* * *
Финляндия с горем пополам смог дотащить до дома туловище русского по снегу. Временами ему казалось, что он надорвёт спину. «Чем он вообще питается, если вырос таким шкафом?» Финское Воплощение ещё никогда не был так рад своему дивану, как в ту ночь. С каким облегчением он скинул с себя ношу в виде племянника, с каким облегчением выдохнул, а затем выпрямил спину, да с таким рвением, что та даже хрустнула. «Ну и что с ним делать?» — финн уставился на РФ, чьё тело было небрежно скинуто на белый диван, словно сам русский был пьян и кое-как дошёл и лёг как придётся: голова свисала с дальнего подлокотника, левая рука расположилась на животе, а правая безвольно касалась пола, с ней же разделила участь правая нога, в то время как левая зацепилась за другой подлокотник. Рюкзак валялся где-то у входа. Финляндская Республика смотрел на нелепую позу Федерации, пытаясь выстроить в голове план дальнейших действий. Однако ничего путного в голову не приходило, что заставляло нервничать. Что делать? И должен ли он вообще предпринимать какие-либо действия или же просто плюнуть на это и оставить Россию тут на диване, а самому пойти заниматься своими делами? Тут раздался глухой звук, который отвлёк от генерирования хоть какой-то последовательности действий. Звонил телефон. Финн нахмурился, из-за чего между бровями проступила мимическая морщинка, — он старался понять, откуда доносится вибрация. Приблизившись к спящему мёртвым сном племяннику, Финляндия осознал, что телефон находится в кармане куртки. Он достал смартфон и глянул на экран — «Дедушка». «Даже папá уже беспокоится», — первая мысль, которая у него возникла, хотя с чего он вдруг решил, что РИ звонит именно потому, что волнуется? Он принял вызов. — Россиюшка, где ты? Зачем же убежал? — до ушей Финляндии донёсся обеспокоенный голос бывшего Императора. — Он у меня, — спокойно произнёс финн, он одним звуком своего голоса ввёл в ступор звонившего. — Финляндия?.. — спустя какое-то время он вновь услышал приёмного отца. — Россия у тебя? — Да. — Как он? Финское Воплощение кинул быстрый взгляд в сторону племянника. Тот всё так же лежал, тихонько посапывая. — Спит, — в ответ раздался вздох облегчения. Финн невольно закатил глаза: сколько бы десятилетий не сменялось, а Российская Империя всё продолжал переживать за своё потомство. Финляндия по себе это помнил, хоть при посторонних родитель держал себя с отпрысками подчёркнуто холодно и требовал к себе официального обращения, то, оставаясь с ними один на один, выливал на них всю свою отеческую любовь, которая временами даже сбивала их с ног. — Ну что ты с ним, как курица-наседка... — Я приду к вам? — РИ проигнорировал наполненные толикой недовольства слова приёмного сына. — А, ну… — он растерялся и не сразу нашёлся с ответом, так как не знал, стоит ли давать разрешение на пересечение границы. А вдруг проснётся Россия, и что тогда делать? Как он отреагирует на то, что дедушка без его позволения покинул российские территории? Хотя, он же сам виноват! Это он своим глупым поступком всполошил Империю, заставив нервничать. — Да, хорошо.* * *
Ожидание длилось долго и изрядно действовало на и без того оголённые нервы Финляндской Республики. Он хотел, мечтал, чтобы бывший монарх как можно быстрее избавил его от присутствия несносного племянника. Время от времени финн заглядывал в комнату, где без задних ног дрых РФ, дабы проверить, не проснулся ли тот. Нет, отнюдь. Он теперь сменил ту забавную позу, в которой оставил его дядя, уютно устроившись на диване и продолжая сладко посапывать. «Как у себя дома!» — ворчал про себя Финляндия. И вот наконец на пороге возник Империя. Он предстал перед ним чуть ли не в виде спасителя, который заберёт тушу Федерации обратно на их земли. Старшее российское Воплощение отряхнулся от снега и снял куртку с обувью, после чего сразу же заключил в объятия ошалевшего от такого развития событий Финляндию. Несколько секунд финн пытался осознать то, что происходит, а затем, когда этот процесс завершился, неловко обнял приёмного отца в ответ. Но Финляндия был бы не Финляндией, если бы не обронил ничего колкого. — Следи за ним лучше, — оба прервали объятия. — А то он бы без меня остался где-нибудь в перелеске лежать под снегом. — Он