ジョンウォン~ ジェイ
— Заказ для Пак Джея, черничный чай со льдом. С вас семь тысяч пятьсот вон, — быстро лопочет бариста. Джей прикладывает телефон к терминалу, негромко благодарит девушку, которая, вероятно, слышит, но не отвечает, лишь скромно улыбается. Стакан холодный, в синей жидкости плавает множество кубиков льда. От чая здесь одно название, не иначе. Джей, впрочем, не гонится за соответствием содержимого напитка и его названия — главное, чтобы было вкусно и замораживало мозг. На улицу не хочется совсем, но, видимо, не только Джей так считает, поскольку небольшая кофейня забита под завязку. Даже самые дальние столики прямо у дверей санузла заняты, парень, заглянув во все углы, мысленно мученически стонет и улавливает чей-то смешок за спиной. Компания из двух парней и девушек быстро прячет взгляды. Джей фыркает и поджимает губы. Он и сам знает, что выглядит смешно в поисках свободного места, когда пространства здесь столько же, как в банке с анчоусами. Сегодня воскресенье. Более того, сегодня жаркое воскресенье. Вероятно, поэтому заведение кишит людьми. Джей сдавленно вздыхает. Он замечает ещё один взгляд на себе. Чужие тёмные глаза с красивым, почти кошачьим вырезом, очевидно, скользят по его лицу и телу, в конце концов останавливаясь. Прожигают радужку, отчего у Джея руки на мгновение вздрагивают. Парень с малиновыми волосами приподнимает уголок губ в ухмылке, но совсем не насмешливой, как у той компании, а… Приглашающей? Ладно, Джей сам не уверен, что такая категория ухмылок существует, может, ему голову напекло, и он все напридумывал, но варианта лучше, чем сделать два шага к этому столику, не приходит. Приподняв брови, Джей мягко спрашивает: — Могу я сесть здесь? Парень поднимает уже опущенный взгляд со своего стакана на Джея, и очередной разряд прошибает тело, когда язык скользит по розовым губам. Незнакомец облизывается, съедая часть гигиенической помады (во рту оседает неприятная пленочка), и кивает. Джея немного напрягает то, что парень просто пялится и ничего не говорит. Он спешит занять себя своим напитком, считая капли конденсата на пластике. — Вы не выглядите как человек, привыкший к сеульскому лету, — тянет он, и, честно, Джей ожидал из его уст менее формальную речь. Он снова фыркает, немного хмурясь. Как вообще можно по внешнему виду определить, откуда человек? Пак Джей — кореец и снаружи, и внутри, почему этот парень сделал такие выводы? Он озвучивает вопрос, помешивая трубочкой напиток. Взбитая черника поднимается со дна, просачивается через кубики кристальной чистоты. Парень напротив делает глоток своего оранжевого нечто, может, это апельсиновый или манговый фреш, которые Джей видел в меню. Пак яростно ожидает ответа, ему и правда интересно, но незнакомец слишком странный, потому что он пожимает плечами и снова растягивает губы в улыбке. — Что? Какой смысл говорить что-то и не объяснять причину? — Возмущённо бормочет Джей. Ему не нравится быть сбитым с толку. Он сжимает пластиковый стакан, втягивает в себя жидкость. Сладкий сироп с кусочками ягод наполняет рот, а прохлада успокаивает разгоряченное тело. Остывают и мысли — он просто решает, что у парня не все дома. Так нельзя, однако иначе он думать сейчас не может. — Я слышал, как вы начали говорить с бариста на английском, — он снова пожимает плечами, прикусывая передними зубами трубочку. Он очень похож на кота — к такому выводу приходит Джей, снова взглянув в чужие глаза. — Осеклись и продолжили на корейском. — Подслушиваешь? — Джей почти забывает о формальностях. Он опирается локтями о стол и немного приближается к парню, игриво скалясь. Он зеркалит озорство шоколадной радужки напротив, однако ухмылка меркнет по мере того, как на лице странного посетителя расцветает его собственная. — Совсем нет, — просто отвечает он, вновь делая большой глоток. Джей задаётся вопросом, как его мозг или горло не заморозились — в чужом стакане льда тоже было предостаточно. — На вашем лице было слишком много замешательства, когда бариста не поняла, очень трудно не обратить внимание. Вы актёр? Модель? Айдол? — Джея окончательно повергает в шок такое количество вопросов. Он поспешно наполняет рот напитком, чтобы обдумать ответ. Хотя, впрочем, о чем тут думать, если ответ только один — нет? Ему не чужда лёгкость в общении, потому что в Штатах он довольно часто с таким сталкивался, однако люди никогда не лезли в душу — каждый человек чуток на определение границ. Хорошо, не совсем каждый, но у Джея было всего два, может, три случая, когда незнакомый собеседник начинал выдирать клещами подробности из жизни. Парня не смущает ни взгляд, ни собственный вопрос. — С чего вообще такие предположения? — Джей не собирается принимать правила этой глупой игры, пока не разберётся. У него в ушах стучит сердце, когда свет ярко отражается от поверхности глаз напротив. Что это такое вообще? Парень передергивает плечами. — Вы красивый, — слова слетают с его губ слишком просто, Джей не понимает, что происходит с ним, в этом кафе и с этим человеком напротив, у которого острые уголки губ и глаза-полумесяцы. Он абсолютно обескуражен. Черт возьми, Пак Джей, почему тебя захлестывают эмоции, как морской волной? Хорошо, он знает и не отрицает факт, что красивый, но, опять же, он не в Штатах сейчас. Он не в клубе, где подвыпившая персона может приковылять и обосноваться рядом, посылая игривые ухмылки и подернутый пеленой возбуждения опьяненный взгляд. Он не в любом другом месте, где человек — парень, позвольте заметить, — может просто без причины сказать «Вы красивый», ещё и в формальной, уважительной форме. К слову, от этого у Джея мурашек ещё больше. Он не против того, что внимание проявил именно парень и именно этот, надо признать, что он довольно милый. Но он выглядит несколько младше, а если самому Джею сейчас двадцать, то сколько же собеседнику? Не следует забывать, что все может оказаться наоборот, но парень выглядит слишком молодо. Чем дольше Джей смотрит, тем больше думает о том, что где-то он его, кажется, видел. Парень вдруг вздыхает, сминает в тонких пальцах салфетку и поднимается вместе с полупустым стаканом. Он понимает, что сейчас Джей, вероятно, не совсем способен на разговор (хотя неясно по какой причине), поэтому огибает угол стола и свободной рукой легко проводит по чужому плечу. Кожа, скрытая тканью, вдруг обжигает температурой. В кафе прохладно, но у Джея горячее тело. Во всех смыслах. — Ты круто танцуешь, Пак Джей, — парень, чуть откинув голову, подмигивает. Сейчас на его волосы падают лучи жаркого солнца, и Джей готов ослепнуть, потому что, извините, а почему так красиво? Будто ниточки вишневой карамели на десерте. Вероятно, у него сейчас каникулы перед вторым и последним в году семестром, будь он учеником или студентом. Он вздергивает брови, потому что парень знает его имя, и осознание постепенно наполняет мысли. Кажется, Джей слышит, как гудит собственный мозг, будто перегруженный задачами компьютер. — Я Ян Чонвон, если ты забыл. Увидимся, — сладко лопочет Ян Чонвон на английском. Его пальцы соскальзывают с горячего плеча, и он уходит, не оборачиваясь у дверей. А вот Джей крутится, чтобы понять, в какую сторону уйдёт парень. Он видит лишь его удаляющуюся сквозь густой зной Сеула спину. Полгода назад Сонхун привёл Джея на соревнования по тхэквондо, а победителем был Ян Чонвон.ジョンウォン~ ジェイ
