Крылья души

Ривен чувствовал приятное напряжение мышц рук и груди. Штанга весом тридцать килограмм за счёт его движений то приближалась к его лицу, то отдалялась. Он лежал на тренажёре, абстрагируясь от шума, которые создавали другие специалисты, и качал руки. Сделав три подхода, Ривен сел, почувствовав как забились мышцы. Парень обожал это ощущение, но ещё больше обожал чувство приятной усталости после того, как он принимал душ и заваливался в постель. Поэтому он предпочитал тренироваться либо поздно вечером, либо не изнурять себя так сильно. Сейчас был только полдень, заданий от Кадаторты не поступало, и он решил провести досуг привычным за последние полгода способом. Неожиданно в зал с громким улюлюканьем ворвались его сосед и напарники. Ничего не понимающий Ривен нахмурился, повесив полотенце на плечо и продолжая делать неспешные глотки воды. — Что это с вами? — Когда ты собирался сказать, тихушник? — Брендон шутливо толкнул Ривена, отчего тот пролил воду на спортивную майку. — Почему мы узнаём всё от Гелии? — спросил Скай. — Сказать что? Узнаёте что? — он проигнорировал собственное раздражение. — Ты сделал Музе предложение. — Что я сделал? — голос оставался спокойным, но свои брови, которые тут же нахмурились, он проконтролировать не смог. — Вы женитесь, — в разговор вклинился Тимми, наблюдая, как они привлекли внимание всего зала. — Или нет? — С чего вы вообще это взяли? — Муза сказала это девочкам, я был с Флорой, когда она узнала, — произнёс Гелия, наблюдая, с какой геометрической прогрессией лицо Ривена искажается злобой. — Муза сказала, что я сделал ей предложение? — Муза сказала, что вы женитесь, — поправил Некс. — То, что ты сделал предложение, вытекает соответственно. — Ничего не вытекает, потому что я ничего не делал, — процедил специалист. Он швырнул баклажку с водой в мусорный бак и направился к выходу. Его напарники последовали за ним. — Как это не делал? Зачем она тогда сказала это девочкам? — Это я как раз собираюсь выяснить, — он стянул мокрую от пота майку прямо в коридоре, ещё даже не дойдя до комнаты. Уже в комнате специалист схватил чистую свежую футболку, забыв о душе. — У неё должен быть логический мотив, — Тимми протёр стекла своих очков. — Муза не вспыльчивая девушка, которая принимает поспешные решения, о которых вскоре будет жалеть. — Когда это ты успел её так выучить? — Ривен хлопнул дверью своего шкафа, таращась на друга. — И не начинай свои логические вычисления, прошу. — Что бы ни было, — начал Гелия. Он обычно выступал голосом терпения. — Сядь и успокойся. Не иди к Музе таким нервным, или наломаешь дров. У вас и так натянутые отношения. — Какие натянутые, братан? Мы женимся, не слышал? — сарказм так и сочился из его уст, пока они снова шли по коридору, но уже в сторону парковки. — Ривен, я серьёзно. — Я тоже, — он вдруг остановился. Пятеро друзей, не хватало только Роя, едва не врезались в него. — Что бы между нами ни было, она не может распускать такие слухи без моего ведома. Это серьёзные вещи, если ты не в курсе. Даже вы все поверили, что уже говорить о девочках. — Я думал у вас всё наладилось, — задумчиво изрёк Скай. — С чего ты взял? — Ты ведь помог ей с отцом. — И? Она что, чужой человек для меня? Или ты не сделал бы то же самое ради Блум? — Сделал бы. — И что, вы бы сразу к алтарю идти решили после этого? — Ладно, Рив, — Скай вскинул руки. Вспыльчивый характер друга снова дал о себе знать. — Не кипятись. — У Музы точно были причины, — вклинился Брендон. — Обсудите это спокойно. Или, может, это не ты, а она предложение сделает? — Тебе смешно? — Ривен ухмыльнулся. — А вы в курсе, что остальные, став свидетельницами на свадьбе близкой подруги, захотят себе то же самое? И начнут задаваться вопросом: как же так? Мы столько лет вместе, а до свадьбы не дошло. Знаете, только