был без сознания? — два сапфира сверкнули в волнении. — Папá, — вздохнул финн в надежде, что это обращение хоть как-то отвлечёт РИ от лишней и совершенно беспричинной нервотрёпки. — Прекрати, — однако даже после этого взгляд его никак не изменился, и Финляндия собрал все свои силы, чтобы снова не закатить глаза. — Нет, он был в сознании, — он сделал небольшую паузу, — до того, как свалился на меня. Внезапно Российская Империя прыснул и тут же прикрыл рот ладонью, чтобы скрыть невольно появившуюся улыбку. — Что смешного? — возмутился финское Воплощение. — Он чуть не уронил меня! — Тебя? — сапфировые весело сверкали, чем только дополняли приятную улыбку, бывший Император с иронией оглядел крепкую фигуру приёмного сына. — Неужели ты такая пушинка? Лёгкий смех РИ, который всегда ощущался Финляндией как нежные лучи солнца по весне, заставил слабый румянец коснуться щёк. Финляндская Республика нахмурился и отвернулся и теперь взглядом буравил белую стену. — И всё-таки, — после пары мгновений тихо произнёс он, — почему этот припёрся ко мне? — Этот? — Российская Империя сделал вид, будто не понял, о ком идёт речь, явно намекая, что такое обращение к внуку он от приёмного сына не одобряет. — Россия, — он кивнул в сторону комнаты, где спал племянник. — Он вдруг написал мне, что ему срочно необходимо встретиться со мной. — Улыбка покинула лицо старшего российского Воплощения и теперь оно приобрело какой-то грустный вид. — Что-то случилось, да? Российская Империя вмиг сделался каким-то задумчивым, видимо, пытался принять решение: поделиться ли причиной, из-за которой его потомок не поленился пересечь границу, или же промолчать. В конце концов, он с тяжестью вздохнул и одной рукой потёр лоб, словно его внезапно начала мучать головная боль. Финляндская Республика не был точно уверен, однако всё же решил озвучить своё предположение: — Союз опять замок на рот забыл повесить? Какого же было его удивление, когда бывший монарх одарил его печальным взглядом. Ну, конечно, опять СССР высказал своё очень важное мнение, приправляя его резкими и угловатыми словами, которые нет-нет, а задеть могли. Но… что он такого сказал, что даже собственный сын предпочёл объяснениям бегство в соседнее государство? Финн выжидательно смотрел на РИ — он имеет полное право знать, по какой такой причине Федерация нарушил его покой. Однако бывший Император продолжал хранить молчание, смотря в сторону и чуть схмурив брови. Финляндия понял: приёмный отец борется с желанием рассказать, отвести душу и с убеждением не выносить сор из избы. «А ведь раньше ты все семейные проблемы обсуждал со мной», — промелькнула мысль. Да, когда-то так и было. Финн не мог себе объяснить, чем заслужил то безграничное доверие, но готов был на всё, чтобы привязанность Империи только возрастала. Он помнит, как вечером, уже почти ближе к ночи, шёл к кабинету, останавливался в нерешительности и робко стучал в двери, а получив разрешение, входил и видел фигуру опекуна. РИ поднимал голову от каких-то бумаг и одаривал его улыбкой, полной нежности, которая заставляла сердце Великого Княжества биться быстрее. Российская Империя просил взять стул и сесть рядом с ним, что финн выполнял порой слишком поспешно, из-за чего пару раз чуть не падал. Российское Воплощение делился всем, что произошло за день, рассказывал о своих планах и переживаниях. А если после всего этого он ещё и трепал Финляндию по волосам, то счастью того не было предела, и неважно, что могло произойти в тот день, — всё это вмиг меркло, стоило тёплой ладони опуститься на его голову. Но теперь всё поменялось. Предыдущую мысль тут же сменила следующая: «Сам же покинул эту семью, чему ты удивляешься?» Глубокий вдох, а после выдох. Да, верно, он сам ушёл, никто его не гнал. Но что ему было терять? Императора свергли, а равно и его опекуна, началась вражда между Российской Республикой и РСФСР. А среди этих двоих ему места не было. Его народ грезил о независимости, так отчего было не послушать? Временное правительство хотело ограничиться лишь автономией для Финляндии, который при первой же возможности провозгласил в одностороннем порядке независимость во внутренних делах, что очень не понравилось Российской Республике, и он приказал солдатам