Сонхун работает с Бомгю, а Бомгю — с мировыми звездами. Но если первый — бывший фигурист и нынешний хореограф, не прошедший в шоу на выживание, но оставшийся в компании на хорошей должности, то второй — артист. Бомгю трещит про Шим Джейка, однако Сонхуну не интересно. Нет, слушать старшего обычно очень даже увлекательно, но Хун просто знает, что Бомгю так завуалированно пытается привлечь его внимание к разговору, и обычно, конечно, слушать старшего довольно интересно, но Джейк умирает на сменах, а недавно они вместе украли лампу из коридора ветклиники и хорошо огребли, так что… Джей встречается с Чонвоном во второй (третий?) раз именно в здании, где работают его друзья. Бомгю радостно приветствует тонсена, стоит ему только появиться в просторной комнате отдыха. Интересно, почему этот парень не на практике или записи? Выходной он провел бы либо дома, либо где-нибудь в другом месте, подальше от здания HYBE, Джей это знает точно. На другом диване он видит Сонхуна, машущего ему пачкой вонючих чипсов. Мысленно Джей громко смеётся. Фигурист и хореограф, поглощающий такой снек, кажется ему предельно забавным. Впрочем, он вовремя вспоминает, что последний месяц Сонхун воздерживался от хлеба и сахара. Джей, заходя в студию, не думал, что наткнется на одно знакомое и одно неизвестное лицо, лишь пройдя чуть дальше. У незнакомца тёмные волосы в небольшом беспорядке, лукавый взгляд, метнувшийся на Джея, а затем на Чонвона, изогнутая улыбочка подходит глазам. Он будто замышляет хитрый план, подобно лису. Воспитанный в другой стране, Джей не считает, что лисы — злодеи, этот парень больше производит впечатление кицуне, желающего безобидно поиграть и отпустить. Внимание привлекает радужка его глаз — Пак почти на сто процентов уверен, что это линзы голубого цвета, а не естественная особенность. Он не имеет ничего против, однако это довольно необычно. Парень сидит в чёрной толстовке и джинсах, болтая ногами, тёмная ткань контрастирует с оттенком его кожи — Чонвон, сидящий рядом, кажется смуглее. Джей не уверен, игра света это или что-то ещё, но незнакомый парень выглядит так, будто сошёл с фото, где человеку недавно отбелили кожу, как обычно делают с айдолами. Может, он нанёс тональный крем? Но выглядывающие ладони и лодыжки говорят о том, что это, скорее всего, не так. Может, он трейни? Выглядит не старше Чонвона. Учитывая, что это за помещение, будет неудивительным узнать о его возможном стажерстве. К слову о Чонвоне. Волосы сейчас выглядят ярче, чем в прошлый раз. Наверное, он повторно обновил цвет. Сейчас яркая макушка сильно выделяется на фоне серых диванов и тёмных остальных. У самого Джея волосы осветленные, но с отросшими корнями — к такой мысли он приходит как-то неясно, но рассуждать дальше не позволяет голос. — Привет, — тянет Чонвон, обнажая зубы, а Джею следует расслабиться. — Сонхуни-хен, у Джей-хена все хорошо с памятью? Боюсь, в этот раз он снова мог меня забыть. Можно было бы закипеть возмущением и отстоять свою честь, но Джей почему-то обескуражен каждый раз, когда этот парень открывает рот. Вероятно, если на него будет направлено дуло пистолета, то он нацепит свою ухмылочку, заговорит зубы и мягко отберёт пушку, а после сам пристрелит своего обидчика. Именно так ощущает себя Пак Джей. Ян Чонвон производит впечатление опасного хищника с милой мордашкой. — Это Ким Сону, и его тебе тоже лучше запомнить, — звучит, как угроза. Джею кажется, что это может быть именно она. Он кратко здоровается. Выходит скомканно и неловко, они о чём-то тихо говорят, но Джей даже не вникает. Рядовые вопросы про учёбу и работу его не цепляют. Почему-то происходит очередное погружение в свои мысли. Обычно рядом с Бомгю и Сонхуном слишком сложно это сделать, наверное, даже невозможно, но сегодня хмурый день, а его друзья слишком уставшие, чтобы активничать. Джей вслушивается в звуки дождя за окном. Одна из панелей открыта, из-за чего в помещении гуляет воздух с приятным запахом, а о стены ударяются звуки проезжающих на семь этажей ниже автомобилей, сирены каких-то служб и редкие удары капель о стекло. Джей, сидя прямо около окна, наблюдает за одной частичкой из множества, ползущих по гладкой поверхности вниз. Обычно он так делал, сидя в машине отца или где-то в такси. Особо увлекательным это казалось вечером, когда вдоль улиц уже горели разноцветные вывески и фонари, а свет преломлялся в каплях воды и они действительно завораживали. Сейчас же пейзаж — это соседнее высокое здание и серое низкое небо, готовое в течение часа выжать из себя ещё один очередной ливень. Он кратко вздыхает в руку и переводит взгляд на Чонвона с Сону. Те тихо сидят, прижавшись друг к другу, как воробушки, и смотрят что-то в телефоне Яна, деля одни наушники. Эта милая сцена заставляет уголки губ вздернуться. Сонхун вдруг оживляется, будто проснувшись. Бомгю едва ли подаёт признаки жизни на другом конце их дивана — уснул. Поэтому в комнате отдыха так тихо — главный заводила любого движа утихомирился на следующие два часа. — Чонвон жаловался, что ты его не узнал, — он не может сдержать едкую усмешку. Дразнить Джея — одно из любимых занятий. — Правда? — Он не выглядит как человек, который станет врать, — Джей закатывает глаза и сам не понимает, почему сказал именно это. Хорошо, он и правда так считает, однако не то чтобы Сонхуну сейчас нужно это знать. — Это из-за его волос, окей? Тогда на соревнованиях я сразу ушёл и почти не видел его лица. Сонхун быстро сменяет выражение лица с ехидного на задумчивое. Джей даже не может предположить, хорошее это умение или нет. — Это не совсем то, о чем я хотел поговорить, — признается младший, — самое интересное в этой истории то, что из всех кафе в округе ты выбрал именно то, а из всех столиков — место с Чонвоном, к которому ты приходил полгода назад, чтобы посмотреть на него на соревнованиях, — голос становится ещё ниже, чем до этого. Джей бросает короткий взгляд на младших — они все ещё сидят и тоже тихо болтают, тыкая куда-то в экран и иногда пихаясь, а потом хихикая. Он даже не думал о таком. Вероятно, стоило. Сейчас он не прислушивается к Сонхуну, лишь отмахивается, чем случайно будит Бомгю и почти получает по шапке. — Джей-хён! — Пак вздрагивает, так и не нажав кнопку с единицей в кабине лифта. Он не успевает опомниться, как рядом малиновым вихрем возникает Чонвон, неловко растягивая губы в кривой улыбке. Небрежно накинутая на плечи куртка вот-вот сползет, и Джей, мысленно цокнув, тянется поправить, отчего младший замирает и растерянно наблюдает за чужими широкими кистями. Старший вдруг усмехается и оставляет пальцы на чужом остром плече дольше, чем положено, повторяя жест самого Чонвона, как было пару недель назад. Это вызывает очередную чеширскую улыбку, младший ловко заводит руку за спину Джею и давит на кнопку первого этажа. — Нам по пути? — Думаю, да. Сонхуни-хен и Бомгю-хен попросили купить кофе. Ага, Сонхун и Бомгю. Все понятно. А на выходе Чонвон даёт Джею чёрный зонт, подмигивает и просит осторожно добраться до дома. Он убегает прежде, чем старший успевает отказаться от предложенной защиты.ジョンウォン~ ジェイ
