Великолепный

Я старался нести ее как можно аккуратнее, чтобы не дай Бог не разбудить. Во мне теплилась надежда, что во сне у нее прибавятся силы. На выходе приказываю Валерио открыть дверь машины. Осторожно укладываю ее на заднее сидение и сажусь за руль. Перед тем, как завести мотор, пришлось сделать несколько вдохов и выдохов. Судорожное биение сердца сопровождалось легкой дрожью в теле. Не помню, когда в последний раз так нервничал. Моя привычка сохранять абсолютное спокойствие дала сбой. В своем загородном доме я бывал всё реже, в силу занятости. В помещении было душно и пыльно. Аккуратно уложив Селену на широкий диван, я тут же открыл окна гостиной. Затем меня снова потянуло к ней. Опустившись на колени, я расстегнул первые две пуговицы белой рубашки. Затем встряхнул плед и закутал ее тонкую фигуру. Она безмятежно и тихо спала, словно никакие тревоги больше не имели значения. На мгновение я залюбовался чертами лица и видом изящной длинной шеи. Нет, здесь просто-напросто нечем дышать. Мчусь на кухню и быстро нахожу махровое полотенце. Смочив его и сложив в линию, накладываю на лоб спящей красавицы. Не медля ни секунды, включаю увлажнитель воздуха и начинаю прибираться. Пыли в доме собралось уйма за две недели моего отсутствия. Худо-бедно, мне удалось убраться в гостиной, когда к дому подъехала машина. Вместе с доктором приехала мама, и я слегка удивился ее появлению. — Я привезла доктора Матео- объяснила она При всем желании, мама никогда не умела врать. У нее явно были другие мотивы, но я не стал расспрашивать. Все мое внимание сосредоточилось на Селене — снова. Доктор Матео был нашим семейным врачом, и его вердикту я доверял всецело. Кроме того, что был блестящим врачом, но был человеком чести. Рваные раны на моей спине затянулись в белые шрамы только благодаря его целебным рукам. И он ни разу не спрашивал меня, какова их природа, а также никому не выдавал их существование. Мужчина зрелых лет внимательно осмотрел ее, также проверил зрачки и измерил давление. Затем начал задавать вопросы, ответы на которые мне, к огромному стыду, не были известны. — Какая у нее группа крови? Я в растерянности посмотрел на маму: она лишь пожала плечами. — Не знаю- смущенно отозвался я Доктор Матео продолжал отчеканивать вопросы: — У нее уже случались подобные обмороки? — Я…не в курсе. На моей памяти, нет- отвечал я, все больше ощущая себя идиотом — Она случайно не гипотоник? Клянусь Богом, еще секунда, и я бы взорвался. Благо, что мама почувствовала это и положила свою мягкую ладонь мне на плечо, вмешавшись в разговор. — Доктор Матео, мы не знаем таких тонкостей. Насколько мне известно, она абсолютно здорова. Просто переволновалась. — Здоровые люди в обморок не падают, сеньора Кавалли. Судя по всему, у девушки заниженное давление, потому организм реагирует таким образом на стресс. Причины низкого давления могут быть самые разные, но честно говоря, я не наблюдаю здесь большой опасности. Что у нее с образом жизни? — Она правильно питается- отчеканил я- И заниматься спортом. — Хорошо. Тогда, возможно, у нее это наследственное. Выясните, не страдает ли гипотонией кто-то из ее родственников. И в идеале, я должен увидеть ее медицинскую карточку, чтобы выяснить, в чем причина. Мама поспешила успокоить меня: — Я свяжусь с Кейтлин и все разузнаю, дорогой. Все это время я нервно тряс коленкой, сам того не замечая. К чертям пошли многолетняя выдержка и умение сохранять спокойствие. Я даже не заметил, как Матео исчез с поля зрения. Все мои мысли были зациклены на девушке, распластавшейся на моем диване. Браво, Кавалли: от тебя требовалось дать ответы на самые простейшие вопросы, а ты даже этого не знаешь. Пора набивать новую татуировку, причем большими и не зашифрованными буквами: «ИДИОТ». Только когда мама подала голос, я вспомнил, что мы здесь не одни. — И как давно это продолжается? Отрываясь от копаний в собственных мыслях, я спросил: — Ты о чем? — О ней. И о тебе. Я бы мог обмануть кого-угодно, но не эту женщину. Откровенно говоря, не вижу смысла скрывать что-то от нее. В отличие от отца, мама никогда не осуждала ни одно из моих решений или желаний. Пожалуй, она была единственным человеком, с которым я мог открыто говорить о своих желаний и чувствах, не боясь, что они будут высмеяны. — Как ты догадалась?