ради этой мозготрёпки от девочек я, может, и соглашусь на свадьбу. — Просто скажи, что ты её всё ещё любишь. — Тебя не касается, Брендон, — Ривен направился к своему мотоциклу. — Прекрати вести себя, как ребёнок, — шатен, будучи весельем компании, тоже начинал злиться. — Признайся в этом себе и угомони свою гордость, от которой всем только хуже. — Муза что, вам всем жаловалась о наших отношениях? — Так я угадал? Дело в гордости? — Брендон насмешливо хмыкнул. — Ничего она не жаловалась, — поддержал Тимми. — Просто всё лежит на поверхности. — Но мы-то привыкли, — миролюбиво продолжил Брендон, подойдя к другу. Он сжал его плечо. — И мы не Муза. Мы не твоя половинка, Рив. Не ради нас стоит переступать через гордость хотя бы раз. Это не урок жизни, предугадывая твою следующую фразу. Это дружеский совет. Ничего не ответив, Ривен сел за мотоцикл и надел шлем. Расстояние от Красного Фонтана до Алфеи было довольно большим, но, несмотря на это, уже через десяток минут он пересекал ворота школы. Он направлялся прямиком в комнату Музы, игнорируя обольстительные взгляды учениц, которые ничуть его не интересовали. Парень игнорировал буквально каждую, едва не расталкивая их на своём пути, пока шёл в комнату Музы в учительском крыле. Однако, стоило постучать и не дождаться ответа, а после подёргать ручку, специалист понял, что Музы здесь нет. Поэтому он постучал в соседнюю дверь. — Войдите. — Привет. — Ривен? — Текна оторвалась от своего компьютера. Её комната была зеркальной комнате Музы. — Привет. Ты к Музе? — Угадала, — он кивнул. — У неё урок? — Нет, она взяла отпуск, — Текна удивилась удивлению Ривена. — Она не говорила? — Почему она должна мне об этом сказать, Текна? Мы расстались, забыла? — В каком смысле «расстались»? Она написала полчаса назад о том, что вы женитесь. — Не женимся, — процедил специалист. — Как это? Подожди, я ничего не понимаю, — она потёрла виски, предложив Ривену присесть на диван. — Вы женитесь или нет? — Нет, Текна, — Ривен закатил глаза. Ему потребовалась вся выдержка, чтобы не крикнуть с вопросом о местонахождении Музы. — Поэтому я и ищу Музу. Мне нужно с ней поговорить. Знаешь, где она? — На Мелодии. Она перебралась к папе на какое-то время из-за его болезни. — Она уже рассказала? — Только мне, потому что спрашивала про клинику на Зените. Остальные думают, что она просто устала и нуждается в отдыхе. В принципе, это правда. — Что ты имеешь в виду? — Не думаю, что тебе стоит это знать, — Текна едва не прикусила собственный язык. Ривен последний человек, который должен был знать о страданиях Музы после их расставания. — Говори, раз начала. — Если так интересует, спроси у Музы сам. Человек может устать, Ривен, это нормально. Отдых нужен всем. — Ты недоговариваешь, причём очень много, — специалист встал. — Можешь открыть мне портал на Мелодию? — А ты пробовал звонить? — А ты умеешь вытаскивать из чёрного списка чужого телефона? Нет? Тогда открой, пожалуйста, портал. — Хороший знак. — Какой? — Ты знаешь, что ты в чёрном списке. Значит, звонил ей раньше. — Плохой знак, — Ривен вздохнул. Сейчас он почувствовал себя по-особенному дерьмово. — Узнал, что я в черном списке, всего пару минут назад. — Значит, она не преувеличивала, — Ривен не разобрал её тихое бормотание, но переспросить не успел. Текна открыла портал, в который он шагнул. Нужно поблагодарить фею технологий при следующей встрече, ведь она открыла портал прямо у дверей дома Музы. Вокруг была умиротворяющая тишина, прерываемая только журчанием воды. Совсем рядом с домом был небольшой ручей с мостом, вокруг него расположился сад, посаженный самой Музой. Место было удивительно красивым, и Ривен наслаждался этой красотой, когда они с феей навещали её отца, но сейчас было далеко не до красоты. Он постучал. Через пару мгновений дверь