— Пойдёшь с нами кататься? Это происходит в их десятую встречу. Нет, никто не считал. Ну, может, немного. Джей удивленно поднимает голову. Он мирно делает свое задание на лавочке у университета, когда кто-то решает отвлечь. Над ним возвышаются Чонвон и Сону, который, кстати, тоже осветлился. В их руках по скейтборду, Ким в свободной держит банку газировки. Они похожи на персонажей из подросткового сериала, эдакие Робины, которые бьют плохих и защищают хороших. Девочек, например. Только вот они не в сериале, а Джей — далеко не девочка, но все равно почему-то сейчас прижимается к поручню в вагоне метро, когда все трое едут в район, где проживают Сону и Чонвон. Оказывается, эти двое живут не так далеко друг от друга — всего через дом. Джею же придётся ехать на другой конец города около полутора часов, чтобы добраться до своей маленькой съёмной студии, но он ничего об этом не говорит. Младшие распрашивают его о другой стране, впечатлениях о Корее, Сонхуне, Бомгю и танцах. За полчаса Джей успевает пообещать им показать когда-нибудь какую-нибудь хореографию, а на выходе на станции Чонвон, восторженно прыгающий вокруг, вдруг спрашивает, почему он не работает с Сонхуном. — Меня не привлекает перспектива быть учителем, — кривится Джей. — Танцы — моё хобби, а не работа. Если я сделаю это работой, то перестану расслабляться, танцуя. Я не хочу так, — он жмёт плечами, а Сону, навостривший уши, активно кивает, соглашаясь. — Бомгю-хён тоже так говорит, — к нему обращаются два взгляда. — У него однажды спросили, почему он не занимается одеждой, если так это любит, — Сону бегло смотрит каждому в глаза. — Он сказал, что это будет утомлять, если станет работой. Я тоже думаю, что хобби должно расслаблять. Кажется, все эти слова заставляют Чонвона глубоко задуматься. Ему предстоит последний семестр в школе, уже давно нужно определиться, куда пытаться подавать документы, и, возможно, он хотел бы заняться чем-то творческим, однако друзья буквально переворачивают все мысли. Это нужно хорошенько обдумать. Из мыслей его выдергивает, как ни странно, Джей, поддерживающе похлопывающий по спине. Чонвон в ответ улыбается не хитро, не ехидно, а благодарно и мягко. Из вида жилого комплекса и района в целом Пак Джей понимает, что оба его младших из довольно обеспеченных семей. Многоэтажки блестят новизной, дворы просторные, чистые и безопасные, а на первых этажах располагаются редкие продуктовые магазины. Чонвон и Сону спорят по поводу какого-то аниме, которое они, видимо, вместе смотрят, и ведут Джея куда-то за дома. Им стоит отдать должное — они могли поехать на досках, так было бы в разы быстрее, но они идут пешком, потому что старший плетется на своих двоих, пусть и длинных ногах. Через пару поворотов открывается вид на бетонную лестницу (Джей не знает, как ещё это назвать, оно не предназначено для спуска людей, но напоминает именно лестницу), заезд на подземную парковку и детскую площадку метрах в тридцати. На одной из серых стен красноречивое «fuck the police», выведенное чёрным баллончиком. Джей усмехается себе под нос — вероятно, кто-то сделал это совсем недавно, поскольку вездесущие камеры наверняка все записали, и совсем скоро либо найдут вандала, либо замажут. Джей садится рядом с лестницей на бетонную поверхность, свесив вниз ноги. Он ожидает, что парни сейчас начнут кататься, делать трюки, как обычно любят скейтеры, может, что-то обсуждать между собой или с ним. Он не против поговорить, они интересные, Джей в этом убедился и даже не только сегодня. И Чонвон, и Сону очень умные. Старший разбирается в психологии, цитирует книги, и почему-то у Пака стойкое убеждение, что оба много читают — поставленная красивая речь, несмотря на свою простоту, зачаровывает. Или это только у него так? Чонвон, стоящий внизу, дёргает его за край штанины джинс, ухмыляясь. Джей хмурится, не понимая, чего от него хотят. — Ты чего уселся? Вставай. Ты умеешь кататься? Джей ловко спрыгивает вниз. — Ну… Наверное? Года четыре назад последний раз, наверное. — А сколько тебе? Джей моргает. Чонвон тоже. Сону делает вид, что не слушает. Профессионально. — Двадцать. — Ты на два года старше меня. Хотя это зависит от того, когда у тебя день рождения, — он трёт пальцем подбородок, но быстро отмахивается от мошек собственных мыслей. — Если ты однажды научился, то уже не разучишься. Давай. Он вручает свою доску и прислоняется к стене, на вершине которой ранее сидел Джей. Сону попеременно глазеет то на старшего, то на друга, чему-то усмехается и забирается на ипровизированную рампу. Джей вертит в руках скейт. Шершавая тёмная поверхность немного царапает мягкие подушечки пальцев. Он сначала неуверенно отталкивается, однако уже спустя десять минут с наслаждением рассекает по площадке. Потоки воздуха приводят в пушистый беспорядок его волосы, забираются под одежду, щекочут кожу, наполняют лёгкие под завязку. Хочется задохнуться этим моментом, ведь сейчас ещё и Чонвон смотрит и улыбается будто бы восхищённо. Сам Чонвон считает, что «будто» можно убрать. Джей ему нравится. Прошло не очень много времени, но ему не хочется обманывать самого себя. — Джей-хён похож на одуванчик, — хохочет Сону, когда старший останавливается около них. Это и правда так — поездка испортила причёску, а в свете закатного солнца осветленные отросшие пряди отливают красивым золотым оттенком. Чонвон тоже катается минут десять-пятнадцать. Они с Сону делают какие-то трюки, названия которых Джей давно позабыл под ворохом учебных материалов и других вещей, которые заняли важное место в его жизни. Чонвон мелькает яркой макушкой, и цвет его волос идеально сочетается с глубоким оттенком неба и нежным золотом вечерних лучей. Впрочем, сейчас Джей также понимает, почему Сонхуну, вероятно, нравится Сону. Мало того, что младший умный и чуткий, к этим качествам прибавляется милая мордашка, которая не может не очаровать, и внеземная грация. Джею думается, что Чонвон и Сону — красивый дуэт, наполненный тягучей изящностью и прошивающей насквозь чувственности. Они катаются на досках, но Джей, кажется, ощущает, что у них внутри то же прекрасное чувство, какое испытывает он, когда танцует. Свобода. Всепоглощающая, разбивающая со звоном все цепи. Джей задыхается снова, когда парень с яркой макушкой посылает ему очередную не менее яркую улыбку. Сону звонит ещё одному другу, который, по его словам, живёт в этом же комплексе. Джей не против. Ким зовёт неизвестного в своём телефоне Рики, и старшему думается, что их друг — не кореец. Чонвон дёргает за рукав и тянет на себя, пока Сону занят разговором. — Пойдём кормить котят?ジョンウォン~ ジェイ