- решил уточнить я — Я мать Арландо Кавалли- сказала она таким тоном, словно хвасталась Хвастовство было так неестественно ей, что я негромко рассмеялся. — Ты не ответил. Ее теплая ладонь стала поглаживать меня по спине. Это был запрещённый прием: она знала, как обезоруживали меня ее ласковые прикосновения. — Это трудно объяснить. Вместо того, чтобы потребовать подробностей, она проронила: — Понимаю. Мы молчали какое-то время. Я не был уверен, что хочу делиться подробностями, особенно после печального опыта с Элайдже. Селена спала бесшумно, даже ее дыхание было еле слышным. Мне нравилось видеть ее такой безмятежной. И я знал, что, как только она проснется, весь груз тревог снова придавит ее к земле. — Ты совсем не удивилась- заметил я — В этом нет ничего удивительного. Ты всегда любил задачки посложнее. Каким-то образом маме всегда удавалось поднять мне настроение. — Она — нечто. Я сказал это с таким довольным лицом, что мама улыбнулась. — Вы просто встречаетесь или… — Встречаемся?- из груди вырвалась усмешка- Нет, мы даже не вместе. Мы… Я запнулся. Как мне назвать себя? Ее другом? Ее секс-партнером? Ее соратником? Ни одно из слов не могло объять моего к ней отношения. Было бы здорово назвать себя ее мужчиной, но довольно голословно объявлять себя им без ее согласия. Мой тяжелый вздох заставил маму нахмуриться. — Ты чего-то недоговариваешь. О, мама, ты себе даже не представляешь, сколько! — Не бери в голову- отмахнулся я — Дай угадаю: всё сложно? — В яблочко. Мама хмыкнула и ненадолго задумалась перед тем, как спросить: — Но ты питаешь к ней какие-то чувства? «Какие-то чувства» — хороший вариант, чтобы спрятаться от правдивого ответа. Проще всего было бы озаглавить это «какими-то чувствами». Но это словосочетание будто бы обесценивало всю серьезность и глубину моих чувств. И если я хочу быть честен с мамой, то должен обозначить это сразу. — Порой кажется, что я сам не отдаю себе отчет в том, насколько глубоки мои чувства. Знаю, она кажется вам невыносимой, но она очень…дорога моему сердцу, мама. — Она испытывает то же самое к тебе? Ее прямые вопросы убивали меня. — Я не знаю. Мы не говорили об этом. Как только я подхожу слишком близко, она отталкивает меня. И так каждый раз. Мама печально улыбнулась и взглянула на спящую красавицу. — Знаешь, некоторым людям очень трудно признать в своих чувствах. Мы с твоим отцом довольно долго шли к этому. — Правда?- удивился я С самого рождения я был свидетелем их безусловной и безграничной любви. Они подходили друг другу настолько идеально, что мне не верилось, будто когда-то между ними могли быть недопонимания. — О, да- мама закатила глаза- А такого трусливого ухажёра, как Алонзо Кавалли, еще поискать надо. Я усмехнулся. Было бы интересно послушать эту историю. Тем более, что я не против иметь в запасе очередную шпильку в адрес отца. — Я это к тому, что она тоже может бояться испытывать сильные чувства. Учитывая то, как много ей досталось в жизни, неудивительно, что ей страшно кому-то довериться. Кивнув, я не стал даже отвечать. Мама была абсолютно права, как и всегда. — Но если ты чувствуешь, что за нее стоит побороться, то не сдавайся. — Я уверен, что хочу этого. — Тогда в чем проблема?- искренне удивилась мама- С каких пор у тебя появились трудности с получением желаемого? — С тех самых пор, как она появилась- ответил я, как на духу. Мама всегда могла вынудить меня говорить начистоту - Ведь это не то же самое, что купить машину: здесь важно не только мое желание. Всё продвигается так медленно, потому что любой мой неверный шаг может всё разрушить. Я постоянно останавливаю себя мыслями о том, что могу спугнуть ее или показаться навязчивым. Ты же видишь: она ураган двенадцати баллов. Чуть что — и она в ярости. Что, если я признаюсь, и тогда Селена решит прекратить всякие отношения со мной? Что, если она рассмеется мне в лицо? Что, если