***
Сердце в груди колотится так быстро, что Чуя едва может дышать. Он в который раз нащупывает кончиками пальцев скомканную бумажку в нагрудном кармане, беспокоясь, что эта записка – подделка.Корзинка с фруктами уже у нас. Жду тебя в скворечнике. Люблю.
Твой Скромник.
Свернув за угол, Чуя тормозит у двери, оглядываясь по сторонам, и коротко стучится. "Да нет, это точно Дазай написал. О его прозвище Мори явно ничего неизвестно." Дверной замок весело щелкает, и Осаму без лишних вопросов затаскивает Чую в свою комнату. В нос ударяет приятный аромат свежезаваренного мятного чая и легкий дымок, источаемый ароматическими свечами. Чуя вопросительно косится на Дазая, но тот только мягко улыбается, явно не думая сейчас о том, как все это может странно выглядеть в глазах рыжеволосого парня. — Ты ждал меня? — Я с самого начала знал, что ты придешь. Поэтому, думаю, что да. Чуя разулся и осторожной поступью прошел дальше, в глубь комнаты. Нынешняя обстановка казалась ему нереальной: в комнате и на кухне был идеальный порядок, а в воздухе пахло романтикой. — Кстати о твоём письме... — Чуя еще недолго смотрит на полыхающую свечу, не моргая, — Осаму, что ты имел в виду под "корзинкой с фруктами"? — Оружие. Оно нам очень понадобится для самообороны и психологической уверенности в победе. Кивнув, Чуя поднимает голову выше, встречаясь взглядами с Дазаем. — То есть на практике ты не слишком уверен в благоприятном исходе. Я правильно тебя понял? Осаму отводит взгляд и вместе с тем его уверенность в себе сыплется, как песок. В глазах плещется волнение, руки холоднеют, а горло пережимает нечто удушливое, отчего голос становится как бы не своим. — Чуя, я... — Дазай почти задыхается, — Прости, но я боюсь, что это наш последний вечер. Знаешь, я даже не так сильно боюсь смерти, как... Мягкий поцелуй на губах заставляет сердце биться быстрее. "... того, что могу потерять тебя на пути к обретению своей свободы." Дазай осторожно отвечает, сгребая Чую в свои объятия. Прикосновения нежные, едва ощутимые, но такие обжигающие и родные. Когда Чуя отстраняется, Осаму напоследок целует его в висок и поправляет слегка небрежно убранные за уши волосы. — Они прекрасны... Кажется, что Чуя краснеет еще больше и даже перестает дышать, когда руки Осаму случайно задевают кончиками пальцев шею и скользят выше, к рыжим кудрям. — Чуя, ты же не будешь против, если мы вместе примем ванну? Я бы хотел немного поухаживать за тобой. — Что?! Ты... т-ты!... Чуя кричит и заикается, беспорядочно размахивая руками в разные стороны. Такая реакция сильно сбивает с толку Дазая. Его одолевают разные рода чувства и мысли, например такие, как те, что были связаны с разрушением незримой черты, называемой личными границами. — Чуя?... Теперь он закрывает лицо руками и бормочет что-то невнятное. Осаму не находит в таком случае ничего лучше, как просто обнять своего парня и направить все свои силы на то, чтобы успокоить его. Судорожно вздохнув, Чуя втягивает через нос приятный запах ароматических свеч и их веяния тут же одурманивают сознание. Напряжение с плеч мягко скатывается вниз, оттаяв от теплых рук обнимающего, к ногам. Когда Дазай понимает, что странная лихорадка Чуи проходит, то он и сам обретает такое нужное ему сейчас успокоение. — Я, возможно, и не знаю, как устроены подобные тебе люди, но твою "лихорадку" я нахожу очень милым явлением. Чую как прошибает током, он вновь краснеет и мягко отстраняет от себя Осаму. — Это называется "смущение", Осаму. Только в остром его проявлении, — терпеливо объясняет Чуя, поправляя свои волосы, — Понимаешь, дело в том, что я просто не могу взять и так легко обнажиться перед тобой. Это вызывает у меня стыд. — А у меня он есть? — Кто? — Стыд. Чуя