Они действительно идут кормить котят. Перед этим заходят в маленький магазин в одном из зданий и покупают три банки консерв (Джей, как джентльмен, оплачивает выбранное, чем делает Чонвона бесконечно счастливым) и идут куда-то в узенький переулок с минимумом света. Если бы не Ян, то Джей бы даже не подумал, что можно выйти в это мало кому известное местечко. Они оказываются на только строящейся улочке, где пахнет пылью, кусками асфальта и немного мусором. Здесь сохранились старые дома, которые, впрочем, скоро снесут. Наверное. — Котята боятся шума, — грустно говорит Чонвон. Банки в его руках бренчат металлом. — А здесь бывает шумно. У меня окна сюда выходят, — он кивает головой на многоэтажку позади них. Джей невольно задаётся вопросом, на каком этаже живёт Чонвон и где его окна. Он почти не замечает, как озвучивает свой вопрос. — На одиннадцатом. И тут слишком много окон, мне лень считать, — он звонко хихикает и приседает около куста. Рядом нет домов — когда-то это было чьим-то задним двором, теперь же просто место без забора с растительностью и коробкой. Коробкой. Из-под микроволновки. На звук открывающейся жестянки выпрыгивают два котёнка. Они опасливо смотрят на примостившегося рядом с Чонвоном Джея. Старший сидит на корточках, обнимая свои колени, и сомкнутыми губами улыбается пушистым. Тот, что побольше и с рыжими пятнами на шерстке, вероятно, ещё и посмелее. Он, навострив ушки, подходит к Чонвону, принюхивается и льнет к протянутой тёплой ладони. Ян солнечно улыбается. Котенок сладко мурчит, а Джей понимает, что хотел бы себе такого даже с аллергией на кошек. Слишком поздно до него доходит, что Чонвон не знает об этом. Котенок набрасывается на еду, громко чавкая. Его небольшое костлявое тельце содрогается от каждого укуса содержимого банки, а второй, что поменьше и посветлее, бодает его головой, пронзительно мяукает, бьёт маленькой мягкой лапкой по боку. Чонвон спешит дать ему порцию угощения, почесывая кончиками пальцев между тёплых ушек. Джей замечает черную мордашку с голубыми глазами, робко выглядывающую из-за коробки. Чонвон ласково улыбается и третьему котенку. Он вручает оставшуюся банку старшему и предлагает покормить стеснительного жильца коробки. — Джей тебя не обидит, — обращается он к котенку, когда крышка с тихим звуком отрывается от банки. — Он очень хороший и добрый. У самого Джея от таких слов сердце трепещет. Он почти падает вперёд прямо в кошачью еду. Или это только кажется? Он протягивает руку к котенку. Медленно, максимально осторожно, чтобы чёрный нос мог обнюхать его и решить, принимать еду или нет. Джей знает, что кошки очень чувствительны и своевольны. Поэтому ему безумно нравятся эти животные. Вероятно, он помешан на кошках так же сильно, как Чонвон. Котенок сухим носом тычется в его указательный палец и пробует на зубок, отчего Джей силится не зашипеть, а Ян — не рассмеяться. Пак манит котёнка к настоящей еде и завороженно наблюдает, как маленький худой комочек ест. Его ушки вертятся, улавливая каждый звук, будь то шевеление травинки рядом или тихое голодное рычание его друзей. Чонвон смотрит прямо на Джея, когда они поднимаются, складируя в пакет мусор. Он мягко улыбается. Младший видит в темных глазах напротив собственное отражение. Боже, Джей просто безвозвратно влюблен. Это бесполезно заталкивать далеко в душу, утрамбовывая подошвой обуви и закрываясь в собственной банке. По телу пробегают мурашки. Как можно было проникнуться столь нежными и опасными чувствами за такой короткий срок? Чонвон целует первый. Сжимает тонкими дрожащими пальцами предплечья старшего, привстает на мыски, и целует в середину губ, заставая врасплох. Джей вдыхает, раскрывая губы, но Чонвон поцелуй не углубляет. Он сам себя боится, однако бездействовать не хочет. Руки хорошо лежат на талии младшего. Джей сам прижимается ближе, целует в ответ, трется носом о мягкую щеку, мажет губами по чужим, пальцами впиваясь в поясницу Чонвона. Тот улыбается в поцелуй, издаёт довольный выдох и крепко обнимает за шею. Он отстраняется, носом утыкаясь в плечо Джея. Парень почти виснет на нем, где-то за спиной болтается пластиковый пакет, который неприятно шуршит от каждого дуновения горячего ветерка. Джей обнимает его сильными руками за корпус, а Чонвон чувствует себя максимально защищенным. — Знаешь, у меня аллергия на кошек. — У меня тоже. Поэтому я прихожу сюда, домой не могу притащить. Родители убьют и сам задохнусь.ジョンウォン~ ジェイ
Ян просит Джея помочь ему подготовиться к английской части в сунын, и они усердно занимаются уже, наверное, вторую неделю. Младший умный, с этим никто не поспорит, но ему хочется сделать эту часть идеально, чтобы утереть нос господину Наму, который лишь насмешливо сверкает глазами при каждой ошибке Чонвона на уроках. Джей пытался доказать, что это неправильное поведение для учителя, но Ян лишь отмахнулся со смешком — именно для этого ему и нужно сдать на высший балл. Они, конечно, стали намного ближе. С августа миновало два с половиной месяца, оба вновь учатся, но Чонвон хитрый такой, бегает к Джею домой, сметает запасы в шкафах и холодильнике и просит помочь с уроками. Он неглупый, но это лишний повод пообниматься и послушать рассуждения старшего. Стоит ли говорить, что Чонвон влюблен в это? В Джея, в их совместное время, дискуссии по любой теме и походы по всему городу. Младший не заходит дальше поцелуев в губы и рук под футболкой, а Джей не давит и не намекает на большее. Чонвон за это благодарен — комфортный для обоих темп окутывает теплом. Сунын. Сегодня Чонвон пришёл для подготовки к сунын. В очередной раз, конечно. Но Джей замечает, что его парень необычно тихий этим вечером. Он кусает изнутри губы, делает задания и не шутит совсем — напрягает. Негромко, но все же с улыбкой благодарит за теплое молоко с мёдом и корицей — Джей знает, что Чонвон любит такое после долгого дня. Он бы не отказался от кофе, но Паку хочется, чтобы младший спал ночью, а не разносил квартиру, подобно настоящим неугомонным котам. Они выполняют очередное задание из огромной стопки других, что Чонвону выдали в школе, и Джей по обыкновению хвалит Яна, треплет его по волосам и ловит печальный взгляд. Улыбка на губах ему противоречит, и старший так оставить это не хочет. Не может. Он кидает закладку в учебник и захлопывает тяжёлую книгу, тянет Чонвона к незаправленной кровати с очевидной целью — замотать его в одеяло и постараться разобраться в проблеме. Она точно есть — Чонвон не тоскует из-за пустяков. — Вон-и, — ласково зовёт он, и Ян поднимает глаза с белых простыней. Свет приглушен, и все, что хочется сейчас сделать — это прижаться близко-близко, спрятать лицо где-то в тёплой груди и ощутить на спине сильные руки. Чтобы знать, что они могут защитить. Голос у Джея сейчас гудящий, такой глубокий — Чонвону хочется в нем утонуть. — Я… Можно я сегодня останусь у тебя? Я не хочу домой. — Конечно, — Джей не спрашивает. Он мягко целует в висок и после лишь спрашивает, хочется ли Чонвону есть, а потом сбегает на кухню, чтобы наколдовать что-то съестное. Нельзя сказать, что в семье у Яна проблемы. И