Любовь, которую ты заслуживаешь

Дни пробегают, словно в тумане. Образы размыты, похоже, будто смотришь в запотевшее стекло, но никак не можешь разглядеть, что оно скрывает. Ванда больше не видит сны, другая вселенная, кажется, навсегда исчезла из памяти, оставляя после себя зияющую дыру в сознании. Хочется заполнить, но кроме болезненных и терзающих имен для и без того потрепанного разума — ничего не осталось. И время течет, оставляя дымку и ограждая от всего, что происходит вокруг. Рядом лишь темнота, густая и тяжелая, которая ощутимым грузом ложится на плечи, сжимает свои когтистые лапы на шее и срывает с губ рваное дыхание. Поэтому Ванда не хочет спать. Хотя ее состоянию вообще трудно дать определение. Иногда, что-то словно вырывает ее из собственной памяти, и она видит перед собой тусклый свет. Но потом все вновь чернеет, появляется эта туманная пелена перед глазами, и все звуки исчезают. Но в одном она точно уверена — она не спит. Где-то вдалеке иногда слышатся голоса, Ванда чувствует, что кто-то рядом. Но трудно увидеть то, что никак не может прорваться сквозь то, чем она сама себя окружила. Только обрывки фраз долетают до уставшего сознания. — … состояние стабильное… — … не знаю, сколько еще это может продолжаться… показатели … Ванда не слушает, вернее, улавливает далеко не все. Она так устала. Веки тяжелые, и она буквально чувствует, как что-то внутри хочет заставить ее закрыть глаза. Но она сопротивляется. Невыносима мысль вновь оказаться в той пустоте, лишь с отголосками имен давно погибших любимых людей. Кто-то вдруг касается ее лба, осторожно, едва-едва задевая. Но становится тепло, и на какую-то секунду дымка рассыпается, открывая перед ней голубое небо, чистое и ясное. Хочется смотреть на него вечность. И Ванда смотрит. Будто солнце, появляющееся из-за облаков, так же из этого дурманящего голубого исходит вдруг тихая мелодия. Она укутывает ее, как теплые лучи солнца, греет холодную кожу и заставляет втянуть носом воздух. Пахнет приближающимся дождем. Ванда не помнит, когда в последний раз позволяла холодным каплям коснуться кожи. И ей вдруг хочется восстановить это забытое ощущение. Но солнце все еще опаляет кожу, и, единственное, что бьется в воздухе, словно капли, — звуки. Они звенят в ушах, будто трель дождя по крышам, и это успокаивает. Совсем рядом раздается раскат молнии, а за ней воздух прорезает рык грома. Но Ванде не страшно, совсем наоборот. Перед ней все еще голубое небо. Безмятежное и легкое. Такое, что дышится свободно, несмотря на усталость и беспокойные мысли, путающие сознание. Пелена, окружающая ее, вдруг отступает, и Ванда впервые по-настоящему смотрит перед собой. Синие глаза, отливающие фиолетовым блеском, внимательно смотрят на нее. Ванда вдруг широко распахивает глаза и садится на кровати, тут же жалея о столько резкой смене положения. Голова наливается тяжестью, Ванда хватается за виски и пытается сжать их, жмурится так сильно, будто сможет вытеснить боль из сознания. В голове стук. И вдруг откуда-то слева за ним следует второй, третий, четвертый. И Ванда поворачивается на звук и вслушивается. За окном идет дождь. Капли барабанят по козырькам окон, дорожкам, по самому воздуху, и Ванда ощущает вибрации от каждой капли. Как давно она не слышала этого звука. — Эй, Пьетро, Ванда, вы все промокните! Быстро домой! Звонкий крик матери звенит в ушах, но Ванда не дает звуку распространиться, останавливает вот-вот готовую сорваться рябь, сотканную из ненависти и жалости к себе. Она отталкивается от кровати и, встав, ноги будто свинцом налиты, наверняка, она лежала очень долго, делает несколько шагов к окну и останавливается. Руки цепляются за светлые занавески и отодвигают их в стороны. На улице совсем темно, кое-где горят фонари, но Ванда едва ли может различить очертания зданий или деревьев. Она и не смотрит толком, перед взором только холодные капли на стекле, которые медленно скользят по поверхности и опускаются куда-то вниз к карнизу. Ванда ведет пальцем за одной из них, останавливаясь где-то на середине, когда капля сливается с другой и стремительно устремляется к краю. На душе спокойно. — Я… — неожиданный тихий голос