***
— Соблазни его, — блондинка шепчет тебе на ухо, почти прижимаясь к нему губами. — Что? — оторвавшись от конспекта, поворачиваешь голову в её сторону. — Я говорю, соблазни его, — нахалка кусает губы и сужает взгляд, — я видела, как он на тебя смотрит. Там пар валит из ушей. Просто возьми и соврати этого кабана. — Кабана? — хмыкаешь, — странные у тебя аналогии. Почему кабан? — нет, тебе правда интересно. — Не цепляйся к словам, — девушка отмахивается, морщась, — я тут подумала… Помнишь те блядские ремни? — Смотрю, они тебя всё никак не отпускают, — косишься, не сдерживая смешок. — Я серьезно. Давай сходим в тот магазин, купим тебе гартеры? — Хани аж светится, ты отказываешься верить своим ушам. — Не хочешь идти туда, закажем и встретим курьера у общаги, — блондинка достаёт телефон и открывает поисковик. — Ты нормальная? — Абсолютно. У тебя юбка есть… Гофре. Наденешь сверху. Никто не увидит, а его рука наткнётся, — тебе кажется, что она завелась. Вон, как сверкают глаза и пылают щёки. Хочется отказаться от этой идеи, но, почему-то, опускаешь взгляд на экран её гаджета и отодвигаешь тетрадь. Хани улыбается, видя, как теперь твои щёки румянятся на глазах.***
— Как я пойду в таком виде в универ, — ты всё ещё не веришь, что согласилась на эту сомнительную авантюру. — Так и пойдёшь, — Хани сидит на полу, рассматривая твои ноги, на бёдрах которых красуются кожаные ремни, — задницей только не крути, юбка короче, чем я думала, — ты переводишь взгляд на зеркало. Край ткани, действительно, едва прикрывает это безобразие. — Ему понравится, — девушка поднимается на ноги и встаёт рядом. — Откуда только в твоей голове такие идеи рождаются? — Второй год встречаюсь с извращенцем, — Хани смотрит на тебя через зеркало, — это самое безобидное. Поверь мне, Чонгук ещё тот умелец… Просто ещё не до конца раскрылся пред тобой, — смеётся, кусая губы, ты сужаешь взгляд. — Ты-то откуда знаешь? — Всё тот же Тэхён. Не то, чтобы он рассказывал, но пока ты тухнешь в своей комнате и шарахаешься от людей, я слушаю их разговоры. Уши вянут до сих пор… — Она закатывает глаза и манит рукой, вытаскивая тебя из комнаты.***
… Вы, всё же, опаздываете. Влетаете в альма-матер на полной скорости, вверх по лестнице, перепрыгивая ступени. Видите, сидящих у окна на полу, парней и машете им, не тормозя. Хани же довольно крякает и едва не хлопает в ладоши, когда замечает, как вытягивается лицо Чонгука. Ты проносишься мимо него, взлетая выше. Он успел увидеть. — Стоять! — грохот голоса заставляет обеих затормозить, проехавшись по полу. Оборачиваетесь и видите, быстро идущих к вам Чона с Кимом. Первый играет желваками, второй похабно улыбается. — Ты! — Чонгук указывает на тебя, — остаёшься на месте, вторая идёт, куда хочет, – ещё немного и блондинка завизжит от удовольствия. — Чон, у нас лекция, — дышишь загнанно, ищешь поддержку в лице Хани, но та поднимает руки, отступая. Предательница. — Похеру, — брюнет хмурится, языком играет с колечком в губе, Ким же едва не давится смехом. — Я просто хочу… — Я тоже, — обрывает, оказываясь слишком близко рядом, хватает тебя за локоть и тянет в неизвестном тебе направлении. Оглядываешься на Хани, та едва не трещит от улыбки, показывая два больших пальца. Пиздец. Какой форменный пиздец… — Да что с тобой? — почти бежишь, увлекаемая брюнетом. Сбилась со счета в количестве поворотов, с удивлением обнаружив, что эту часть здания ты не знаешь. — Это ты мне объясни, — Чон толкает рукой какую-то дверь и затаскивает тебя в пустую аудиторию. Разворачивает к себе рывком и, подхватив за талию, усаживает на стол. Преподавательский. — Да что я сделала-то опять? — сдуваешь челку с глаз и наталкиваешься на горящий взгляд. — Что