открылась, и его встретил Хо-Боэ. Мужчина поприветствовал специалиста тёплой улыбкой и крепким рукопожатием. — Как вы себя чувствуете? — искренне поинтересовался Ривен. — Со мной всё в порядке, — мужчина пригласил парня в дом. — Муза хорошо за мной ухаживает. — Да, она говорила, — нагло врал. — Если что-то будет нужно, вы знаете, что можете ко мне обратиться. — Ривен, всё, что мне нужно, это счастье моей дочери, — Хо-Боэ вздохнул. — Я отец, я не могу видеть её в слезах. — Как вы отец, так она дочь. Естественно, она будет за вас расстраиваться, — Ривен покачал головой, когда Хо-Боэ предложил ему заваренный чай. Поэтому, вместо этого, он достал из холодильника холодную газировку и протянул. — Я понимаю, конечно. Но я рад, что в её жизни есть ты. Я уверен, ты не позволяешь ей грустить. — Я стараюсь, — специалист едва не подавился. — Знаю, что глупо просить тебя о таком, ведь уже узнал тебя. Ты хороший парень, Ривен. Ты стал мне родным сыном, и ты это знаешь. Поэтому я доверил свою дочь тебе. Прошу, не делай ничего из того, что может подорвать моё доверие. Муза это всё, что у меня есть. — Как и у меня, Хо-Боэ. Муза это всё, что у меня есть. Слова были горькими на вкус, Ривен словно почувствовал эту горечь на языке. Было стыдно смотреть в глаза отцу Музы и врать. Может, сейчас он не соврал, ведь Муза по-прежнему оставалась всем в его жизни. Но он уже давно подорвал доверие Хо-Боэ, потому что сделал его дочери больно. И ничего не мог с собой поделать. — Кстати, где она? — Она в своей комнате. По-моему, уснула. Сходи, проверь. Муза не уснула, Ривен убедился в этом, как только он вошёл в её комнату. Девушка была в ванной, судя по характерному шуму воды. Оно было к лучшему. Ривену нужно было успокоиться и всё осмыслить после разговора с Хо-Боэ. Он ещё не знал причины такого поведения Музы, но догадывался, что дело было явно в её отце. И если его догадка была правдивой, злиться он не мог, ведь относился к Хо-Боэ как к родному отцу. — Ты что тут делаешь?! — крики феи его отрезвили. Муза посильнее завернулась полотенцем и тут же отвернулась, закрепляя его спереди, чтобы оно не упало вниз. — Как будто я что-то там не видел, — Ривен хмыкнул. — Не умничай, — Муза развернулась. От такой скорости мокрые волосы больно ударили по щеке, вызвав у парня смешок. Злости и след простыл. Ривен расслабленно сложил руки на груди и уселся на подоконник, наблюдая, как Муза пыхтела и краснела то ли от удивления, то ли от злости. Ему, конечно, хотелось, чтобы она постояла так ещё подольше, тем самым позволив ему посмотреть на едва прикрытые ноги и голые плечи, но Муза схватила из шкафа шёлковый халат, снова скрылась в ванной, а через минуту вышла уже одетой. Длинная ткань закрывала практически всё, к его сожалению. Тело Музы он обожал и не раз делал ей комплименты. — Что ты тут делаешь? — Живу, дорогая моя, — Ривен вдруг прыгнул на её постель и улёгся в полный рост. — Мы же женимся. Это теперь и моя комната. — А с каких пор молодожёны живут у стороны невесты? — У нас исключение, — он ухмыльнулся, когда она попыталась поднять его, но, конечно, сил ей не хватило. — Мы же здесь только ради Хо-Боэ. И вообще, всё ради Хо-Боэ. Иначе я не могу объяснить твоё дурное поведение. — Ты понял всё правильно, гордись и радуйся. — О, несомненно. — Прекрати ёрничать, папа услышит, — фея шикнула, проверив дверь. Та была плотно закрыта. Она вздохнула и присела на край кровати, теперь Ривен видел её сбоку. — Мне следовало поговорить с тобой вначале, признаю. Но я знала, что тогда ты не согласишься. Брак это уже слишком, даже я это понимаю. — Ты не можешь быть уверенной в моём поведении, Муза. — Хочешь сказать, ты бы согласился? — Ты уже всё решила за обоих. — Не уходи от ответа. — Не знаю, Муза. Я бы подумал над этим, но не стал бы отказывать тебе