не сказать, что Джей хорошо осведомлён. Нужно попросить Чонвона написать родителям, что он останется у друга, чтобы по возвращении ему не сделали выговор. Чонвон взрослый, однако Джей не может не заботиться о комфорте. У друга, ха. Хватит ли им смелости признаться в будущем? Несмотря на час, он приносит в спальню две тарелки с сырным раменом. Время, на самом деле, уже подползает к десяти вечера, но увлечённо поедающий лапшу Чонвон, завернутый в одеяло и одетый в широкие штаны Джея, определённо того стоит. — Они поссорились сегодня, — он поджимает слегка припухшие от острого соуса губы, и Джей замирает с палочками на полпути ко рту. — Это происходит так редко, знаешь, что я каждый раз… Просто боюсь. Я знаю, что через пару дней все снова будет хорошо, но мне все еще страшно. Я ненавижу ссоры, знаешь, — Чонвон заглядывает в глаза Джея так отчаянно, что сбивается дыхание и пробивает разрядом. Старший тяжко сглатывает, чувствуя на языке перец и горечь. Он подсаживается ближе и теперь не напротив, а рядом, бок к боку. Слегка бодает головой, после мягко тычась в щеку. Не целует, а просто касается — не настаивает. Он не просит продолжать, но знает, что Чонвон это сделает, если сейчас решил открыться. Ян очень сильный. Чтобы это понять, нужно узнать его совсем немного. Чонвон долго думает над своими проблемами, анализирует собственное состояние и какую-либо ситуацию, которая его тревожит, но, скорее всего, не будет обременять других. Джей же хочет помочь. Если не особо в решении проблемы, то ментально — точно. Чонвону нужно выговориться, об этом старший говорит не раз на протяжении всего времени, что они общаются. Он вынужден признать, что невероятно доволен тем, что, помимо Сону, Чонвон рассказывает о своих тревогах также и Джею. — Я не хочу и не буду что-то обещать, хорошо? — Гудит Джей. — Но я буду рядом. Что бы ни случилось. Старший протягивает мизинец. Клятва из детства заставляет Чонвона тихо засмеяться. Он сам целует в скулу и цепляется своим пальцем. Руки слегка качаются, потому что Джей пытается обнять младшего одной рукой и не завалиться на бок позади него. Выходит очень неловко, отчего обещание приходится спешно закрепить и, наконец, найти успокоение где-то в изгибе шеи. Джей мурчит что-то о том, что Чонвон хорошо справляется и что его не бросят. Ему кажется, что парню это очень нужно. Нельзя сказать, что Ян страдает от неуверенности — совсем нет, чтобы в этом убедиться, нужно всего лишь понаблюдать за Чонвоном некоторое время. Джей, однако, считает, что сильным людям поддержка нужна как никому другому. — Чонсони-хён, — Ян тихо дёргает за рукав футболки, и, ах, у старшего от такого тёплого обращения по телу бегут бесконечные приятные мурашки. Чонсон на кровати ноги подгибает под себя. Он сидит на большой подушке, она будто бы из бетона, на ней спать неудобно, но вот сидеть — просто замечательно. Чонвон с такого угла ещё меньше. Он сидит на его же кровати напротив. Скрестив ноги и сложив руки, как кот лапки, прячет пальцы в рукавах. Он так забавно морщит лицо, смотря куда-то на собственный нос — вот-вот чихнет. А все потому, что кто-то редко убирается! Чонсону за пыль не стыдно, это не он виноват, а район. Окна всегда нараспашку, всякая грязь летит с улицы при любом воздушном потоке. Сейчас они, к слову, улицу едва ли слышат. Раннее утро не наполнено звуками так, как после часов восьми-девяти. Они же сидят друг напротив друга в половину шестого, когда люди только-только выползают из-под тёплых одеял и сонно размешивают растворимый кофе в чашках. И то не все. Им бы поспать ещё часа полтора, а после бежать учиться. Чонвон все-таки чихает. Тихо, сдавленно, быстро подставляя ладони к лицу. У него нет аллергии на пыль, но иначе в спальне старшего находиться просто невозможно. Он возмущённо смотрит на хозяина квартиры. Чонсон, наклонив голову, улыбается довольно. Он сужает глаза в щелки, где темнеют гречишная радужка и чёрный зрачок. Он сидит спиной к солнечному лучу, попадающему тёплым золотым потоком в комнату. Он липнет лишь к контурам его беспорядочных волос, щеки, шеи и плеча. А вот у Чонвона лицо хорошо подсвечено, у него глаза яркие-яркие, тоже карие, но сейчас будто бы искрящиеся. Но он сонный — за прошедшую ночь глаз не сомкнули. Обоюдное решение не идти на уроки или пары разморило так, что младший в конце концов засыпает на чужой постели, руками и ногами обнимая скрученное одеяло. Единственное, между прочим, Чонсону вот укрыться нечем, если только он не разбудит Чонвона. Он этого не делает. Укрывает оставшимся кусочком оголенные стопы Яна. Осторожно, но пружины в матрасе все равно предательски скрипят. Чонвон вздрагивает и поднимает голову, но старший спешно шепчет много-много раз что-то успокаивающее, гладит невесомо по виску, заставляя младшего зевнуть, чуть ослабить хватку и снова провалиться в мягкий утренний сон. Прямо как подушка под его головой. Та точно поглотит призрачным облаком, а не оставит страдать на твёрдой поверхности. Чонсон не знает, откуда у него железобетонная подушка, но он кладёт её уже в ноги и бесшумно (почти) ложится рядом. Он хочет оказаться вместо одеяла, но нельзя. Теплый луч окрашивает белые стены комнаты в золотой. Консоль, трудившаяся последние четыре часа под напором двух молодых людей, наконец, остывает и будто бы засыпает вместе с людьми в тёплой постели напротив.ジョンウォン~ ジェイ
— Сону! — Чонвон следом смеётся, делая очередной трюк на лестнице. Друг снимает на видео, слева от него шуршит упаковкой снеков Рики и что-то бурчит на одному ему понятном языке — смесь корейского с японским разобрать не может никто. Они сидят прямо на бетоне, лишь изредка вспоминая далекие слова старших из детства, когда мамы и бабушки сгоняли со всего холодного, что якобы может навредить здоровью. Сейчас они думают лишь об успешной сдаче сунын, приближающейся зиме и о том, что скоро придётся забросить доски в шкафы до схода льда и снега. Джей улетел в США. Ненадолго, всего чтобы помочь родителям с переездом, но и ему, и Чонвону все равно грустно — иначе никак. Разговоры по телефону, видеозвонки и километры сообщений никогда и никому не заменят живых объятий, обмен Pepero и тёплых слов перед снов. Им мешает разница часовых поясов. В первые три дня было интересно, спустя неделю — неудобно, ещё пара дней — терпимо. Джею не привыкать, он лишь беззлобно посмеивался над удивлением Чонвона. До суровых холодов совсем немного. Ян надеется, что к Рождеству его парень вернётся. Он отдаёт доску Рики — младший сегодня не взял. Точнее родители наказали, а он сбежал, отмахнувшись от вопросов. Парень рассекает по бетонной поверхности, выполняет несложные трюки и что-то кричит под мягкий смех Сону. Рики вызывает воздушные потоки, искры из глаз и беспорядок на голове, в душе и сердце. Понятно, почему он нравится девчонкам. Бэд бой из сериалов — такой привлечет внимание любой и любого. Чонвон отпивает дынное молоко. Такое ему Джей постоянно таскал на перерывах, лишь узнав, что оно у младшего любимое. — Знаешь, Сонхун-хён пару дней назад