она предстанет передо мной, готовая быть рядом как партнер, как друг — но не как моя женщина, как равная? Что тогда делать? — Боже мой, ты так похож на своего отца…- прошептала мама ошеломлённо Моя тирада, полная отчаяния, могла вполне принадлежать какому-то дураку из мыльной оперы. Не могу поверить, что я докатился до этого. Однако вот вам обнажённая правда, дамы: мужчинам тоже страшно доверять. Мне хватало ума скрывать это перед ней, но страх никуда не исчезал. Я находил миллион оправданий, чтобы не объясняться в чувствах и только теперь понял, как нелепо и трусливо выгляжу. — Милый, в таких вещах не бывает гарантий. — В том-то и дело: мне неизвестно, как это бывает. Я никогда не встречался с девушкой дольше одной ночи. Прости за подробности. Мама скромно и сочувствующе улыбнулась. — А с ней всё иначе? — Иначе. Понимаешь, когда я с ней, то не помню прошлого и не тревожусь о будущем. Я привык постоянно беспокоиться о ком-то, поспевать за событиями, все держать под контролем, быть всегда наготове…Селена заставляет меня забывать обо всем этом. Я отдыхаю душой рядом с ней. Мама нежно обхватила мою руку, и я ответил таким же бережным касанием. — Дорогой, если она действительно дарит твоей душе покой, то я могу только порадоваться за тебя. Ты ведь знаешь, как я всегда переживаю за вас, и за тебя в особенности… На ее глазах блеснули слезы, и я поспешил вмешаться, пока дело не зашло слишком далеко. Мне не хотелось доводить ее до слез. — Мама, не надо. Слез на сегодня было уже достаточно — Да, ты прав- она поспешно промокнула уголки глаз- Я просто хочу сказать, что очень рада. Если ты хочешь быть с ней, то я поддержу любое твое решение. — Ты всегда меня поддерживала. Мы обменялись улыбками. Похоже, что я снова в неоплатном долгу перед мамой. После разговора с ней на душе стало легче. Сама того не подозревая, она преподала мне новый урок: не страшиться новых для себя чувств и не бояться говорить о них. Всегда есть риск обжечься — и он особенно велик, когда имеешь дело с Селеной Андерсон — но лучше я ошибусь, чем стану сожалеть об утерянном шансе. Игра стоит свеч. К вечеру я успел прибрать весь первый этаж, затопить камин и изучить присланные доктором Матео документы. Это были данные с медицинской карты, а также письменное заключение. Как оказалось, у Селены наследственная склонность к гипотонии, от отца. Заниженное давление нередко бывает симптомом серьезных заболеваний. В случае Джея — проблемы с сердечно-сосудистой системой. Однако в ее случае, это гипотония первичного типа, которая бывает спровоцирована сильным стрессом и длительным эмоциональным перенапряжением. Это вполне закономерно, учитывая то, что ей пришлось пережить в юном возрасте. Среди симптомов я вычитал нарушения процессов теплообмена — это объясняло ее привычку замерзать при любом сквозняке. Не сумев на этом успокоиться, я позвонил Матео и задал с десяток вопросов. Он старательно убеждал меня, что никакой опасности нет. Ему пришлось посвятить меня во все детали его разговора с доктором Майлзом, который являлся семейным врачом Андерсонов. Майлз сообщил, что Она соблюдает все рекомендации по профилактике: правильное питание, физические нагрузки, режим дня — более ничего не требуется. Раза три я уточнил насчет медикаментов, и на третий раз Матео невольно повысил голос, отвечая, что никакого другого вмешательства не требуется. Странно, что я превратился в человека, которому надо повторять по несколько раз. Удалось найти в аптечке кофеин, который, как известно, повышает артериальное давление. Наполнив кружку водой, я вернулся в гостиную. Осторожно сел на другом конце дивана. Ее тело зашевелилось. От тревоги я не знал, куда деть руки, и в итоге разворошим ими волосы. Открыв глаза, Селена в растерянности осмотрелась вокруг. Что-то в ее взгляде показалось мне настолько беззащитным, что я на миг оторопел. Она была будто обнажена, оттого чувствовала себя уязвимо и испуганно передо мной. Я бережно коснулся ее щеки, стараясь убедить этим касанием в том, что ей ничего не грозит. — Где я? Ее голос обезоружил меня. Всеми фибрами