под юбкой? — скрещивает руки на груди, хмурится, жуя щеку изнутри. — Ничего, — поджимаешь плечами и, внезапно, всё встаёт на свои места, стоит лишь вспомнить слишком довольное лицо Хани. — О, серьезно? — хмыкает и опускает руку на колено, — а если я проверю, — ведёт ладонью вверх, сразу под юбку, нащупывая ремень. — На это и расчёт, — шумно выдыхаешь, с трудом сглатывая. По телу растекается жар, мурашки расходятся по ноге под его ладонью. — Вот как, значит… — второй рукой раздвигает твои колени, вставая непозволительно близко, — а в магазине краснела, как школьница… — смотрит сверху вниз, продолжая водить пальцами по ремню. — Мне было неловко, — рассматриваешь его грудь и думаешь, что на нём сегодня слишком много одежды. Бесит этот скафандр-толстовка. — А прийти в универ в сбруе нормально? — его ладонь продвигается выше, ты глубже набираешь в легкие воздуха. — Скажи спасибо, что не в полной… — смелеешь и на языке крутится более развёрнутый ответ, но его рука отвлекает. Она оглаживает бедро и устремляется к кромке белья. Свободной задирает юбку выше. — Была бы в полном комплекте, ты бы не дошла, — его чуть передёргивает, когда подцепляешь пальцем ремень и тянешь на себя, медленно расстёгивая. — Может, с тобой так и надо? — поднимаешь взгляд и улыбаешься, звякнув пряжкой. Тянешь молнию вниз, наслаждаясь вжиканьем. — Смело, — хмыкает, подхватывая под ягодицы и придвигая одним рывком ближе к себе, на самый край стола, — но мне всё нравится, — шепчет в губы, не спеша расстёгивая пуговицы твоей рубашки, — я же говорил, чтобы не предлагала школьницу… — распахивает полы, медленно выдыхая и оглаживая взглядом твою грудь. — Неужели просчиталась? — ладонями ныряешь под толстовку, с наслаждением обводя пресс. — Всегда беспроигрышный вариант, — в самые губы, замирает, улыбаясь, и целует. Мягко, тягуче, словно вы в первый раз соприкасаетесь губами. Вытаскиваешь руки из-под толстовки и обнимаешь, вытягиваясь и прижимая парня к себе. Охаешь, когда Чон отрывает от стола и делает несколько шагов, опустившись вместе с тобой на стул. Тянешь его никчёмную вещь вверх, стягивая. Ведёшь пальцами по груди, задевая соски и слыша, как он резче втягивает воздух. — Прямо здесь? — запрокидывает голову и смотрит на тебя, развязно растягивая губы. — Прямо здесь… — трешься об его пах, слишком отчётливо чувствуя, как там всё наливается. Тонешь в темноте его глаз, где даже зрачков уже невидно. — А как же романтика и долгие прелюдии? — сипит между покусыванием твоих губ. — Да к черту их, — шумно выдыхаешь ему в рот, ощущая сильный толчок между ног. — Ты же понимаешь, где мы, — слышишь тяжелеющее дыхание, чувствуешь, как его хватка на твоём теле усиливается. — Да, — обводишь языком контур его губ, запуская пальцы в волосы. — Я не буду тебя раздевать, — закатывает глаза, стоит тебе потянуть за пряди. Прокручиваешь бёдра, особенно сильно чувствуя, как уже насквозь мокрая и как у него всё напряжено. — Чонгук… — продолжение фразы тонет в жадном поцелуе. Он обхватывает тебя рукой за талию, вторую запускает между твоих ног, надавливая. Удивительно, но вам обоим хватило пары минут, чтобы завестись. — Готова, — хмыкает и сдвигает твое нижнее белье, хватаешься за его плечи и совсем не уверена, что удержишься. Он не медлит. Приспускает собственные остатки одежды и помогает себе рукой, направляя. Целуешь, сплетаясь с его языком. Жмёшься к нему ближе, слышишь, как опасно скрипит под вами стул. И всё становится совсем неважно, когда чувствуешь горячую головку и следом аккуратный толчок. — Блять… — упираешься в его плечо лбом, слыша, как он хрипит, сдерживаясь. Насаживает медленно, растягивая собой, а у тебя простреливает позвоночник. — Тесная… — со