сразу, окей? — Окей, — Муза притихла. — Я не ожидала. — Не ожидала чего? Муза, я говорил уже несколько раз, ты для меня не чужой человек, что бы ни было. Я никогда не смогу проигнорировать твою просьбу, какой бы странной она ни была. — Хорошо, Ривен, — она вскинула руки. — То же самое относится и ко мне. Я не проигнорирую твои просьбы. — Единственная моя просьба, Муза, — он потёр переносицу. — Не делай так больше. Подойди и скажи мне, это не так трудно. — Подойти и сказать? Это ты мне будешь говорить? — она саркастически хмыкнула. — Ты бы сделал то же самое? Только честно. — Нет. — Так вот и я нет. Сделала однажды, но только ради папы. Не забывай, что я такой же гордый человек, как и ты. — А как же слова, что ради любимых и дорогих людей можно переступить гордость? — А кто сказал, что ты всё ещё относишься к этим людям? Это был хороший удар, Муза поняла это по изменившемуся лицу Ривена. На пару секунд промелькнуло непонятное выражение озадаченности. Музе хотелось хмыкнуть, неужели он мог подумать иначе? Он на самом деле недооценивал её обиду, пока она никак не могла объяснить, насколько его поведение сказалось на ней. Это не то, что она могла забыть или перешагнуть, как делала много раз. Муза устала это делать. — Папа всегда хотел увидеть мою свадьбу, — Муза прервала тишину, распрямляя пальцами мокрые волосы. — Я поступила, как настоящая эгоистка, знаю. И как ребёнок тоже. Но в этом случае просить мне на самом деле некого. — Поправочка, — он вскинул указательный палец. — Ты не просила, а поставила перед фактом. Причём перед каким! Ривен, мы женимся, точка. — Да, Ривен, мы женимся. Прости, что ты узнал об этом так. — Нет, не женимся. Я не согласился. — Согласишься, — она пожала плечами. — Откуда такая уверенность? — Не думаю, что ты притворялся все эти годы в любви и уважении к моему отцу, так что… Ты согласишься. Это не приказ, но и не просьба, а констатация факта. — Ты хоть представляешь, как это будет? — специалист потёр переносицу. — Это будет трудно, поэтому я не хотела, чтобы все знали, что это обман. Я боюсь, что это дойдёт до папы, если кто-то проговорится. — Я думаю, с этим возникнет проблемка, — Ривен встал с кровати под настороженный взгляд Музы. — Я сказал парням и Текне, что мы не вместе и свадьбы не будет. — Ривен, ты… — фея прикрыла глаза. Она задержала дыхание, резко сжав кулаки. — Зачем? — Зачем? — он удивлённо хмыкнул. — Затем, что это правда. Затем, что на тот момент я не догадывался о твоих мотивах. Затем, что подумал, что это детская шутка, которая хочет поиграть на моих нервах. — Мне что, пять лет, чтобы играть на твоих нервах?! — прошипела девушках, резко встав и подойдя к специалисту, едва не пригвоздив его к стене. — Неужели нельзя было помолчать в тряпочку, прежде чем поговорить со мной?! — А нельзя было мне сказать, а?! — Ривен так же начал выходить из себя. — Нельзя было хотя бы смс написать? Или из чёрного списка удалить, чтобы я мог дозвониться? — Я… — Перестань быть эгоисткой, Муза. Не смей обвинять меня в том, что я сказал им правду. — Была бы я эгоисткой, не затеяла бы всего этого! Я думаю о папе! — она говорила шёпотом, едва не переходя на крик из-за эмоций. — Я думала, что ты догадаешься не трепаться! И злюсь я только потому, что снова думаю о папе. Из-за тебя он может узнать, что это обман. А потом и про расставание. Его хватит удар из-за тебя! — Из-за меня, да? Только из-за меня? Как обычно. — Я не виню и не винила тебя во всех наших ссорах, не говори, словно это так, — Музу до потери пульса выводило, когда Ривен говорил в таком тоне. Ничего не объяснив и не пояснив. — Я неправильно выразилась, виноваты мы оба, не нужно включать обиженного парня. — Я и не включаю. — А я и не пойму, расстроился ли ты, или обиделся, задели ли тебя мои слова или нет, — она вскинула руки. — Ты же