откуда-то справа заставляет ее обернуться, — мы… Мы рады, что ты проснулась. Ванда смотрит на тех, кто стоит почти на другой стороне комнаты, но взгляд на них почти не задерживает, лишь оглядывает место, как будто только сейчас, наконец, понимает, что она больше не в камере. Серые стены, такие же светлые двери, несколько коек с комплектами белья на каждой из них. Взгляд останавливается на своей, Ванда смотрит на смятые простыни и подушку. Хмурится, а после опускает взор на свои руки, замечая на них повязки на запястьях, а не цепи. Спокойствие, которое только несколько минут разливалось внутри, теперь разбивается о сомнения, возникающие с каждой секундой. Должны быть цепи. За окном слышится раскат грома, и он словно вырывает из черноты, Ванда резко оглядывается на окно, позади которого все сильнее свирепствует погода. Отблеск молнии вспыхивает на небе, и тогда, именно тогда, в этой секундной вспышке, Ванда видит его. Торнадо. Стихию практически не видно из-за дождя, но оно точно там, Ванда только сейчас ощущает исходящие по воздуху вибрации. И у нее дыхание перехватывает, когда она вдруг понимает, что то, что за окном, она не уверена, какая часть, все ли, половина, треть, все это лишь магия. Она вдруг резко вновь смотрит на стоящих поодаль людей. Девчонка с копной рыжих волос, которые затянуты в тугой хвост и замысловатые косички на висках, и та, другая. Эти синие глубокие глаза. Ванда чуть щурится, то ли от света в палате, то ли от какой-то внутренней силы, которую источают бездонные омуты. Но взгляда не отводит, пока осознание медленно не оседает внутри. Это она стала ее небом и разогнала черноту вокруг нее. Ванда выдыхает и снова смотрит на непогоду за стеклом. В отражении замечает, как женщины переглядываются и та, что моложе, кивает в ее сторону. — Я всегда любила дождь, — неожиданно для себя говорит Ванда и касается открытой ладонью холодного стекла, прикрывает на секунду глаза. В мыслях проносятся образы, когда они с Пьетро стояли под дождем на спор, пока отец обоих не затащил в дом. Также оба потом и заболели. Ванда открывает глаза, смотрит на свое размытое отражение, в котором едва ли кто-то смог узнать ту девчонку, которая никогда не отставала от брата. — Мне его не хватает, — продолжает она, зная, что вряд ли они поймут, что имеет в виду она Пьетро, а не свирепствующий ливень за окном, но Ванде все равно, что они подумают. Она слышит шаги позади себя и медленно оглядывается, будто с трудом заставляет себя оторваться от вида бушующей природы. Генерал Сара Алдер стоит в паре шагов от нее. Она запомнила ее имя. Женщину с такой силой, а у нее она ощутила не просто мощь, а что-то древнее, схожее с ее собственной, но в то же время абсолютно другое, невозможно забыть. И даже после того, что было, Ванда ясно понимает, что та ее не боится. Да, смотрит недоверчиво, будто ожидает подвоха, обмана или всплеска разрушительной силы, природу которой они явно не понимают, но она не отходит. Смотрит внимательно, так пристально, Ванда вдруг понимает, что ей вряд ли удастся уйти от вопросов. И впервые ей не все равно. То ли так влияет дождь, приносящий спокойствие, то ли эти синие глаза, которые будто в душу смотрят. Но она внезапно говорит, голос тихий от усталости, но по тому, как брови генерала дергаются вверх, знает, что та ее слышит. — Какой сейчас год? — почему-то первым хочет узнать Ванда. — 2026, — отвечает генерал Алдер и добавляет спустя несколько секунд, — мы — Армия ведьм Соединенных Штатов, служим народу. Ванда обдумывает услышанное несколько минут, а потом спрашивает, смотря прямо в глаза напротив, сама же чуть щурится, ощущая, как кончики пальцев начинают подрагивать: — А Мстители? — говорит немного громче и замечает, как Алдер хмурится и качает головой. — Не слышала о таких. Ванда тут же отворачивается и смотрит куда-то вдаль, туда, где воюет сама с собой стихия. Слышит, как ветер за окном шелестит листвой и колышет деревья из стороны в сторону. Внутри вместе со свистом от него, скользит осознание того, что осталось где-то далеко позади. В другой вселенной. Их здесь нет. Мысль приносит боль и ощущение пустоты внутри усиливается, пока другая