стоном шепчет, зажмуриваясь и сжимая тебя в руках сильнее. У вас обоих пульс срывается на запредельный, стук сердец оглушает. Ни он, ни ты не понимаете, как выровнять дыхание. — Детка, — Чон почти умирает. Ему кажется, что он прямо сейчас кончит, — расслабься, ты не даёшь мне… — стонет громче, а ты почти хнычешь от невероятного чувства, растягивающихся стенок, что плотно обхватывают его член. Течёшь сильнее, пачкая его джинсы. Ладонями блуждаешь по мужской шее, поднимая выше голову, чтобы вгрызться в неё. Сжимаешь зубами, толкаясь навстречу его движениям, и оглушаешь брюнета стоном. — Пиздец… — Чонгук не соображает ничего. У него явно плохо с головой, потому что так хорошо ещё не было. Ему бы вот так и остаться, замерев в этом мгновении. Ты слишком хорошо обхватываешь, достаточно мокрая и так дышишь на ухо, что у него всё плывёт перед глазами. И ты не выдерживаешь первая. Двигаешь бёдрами, просто чтобы попробовать, как это. Шипите одновременно от этого скользящего движения, мужские руки подхватывают за талию. Сжимает до хруста, ловит губы в голодном вульгарном поцелуе, толкаясь в тебя. Мычишь, льнешь плотнее, и Чон слетает с тормозов. Задаёт темп руками, подмахивая; целует везде, куда может дотянуться; сдирает с одного плеча рубашку, чтобы тут же оставить на нём алый след. Ты находишь опору, ухватившись за спинку стула, ступней опираешься о ножку, меняя угол, и не знаешь, каким образом, но успеваешь подстроиться под резкий темп. Чонгук сильнее стискивает пальцами ягодицы, рвано хватает воздух между поцелуями и поднимает вас, снова. Тебе же всё равно, что будет дальше: пол, стол, стена, окно. Тебе настолько всё равно, что мысленно соглашаешься со всем. Лишь бы только он и дальше так толкался. Чон опускает тебя на стол, нависая сверху. Упирается руками в поверхность, смотрит жадно, а ты видишь откровенную похоть в черноте его глаз. Он задирает юбку выше, сминая её на животе, подхватывает под колени, опускаясь на локти и задевает что-то внутри, потому что ты давишься стоном в ту же секунду. Перед глазами парад планет, сердце ухает, падая куда-то вниз, словно отпущенная тетива. Цепляешься за парня, захлёбываясь. Он набирает бешеный темп, кусает снова и снова шею, вбивая тебя в стол. А у тебя звездопад перед глазами. И готова поклясться, что ещё никогда так не радовалась тому, что ошиблась, когда поверила ему в ту ночь в клубе. Этот недогей так яростно доказывает обратное, что ты рассыпаешься в пепел, умирая и воскресая под ним. У Чонгука горит всё тело. Не может отвести от тебя взгляд, наслаждаясь тем, как ты в прямом смысле слетаешь с катушек под ним. Искренне пытается держать себя в руках, всё ещё помня, где вы, но с каждым твоим стоном это получается всё хуже и хуже. Он стягивает с одной груди белье, склоняется к ней, давая секундную передышку. Кусает за сосок и с восторгом хмыкает, когда чувствует, как ты течёшь сильнее. Сока так много, что эти хлюпающие звуки уже невозможно ни скрыть, ни заглушить. Его джинсы безнадежно испорчены, твои бёдра измазаны, но ничего более соблазнительного он не видел. Чон выпрямляется на руках, видишь капли пота у него на висках, слышишь тяжелое дыхание, срывающееся с приоткрытых губ, на шее яркие следы от твоих укусов. Сильнее обхватываешь его ногами, сжимая, а он снова и снова толкается, стараясь быть как можно глубже. Ты уже теряешься, где-то между небом и землей, концентрируясь лишь на мощных движениях и на горящих глазах. Хватаешься за его руки, плавишься больше и быстрее, чувствуя, как знакомая волна поднимается вверх по ногам к бёдрам, концентрируясь в одной точке. Там, где все горит огнём. Он тоже на пределе. Стоит ему ощутить, как ты начинаешь пульсировать