занять сейм, а приказ брата аннулировал. Но его силы были слабы, а сам финн просто так сдаваться не собирался. К его радости, грянула Октябрьская революция, и РСФСР сверг младшего брата. Финское Воплощение решил попытать счастье, и брат, с которым у него были напряжённые отношения, позволил его сенату подписать Декларацию о независимости. В последний день 1917 года РСФСР позвал Финляндию к себе. Настроение финского Воплощения было приподнято и, как ему казалось, ничто не могло его испортить. Финляндия знал, что нынешнее правительство заседает в здании Смольного, однако РСФСР почему-то позвал его в Зимний. Чем ближе финн приближался к дворцу, который на долгие годы стал его домом, тем сильнее внутри нарастала тревожность. И неспроста. Одного взгляда на покинутый людьми дворец хватило для осознания, что вместе с РИ из него пропали душа и уют. Здание казалось ему серым. Мёртвым. Следы картечи напоминали рваные раны, через которые вытекла кровь, унеся за собой жизнь. Войдя внутрь, финн не узнал место, что раньше было насквозь пропитано роскошью. Финляндия подозревал, где мог найти РСФСР, и чем дальше он продвигался к бывшему кабинету Российской Империи, тем быстрее пропадал его некогда уверенный настрой. Он и представить не мог, что увидит эти великолепные залы в таком беспорядке. Но что было ещё хуже — он заметил следы грабежа и откровенного вандализма. Картины были изуродованы, с мебели срезали кожу и проткнули её штыками. На полу лежали иконы, безделушки и другие вещи, которые когда-то были созданы талантливыми руками. Приходилось смотреть под ноги, чтобы не наступить на обрывки изорванной книги или на осколки дорогой вазы. У Финляндии возникло стойкое впечатление, что люди намеренно оскверняли дворец, будто своими варварскими действиями могли стереть всё то, что было создано Империей. Наконец он дошёл до кабинета, дверь в который была не заперта. Финн заглянул туда: никого, кроме РСФСР, там он не увидел. В помещении стоял относительный порядок, особенно в сравнении с коридорами. Ударив костяшкой о косяк, он привлёк внимание бывшего Цесаревича. — Вот и ты, — произнёс он, поднимая взгляд на Финляндию, — я уже заждался. Финляндская Республика прошёл внутрь, оглядывая кабинет и подмечая про себя, что и здесь не обошлось без воровства. РСФСР находился у стола, на котором стопками были накиданы бумаги, которые он скрупулёзно прочитывал. Прямо при финне он, дочитав какое-то письмо, скомкал его и, дойдя до горящего камина, кинул его в огонь. После он вернулся к столу и из картонной папки вынул лист. Повернувшись к финскому Воплощению, он начал вслух зачитывать написанное: — В ответ на обращение финляндского правительства о признании независимости Финляндской Республики Совет Народных Комиссаров, в полном согласии с принципами права наций на самоопределение, постановляет: войти в Центральный Исполнительный Комитет с предложением: а) признать государственную независимость Финляндской Республики и б) организовать, по соглашению с финляндским правительством, особую комиссию из представителей обеих сторон для разработки тех практических мероприятий, которые вытекают из отделения Финляндии от России. Услышав эти долгожданные слова, Финляндия на секунду задержал дыхание и прикрыл глаза. Внезапно по его спине пробежались мурашки — предвкушение самостоятельного правления разливалось по телу. Он даже позволил уголкам губ приподняться. Впервые за всю свою долгую жизнь он обрёл суверенитет. Осознание этого буквально вскружило ему голову, и в моменте ему показалось, что он сейчас упадёт. — Не умри от счастья, — безразлично выдал РСФСР и протянул Декрет. Финн прикрыл губы рукой, будто хотел стереть улыбку, и приблизился к российскому Воплощению. Слегка дрожащей рукой он забрал документ и отошёл на два шага, пробегаясь по тексту собственными глазами, что мерцали подобно голубым звёздам. Будь он один, то мог бы спокойно прижать этот лист к груди и с облегчением выдохнуть. Это не просто новая страница в его истории, даже не глава, а целая часть, которую он напишет самостоятельно со своим народом, и ни шведы, ни русские не будут нависать над его плечом. — Ты можешь идти, — с толикой раздражения проговорил РСФСР, — тебя отныне здесь ничего не держит. Финляндия