души я ощутил, как она сломлена и опечалена. Насколько сильной была боль, что она даже не попыталась скрыть ее передо мной? — Это мое убежище за городом. Я захотел увезти тебя как можно дальше. Мы здесь одни. Выпей это. Проглотив таблетку кофеина, она отпила из кружки. Я так привык видеть в глазах Селены Андерсон жизнь, бушующую, искрометную — теперь в них бездонная пустота. Это причиняло мне боль: видеть ее такой. — Я сделаю чай. Лежи спокойно. Мне необходим небольшой тайм-аут, чтобы собраться с мыслями. Я не был готов к тому, как тяжело будет говорить с ней после произошедшего. — Так печёшься, как будто я смертельно больная- женский голос звучал непривычно хрипловато — Пьешь без сахара?- догадался я — Без. Для того, чтобы приготовить чай достаточно было только нажать на кнопку электрочайника. Однако я задержался на кухне всё то время, что закипала вода. Все надежды на то, что за сон она накопит достаточно сил — рухнули. Скрепя сердце, я осознавал, что причастен к той боли, что мы ненарочно причинили ей. Да, задумка с постановочными похоронами была не моей, но если бы я сопротивлялся сильнее, то помешал бы отцу воплотить этот идиотский план. Всё, что она высказала Джею, было справедливо. Я питал к этому человеку симпатию, но он слишком жестоко обошёлся со своей дочерью — а Она для меня дороже в тысячи раз. Неважно, за какими оправданиями Андерсон захочет спрятаться, отныне я всегда буду на страже ее интересов и буду заботиться о ее благополучии. Хотелось бы мне скинуть это желание на «синдром старшего брата», опекающего всех и вся, но…я питал к ней далеко не братские чувства. Выпив горячего чая, Селена виновато взглянула на меня и пролепетала: — Зря я тебя ударила. И наговорила столько всего. Надо сказать, в тот момент она сильно ранила меня своим недоверием и готовностью провозгласить подонком, даже не разобравшись в ситуации. Но ее чары работали безотказно: я уже и думать забыл об этом. И пришел к мысли, что способен простить ей гораздо больше, чем кому-либо еще. — Мне досталось не так много, по сравнению с охраной - отшутился я Попытка поднять ей настроение не удалась. Наивно было расчитывать на успех в этот момент. После паузы, она в отчаяние задала вопрос: — Что я за дура такая? — Ты далеко не дура. В твоем случае, это и есть проблема. Возможно, она с этим не согласна, но я искренне считал Селену Андерсон самой проницательной и умнейшей женщиной из всех, что когда-либо встречал. Каким-то образом она умудрялась раскусить меня и все мои уловки: да взять хотя бы тот трюк с видеозаписью Руджеро! Как, черт возьми, она всё поняла? В тот момент это повергло меня в ярость, но остыв, я в очередной раз восхитился остротой и живостью ее ума. Она удивляла меня постоянно: своей сообразительностью, решимостью, бесстрашием. Хотя, без сомнения, эти плюсы порой могли сыграть против нее. — Я думала, что все самое страшное со мной уже произошло, и хуже точно не будет. А теперь внутри как будто... — Выключили свет? Она посмотрела с нескрываемым изумлением, что кто-то кроме нее знаком с этим чувством. — Да. Я знаю, что наши ситуации разные, но как...Как ты это пережил? Как ты не стал таким, как я? Я хотел рассказать ей о том, как долго учился жить со своей болью, как пытался стереть из памяти все темные уголки моего прошлого, как до сих пор я возвращаюсь туда в ночных кошмарах — но не осмелился. Глупо раздавать советы, когда ты сам не смог справиться до конца. — Мой пример далеко не показательный. — Но ты не ожесточился, не озлобился. Не стал таким циничным и бездушным. Отчасти она ошибалась. Произошедшее в детстве кардинальным образом изменило меня, и я стал помешен на заботе о других — верно. Но был один человек, о благополучии которого я не думал ни секунды. И это я сам. Я готов истязать себя мыслями до изнеможения, растрачивать все силы и жертвовать каждой частью себя, чтобы кому-то помочь, но при этом я абсолютно холоден и глух к себе. Светя другим, сгораю сам — это как раз обо мне. — У меня были свои причины ценить жизнь, которую имею. Не было права пренебречь ею. Не думаю, что я смог справится с этим так хорошо, как ты говоришь. Но...