Разбить яйцо: снаружи или изнутри?

"Как же. Чертовски. Больно!"  Я медленно открываю глаза и моргаю пару раз, прежде чем понимаю, что смотрю в окрашенный бежевым потолок. Слегка хмурюсь, и лоб тут же простреливает болью. Сжимаю челюсти, давя болезненный стон и ругань.  "Точно. Та машина. Походу, меня сбили… Ну, я жива, разве это не удача?" Улыбаюсь и аккуратно поворачиваю голову вправо, натыкаясь взглядом на письменный стол. Брови изумлённо ползут вверх: на столе груда, словно из Средневековья взятых, свитков, а среди них стоит большая пустая клетка.  "Так-с, ладно. Чем только в больницах не увлекаются." Хмыкаю, отворачиваю голову от стола, и левая бровь вновь изгибается: в полуметре от кровати стоит огромный распахнутый чемодан, из которого торчит метла и гордо возвышается чёрный котёл.  "М-да... Но хотя бы теперь ясно, что это не антисанитария, а косплей на Гарри Поттера." Немножко мысленно поиздевавшись над пожилыми людьми, которые хотят выглядеть современно, а в итоге... В итоге везде пихают уже оскомину набившего Гарри Поттера. Нет, я очень люблю и книги, и фильмы — особенно книги, конечно, — но, в самом деле, «Дары Смерти» вышли аж в 2007-м, это уже слегка не последний писк моды. "Ой, ну и ладно. Какая тебе разница, кто как развлекается? Все сходят с ума по-своему. Что более значимо, так это почему я не в реанимации? Не то чтобы это повод для жалобы, но это странно. С какой там скоростью я ехала? 90? Ага, в ливень, ничего не скажешь, умница. “Дорога пуста, дорога пуста...” А то, что я не одна такая психованная, посередине трассы ехать моя умная головушка не подумала." Воспоминания о том, почему я была настолько не в себе, что забила на ясный обычно голос разума, заставляют меня помрачнеть. Вечер. Маленькая кухня. Горят только две свечи на столе, потому что на улице моя любимая погода — дождь, и я хочу наблюдать, как капли в тёплом живом свете стекают по окну. Ярик ставит передо мной кружку горячего шоколада, который я тоже обожаю. О чём и говорю, смеясь: «Сегодня всё, что я люблю». Он спрашивает: «И меня?» «Конечно.» Ярик улыбается, садится напротив с собственной кружкой шоколада. Я заглядываю в неё и притворно-поражённо подношу руку ко рту: «А где же суперкрепкий кофе?» «Но его-то ты не любишь.» Тон его голоса заставляет меня поднять голову. Его синие глаза в полутёмной комнате почти сравнялись цветом с моими. Дрожащий блеск свечи вспыхивает в них оранжевыми огнями. Тревога во мне появляется и медленно перерастает в страх. Смутно, я уже начинаю догадываться, что означает и совпадения всех моих любимых вещей, и взгляд моего парня, и тон его голоса. Когда он протягивает руку и накрывает мои пальцы, сердце бьётся уже как бешеное. "Нет, только не это! Но почему? Всё же было так хорошо! — Вот именно, – отвечает внутренний голос, – потому это и происходит: всё было очень хорошо. И Ярослав реагирует на это как нормальный человек. В отличии от тебя." Ярик отпускает мою напряжённую кисть и медленно достаёт из кармана коробочку. Страх стремительно приближается к отметке «паника». "Бежать-бежать..." – пульсирует в мозгу, но я словно оцепенела. Как затравленный зверёк перед удавом загипнотизированным взглядом я слежу, как красная (цвет сложно разобрать в таком свете, но я уверена — она красная) крышечка медленно — тошнотворно медленно — приоткрывается... В тот же миг, как небольшой камень блеснул в золотистом свете, нервное напряжение достигает своего предела. Я вскакиваю со стула, едва не сшибая любимую кружку со стола. Паника перекрывает собой всё. Я плохо помню, как оказываюсь в прихожей, затем в лифте. Кажется, оттуда отпрянула наша старенькая соседка. Кажется, я вижу взъерошенного Ярика в закрывающиеся двери. Обеспокоенные синие глаза... От мысли, что он сейчас, наверное, бежит по лестнице меня накрывает новая волна паники. Я спешно зашнуровываю кроссовки, которые, оказывается, всё это время держала в руках. Пальцы дрожат. Я отмечаю это на автомате, и это открытие не вызывает во мне никаких эмоций. Сейчас вообще никаких эмоций нет, только страх. Страх-страх-страх... Он гонит меня вперёд, прочь, подальше отсюда. Ключ зажигания привычно поворачивается, и рокот мотора приносит даже какое-то успокоение во внутренний сумбур. Мой любимый — конечно, сегодня всё вокруг меня любимое, только день, похоже, станет ненавистным — мотоцикл пускает фонтаны брызг из-под колёс. И я не могу быть уверена, на самом ли деле вижу силуэт Ярика на крыльце, или же его пририсовало моё воспалённое воображение. Но это добавляет новую строчку «бежать» в и так бесконечный список. Я не помню, как покинула город, не помню, по каким улицам ехала. Просто в какой-то момент я осознала, что несусь по неизвестной трассе, благо пустой, и помимо страха во мне начинают проклёвываться и другие эмоции. Постепенно я начинаю получать удовольствие от быстрой езды. Пара несложных трюков, — и вот я уже почти снова следую за разумом, а не за эмоциями. Я всё ещё почти не снижаю скорость на поворотах, но уже понимаю: надо заканчивать. Теперь я скорее кайфую от адреналина в крови, чем