внутри, резко выдыхает через рот, наклоняясь к желанным губам и проникая языком в рот как раз в тот момент, когда тебя выгибает под ним. Чон глотает женский громкий стон, наваливаясь всем телом и продолжает двигаться, ничуть не снижая темпа. Толчок. Ещё один. Дрожишь немыслимо сильно, но продолжаешь сжимать его, зажмуриваясь. Судорога отпускает, уступая неге, именно тогда, когда брюнет успевает выйти, едва не упустив момент. Доводит себя несколькими движениями руки, пачкая твоё бедро. Стонет глухо, запрокидывая голову и зажмуриваясь. Хватается за тебя так, что почти вскрикиваешь от боли. Тянешь его на себя, не обращая внимания, что пачкаетесь оба в его следах, пальцами перебираешь мокрые волосы. — Надо снова взять в привычку салфетки носить с собой… — шепчешь, не открывая глаз. — А мне презервативы... — голос Чона настолько низок, что ты не узнаешь его. Он бархатом обволакивает, заползая под кожу. — Как мы пойдём? — тебе, в принципе, всё равно, но попасться на глаза куратору или кому-то из учителей не хотелось бы. — На что нам друзья? — Чонгук хрипло смеётся, поднимаясь, и поднимает находит на полу телефон, поправляя на себе одежду. Протягивает тебе руку, помогая встать и нажимая на кнопку быстрого набора. — Ким, помощь нужна, — брюнет прищуривается, широко улыбаясь, — помнишь дальнюю аудиторию в северном крыле? — копошишься в рубашке, стараясь застегнуться пуговицы, но дрожь в пальцах мешает, — да. Она. Нужны салфетки, вода, чтобы подправить тут, да и сигареты… — Чон зажимает трубку плечом, убирает твои руки и сам застегивает пуговицы. Ты слышишь бубнёж Тэхёна в трубке, но слов разобрать невозможно. Смотришь вопросительно на парня, тот же просто закатывает глаза. — Ты пиздеть долго будешь? Мы ждём, — не выдержав, обрывает Кима, поднимая разбросанную мебель и натягивая толстовку. — Что он сказал? — любопытствуешь, толкая стол на место. Как вы его сдвинули почти на середину - не помнишь… — Что он может сказать? Сейчас придёт, — Чонгук тянет тебя к себе за руку и сажает на колено, — ещё раз с этой хренью придёшь сюда… Из дома не выпущу, — снова пробегает пальцами по ремням. — Тебе же понравилось, — иронично выгибаешь бровь, приводя в порядок беспредел у него на голове. — Мне да, а… — Чон не договаривает, когда входная дверь распахивается и на пороге рисуются Хани с Тэхёном. — Дома договорим, — шикает тебе на ухо, поднимаясь со стула и быстро поправляя твою юбку. — Слава тебе Господи, — Ким почти оглушает, — мы думали, что это никогда не случится. Достали своими соплями, — ты видишь, как он хлопает Чона по плечу, а тот посмеивается и закатывает глаза, отбирает пакет. — Так значит сработало? — Хани кошкой подходит, так счастливо улыбаясь, будто только что выиграла приз. — Да, сработало, — поджимаешь губы, срываясь на тихий смешок. — И как? Он хорош? Стоило мучений стольких? — Блондинка достаёт из сумки косметичку и показывает подруге на стул. — Аж страшно, — шёпотом, убирая волосы и открывая шею для неё. — Мда, тут…Живого места нет, а я думала, что это только Тэхён у меня живодёр, — она закрывает тебя от парней, курящих в окно, — у меня есть запасное нижнее белье. Не думаю, что тебе по кайфу будет сейчас в мокром ходить, — колдует над твоей шеей, скрывая метки Чонгука, а ты уже ничему не удивляешься. Поглядываешь в сторону Кима с Чоном и сталкиваешься с тёплым карим. Он кивает словам друга, но улыбается так мягко, что щемит где-то в груди. Ты даже не слышишь Хани, воркующую на ухо. У него ямочки на щеках и лучики у глаз, когда он улыбается так искренне и широко. И вообще, он самый настоящий придурок. Только, как однажды высказалась одна белокурая девушка, «очень милый придурок» и чистый недогей. Твой.