Со временем понимаешь: Мир не сошелся на боли что тебе причинили. Холодное пиво, медленная песня, запах после дождя или...вкусная паста. Есть хорошие вещи. Кажется мелочью, но кому-то и этого не суждено увидеть за свою жизнь. Я знал одного парня, который не увидел за жизнь и сотой доли того великолепия, что видел я. Осознание этой чудовищной несправедливости не давало мне покоя ни днем ни ночью. Я чувствовал себя обязанным, несмотря на плохое начало, прожить жизнь полную и красивую. Селена молчала. Взглянув в лазурные глаза, я понял, что она с трудом сдерживает слезы. Менее всего мне хотелось увидеть это вновь, но то, что могло разорвать мне сердце — было ей необходимо как воздух. И всё же, она стойко держалась, лишь бы не показать свою слабость передо мной. Я знал, как никто другой: человек, пугающийся обнажения своей слабости, на самом деле боится только одного — пораниться. Мне хотелось наконец дать ей понять, что она может забыть об этом страхе рядом со мной: я ни за что на свете не упрекну ее в слабости. — Надо же. Твои слезы такие преданные: даже не думают выступить из глаз без твоего разрешения. Дай им право на жизнь. Что им делать внутри? Ее броня не продержалась и пяти секунд. Она приникла всем телом, а ее ручки накрепко ухватились за меня, словно за спасательный круг. Ни мое травмированное детство, ни одинокая юность, ни взбучка от отца, ни даже пулевое ранение не причиняли мне такой невыносимой боли, которую причинили ее слезы. С той секунды я понял для себя одну вещь: любой, кто причинит вред ей — причинит его и мне. Она безутешно плакала у меня на груди, и эта пытка далась мне тяжелее всех испытаний в жизни. Я боролся с желанием расцеловать ее мокрое лицо, чтобы слезы наконец иссякли. С каждым надрывным всхлипом что-то умирало во мне. — Я никому...никому больше не верю, кроме тебя. Верю только тебе. Боже правый, сколько я ждал, чтобы услышать эти слова? Но я никак не желал услышать это в таких чудовищных обстоятельствах. — Никто отныне не причинит тебе вреда. Я не позволю, слышишь? Маленькая моя. Селена прижалась ко мне крепче. Желание уберечь ее и защитить от любой угрозы не было похоже на все те чувства, что я испытывал к другим близким людям. Это нечто гораздо сильнее. Я не хотел становиться железным занавесом или клеткой, которая оберегала бы ее от опасности. Вперемешку с желанием обезопасить, во мне жила потребность дать ей пространство и время. Я хотел позволить ей свободно дышать, хотел подарить исцеление и утешение. Тот вечер с ней и ночь прочно засели в моей памяти. Она явилась передо мной обнаженной в своей сути. Я заглянул в самые тайные уголки ее души и понял, что пропал. Осознание было мгновенным и ясным как день. Да, я заботился о других, но о ней — особенно. Я переживал за других, но за нее — особенно. Я любил всех своих близких людей, но ее… Я люблю ее. Я люблю ее. Я люблю ее. С абсолютной ясностью мне удалось отыскать слово, худо-бедно способное объять чувства, переполнявшие меня. Долгие годы я жил с уверенностью, что не способен полюбить одну женщину; что мне всегда будет недостаточно чего-то. Даже более того: мне претила мысль о том, чтобы кто-то владел мной. Теперь я добровольно складываю оружие и поднимаю руки. Я твой. Весь твой. Отныне я знаю: настоящие чувства близки к состоянию кипения. В них только одна стабильность — высокий градус. Они греют и, вместе с тем, выжигают тебя изнутри. Говорят: «Любить нужно уметь» — чушь! Меня не понадобилось ничему учить. С того момента, как она появилась, умение любить возникло так же естественно, как умение дышать и жить. Это был не каприз, а фундаментальная составляющая, без которой я отныне не представлял себя. Она не способ забыть об одиночестве. Не эгоистичное желание избавиться от ночных кошмаров. Не приступ неконтролируемой страсти. Не моя добыча. Она — равная мне во всем. Женщина, которая будет сидеть на троне рядом со мной. Никогда не в стороне. Предназначенная мне кем-то свыше. Самая ценная из всех подарков судьбы. Моя единственная. Моя Селена.