ничего никогда не говорил и не рассказывал! Мне самой приходилось догадываться! Муза выдохнула и резко отстранилась. Её маска, которую она успешно держала при девочках, папе и всех остальных, включая Ривена, дала трещину. Муза никак не могла справиться со слезами, которые появились на лице так же быстро, как и воспоминания в её голове. Музу разрывало на части. Ком больно застрял в горле, слёзы безостановочно текли с глаз, но это было ничем по сравнению с тем, какую болезненную, щемящую всё нутро обиду она ощущала. Она чувствовала, как эта обида с каждым разом перерастала в такую усталость, что уже в который раз ей хотелось всё бросить. Выбрать себя, свои чувства, своё эмоциональное состояние, свою гордость, дабы не сидеть вот так на кровати, обхватив ноги, и сглатывать собственный плач, чтобы папа из соседней комнаты не услышал. В такие моменты, когда было сильно плохо, ей всегда было нужно с кем-то поговорить. Кто-то, как Ривен, мог переживать свою боль в себе, молча унося это в свою жизнь. Кто-то, как Муза, не мог ложиться спать, не решив даже какой-то маленький конфликт. А если же он оставался, если же затягивался на какое-то время, боль и обида постепенно перерастали в такое месиво, что выплёскивалось оно только через тонну слёз и разговоров. Сейчас, в морозную минусовую погоду, когда снег на дорогах превращался в лёд, когда дети, катающиеся на санках уже отогревались дома, когда новая порция белых и холодных хлопьев начала наваливать на землю, Музе было остро необходимо поговорить. И тут она снова заплакала. Единственный человек, с которым ей хотелось поговорить и с которым она обычно и говорила в такие моменты, когда чувствовала себя очень плохо, сейчас был недоступен. Очередная мелкая ссора, которую они вроде как решили, но которая всё равно оставила свой осадок. Но дело было даже не в осадке, даже не в самой ссоре. Дело было в осознании. Муза осознала этот факт давно, но сколько бы раз ни ударялась об него лицом, ей было так же обидно. Хотя, наверное, не так же. Со временем, с мерой привязывания к её человеку, доверия ему и открытия своей души, с каждым разом это осознание было больнее. Факт того, что Ривен никогда не переступит свою гордость ради неё. Для Музы это было странно, ведь в дни, когда всё было хорошо, когда они не ссорились, когда Ривен называл её своей вишенкой, он был тем самым парнем, о котором мечтает каждая девушка. Он, несмотря на то, что мог показаться совсем другим, был очень заботливым, добрым, нежным, входящим в положение. Муза не понимала, как этот человек мог меняться на триста шестьдесят градусов при любой, даже самой мелкой ссоре. Как конфликты, словно какой-то тумблер, передавали его голове сигнал, и он превращался в чёрствого, сухого, гордого и безразличного Ривена. Музе было обидно не от его действий, которые приводили к конфликтам. Было обидно от того, как он вёл себя после. Муза, называя его своим человеком, по сути, не узнавала своего человека. Он словно хоронил в себе все чувства и, Муза уверена, если бы не она, если бы не её первые шаги к примирению, Ривен бы похоронил их насовсем. Она даже могла повторить его ответ, которым он отвечал в каждом подобном случае. «Я такой человек, Муза». Этим он профессионально затыкал ей рот, потому что она была убеждена: нельзя менять людей. Это и не получится сделать. Сколько бы она ни просила его, сколько бы ни объясняла, Ривен всё равно будет делать по-своему. В какой-то момент она поняла, что даже не хочет этого делать. Она была сторонником если не полной измены людей, то хотя бы шагами на уступки. Любящий человек ведь может порой пойти на уступки. В тот момент, когда она поняла, что не хочет менять Ривена, она поняла, что не хочет заставлять его идти на уступки. Муза так и сказала. — Не меняйся, Ривен. Не иди на уступки. Но