пришёл на работу к Джейк-хену и они украли лампу из коридора, — Сону задорно улыбается и с шипением открывает банку с колой, а Чонвон едва ли не давится от смеха. Молоко почти идет носом. — Зачем? — Джейк-хён сказал, что на складе с лекарствами было слишком темно, а телефоны они оставили на зарядке в ординаторской. Чонвон хмурит брови. — Сонхун-хён не работает в клинике, как его пустили в ординаторскую? — Им обоим за милые мордашки разрешат что угодно, — Сону лишь отмахивается, немного утрируя, но Чонвон может с ним согласиться. Рики на площадке выполняет сложный трюк и улыбается подбадривающим его друзьям. Их крики отлетают от домов и пугают уличных котов. «Fuck the police» все еще красноречиво горит на одной из стен. Не заметили? Согласились? Кола и молоко заканчиваются. Самый младший жует апельсиновый мармелад и показывает Сону очередной смешной тикток, из-за которого оба хихикают, как две гиены, когда Чонвон забирает свою доску и катится к бетонной лестнице. Он думает в последнюю неделю о многом. Джей успел его поддержать перед сунын, вечером они провели время вместе, а рано утром старший улетел на другой континент. Чонвон в четыре часа не хотел его отпускать и твёрдо стоял на решении, что проводит его. Конечно, предупредив родителей и немного напугав их, однако… Влюбившись, Чонвон стал несколько импульсивным. Он это осознает и не один день обсуждает с Джеем по телефону на протяжении уже недели, каждый раз анализируя все свои поступки и решения за прошедший день. Немного помогает. Стоя на почти самой верхней ступеньке огромной лестницы, Чонвон думает о том, как они обнимались в аэропорту среди толпы в последний оставшийся час. Вершина встречает лёгким, но холодным ветром, детьми на площадке и бездомными котами. Юноша улыбается. В далёком августе где-то в закутке между этими новостройками в поисках котят он поцеловал Джея, что оказалось очень удачным впоследствии. Видя внизу ожидающих друзей, Чонвона простреливает воспоминанием, как вечером неделю назад после сунын они горячо целовались, разделив квадратик молочного шоколада с пережженной карамелью внутри. Кажется, он все ещё чувствует горький привкус сахара на кончике языка и фантомное ощущение мягких губ на собственных. Руки где-то на лопатках (или на талии?) и его пальцы, вплетенные в волосы. Он скучает. Потому разгоняется и хочет сделать трюк в воздухе, над которым тренируется с самого начала лета. Почти два сезона. У Чонвона изначально была цель научиться ему до первого снега. Мысли о зиме и скорой встрече на Рождество немного прогоняют тоску. Толчок ногой, вместо пальцев в волосах ветер, а внизу— — Чонвон! Пронзительный крик Сону непременно заставил бы вздрогнуть, но Чонвон даже не успевает ничего осознать, как чувствует боль в груди, на щеке и, кажется, в самой середине головы. Будто из-под толщи воды доносится звук съехавшей с высоты доски, чьи-то слова и возгласы перепуганных птиц. Чонвон их не видит — перед глазами все плывёт. Осознав, что красное пятно на бетоне перед носом — его собственное, он хочет испуганно вздохнуть, но резкая боль в груди заставляет всем телом дернуться и кашлянуть, вызывая новый приступ острых, неприятных ощущений где-то под ребрами. Пятно становится больше, а во рту оседает отвратительный привкус солёного металла, но Чонвон стремительно погружается во тьму и не знает, снятся ли ему врачи и испуганные лица друзей или нет.ジョンウォン~ ジェイ
— Хён. — М? — Ты веришь в соулмейтов? — Чонвон кладёт голову на чонсоново плечо и тихо выдыхает. Он не давит вопросом, это просто интерес, однако чувствует, как старший напрягается. — Я… Хотел бы не верить, — такой странный ответ заставляет немного подорваться с места и уставиться в тёмные глаза напротив. Чонсон улавливает негласный вопрос и усмехается, прежде чем продолжить: — Мои родители — соулмейты, которые дружили, но не любили друг друга… романтически. У них был своего рода фиктивный брак, когда их старшие узнали об этом, — глаза в глаза, у Чонсона — смиренное спокойствие, у Чонвона — удивление. — Я думаю, что «родство душ» слишком обязывает. Нет, не так. Люди обязывают, вбив себе в голову, что между соулмейтами должна быть непременно романтическая любовь. Совсем не плохо, когда действительно так, но, — он пожимает плечами, понижая голос, будто рассказывает некую тайну. — Я думаю, что соулмейты — это не только возлюбленные. Чонвон тяжко сглатывает и жмется ближе. — Мне просто было интересно. Спасибо, что рассказал. Я думаю, это не так просто, хм? — Ты прав, — с мягкой улыбкой Чонсон носом ведёт по скуле младшего и невесомо целует в висок. Ян кожей чувствует его слабый, но горячий выдох. Мурашки бегут по рукам и немного по спине. — Эта история заставляет меня задумываться. К тому же, я уверен, ты знаешь, что истинные соулмейты со всеми этими шрамами и рисунками — чрезвычайная редкость. — Да, — тихо шепчет Чонвон и вдруг целует. Целомудренно, едва ли прикрыв глаза и слабенько двигая губами, встречая лишь ответный поцелуй. Выходит сухо — у обоих губы обветренные. — Но знаешь что? Если мы с тобой не соулмейты, — становится ясно, что Чонвон все же допускает такой шанс, а Чонсон не может его отрицать, — то мне с тобой все равно хорошо. Очень. Знаешь, я… Я люблю тебя, — смело признается он со слегка зардевшимися щеками, вновь глядя прямо Чонсону в глаза. Смущённо, но так уверенно, как умеет только он. Старший лишь улыбается и вдруг крепко обнимает, погружая в обволакивающее тепло своего тела, как Чонвон любит. Любит. Его он любит. Чонсон не думает — чувствует и шепчет слова об ответной любви и неясные, смятые в ткани одежды благодарности. Чонвон не совсем понимает, зачем. — Спасибо, что принимаешь мою позицию. Знаешь, это отпугивает многих людей. Я не хочу казаться грубым или депрессивным с такими мыслями, но мне нечасто удаётся донести все так, как об этом думаю я, до других. — Возможно, я понимаю, — Чонвон запускает пальцы в чонсоновы волосы. — Всё хорошо. И с тем, что ты думаешь — тоже. Чонсон покрывает лицо младшего самыми нежными поцелуями, сжимает тёплые пальцы своими горячими и уже скучает — вылет через двое суток.ジョンウォン~ ジェイ