поднимает глаза выше, на уровень глаз Дазая, и замирает. Он настолько возмущен, что даже не способен что-либо ему ответить, беспомощно проглатывая слово за словом, как рыба. — Думаю, что нет... — Хорошо, но, наверное, оно и к лучшему, — простодушно ответил Дазай и мягко погладил Чую по волосам. — Значит то, что тебе мешает снять с себя одежду – это стыд, я правильно тебя понял? — Да, но... Стой, стой, подожди! Ты что делаешь?! — Помогаю тебе раздеться. Мне то ничего не мешает это сделать. Безупречно белая рубашка легко скользит вниз по рукам и мягко опускается на пол. В какой-то момент Чуя просто теряется в происходящем, в один миг позабыв все слова. То, что Осаму делал с ним своими руками, околдовывало его сердце и разум. Не хотелось сопротивляться или как-то мешать. Чуя наблюдал за происходящим, завороженно цепляясь глазами за каждую деталь. В то время, как на нем оставалось все меньше одежды, интерес к долгожданной развязке только возрастал. Он, как зритель в театре, не мог отвести глаз от искусно играющего свою роль любимого актера. Эти взгляды, движения рук, запахи и жар собственного тела – все это заставляло содрагаться и желать большего. — Дазай... — Ты такой милашка, когда краснеешь. Осаму беззлобно усмехнулся, собирая все вещи с пола. — Я... — Да, точно, тебе, наверное, холодно. Проходи, я тоже сейчас буду. До сих пор ощущая на себе обжигающие остатки чужого очарования, Чуя молча шагнул в ванную комнату. Внутри оказалось и правда значительно теплее, чем снаружи. На темно-синем кафеле кое-где полыхали маленькие розовые свечи, была набрана ванна, от которой веяло паром, и в углу стояло запотевшее зеркало средних размеров. Это было первое на что обратил свое внимание Чуя. Уютно, комортно и очень романтично. "Дазай явно это спланировал. Вот же мерзавец, — подумал с улыбкой на губах юноша, осторожно погружаясь в почти горячую воду, — Однако стоит отдать ему должное: он смог раздеть меня и я даже не почувствовал во время этого какой-то сильной неловкости. Талант." Чуя стащил с бортика маленькую резиновую уточку и расплылся в улыбке. Именно ее тут как раз и не хватало для полного счастья. Они здесь с Дазаем в двоем и в полной безопасности. Наедине. И ничто не сможет нарушить их, пускай пока и временный, покой. — Как ты, Чуя, все хорошо? — Осаму заходит в ванную, но не с пустыми руками. Чуя замечает на подносе тот самый мятный чай и пачку имбирных печений. — Если ты слишком смущен или напуган, то я ни в коем случае не давлю на тебя. Я все понимаю и полностью осознаю, что могу таким образом сильно торопить события. Просто... Осаму ставит все вкусности на маленький столик и присаживается на корточки, чтобы быть с Чуей на одном уровне. — Чуя, я очень сильно люблю тебя, но я не знаю сколько нам с тобой осталось. И если нам отведено еще всего несколько дней, то я хотел бы насладиться тобой полностью. Когда Дазай видит в лазурных глазах Чуи неподдельный страх, он мягко качает головой и гладит его рыжие волосы рукой. — Ничего не подумай. Я имею в виду под этим исключительно духовное наслаждение. Когда люди без одежды, они становятся друг с другом более искренними и открытыми. Твое смущение – подтверждение этому. Я люблю тебя и твои эмоции. Я люблю твою искренность. А это гораздо приятнее и интимнее любого секса, каким бы хорошим или ярким он ни был. Осаму залезает к Чуе, краем глаза цепляясь за его красные щеки. — Я сказал что-то не то? — Н-нет, просто... Ты такой необычный. Твои мысли заставили меня посмотреть иначе на некоторые вещи. — Например, на секс? Я заметил, как ты покраснел, когда я сказал об этом. Чуя, ты все еще девственник? Чуя, кажется, краснеет еще больше, кивая несколько раз. Он стыдливо опускает глаза и собирает