не удивляйся, если в один день мне просто всё надоест. Я настолько устану от всего этого, что не сделаю первый шаг. Я не спрошу у тебя в чём проблема, почему ты странно себя ведёшь, почему ты не говоришь мне напрямую, почему скрываешь. Ривен, я спрашиваю у тебя по несколько раз, но ты продолжаешь отмалчиваться, потому что ты гордый парень, держащий всё в себе. Ты ничего мне не говоришь, не пытается решить проблему разговором, заставляя меня догадываться в чём проблема. Ривен, это поведение ребёнка! Я могу просто устать от этого. — И что тогда? — Тогда всё. Теперь Муза ощущала гнев. Нет, чистую ярость, причём на саму себя. Да, она устала. Уже устала, уже чувствовала, что каждая ссора выбивает из колеи настолько, что хочется тут же всё бросить, забиться к себе в комнату, отдалиться от абсолютно всех людей, и справляться с бушующими чувствами и обидой. Ярость была оттого, что одновременно с этим она понимала: ей не хватает сил всё бросить. Муза знает, как тогда будет больно, как будет тяжело. Они видятся с ним каждый день и, даже если расстанутся, даже если полностью сотрут их общение в порошок, они будут видеться в компании общих друзей. А видеть его, но не иметь возможности заговорить, поздороваться, прикоснуться… Даже элементарные взгляды на то, что он хорошо общается с другими, но совсем не разговаривает с ней, с той, которую он называл своей родной, близкой и любимой, её просто убивал. Пусть пойти на такой шаг было тяжело, и Муза пока осознанно не выбирала его, всё же она признавала: такое возможно. Ривену нужно постараться, чтобы довести до такого состояния, чтобы цепляющаяся за их отношения Муза, резко опустила руки, а вместе с этим отпустила бы и человека. На данный момент самого ей близкого. Того, которого она полюбила любовью, которую боится. Но любовью, которая открывает второе дыхание, которое заставляет менять не её саму, но её мнение. Было трудно когда-то думать, что её будет волновать ещё кто-то. Эгоистично, может, но Муза всегда в первую очередь выбирала себя. Нужно очень сильно любить, нужно болезненно сильно любить, чтобы выбирать уже не себя, а его. — Я устала, Флора, — сказала плачущая девушка, когда в комнату вошла подруга. — Не могу, не получается. Я стараюсь понимать, и я всегда его понимаю, но иногда это просто не получается сделать. И что он делает в такие моменты? Просто… Принимает всё как должное, как факт. Его королевское величество не опустится до того, чтобы хотя бы слово произнести, чтобы огородить обоих от конфликта. А когда он есть, он не говорит в чём проблема и ведёт себя, словно мы чужие. Как мне его понимать?! — Ривен очень гордый, Муза, но… — А я? Я не гордая? Почему я должна опускать свою гордость ради него, а он не может? Почему тогда он говорит, что я не как все, что я его любимая, но в такие моменты относится ко мне, как ко всем, — Муза глотнула воду, стараясь привести дыхание в порядок. — Я не хочу говорить, как типичная девушка, но я же всё-таки девочка. Я не чувствую себя девочкой совсем. — Всё ведь хорошо, когда вы вместе. — Когда мы не в ссоре, — поправила Муза. — Даже когда мы не в ссоре, а только-только… Ну, ты понимаешь. Когда всё только идёт к конфликту… Я же очень отходчивая, Фло. Я легко выхожу из себя, но так же легко успокаиваюсь. Ему стоит сказать всего одну фразу, которая может меня успокоить. — А что он говорит? — Ты что, хочешь поссориться? — Муза попыталась изобразить голос своего парня. — Значит, мы поссоримся. — Ой, — Флора неловко почесала затылок. Ей бы тоже было неприятно услышать такое от любимого человека. — В такие моменты, когда его нет рядом, когда он позволяет нам быть в таком отвратительном состоянии, я понимаю, что так устала, Фло, — Муза вздохнула. Разговор, как обычно, пошёл на пользу, и она начала успокаиваться. — Ты говоришь это