сбегаю от чужой привязанности. Мысленно торгуюсь с внутренним голосом. Сейчас, ещё только сотня километров и поеду домой. Поживу недельку у родителей, обдумаю всё в спокойной обстановке, как и следовало сделать с самого начала. Сейчас, ещё только пару минут я не буду ничего контролировать, а потом снова возьму себя в руки. Сейчас. Тут же нет камер. Да и, выкрутасов я больше не вытворяю. Так, еду чуть с большей скоростью, чем было бы безопасно в дождь, но… в первый раз, что ли? Нет, это не первый, но даже к такому удачливому человеку, как мне, Фортуна однажды повернётся спиной. Именно это всплывает в моей голове, когда при очередном повороте передо мной возникает серый джип. От удара я слетаю с сиденья. На этом воспоминая обрывались. Я мрачно цокнула языком. "Не люблю на тебя наезжать, милая, но ты совсем долбанулась?" Тишина в эфире была мне ответом. Я вздохнула и медленно села в кровати. "Серьёзно, о чём ты вообще думала?" Слабая мысль, что как раз-таки ни о чём я не думала вызывает тучу язвительных комментариев на мою голову, но затем я странным образом успокаиваюсь. "Ладно. Потом буду разбираться с последствиями собственной глупости, а пока вернёмся к насущным вопросам. Насколько долго я спала (или была в коме?), что меня из реанимации перевели в стационар?" То, что после аварии я попала в реанимацию, для меня не подвергалось сомнениям. С положения сидя я наконец полностью окинула комнату взглядом. "Гм, я в отдельной палате? С чегой-то вдруг? Ярик так свою псевдовину заглаживает (на этом моменте в груди предательски сжалось), или же родители расщедрились? Разве факт что я наконец — наконец-то! — фыркнула — чебурекнулась с мотоцикла не отличный повод для мамы дать мне в полной мере осознать его “опасность” и собственную правоту?" Как бы то ни было, но факт оставался фактом: в комнате находилась только одна кровать. Пожав плечами ("Может, родители и вовсе не в курсе аварии? Было бы круто, конечно, жаль, не в характере Ярика"), я принялась раздумывать над новой дилеммой: можно мне вставать, или нет? Правда, этот вопрос должен был возникнуть у меня до того, как я села, но какая теперь разница, не ложится же обратно. Да и, не болело у меня ничего (чему я не переставала удивляться), голова немного пульсировала, но не сильнее, чем после бессонной ночи. Приняв во внимание этот факт и прибавив к нему то, что вокруг меня ни капельницы, ни каких-либо аппаратов не было видно, я предоставила очень серьёзные доводы против того, чтобы позвать медсестру (хотя настоящий — тот, который отвечал за подозрения, что меня уложат обратно в постель и не дадут встать, примерно, вечность, — так и не был назван), и приняла решение, что можно. Аккуратно поднявшись на ноги и вновь мельком подивившись полной боеспособности, я немного покачалась с пятки на носок и выбрала направление к шкафу — какая-то цель должна же быть, а приближаться и ещё ненароком нарушить декоративные композиции “Гарри Поттера” мне не хотелось. Я, так-то, тоже фанат, хотя по мне, возможно, и не скажешь. Дошла до шкафа, затем обратно, всё-таки подошла к чемодану и столу, снова к шкафу. Скукотища. "И чем мне заниматься?" Вздохнула. Покоцола ногтем по линяющей краской дверце шкафа. И только сумасшедшая мысль: это не мои руки зажглась в сознании, как слабые петли не выдержали лёгкого прикосновения, и дверца со скрипом распахнулась. В шкафу стоял худой черноволосый подросток, приблизительно, четырнадцати-пятнадцати лет. Над огромными ярко-зелёными глазами удивлённо поднялись чёрные брови, почти достав шрам-молнию под копной непослушных волос. "О, они дошли аж до того, чтобы самого Гарри в шкаф засунуть?" Я протянула руку — ну да, ну да, пять минут назад благородно держала свои руки при себе; ну а что? зачем было весь этот муляж ставить именно в мою палату? — узнать мягкие у куклы волосы, или нет. Но... не смогла. Через несколько секунд ступора я всё же осознала, что мои пальцы касаются холодного и твёрдого... стекла. Я резко отпрянула. А Гарри в зеркале — Господи, это зеркало! — повторил моё движение. В тот же миг резкая боль ударила в лоб, тут же отдаваясь в затылке. Я упала на колени, схватившись за голову. Как-то глупо и не к месту отметив, что волосы мягкие. В сознание врывается кричащий испуганный мужской голос: «Лили, бери Гарри и беги! Это он! Беги! Беги! Я его задержу...» Под плотно сомкнутыми веками двигались большие неясные фигуры. Одна из них спотыкается, слышно, как распахивается дверь и тут же раздаётся пронзительный смех. Топот. Тяжёлые предметы тарахтят по полу, но через мгновение вновь звук распахнутой двери. Силуэт загораживает меня от проёма, ничего не видно, только голос, холодный и высокий: «Прочь.» «Не Гарри! Пожалуйста, только не Гарри!» — женский голос молит, кричит, заходится рыданиями. «Отойди в сторону, глупая девчонка... Отойди сейчас же...» «Только не Гарри, пожалуйста, нет, возьми меня, убей вместо него...» В ответ на это вновь раздаётся леденящий кровь смех. «Только не Гарри! Пожалуйста... помилуй... помилуй...» Вспышка слепящего зелёного света обрывает отчаянную мольбу.