губы в тонкую полоску, чем лишний раз умиляет Осаму. — Не поверишь, но я тоже. — Правда? — Конечно. Раньше мне сердце не позволяло. Сейчас – не знаю, но с тобой я бы рискнул, даже не раздумывая. Чуя неверяще рассматривает лицо Дазая, в то время, как на душе вдруг становится так тепло-тепло, что даже хочется кричать. Подобное льстило и пугало одновременно. Риск умереть от остановки сердца в момент оргазма нисколько не оправдывал подобную одержимость. Чуя все-таки не настолько эгоистичен, чтобы затащить в постель своего возлюбленного и сделать эту ночь для него последней, даже если Осаму сам этого страстно захочет. Как сказал Дазай, им на данном этапе хватит и того, что есть, с лихвой. А там уже видно будет. — Будешь чай? — Пахнет восхитительно, он мятный? — Чуя мягко кивнул, наблюдая за аккуратными движениями рук Дазая. — Он мой любимый. Как ты догадался? — Дедукция и капелька удачи. — Впечатляет. Ловко стащив печеньку из пачки, Чуя с удовольствием откусил от нее кусочек и запил чаем. — Как прошел твой день? Поинтересовался Дазай, нервно постукивая ноготками по своей чашке. Вроде, ничего такого и не происходит: они, как часто бывало до этого, вместе проводят время, общаются, пьют чай. Сама ситуация – вот что заставляло краснеть и чувствовать себя неловко. "Просто не думай об этом, — Осаму отпивает немного из чашечки и неловко улыбается, когда ловит на себе взгляд Чуи, — Да, он красивый, милый, классный и прямо сейчас сидит перед тобой голый. Но это ведь не повод вести себя так глупо." Дазай мелко вздрагивает, когда Чуя касается его руки. — Еще чаю? — Осаму, ты же ведь меня сейчас совсем не слушал, да? Теперь он чувствует себя виноватым. Тихо вздохнув, Дазай подливает Чуе еще чаю из прозрачного чайничка и улыбается уголками губ. — Не стоило... — Прости, Чуя, просто когда ты рядом со мной, я почему-то словно глупею и становлюсь рассеянным. Я обещаю быть внимательнее. Продолжай, пожалуйста. — Я тоже... — Чуя вдруг краснеет и прикладывает ладонь к своей щеке, скрывая таким образом следы своего смущения, — Т-то есть... Ладно, все, забей. В общем, о чем это я? — О смущении? — Да нет, же, Осаму! Ранее я говорил об Ацуши. — А что с ним не так? Немного помявшись, Чуя все-таки заставляет себя заново рассказать о случившемся. — Он с Рюноске расстался предыдущей ночью, а сегодня утром уже почти удачно повесился в нашей комнате. Я спас его, а он кричал мне о том, что не хочет больше жить. — Тебя это до сих пор беспокоит? Чуя мягко кивнул, кусая губы. — Послушай, Чуя, может, это и будет звучать как-то бесчеловечно с моей стороны, но у нас с тобой сейчас есть проблемы поважнее, чем чужие истерики и любовные интриги. Дазай видит, как в голубых глазах Чуи словно что-то трескается и расходится крупными осколками по телу, ранив сердце. Осаму еще плохо разбирается в человеческих чувствах, поэтому сперва не понимает, что такого он сейчас сказал. Его слова абсолютно логичны, пускай и слишком прямолинейны. Поразмыслив немного, он приходит к выводу, что поступил не совсем корректно. Чуя ранимая натура, требующая к себе особого внимания и осторожности. — Прости, я просто... — Тебе настолько безразличны другие люди? Неужели тебя совсем не тронуло то, что я тебе сейчас рассказал? Дазай осторожно ставит свою чашку на столик, выдерживая паузу. Правда оказывается не так страшна, как само чувство страха остаться непонятым. Но вопреки этому, Осаму все-таки делает над собой усилие и заставляет себя выговориться. Ради Чуи и их общего блага. — С тех пор, как я лишился чувств, мне стали безразличны люди. Мне не важно, как сложится судьба Ацуши и его девушки. Меня беспокоит гораздо больше то, сможем ли мы с тобой выжить и стать счастливыми. Если