оторвался от любования Декретом и взглянул на русского. Кивнул ему слабо и, отводя взгляд от его лица, вдруг зацепился за знакомую вещь, что тускло поблёскивала на столе. Сердце с болью пропустило удар, что чуть не заставило его с шумом выдохнуть. Кольцо из белого золота с гравировкой внутри. Подарок, задуманный на трёхсотлетие Российской Империи, который ему не терпелось вручить приёмному отцу. Когда он уезжал на свои территории, Император поклялся, что всегда будет носить его как талисман. Почему же оно здесь?.. — Откуда это? — прошептал он. РСФСР услышал его и, проследив за направлением его взгляда, без интереса мельком глянул на украшение. — Собрал все цацки, что не успели растащить. Там ещё лежат, — он указал за стол. Финляндская Республика обошёл стол. На полу была постелена ткань, на которую положили драгоценности, столовое серебро и другую кухонную утварь, сделанную из драгоценных металлов. — Зачем это всё? — Продам, — просто и коротко ответил российское Воплощение. Финляндия от такого возмущённо выдохнул. Всё то одухотворение, навеянное признанием его независимости, вмиг исчезло. Он стоял посреди кабинета приёмного отца, чей дом нещадно разграбили и осквернили дикари из революционной шайки РСФСР, который сам не гнушался собрать всё то, что представляло собой хоть какую-то ценность, и плевать, что некоторые из них принадлежали не РИ, а женщинам из императорской семьи. Всё это он без зазрения совести спустит с молотка. При этой мысли его возмущение начало перерастать в гнев. Он уже и забыл, как бывший Цесаревич, порой одним лишь своим присутствием, мог вызывать в нём волну негодования, которую, впрочем, раз за разом сдерживалась гранитной дамбой его самоконтроля. Лишь единожды эта конструкция дала течь, и сейчас он себе не позволит повторения той ошибки. Взяв себя в руки и выдохнув, он обратился к РСФСР: — А где сам папá? От последнего слова русский недовольно морщится, но спокойно отвечает, повернувшись лицом к Финляндии. — Вместе с царской семьёй, — с толикой самодовольствия выплёвывает он. — В ссылке. — Что?.. — с неверием произносит финн. — Как ты мог?.. — Дыхание прерывается, ведь воображение в красках представляет картины того, что могут сделать с ним большевики. — Да как тебе совесть позволила оставить отца с теми людьми?! Финляндия поздно замечает, что невольно сорвался на крик. Лицо РСФСР же вовсе не изменилось, будто ему и вправду было плевать на дальнейшую судьбу родителя. — Убить его всё равно не смогут, — с цинизмом напоминает он. Эта фраза стала последней каплей — на сей раз трещина не смогла сдержать столь сильную волну ярости. — Да как ты можешь?.. Он же твой родной отец. — Финляндия замотал головой, пытаясь собраться с мыслями, что из-за бушующий негативных эмоций получалось плохо. Хотя… а было ли это необходимо в тот момент? — Какой же ты выродок! — Резко выкрикивает он и, не думая о последствиях, продолжает: — Он ведь всё делал ради тебя! Всё! Сразу после работы место в его мыслях занимал ты! Но ты всегда принимал это как должное! Ты вообще никак не хотел помочь ему, даже не проявлял банального интереса, как прошёл день! Зато у тебя хватило наглости спеться с народовольцами и заставить жить его в страхе, — с презрительной усмешкой он выплюнул последнюю фразу. — Какой же мразью нужно быть, чтобы провести убийцу в собственный дом и помогать ему таскать туда динамит?! Но даже когда он всё узнал, он не перестал тебя любить! Но ты… ты этой любви вообще не заслужил! Финляндская Республика вылил это всё единым потоком, не прерываясь на вдох, из-за чего теперь пытался отдышаться. На середине этой тирады под давлением эмоций он начал мешать три языка, но он был уверен, что до РСФСР дошла суть. Голова слабо кружилась, а в глазах на миг всё поплыло. Сам же бывший Цесаревич слушал это всё, облокотившись бедром о стол и не меняя спокойного выражения лица. Пока финн приходил в себя, он всё так же стоял, не предпринимая никаких попыток физической расправы за сказанное. — Финляндия, ты получил то, что тебе нужно. И я попрошу тебя покинуть мои территории, — от этих слов на лице финского Воплощения явно читался вопрос. — Сейчас очень неспокойно, мне нужно урегулировать ситуацию в стране. Как и тебе в своей. Финляндская