ему только показалось? Верзила толкнул Странника в проход, не дав ему толком разобраться в том, что он заметил.       —Ну, чё встал? Чё ты там увидел?       Эндермен фыркнул и шагнул внутрь.        После недолгого блуждания по коридорам пленник и его смотритель достигли нужной камеры. Странник смерил печальным взглядом свою хлипенькую дверь и вошёл в комнатку; мужчина зашёл следом. Он поднял цепь с полу и сделал несколько шагов к усевшемуся на пол Эндермену.       —И только попробуй хотя бы дёрнуться, гадёныш, удушу, — прошипел смотритель, закрепляя ржавое звено на ошейнике.       «А ты не лезь ко мне, ублюдок,» — мрачно подумал пленник.       Немного повозившись с цепью, смотритель всё-таки скрепил её.        —Вот так, — оскалился он в кривой ухмылке, — теперь ты никуда отсюда не сбежишь, эндерменчик!       Он потянулся к лицу Странника. Через несколько секунд верзила с пронзительным воем вылетел из камеры с окровавленной рукой. Пока смотритель за дверью кричал и ругался, на чём свет стоит, Эндермен выплюнул фалангу человеческого пальца, вытер рот рукой и оскалился в торжествующей ухмылке. Око за око, как говорят люди.       Через некоторое время крики за дверью стихли. Пару минут он сидел в тишине, разглядывая собственные руки в красноватых разводах. Настало время подумать о случившемся и разложить всё по полочкам в собственной голове. Странник прижался спиной к стене и прикрыл глаза. После оглушающего шума арены его крохотная камера казалась оплотом тишины и безопасности. Битва рваными фрагментами начала вспыхивать в его памяти.        Арена. Ослепительное солнце, шум трибун. Противоположные ворота. Смрад. Зоглин. Липкий страх. Салки насмерть. Выцарапанная в последний миг победа. Безвкусная победа.       А ловко всё-таки он его сделал, этого свина. Испугался, но в обиду себя не дал. Гордость окутала его, и Эндермен расплылся в улыбке. И пусть люди смеялись....       Люди смеялись.Странник поморщился, открыл глаза и пусто уставился в стену; улыбка сошла с его лица. Он не более, чем игрушка для них. Забава. Развлечение. Взгляд скользнул по ржавой цепи. Они держат здесь его, чтобы он бился им на потеху.        Люди хотят хлеба и зрелищ.       Но он им не зрелище. Перестанет им быть, когда сбежит отсюда. При первой же возможности. Но не сейчас, нет, сейчас он слишком измотан для такого масштабного плана и его осуществления.       А могло ли всё сложиться иначе?        Странник лёг на пол, сложил руки под голову и поднял взгляд к потрескавшемуся потолку.       Как бы всё сложилось, убей он тогда тех рыболовов? Быть может, его бы сейчас не было здесь?       Наверное, было бы лучше даже сгореть, чем биться. Никто не знает, какая битва окажется для тебя смертельной. А пламя... опасность от того всепожирающего огня постоянна.        Надо было всё-таки поступить по-другому....       Единственное, что никак не укладывалось в голове, было то, что вода в ведре оказалась несмертельной. В чём же всё-таки её секрет..?       Эндермен свернулся калачиком и погрузился в свои мысли. Понемногу глаза стали закрываться, и он уже почти задремал, но что-то ему помешало. Сначала Странник даже не понял, что именно, а затем ясно различил три тонких голоса за стеной с окном. Он сел и поднял голову, прислушиваясь и пытаясь разглядеть за стеклом хоть что-нибудь.       — Да говорю ж тебе, здесь он! — громким шёпотом проговорил первый.       — А нас точно не отругают?... — спросил второй.       — Ну отругают и отругают, и что? — усмешка, — Уже много раз ругали! Эка, велика беда!       — Не знаю... Тимка! Видишь чего?       В окошке показалась чья-то белобрысая голова в нелепой вязаной шапочке, а затем и вся мальчишеская головушка с круглыми щёчками и большими голубыми глазами. Странник оторопел: человечий детёныш! Откуда он здесь взялся?! Он обеспокоенно уставился на малыша и уже почти встал, как тот испуганно пискнул:       — Вижу! И меня... видят...       