тебе, Чуя, так важно, чтобы я научился сопереживать другим людям, то я буду стараться. Но, пойми, даже так другие люди для меня не будут иметь никакой ценности. Я люблю тебя и хочу быть с тобой до конца. Да, возможно, я поступил неправильно, когда сказал тебе, как думаю на самом деле. Я ранил тебя этим, оказавшись недостаточно внимательным к твоим чувствам, и за это я прошу твоего прощения. Чуя, ты простишь меня? — Осаму, это так трогательно, что я... — Чуя с усмешкой утер случайные слезы и дерганно улыбнулся. — Я просто не могу на тебя злиться. Ты такой, какой ты есть, и я не смею тебя переделывать. В конце концов, я тоже был не прав. Мне не стоило говорить о подобном ужасе сейчас, когда мы на свидании. Я однозначно испортил нам обоим настроение и... — Чшш... — легко приложив палец к суховатым губам Чуи, Осаму слегка приблизился к его лицу и заглянул в лазурные глаза. — Я терпеть не могу, когда ты плачешь. Происходящее не стоит твоих слез, Чуя. Так что давай мы просто забудем об этом и вернемся к нашему чаепитию? Чуя неловко кивнул, поправляя рукой волосы. Они так близко друг к другу, что можно буквально ощутить на себе дуновение чужого дыхания. Это так странно – ощущать на своих губах чужие. Странно, необычно и крайне волнующе. Осаму целует осторожно, пока только спрашивая разрешения и пробуя на вкус. И Чуя разрешает, вслепую, пускай и не с первой попытки, находя под водой чужую руку. Пока они вместе, им ничего не страшно. Не страшно даже переступить незримую между ними черту, границу, которую раньше нельзя было переходить. Поцелуй становится страстным, голову кружит не хуже, чем от хорошего алкоголя, а сердце разрывается от бешенных ритмов. И совершенно не хочется, чтобы это прекращалось. На пороге перемены. До новой эры остается всего несколько дней. Так мало времени и так много надежд. Но оправдаются ли они или им будет суждено сгинуть во тьме – кто знает?***
— Во имя науки, Дазай, чем вы там вообще так долго занимались? Вы опоздали на десять минут. — Ужинали, — Осаму пожал плечами и снисходительно улыбнулся присутствующим. — Приятного аппетита, Харди. В углу, за небольшим столом, сидел пухловатый парень с надетой набекрень кепкой. Харди хомячил огромный бутерброд с колбасой, запивая его очень сладким чаем. — Спасиб, вождь. Он уже почти встал из-за стола, как его вдруг одернул Павел, возвращая на место. — Да ты доешь сначала. — Ну и ладно. Ну и пожалуйста-м. Расстроенный Харди обидчиво хмыкнул и вернулся к поглощению своего бутерброда, заедая им свое недовольство. — Итак... — Осаму протер свое счастливое кольцо платком и надел обратно на большой палец, — Одасаку, ты можешь показать мне нашу корзинку с фруктами? Хочу проверить кое-что. — Конечно, иди за мной. Дазай кивнул и теперь обратился к Чуе. — Я скоро вернусь. Сверкнув теплой улыбкой, Осаму удалился вместе с Одой. Чуя еще ни разу не бывал здесь, но даже несмотря на это, внутренности комнаты ничем не привлекали его. Все тоже самое, что у Мори в кабинете, только без огромного письменного стола и шкафа с бумажной волокитой. Просторно, а от того не слишком уютно. Или это чувство некоторого неудобства было связано не с этим? Чуя шагнул к шкафчику с прозрачными дверцами, изучая глазами его содержимое: бутылочки, пакетики и искусственный человеческий череп на верхней полке в углу. "Мерзость." Чуя находит в его образе что-то неприятное. Ему кажется, что он уже видел нечто подобное раньше, но не мог вспомнить где именно. Как бы Чуя ни старался, но мысль каждый раз уходила от него, стоило только ему подойти к ней слишком близко. По телу быстро пронеслось легкое раздражение и также быстро испарилось, когда некто коснулся рукой его плеча. Чуя вздрогнул и запрокинул голову, едва