Чонвон просыпается от того, что кто-то шуршит пакетом. Негромко, но этот звук едва ли не единственный, что нарушает постоянный писк аппарата над ухом, что считает пульс. Раздражает не так сильно, как в первые два дня в сознании, но, кажется, у юноши скоро уши отвалятся от этого ужасного звука. Пришедший человек садится рядом — от него пахнет холодом, дорогим парфюмом и почему-то морем. Может, Чонвону это снится? Он тянет сонное «Ещё пять минут» и подтягивает одеяло к самому подбородку, чуть хмуря брови. Это не Рики и Сону — они так не пахнут. Родители приходили с утра, а никого постороннего не пустили бы, значит- — Чонвон-и, — негромко зовёт его Пак Чонсон, обеспокоенно разглядывая чужое лицо. Слегка помятое и сильно поврежденное падением лицо. Чонсон взглядом обводит щеку Чонвона. На травме повязка со слегка проступившими по краям розовыми подтеками. Наверное, сегодня будут менять. Ян, пораженно разомкнувший глаза, улыбается так широко, как только позволяет его разбитая у края губа. Еще не зажила до конца. Старший тянется к его руке и замирает в считанных миллиметрах, будто спрашивая разрешения, но Чонвон сам вкладывает свои пальцы в его слегка прохладную ладонь. — Ты прилетел, — констатирует факт и довольно прикрывает глаза обратно. Голос у Чонвона несколько севший, слабый и тихий, но Пак улавливает лишь нотки радости и облегчения без грамма разочарования или обиды. — Как я мог не? Парень в ответ передергивает плечами и несильно сжимает пальцы Чонсона в ответ, морщась от резко накатившей боли в груди. Неудачно вдохнул. Чонвон не знает, сколько они молчат, он не смотрит на часы и наслаждается присутствием одного из самых родных людей. Боже, он так сильно скучал. Может ли он сейчас расплакаться? Определённо. Будет ли от этого больно? Физически, вероятно, раза в два — ему плакать сейчас нежелательно. А комок в горле давит. — Шов так жжется. Чонсон будто бы вздрагивает от голоса Чонвона, прорезавшего повисшую тишину (аппараты все еще нарушают полный покой помещения), и большим пальцем скользит по костяшкам, скрытым тонкой прохладной кожей. Он тяжело сглатывает, чувствуя в горле отвратительное першение. В самолёте продуло? Или пока бежал по холодной улице к стоянке с такси? Это, наверное, и не важно. — Я думаю, мы с тобой связаны. Помнишь, ты мне сам говорил, а я, идиот, не верил! — Чонсон поджимает губы. — Прости, Чонвон, я… — Подожди, — Чонвон его едва ли не ору о обрывает, снова хмурясь. Теперь его очередь успокаивающе гладить его руку и стараться успокоить своим взглядом. — За что прощать? — Меня не оказалось рядом, когда я был так нужен тебе. — Глупый. Ты мне все ещё нужен, понимаешь? Не вини себя, Чонсони-хён, — старший хочет позорно расплакаться от эмоций. Он не смыкал глаз в последние двое суток и сильно переволновался, напридумывав ужасных вещей. — Никто не мог предвидеть мою травму, хм? Я был неосторожен и пострадал — ты не виноват ни в чем, хён. Ты… ты же тоже это чувствуешь, да? — Чонсон сразу понимает, о чем речь, но Чонвон слегка ведёт свободной рукой к месту, где сломаны его ребра. Тело скрыто одеялом, но старший знает точно — там либо повязка, либо гипс. Он встаёт и задирает худи, открывая вид на подтянутый живот и обосновавшийся на ребрах рисунок сойки. Чонвон чувствует боль в груди, но совсем не от того, что его кости всё ещё сломаны, а органы и кожа слегка повреждены. Шрам жжется совсем не от ниток, а глаза щиплет не из-за своей неудачи. — Знаешь, я так соскучился. — Я тоже, котенок. За окном постепенно темнеет. Скоро к Чонвону придут врачи, а старший не отлипает от стула рядом с его постелью. Хочется обнять, однако сейчас нельзя, пусть Ян и говорит, что может потерпеть. Чонсон хочет быть ответственным старшим. Он не сделает больно Чонвону. На выходе из больницы, когда он показал все, что привёз младшему из Сиэтла, мозг простреливают воспоминания двухдневной давности. В почти час ночи Джею не спится. Он бродит по комнате, слушает музыку, бесцельно листает твиттер и не может понять причину своей бессонницы. Кофе? Но он сегодня не пил ничего, что могло содержать кофеин. И с утра не намечается ничего, что могло бы его волновать. Он улетит только через полторы недели, днем ему нужно будет лишь перетащить некоторые коробки в фургон. После перекуса кислым яблоком сам собой набирается номер Чонвона. Джей лениво следит за редкими автомобилями за окном, пока идут долгие гудки, однако ответа не следует. Вызов прекращается. Полчаса спустя, когда Чонвон не появляется в сети, не перезванивает и не отправляет сообщение о том, что занят, как обычно это делает, Джей звонит ещё раз и отправляет с десяток сообщений о том, что нашёл для него вкусные конфеты и американский шоколад, который «он просто обязан попробовать!» Когда в шесть вечера по сеульскому времени Чонвон не выходит на связь, Джей с комочком беспокойства звонит Сону и ругается себе под нос, когда и он не отвечает. — Да? — Хрипит Ким в микрофон после четвёртой попытки Джея дозвониться. У старшего в этот момент внутри сердце срывается от облегчения и гнева одновременно. — Сону! Что, черт возьми, происходит? Почему ни ты, ни Чонвон мне не- — Хен. Джею сейчас по-настоящему страшно. Сону остужает его пыл тихим, дрожащим голосом. — Что? — Он сломал ребра. Тяжёлое молчание, затянувшееся на целую минуту и нарушаемое лишь тяжелым дыханием Сону на другом конце мира, давит на виски, уши и сердце. Джея передергивает. Комната вдруг подпрыгивает перед глазами — он падает на постель, не в силах стоять. — Чего? — Не верится. — Чонвон в реанимации. Хён, пожалуйста, прилетай скорее. Ты нам нужен. Ему нужен. Пожалуйста, хён, быстрее, пожалуйста, — Сону, кажется, вновь плачет, кто-то перехватывает его телефон и тараторит в трубку, кажется, это Сонхун, и избавляет Джея от необходимости как-то успокоить младшего. Ему самому бы прийти в себя. Он скомкано благодарит Пака, слышит повторение слов Сону — просьбы вернуться в Корею, будто появление Джея сотворит чудо и спасёт Чонвона, вытащит его из бездны небытия и исцелит тело. Но такого не будет. У Джея нет суперспособностей, а мир не любит щедро осыпать людей чудесами. Ближайший вылет, однако, через десять часов. Не жалко почти полторы тысячи долларов, потому что если Джей не прибудет в Корею в кратчайшие сроки, то сойдёт с ума от волнения. Даже с документом посадочного талона в телефоне осознание ситуации приходит лишь под утро, когда горизонт за окном слегка светлеет. В это время под ребрами справа отчего-то немного жжется и зудит, будто бы он бегал по жаре в тесной кожаной портупее на голую кожу. Он включает настольную лампу и задирает перед зеркалом футболку, впадая в ступор. Рисунок прекрасной сойки бледен, но будто бы с каждой минутой становится темнее — а у Джея ощущение, что в таком виде он простоял минимум с десяток. От догадки жжется не только птица на ребрах, но и в глазах, а в горле появляется неприятный горький комок. Джей не замечает крупных капель собственных солёных слез, стекающих по щекам к подбородку и падающих на пол — стук ударов о дерево едва ли отлетает от стен, — пока не слышит сообщение от Сону. «Он в стабильном состоянии, но… Он сильно пострадал» — это бьёт вновь бьёт по сердцу, будто удар получил Джей, а не Чонвон. Он рвано вздыхает, пытаясь успокоиться после такого неясного порыва и опускается на кровать. — Я почти ничего не понял из слов хирурга, — устало говорит Сону, вытянув ноги в коридоре госпиталя. Джей запыхавшийся, по виску катится капля пота, и он спешит стереть её плечом. — Но Чонвону сделали операцию, зашили рану и наложили гипсовый корсет, — сейчас он звучит, скорее, задумчиво, прикусывая губу и пялясь куда-то в стык стены и пола. Джей проводит рукой по волосам и запрокидывает голову. Главное, чтобы состояние младшего было в порядке. — Эй, не убивайся так, — вдруг снова говорит Сону, слегка пиная его носком ботинка. Эти слова сильно контрастирует с его видом, но Ким вздергивает уголки губ. — Я