на эмоциях, Муза, — Флора обняла подругу, позволив положить голову ей на плечо. Муза вдруг захныкала, вспомнив, что обычно они с Ривеном так смотрели кино. — Когда помиритесь, ты будешь жалеть о своих словах. — Я буду жалеть о словах, мы будем ссориться, будем мириться, будем проводить вместе время и наслаждаться моментами, но меняться ничего не будет. — Поговори с Ривеном. — Я говорила, причём много раз. А толку? Я не знаю, что мне нужно сделать, чтобы я начала значить столько, чтобы ради меня он смог переступить через гордость хотя бы раз. Он даже не понимает, что лучше от этого будет обоим. Он не понимает, что не упадёт в моих глазах, а только поднимется. — Как говорит Стелла, — Флора взгрустнула. — Мужчина не мужчина, если не относится к своей женщине, как к принцессе. — Мужская сила заканчивается, как только начинаются конфликты, — Муза усмехнулась. — Горько осознавать, что это только у меня. — Муза, Ривен хороший парень. Со своими недостатками, но… — Да я не спорю, он хороший. Просто не человек своего слова. Сама посуди, если он говорит мне, что ему на меня не плевать, почему тогда не он рядом со мной сейчас? Если он говорит, что любит меня, то почему позволяет мне уйти? Если говорит, что я для него не как все, почему не выделяет меня из общей массы, когда это так необходимо? И если он ссылается на свою гордость, говоря, что не будет бегать за человеком, который так хочет с ним поссориться, пусть не бегает. Но это ведь не кто-то чужой, это же я. — Муза, он тебя любит. Это главное. — Ну и посмотри, до чего доводит эта любовь, — Муза вскинула руки в стороны. — До меня не доходит, Флора. Я принимаю, что ради любимого человека стоит забыть о гордости, поэтому я это и делаю. Но даже моему понимаю может прийти конец. Я устала делать всё, что избежать конфликт. Я сама же злюсь, сама же и успокаиваю себя. Сколько можно? Поговорив ещё немного, Флора уложила подругу спать, а после покинула комнату. Муза накрылась толстым одеялом, чувствуя, как продрогло всё тело. В мыслях мелькнули воспоминания о моментах, когда её грел Ривен. Пока Муза была жуткой мерзлячкой, Ривен всегда был горячим, в прямом смысле этого слова, поэтому жара его тела хватало обоим. Муза вспомнила про свой телефон. Загоревшаяся в душе надежда заставила её подняться с постели и найти его. Волна разочарования захлестнула, едва не заставив захлебнуться: от Ривена не было ни сообщения, ни звонка. Фея усмехнулась. Другого она и не ждала. — Муза… Ривен совсем не выносил слёз — неважно: женских, детских или чьих-либо ещё. Но слёзы Музы, несмотря на его внутренний стержень и хладнокровность, были как иголки под ногти, или лезвие ножа по груди, или прижигание раскалённым металлом. Ривен не мог терпеть её слёз, и всегда старался сделать всё, чтобы успокоить свою девушку. То, что Муза плакала редко, делало только хуже. Значит, сейчас ей на самом деле плохо, и его слова очень сильно задели. Или поступки. Или и то, и другое. — Я прошу тебя, Ривен, — Муза вытерла слёзы, ненавидя себя за слабость. Но воспоминания всегда играли с ней в плохие шутки. — Это будет тяжело, я понимаю. И я пойму, если ты откажешься. Ты прав, я не могу быть в этом уверена, потому что прошу я слишком много. Сообщи мне о своём решении до завтра. — Успокойся, пожалуйста, ты же знаешь… Муза резко отстранилась и покачала головой, когда Ривен сделал к ней шаг и хотел дотронуться до её лица. Она сама утёрла слёзы и указала на дверь комнаты. — Сообщишь до завтра, Ривен. — Я согласен, Муза. Мне не нужно время. — Хорошо, — фея сделал ещё шаг назад. — Но мне оно нужно. Оставь меня одну, пожалуйста. Дверь за специалистом тихо закрылась. Муза взяла себя в руки, потерев виски. Обычно от плача болела голова, это было не ново. Но никогда эта боль не сравнивалась с той, которая лежала на её душе.