вдруг не вытесняет, заменяя на что-то менее ранящее. — Так даже лучше, — произносит Ванда вслух, губы растягиваются в горькой улыбке. Ведь так и правда легче. Им не придется улаживать все то, что она натворила, а ей не нужно будет оправдываться перед ними. Боже, Клинт, наверняка, будет переживать, может, и Стив тоже. Но им будет лучше без нее. В этом Ванда уверена, хотя в глазах и появляются слезы при мысли о бывших друзьях. Но она упрямо не дает им упасть, сильно зажмуривается на несколько секунд и вновь смотрит на грозу за окном. Пусть она неспокойна, но почему-то именно такая внешняя тревога и не дает разрастись ее внутреннему беспокойству. Она оборачивается, встречаясь взглядом с голубыми глазами, которые выжидающе все это время следят за каждым ее взглядом. Ванде не надо уметь считывать эмоции, чтобы понять, что генерал вряд ли доверяет ей, скорее, отступила, чтобы в случае опасности настигнуть. Как от раненого животного. Ванда качает головой, отгоняя тревожные ассоциации, чтобы не позволять беспокойству внутри усилиться, она смотрит на стоящую у дверей девушку и говорит первое, что появляется на уме: — Прости, что отбросила тебя, — она краем глаза замечает, как Алдер всем телом напрягается, но молчит, поэтому Ванда продолжает, раз уж нашла в себе силы начать разговор, — чтобы ты ни пыталась сделать или… — она втягивает носом воздух и выдыхает, — увидеть… это опасно. Я не хотела, чтобы кто-то снова пострадал. Снова. Зачем так говорить? Она отворачивается от них, тихо добавляя: — Моя магия отличается от вашей. Ванда опускает взгляд на свои руки, смотрит на ладони и пальцы, которые до сих пор черные, будто вымазаны в саже. Она сжимает руки в кулаки, позволяя ногтям впиться в кожу, разжимает. Даркхолд уничтожен, почему же следы от него так плотно прилипли к коже. Ванде противно от самой себя, она морщится и тут же оглядывается по сторонам. Справа от нее замечает раковину и бросается к ней, абсолютно не слыша, как рыжеволосая что-то отвечает, не видит, как Алдер почти отступает в сторону, стоит только той двинуться с места. Ледяная вода обжигает горячую кожу. Ванда пытается стереть остатки черного, берет мыло и натирает пальцы так, что только белая пена видна. Но, опустив вновь под воду, видит лишь белесые разводы, смываемые в канализацию. Следы Даркхолда все еще на ней. — Черт… — практически шипит она, опуская руки на края раковины и сжимая пальцы. На белоснежном они выглядят еще более устрашающими. Она — пугающая. Ванда поднимает взгляд на отражение перед собой, замечая в зеркале, как поблескивает красным ее взгляд. Внутри будто что-то щелкает, потому что то, что она видит, ей не просто не нравится, она ненавидит и презирает ту себя. На нее смотрит Алая Ведьма, монстр, чудовище, с черными как смоль пальцами, готовыми сжаться на чьем-то горле, будь то друг, брат или ребенок. Воздух трещит. За окном бьет молния, а Ванда со всей силы ударяет по раковине, тут же слыша грохот от осколков, падающих ей под ноги. И только звон приводит ее в чувства, и она с волнением оборачивается к присутствующим, замечая странную смесь эмоций на их лицах, от волнения до сочувствия? Или ей все это кажется. Ванда ни в чем не уверена, кроме своей вины. Потому что она опять сделала что-то не то. Она способна только разрушать, как бы ни пыталась себя сдержать, как бы ни хотела себя контролировать. Темнота всегда с ней, и черные пальцы лишь тому подтверждение. — П-простите, — шепчет она и медленными шагами идет к своей постели. Она садится спиной к двери и несколько минут смотрит на открытое окно, вслушиваясь в затихающую бурю. Слишком устала, чтобы продолжать, да и не уверена, что вообще имеет смысл хоть что-то, что она сейчас скажет. Ванда поворачивает голову и смотрит на разрушенную раковину и трещину на зеркале, на полу уже скопилось достаточно воды. Она поднимает руку, на секунду задумывается о том, какие тонкие у нее пальцы без колец, а после позволяет красным искрам заплясать в импульсах. Требуется всего лишь несколько секунд, чтобы все разрушения исчезли. Ванда тяжело вздыхает и ложится на подушку, обхватывая колени руками и утыкаясь в них лбом. Впервые ей хочется спать.