Республика остолбенел — не такой реакции он ожидал на свою гневную речь. Где-то в глубине души теплилась по-детски наивная надежда, что эти слова повлияют на решение РСФСР. Что в нём проснётся совесть, и он осознает весь ужас своего поступка. Но этот безразличный взгляд заставил потухнуть надежду. Ком застрял в горле, и финн чувствовал, как подступают слёзы, из-за чего поспешно прикрыл глаза, с силой сжав веки. Он рвано выдохнул. — Ты… настолько его не любишь? — Финляндия, глянув в золотые глаза, тихо прошептал. — Лучше ненависть, чем такая извращённая любовь. Теперь РСФСР смотрел на него с отвращением, а последние слова так и вовсе выплюнул, как что-то мерзкое. Сердце будто иголкой укололи. Финляндия понял, что нужно уходить. Уходить и больше никогда не возвращаться. Здесь больше нет ничего того, что было для него дорого. Ведь не просто так РСФСР позвал его в Зимний дворец — хотел показать, что отныне это не его дом. Он тут чужой. Он шёл за документом, который подтверждал признание его суверенитета, а по итогу покинул бывший дом с полной решимостью порвать все связи со своей приёмной семьёй. Быстро обойдя стол, он направился к выходу. Но в дверях остановился. Всё ещё было кое-что, последний элемент, но очень важный, который связывал его с этой землёй. — Смогу ли я встретиться с папá, когда выйдет срок? — финн обернулся к бывшему Цесаревичу. Тот некоторое время молчит, что заставляет финское Воплощение нервничать. Потом он медленно, словно специально растягивая время, подходит к чудом уцелевшему портрету Российской Империи, что в золотой рамке висела на стене. РСФСР поворачивает голову в сторону Финляндии. — Никто его больше никогда не увидит, — с яростной быстротой он срывает картину, полотно которой рвётся от падения на пол. Воспоминания прерываются, стоит РИ коснуться плеча приёмного сына. Финн на миг теряется в пространстве, но это ощущение быстро проходит. — Как ты можешь продолжать терпеть его? — внезапно выдаёт он. Бывший Император понимает, о ком идёт речь, оттого на его лице появляется искреннее удивление, словно ответ на этот вопрос донельзя очевиден и смысла задавать его нет. Российская Империя вдруг улыбнулся и прошёл мимо Финляндии прямиком к спящему внуку и, склонившись над Россией, ласково гладит по голове. В мыслях финна возникает образ далёкого прошлого, когда РИ точно так же осторожно проходился пальцами по его волосам. Он смотрит на них, терпеливо ожидая, когда Империя что-то ему ответит. — Ты ведь знаешь, Финляндия, что я люблю всех своих детей, — спустя недолгое время начал он. — Вы все разные, с разными характерами, увлечениями, — финское Воплощение кивнул, не совсем понимая, к чему ведёт РИ. — С разным мировоззрением, — на последнем русский ставит акцент. — Но разве всё это повод перестать их любить? Неужели какие-то недостатки, пороки или слабости могут стать препятствием для этого чувства? — Финляндия хмурится, не согласный со словами приёмного отца. Та сила, с которой РИ любит всё своё потомство, заслуживает уважения, но проблема в том, что мало кто может это оценить. Мало у кого хватит духа не воспользоваться этой слепой любовью, которая делает хуже самому Российской Империи. — Что касается Союза, то… — протянул он, возвращая взгляд к спящему внуку. — Я не был идеальным отцом, так с чего бы ему быть идеальным сыном? — Но он истреблял память о тебе! — А разве ты не поступаешь так же? — спросил бывший Император, поворачивая голову к приёмному сыну. — Разве ты не пытаешься отречься от нашего общего прошлого? Финн со стыдом отворачивается, чтобы не смотреть тому в глаза. Тут ему уже нечем возразить. — Даже по-русски не говоришь… — с печалью в голосе произнёс он. — Но я не буду продолжать эту тему. Думаю, Россия тебе уже всё высказал. Финляндия лишь хмыкнул, вспоминая тот словесный напор со стороны племянника, под которым оказался на встрече в Сочи. — Моя любовь помогает мне принимать своих детей такими, какие они есть. — И спустя секунду он добавляет: — Тебе и не знать это, Финляндия. Он исподлобья глянул на приёмного отца, понимая намёк. На лице РИ застыло умиротворение, и он вновь нежно провёл рукой по голове России. Финляндия засматривается на это, а перед глазами снова возникает то воспоминание. Что