Мальчишку тут же потеснили ещё две ребячьих головы. Один, явно старший, в старой поношенной одежде не по размеру, с курносым носом, серьёзными серыми глазами и бледнолицый, а второй, чуть младше, тёмный и кучерявый, совсем без шапки с искрящимися зелёными глазами в надтреснутых очках.        — Во дела... — восторженно выдохнул старший и поправил съезжающую шапку со своей русой головы.       — Нашли... — благоговейно пролепетал кудряш и шмыгнул носом.       Странник ошалело разглядывал всех троих. Что детёныши вообще здесь делают?! Им следует держаться подальше от такого места, как арена...-       — А мы видели, как ты дрался! Я так испугался, когда эта свинина прыгнула! — затараторил мальчишка в шапке, всё норовившей свалиться с его головы.       — Я думал, всё! В лепёшку! — подхватил второй.        — А меня не взяли... — вздохнул Тимка.       — Рано тебе ещё!        Тимка потоптался на одном месте, а затем опёрся о стекло и уже разинул рот, собираясь что-то сказать, как вдруг стекляшка из надтреснутого окна вывалилась прямо в комнату Странника. Тот дёрнулся и прижал острый кусок рукой к стене, не дав ему разбиться и порезав собственную ладонь. Шипя, Эндермен отшвырнул злосчастный осколок в угол.        — Ух, Тимка!       Старший дал затрещину белобрысому, и тот, со слезами на глазах, выдавил из себя сдавленное «простите». Пока младший выслушивал возмущения, очкастый заглянул в окно и спросил:       — А почему ты белый?       Мальчишки поутихли и с интересом уставились на Странника. Он же недоуменно захлопал глазами. Интересные создания! Взялись невесть откуда, теперь ещё с расспросами лезут!        — А кровь почему у тебя синяя?       — А как ты сюда попал?       — Почему ты просто не телепортируешься отсюда? Ты что, не умеешь?       — А как тебя зовут? Не Кардинал же? — наперебой загалдели мальчишки.       Эндермен сделал шаг назад, настороженно оглядывая всех троих поочерёдно. Слишком громко и подозрительно вела себя эта троица.       И всё-таки что-то не позволило ему отнестись к ним, как к возможным своим врагам. То ли смехотворная маленькость, то ли волны чистейшего любопытства, исходившие от мальчишек, внушали доверие к этим маленьким людям. Захотелось даже разинуть рот и ответить им на их причудливом мелодичном языке...       — А правда, что Эндермены могут залезать другим в головы и говорить с ними? — ни с того ни с его выдал Тимка, перебивая своим тонким голосом мысли Странника.       — Да нет же! Они умеют двигать предметы силой мысли! — фыркнул очкарик.       — Неправда, неправда! Отто, врёшь, врёшь! — тут же запричитал младший.       Ребята тут же умолкли и выжидающе уставились на Эндермена. Ах, человечьи детёныши, если бы он только мог ответить на эти вопросы!        Наверное, Странник выглядел сейчас слишком уж глупо. Старший взял дело в свои руки:       — Эге, да откуда ж он знает?!        — Ну он же эндермен! Как он может не знать ничего про своих? — удивился Тимка.       — Ну ты же не знаешь толком ничего про своих, — подметил кудрявый.       — А мне мама не рассказывала, — насупился младший.       — Вот и ему, может, по той же причине и не рассказывали!       — Вернер, хватит, — негромко попросил Отто. Старший поймал его взгляд и сдержанно кивнул, умолкая. Малыш надулся ещё больше и уткнулся носом в шерстяной истёртый шарф; глаза его почему-то сделались мокрыми.       Стало как-то слишком тихо. О чём молчали детёныши, Странник не знал. И всё-таки вид одного только Тимки заставил эндерменское сердце болезненно сжаться. Другие ребята тоже помрачнели. Что-то такое тяжёлое успело случиться в их коротеньких жизнях, что любое упоминание об этом сиюсекундно заставляло их всех троих чувствовать такую тоску, что даже любой человек, не говоря уже об Эндермене, почувствовал бы это. Странник поначалу потупился, а затем неуверенно шагнул им навстречу. Но тут Вернер подал голос:       — Ригель всегда говорила, что следует жить настоящим, а не прошлым. — неуверенно пробормотал он и поджал губы.        