переволновался и устал не меньше тебя, и зрелище было, откровенно говоря, ужасное, но… Чонвон далеко не слабый. Он в сознании и, как сам говорит, почти не чувствует боли. Думаю, это из-за обезбола, которым его пока пичкают, но я ему доверяю. И тебе тоже нужно. Джей уже порывается сказать, что, конечно, он Чонвону доверяет, но Сону оказывается быстрее и продолжает: — Насколько я знаю, жизненно важные органы у него не задеты, а в восемнадцать-то лет он восстановится относительно быстро. Просто будь рядом с ним, хорошо? Старший часто-часто кивает, но потом вдруг несильно пихает Сону в плечо и фыркает. — Я тоже перепугался! — Иди лучше в палату, посиди там, ты слишком буйный, когда устанешь. При таких не самых хороших обстоятельствах Джей впервые по-настоящему знакомится с Ян Чонином. У молодого мужчины идеально осветленные волосы, прокол в брови и самой серединке нижней губы, неброский мужской макияж (если бы их не разделял жалкий метр, то Джей бы и не заметил. Может, он просто невнимательный?) и, кажется, видны следы от сережек на ушах. Пак мысленно подмечает, что этот парень действительно любит пирсинг. На Чонвона он не похож. Даже его хитрые улыбка и прищур глаз, которыми Чонин одаривает Джея при встрече, похожи, скорее, на Сону. Лисьи черты заставляют совсем немного нервничать. Джей лишь тащит тофу для Чонвона и несколько пачек его любимого молока, когда по-хозяйски вваливается в палату и натыкается на пару тёмных глаз, так сильно контрастирующих с волосами. Вероятно, госпиталь становится местом для знакомства с семьёй парня — буквально пару-тройку дней назад Джей неловко разглядывал пол, смущённо пряча взгляд от родителей счастливо щебечущего о нем, Пак Чонсоне, Чонвона. Вот же кот! Они мало обсуждали их отношения со старшими. Против факта никто не шёл — у обоих парней во взглядах мелькали как волнение, так и уверенность. Страх начала ссоры завертелся внутри неприятным комком, когда лица родителей Чонвона окрасились печалью, однако никакого скандала не последовало. Сыграл ли на руку перелом или нет, так или иначе, отношения между ними остались относительно хорошими. Джея не выпнули за дверь, а ему не пришлось доказывать, что они не играют в игры. В конце концов, в марте Чонвон уже станет студентом и ему стукнет девятнадцать лет. С Чонином проще. В его взгляде нет ни намёка на неприязнь, он с интересом слушает все, что рассказывает Джей и тепло улыбается младшему брату, видя его смущение после слов «Мы встречаемся. Как парень и парень». В тот вечер Чонин отвозит Джея на машине домой и с шутливой угрозой говорит беречь Чонвона, поскольку он — его единственный младший. Рождество они встречают в больничной палате, но это не страшно — маленькая настоящая (!) ёлочка и целый пакет еды, который притащил Джей делают праздник в разы лучше. В конце концов, Чонвон не один. А в пакете ягодный пирог, приготовленный мамой и упакованный так, чтобы не испортился, немного любимых вкусностей от Чонина и привезенные старшим из Америки, только… — Ну, мне их мама подсунула, — бурчит Чонсон, запихивая в себя большую ложку ттока с рисом, чтобы занять себя чем-то во время обдумывания дальнейших слов. Чонвон вздергивает брови и фырчит — как только боль в грудной клетке сошла на минимум, он вновь превратился в кота с острым языком. — Ты ей рассказал? — Да. Прости, что не спросил и не предупредил. Но мне нужно было как-то объяснить- Чонсону приходится замолчать на середине предложения — младший прижимает к горячим губам прохладные в контраст пальцы. Он немного дуется на его слова, но спустя секунду лицо разглаживается, и Чонвон снова мягко улыбается с небрежно вылетившим смешком. — Глупый хён, все хорошо. Я просто, ну, не думал, что ты расскажешь так скоро, — кажется, он тоже немного смущен. — Вкусно. Передай ей спасибо, — Ян подмигивает и щёлкает пальцами, а Чонсон, наконец, отмирает.ジョンウォン~ ジェイ
Лето выдаётся жарким, испепеляющим огненным солнцем и заставляющим таять любого, как мороженое, стоит только выглянуть на улицу. Джей резко двигается на танцевальной площадке в шатре в парке, вокруг грохочет музыка, отскакивая от стен, установок, грудных клеток и проваливаясь вниз, сотрясая собой землю и заряжая безумной энергией всех, кто его видит. У Чонвона в груди трепет. Он восхищён мастерством танцора, его владением телом, мимикой, нарядом и горячими взглядами, направленными только ему. Джей делает волну телом, Чонвон умирает, а остальные зрители кричат в восторге. Джей крутится на одних только руках, у Чонвона усиливается пульс, а люди вокруг вдыхают. Джей делает сальто, и у Чонвона от напряжения кровь почти идёт носом. Он не ревнует, вообще нет. Он, черт возьми, гордится, что этот человек на импровизированной сцене, божественно танцующий и вытворяющий невероятные движения своим телом под ритм музыки и от девушки-MC, — его молодой человек. Не стыдно. Не ревностно. Чонвон любит бесконечно, гордится и восхищается. Джей падает на руки, его майка скатывается к плечам, оголяя подтянутый торс, а под весом тела мускулы плеч напрягаются так слишком красиво, и половина зрителей улетает в нокаут вместе с соперником в этом баттле. Джей не выходит абсолютным победителем на том фестивале, но вторым местом он горд не менее. Особенно когда Чонвон смотрит с таким восторгом, кричит громче всех, поздравляя, и прыгает прямо на него, обнимая руками-ногами, не стесняясь никого вокруг. Джею не остаётся ничего, как подхватить его под бедра и прижать ближе к себе. Кажется, младшего не смущает его мокрое от пота тело и слипшиеся волосы. Награда лучше, чем площадка для выступления на Хондэ. Джей немного нервничает. Наверное, потому, что Чонвон прижимает его к кирпичной стене и напористо целует, схватив за ворот рубашки. Укус за губу немного отрезвляет. Джей хватает за талию, сминая в руках расстегнутую куртку на спине. Самое интересное? Обычно это Джей кого-нибудь препирает к стенке, а не его (хорошо, он делал так только один раз и тогда ещё не был знаком с Чонвоном, окей?). Под ребрами снова кожу жжёт. Чонвон отстраняется и загнанно дышит прямо в его губы, Джей умирает и возрождается, крепко-крепко обнимая и снова целуя. Они сбежали с какого-то чрезвычайно важного мероприятия, на которое их позвали Бомгю и Сонхун, но первый оказался слишком занят персоной некоего господина Кана, а второй просто скучный, талдычет что-то о Джейке и цокает на старающихся не обжиматься слишком очевидно Джея и Чонвона. Старший максимально осторожно проводит едва ли прохладной ладонью по месту, где у Чонвона шрам. Он не очень ровный, но тонкий и белый. У Джея на этом месте птица. Сойка. Тоже не очень ровная, но от этого не менее прекрасная. Связывающая. Джей не хотел бы верить в соулмейтов, но сам оказался в этом омуте вопреки своим желаниям. Нельзя сказать, что сейчас он жалеет — точно нет. Джей утыкается носом в макушку Чонвона и тихо выдыхает. Рядом. С ним. Живой. Более не сломанный. Такой же солнечный, тёплый и самый близкий. Чонвон улыбается клыкасто в его шею и прижимается ближе.| end | [or not?] |