тогда, что сейчас до него не доходит, как Империя смог относиться к нему, словно он не чужой ребёнок. Словно он не ребёнок Государства, с которым находился долгие годы в состоянии вражды. Российская Империя продолжал говорить о любви, а финн смотрел в окно, где мягкий лунный свет смешивался с холодным мерцанием огней гирлянды на ёлке. В этом свете сапфировые глаза бывшего Императора сияли совсем слабо. И именно это заставило в голове пробудиться другому воспоминанию: когда императорская детская пополнялась, то РИ, склоняясь над колыбелью, заставлял свои глаза мерцать, совсем как праздничные огоньки, чем вызывал крики восторга со стороны недавно родившегося Воплощения. — Папá, — обратился Финляндия, и русский вновь глянул на него, — про-ости мен-ня-я, — когда он услышал свои же слова, то лицо скривилось так, будто он лимон облизал. — Как же давно ты не говорил по-русски, — с какой-то щемящей грустью произносит он. Глаза Финляндской Республики округляются, и он отчего-то стыдливо отводит их. Возникло давно позабытое чувство дежавю: точно так же много лет назад он избегал смотреть на опекуна, когда до него доходили сведения о его прогулах уроков русского языка или отсутствия практики. После пары таких инцидентов РИ, в качестве наказания, отправлял Финляндию изучать русский с невестами Великих князей, после чего финское Воплощение осознал свою ошибку и стал прилежным учеником, что не могло не радовать приёмного отца. В такие моменты он с полной нежности теплотой улыбался Великому Княжеству и легонько трепал его по голове, что приводило последнего в неописуемый восторг. Особенное рвение в изучении языка Финляндия проявлял после обещаний Российской Империи лично провести ему урок. К большому сожалению для финна, эти занятия проходили слишком быстро — настолько он наслаждался компанией Императора. Финляндия слышал, как РИ говорит по-французски, но это и в сравнение не шло с тем, как он говорил по-русски: он с таким мастерством обращался с родным языком, что тот превращался в музыку. Со временем сердце начинало ускорять ритм, если до слуха Финляндии доходили звуки голоса российского Воплощения, и тогда он решил, что будь любовь языком, она была бы именно русским. Но вот он обрëл независимость, а после вступил в войну со своим неродным братом, и русский перестал звучать нежно, теперь он доходил до него по-варварски грубыми возгласами. — Я выгляжу глупо, когда говорю по-русски, — он наконец перевëл взгляд морозных глаз на приëмного отца, который с нескрываемым удивлением взирал на него. — Будто заикаюсь. Российская Империя, осознав слова финского Воплощения, коротко хохотнул и слабо покачал головой. Затем встал с колен и приблизился к финну. — Всë дело в практике, родной, — он коснулся ладонью запястья Финляндии и слегка сжал его. — У тебя даже есть тот, с кем его практиковать, — и кивнул головой на отсыпавшегося РФ. Финляндия не сдержался и громко хмыкнул, «радуясь» такой перспективе. Учитывая их последний разговор, последующие вполне могут пройти с тем же настроением, только в этот раз финн не будет отмалчиваться, как в прошлый раз, терпеливо глотая параноидальные обвинения. — Что же про их ссору… — задумчиво протягивает РИ. — То она вспыхнула из-за неприятия Союзом религиозных взглядов России. Он никак не успел среагировать на услышанное, как приёмный отец направился к выходу, что сбило Финляндию с толку. — Уже уходишь? — он быстро глянул в сторону племянника, который мирно посапывал, морща нос. — А его ты забирать не будешь? — Как ты себе это представляешь? — Российская Империя уже стоял обутый и теперь застёгивал куртку. — Ты думал, я по сугробам через границу потащу его? Знаешь, сколько он весит? Финляндская Республика с растерянностью слушал риторические вопросы, пока внутри потихоньку нарастала паника. Только не сейчас… Он ведь не сможет!.. — Отоспится и вернётся. Главное, чтобы его сон не затянулся, — Империя оглядел себя. — Я надеюсь, что могу положиться на тебя. — И прежде, чем выйти, добавляет: — Держи свои наклонности при себе, пожалуйста. От таких неожиданных слов глаза финского Воплощения округляются, а дыхание замирает. Но потом он берёт себя в руки и, устало выдыхая, отвечает: — Папá, это не так работает. — Он напарывается на серьёзный взгляд бывшего монарха и спешно заверяет его. — У меня такого и в мыслях не было! — Вот и хорошо, — лицо РИ смягчилось. — Постарайтесь не ругаться, — финн кивает. — До встречи, poikani. Стало тихо. Финляндии даже показалось, что он мог слышать хруст снега удаляющихся шагов. Он тяжело вздохнул и потёр лицо. Он так надеялся, что Империя заберёт этого мальчишку, а теперь… Сердце внезапно пропустило удар. Он быстрым шагом двинулся в свою спальню, открыл ящик стола и взял в руку блистер с таблетками. Ошеломлённый и испуганный взгляд застыл на оставшихся трёх.* * *