Младший закрыл лицо ручонками и громко-громко шмыгнул носом. Эндермен успел заметить, как по розовой щеке заскользила вниз одинокая слезинка. Отчего-то сердце его отяжелело, и Страннику понадобилось время, чтобы распознать проснувшуюся жалость. Он несколько секунд смотрел на плачущего малыша, а затем неловко потянулся здоровой рукой в дыру в окне и положил её на шапку мальчику. Тимка отнял ладошки от лица и испуганно уставился заплаканными глазами на Эндермена. Вернер и Отто в ужасе отшатнулись, боясь даже представить, что будет дальше. Но Белый Странник почему-то не спешил отрывать голову несчастному Тимке; вместо этого он почему-то начал ласково гладить его по голове и щекам, и мальчик совсем разревелся, прижимаясь холодной розовой щёчкой к большой и тёплой белой ладони. Эндермену хотелось его поддержать, но из горла вырывалось только урчание: его ломаный голос совершенно не годился для человечьей речи. Он постарался звучать как можно мягче, и, кажется, это сработало: Тимка начал успокаиваться. Он сделал пару шагов назад и пролепетал куда-то в шарф:       — Спасибо, дяденька... — голос мальчика всё ещё дрожал.       Странник благосклонно кивнул ему в ответ и вытащил руку из окна. Вернер потупился, а затем пихнул Отто в бок:       — Доставай!       — Но она последняя!..       — Ничего, Риг сегодня ещё принесёт.       Очкарик неохотно распахнул полы своего плаща и достал оттуда булку чёрного хлеба. Старший поправил шапку, забрал хлеб, оценил размеры дыры в окне и разломил буханку на три куска.       — Возьми, пожалуйста. Это за Тимку, — проговорил он, протягивая часть булки. — Это хлеб, он вкусный, попробуй!       Эндермен недоверчиво покосился на Вернера, но хлеб принял. Его запах был несравним с запахом рыбы, коей он питался практически всё это время, но попробовать его он так и не решился.       — Ригель говорит, что если кушать хлеб, то будешь большой-большой и сильный, — снова влез Тимка. Отто кивнул ему в ответ, а Вернер просунул в окно оставшиеся куски.       Интересно, кто такая Ригель?       — Вы чего здесь забыли, оглоеды?!       От этого возмущённого женского возгласа вздрогнули все четверо.        — Вспомнишь солнце — вот и лучик... — вздохнул Отто.       В окне показалась высокая женская фигура в тёплой одежде. Из-под меховой шапки выбились непослушные каштановые пряди. Подлетев к мальчишкам, девушка схватила двух старших за уши и свирепо продолжила:       — Я ещё раз спрашиваю: вы чего тут забыли?! Мало того, что на трибуны пролезли, так ещё и досюда добрались, бесстыдники! — Ригель на секунду замолчала и вдруг заметила Тимку, пытавшегося слиться с окружением. — Ещё и Тима сюда притащили! Вам ещё повезло, что это я вас нашла, а не какой-нибудь смотрящий! Марш домой, все трое! Уши надеру по первое число!       Девушка отпустила ребят и окинула взглядом окно, около которого те и ошивались.       — О, ну просто замечательно. И где стекло?       Мальчики потупились.       — Где стекло, я ещё раз спрашиваю?       — Там... — пискнул Тимка.       — "Там" — это где?       — Внутрь... провалилось...       Ригель тихо выплюнула какое-то ругательство и направилась к окну. И когда она заглянула туда, её зеленоватые глаза встретились с большими синими глазами Эндермена. Она тут же отшатнулась от окна.       Так вот ты какая, Ригель.       — Так, спокойно, без паники, — пробормотала она не то детям, не то самой себе, — просто не смотреть в глаза...       Странника это даже позабавило. Интересно, что не так с его глазами? Почему в них не стоит смотреть?       Ригель очень осторожно подобралась к окну снова и поискала глазами вывалившийся осколок, старательно избегая зрительного контакта с Эндерменом. На счастье, он оказался совсем рядом. Недолго думая, девушка сняла с себя медальончик на толстой нитке и протянула его в окно.       — Э-эй, приятель, — промурлыкала она,  всё ещё старательно пряча глаза. — Отдай-ка ты мне во-он ту стекляшку, я тебе за это... вот эту штучку дам.       Интересно, зачем она ей нужна? Эндермен осторожно подцепил осколок когтём и передал его девушке. В его ладони через долю секунды задорно сверкнул серебристый медальончик с малюсенькими узорами. Красивый.        Ригель сначала хотела приладить стекло на место, а затем просто бросила его в снег.       — Скажем, само вывалилось. Вы хоть знали, куда руки суёте, балбесы?! — Она понизила голос и продолжила: — Он сегодня только своему смотрителю палец откусил, а вы со своим хлебом! Бестолочи! Это ж надо было додуматься!       — А дяденька Синь совсем-совсем не злой, правда, — заговорил Тимка. — Он даже...       — Я ничего не хочу слышать, — отрезала девушка. — Я сейчас схожу за тряпкой, заткну эту дыру и мы сию же минуту пойдём домой. Ясно вам?       — Ясно... — хором ответили мальчики.       Ригель развернулась и ушла куда-то за угол. Отто покосился на Тимку.       — Синь? Серьёзно?       — У него глаза такие синие-синие, вот я и подумал...       — А вдруг у него уже есть имя?       Тимка вдруг припал к стеклу:       — Дяденька, дяденька, а у тебя есть имя...?       — Ты что творишь, полудурок?! Ригель же сказала... — возмущённо начал было Вернер.       — Можно мы тебя Синем будем звать?.. Пожалуйста-пожалуйста!       Странник посмотрел в лицо мальчишке и просто улыбнулся ему в ответ. Кажется, люди так делают, когда хотят показать дружелюбный настрой. Тимка расцвёл после этого и отлепился от окна:       — Он разрешил! Он разрешил!       Вскоре подоспела Ригель. Она заткнула дыру, как могла, ещё раз отчитала мальчишек и повела домой. Эндермен остался один.       Не успел он перевести дух, как дверь в его каморку распахнулась, и оттуда вышел нескладный чумазый парнишка с двумя вёдрами с водой в руках. Он поставил их у стены и, покосившись на Странника, поспешил объясниться, заикаясь:       — Меня смотритель т-твой прислал, просил ведра п-передать. С-сюда, — Он указал на первое, — в туалет ходить, он прям так и сказал: «Чтоб по углам не с-срал.» А-а вот здесь умываться, руки мыть...       Он достал какую-то бутылочку с голубоватой жидкостью и продолжил:       — Это з-зелье для воды. Оно делает воду б-безопасной для эндерменов. Вот. Одной к-капли хватает на ведро. Это всё.       Он поставил пузырёк рядом с вёдрами и поспешил убраться восвояси. Странник не без удовольствия отметил, что его смотритель побоялся сунуться к нему на этот раз.       Теперь он просто лёг на пол, обдумывая случившееся. Приход подростка его совершенно не интересовал. В его голове было совершенно иное.       Синь. Кажется, теперь это его имя. Люди дают друг другу имена, чтобы общаться, Эндерменам же это чуждо. Но...  теперь это его имя. Самое что ни на есть настоящее имя. Не слишком длинное и достаточно короткое, чтобы попытаться выговорить самому. Он предпринял несколько попыток, но вышло просто смехотворно.       О чём же говорили детёныши? Залезать другим в голову, чтобы поговорить? Двигать предметы силой мысли? А ведь он даже не пробовал. И откуда они только всё это знают... Синь попробовал передвинуть силой мысли хлебную корку, но от его усилий только разболелась голова. А собеседника рядом не нашлось.        Дальнейшие мысли постепенно стали сливаться в один большой поток мыслей и образов, и Эндермен не заметил, как провалился в сон.       Он нашёл себя в тёмном пространстве. Здесь не было ни солнца, ни почвы, ни неба, ничего. Лишь тысячи звёзд мерцали вокруг.        Внезапно все звёзды обернулись глазами и уставились на Синя. Одна пара выделилась и, окрашиваясь малиновым, подлетела к испуганному Страннику вплотную.       Так вот, значит, какой ты, Белый Странник, — прошелестел незнакомый голос будто бы из этих самых глаз.       Синь проснулся в холодном поту. На улице смеркалось.