Хрустальная ваза со звонким треском разбилась о стену, по которой разлилась вода, а пара лилий упала на пол. Испуганный итальянец успел прикрыть голову руками, присев на колени. — За что, Германия?! — со смесью страха и возмущения выкрикнул он. — Вечно гонцы по голове ни за что получают, — вздохнул Франция, сидящий за длинным столом. ФРГ кинул злой взгляд в сторону француза, которого данный жест ничем не удивил, а после воскликнул, смотря уже на Италию: — Какого чёрта ты только спустя две недели рассказал об этом? Германия был настолько преисполнен злобой, что кончики пальцев подрагивали от переизбытка адреналина в крови. Испуг крепко-накрепко сковал тело итальянского Воплощения, что он не мог и слова вымолвить. Италия переводит взгляд, в котором читался призыв о помощи, на Французскую Республику, который, к огромному счастью, заметил беззвучную мольбу и обратился к немцу. — Может, потому что он не видел в этом смысла? — теперь Германия раздражённо воззрился на французское Воплощение. — Сам подумай, что такого важного произошло между Россией и Японией, чтобы он первым же рейсом к тебе летел? Федеративная Республика Германия притих, слушая Францию. Итальянец всё ещё не мог взять в толк, как он не боится таких вот агрессивных выходок со стороны немца, и как же он благодарил его за защиту. — Такая реакция Японии вполне объяснима, — продолжал французское Воплощение. — Он до того интроверт, что социофоб, — беззлобно хмыкнул он, дёргая правым плечом. — Засел в своей раковине и почти ни с кем из Стран не общается. А тут к нему прилетает Россия, с которым он толком не пересекался вне работы, и живёт с ним в одной квартире. Почти неделю. Неудивительно, что он остался под впечатлением, — он вальяжно откинулся на спинку стула. — У России вошло в привычку нас всех удивлять, не правда ли? — его губы приподнялись в улыбке. В кабинете воцарилась тишина. Франция вновь стал перебирать карты Таро, сосредотачивая на этом всё своё внимание, а немецкое Воплощение устремил свой взгляд в окно, пока итальянец боялся издать лишний звук, который мог бы вновь навлечь на него гнев Германии. Его спасением оказалось то, что он не уточнил, чьи феромоны уловил, когда оказался в квартире японца. А если бы сказал и это… страшно представить, что тогда бы выкинул ФРГ. И француз в таком случае не смог бы помочь. — Ты вообще стал странно вести себя, когда речь заходит о России. — Итальянская Республика заметил, как дрогнули плечи немца, и тот прикусил нижнюю губу. — Но знаешь, чем бы ты не руководствовался, а голову терять не стоит. ФРГ сжал кулаки, продолжая смотреть на ночной город. — Какая ирония, что это говоришь ему ты, Франция, а не наоборот, — хмыкнул Италия, преодолев свой страх и вставая с пола. — Я просто хочу, чтобы он обратил на меня внимание, — тихо прошептал немец и склонил голову. — Чтобы он снова почувствовал во мне нужду, — с грустью закончил он. Французская Республика озадаченно вздохнул, прикрыв глаза и запустив в распущенные волосы руку. Он повернулся к спине Германии боком, и взгляд его устремился куда-то в точку в пространстве. Итальянец вопросительно поглядывал то на одного, то на другого, пока ему это не надоело и он не поднял цветы, что покоились у стены. Наконец, француз кивнул своим мыслям, после чего, обернувшись, сказал в сторону немецкого Воплощения: — Напиши России, что ты и я готовы помочь в урегулировании конфликта на востоке территорий его брата и готовы стать гарантами решения, которое примем на саммите. Федеративная Республика Германия обернулся, а на его лице возникли удивление и растерянность, в то время как Италия окончательно перестал что-либо понимать.