не назвав другого человека чужим именем. — Привет, чем занят? Чуя на мгновение опешил и слегка покраснел, отшагнув в сторону. — Изучаю внутреннее убранство. Сухо ответил Чуя, глядя на Павла снизу вверх. Уже пора было бы привыкнуть к тому, что почти каждый встречный ему человек выше его на голову. Это бесит. Особенно сейчас, когда их в комнате трое и Чуя – как раз тот человек, что остался без пары. Он ненавидит, когда из него делают слабого и беспомощного человека. Сама ситуация делает его таким. Чувство дискомфорта разъедает изнутри, и Чуя еле как не кипит от злости, сжимая руку в кулак. Эти парни дружелюбны с ним, но тогда отчего же ему так не по-себе? Чуя находит этому оправдание в поступке Дазая, что оставил его в эту минуту одного, тем самым создав неловкую ситуацию, с которой он не в силах справиться. Но в какой-то момент это уже перестает быть таким важным, и Чуя плавно выдыхает, расслабляясь. Он стал слишком часто нервничать по пустякам, придумывая себе несуществующих злодеев. Приподняв уголки губ в доброжелательной улыбке, Чуя оставляет прочие размышления об этом на потом и почти без раздражения в голосе снова обращается к Павлу. — Это все, что ты хотел бы у меня спросить? Павел несколько секунд смотрит на Чую, тушуется и ступает назад на несколько шагов, выставив руки в извинительном жесте. — Ладно, я уже понял, что здесь мне не рады. Поэтому я ушел. Задев рукой шкаф, он неловко улыбнулся и ретировался обратно к своему другу, разводя руки в стороны в ответ на любопытный кивок Харди. — Да не в этом дело. Просто... — Чуя чувствует себя максимально глупо, когда не находит, что сказать. — Просто не обижайся, ладно? Я не всегда такой. — Да вообще без проблем, чел. У всех бывают дерьмовые дни. — Ага, поддерживаю-м, — Харди тянется за вторым бутербродом, подхватывая слова Павла. — У меня-то вот всегда день начинается-м плохо. — Почему? — спрашивают в один голос парни, в следующую секунду перекинувшись взглядами. — А вот-м потому что я всегда голоден-то с утреца. — Серьезно? — Чуя сдержанно смеется. — Харди, — Павел угрюмо вздыхает и косо смотрит на своего друга. — Еще хоть раз... Когда входная дверь открывается, все резко замолкают и перестают дышать. В глаза бросается миловидное красное платье и черный палантин, небрежно накинутый на худые плечи. — Привет всем, а можно с вами? — Элис шагнула во внутрь, со всей силы хлопнув дверью. — Даже если нет, ваш ответ да. Поэтому я остаюсь. — Элис... — Что ж, Харди, я был очень рад тому, что мы с тобой дружили. — Чего? — Как думаешь, люстра выдержит меня? Я как раз тут где-то припрятал верёвку в прошлый раз... Чуя вскользь осматривает Элис и вдруг понимает, что все на самом деле оказывается куда сложнее, чем он думал. Убранные в пучок волосы, дорожное платье, сумка. Она не собиралась их сдавать. Элис – такая же беглянка, что и они. — Что это с ними? Элис возмущенно косится на двух друзей, рыдающих в объятиях друг друга. — Не обращайте внимания, юная леди. Они просто чересчур растроганы вашим приходом. — А, ну я так и подумала. Но спасибо, что сказал, Чу-чу. "Чу-чу?..." Парень усмехнулся, подбоченевшись. Вероятно, Чуя нашел в этом что-то забавное. — Элис, что ты здесь делаешь? — Ой, братик, ха-ха, да я... Дазай вернулся как раз вовремя. Очень злой и чем-то явно обеспокоенный. — Ты привела за собой "хвост". Даже зная, что Мори будет искать тебя в столь поздний час, ты все равно пришла. Как безрассудно! — Я не понимаю о чем ты. Я пришла сюда одна! Элис невольно съежилась под укоризненным взглядом Дазая и вздрогнула, тихо пискнув, когда Осаму не утруждая себя лишними объяснениями, потащил ее в другую комнату. — А с вами, двумя идиотами, я потом разберусь. Напоследок кинул вождь и скрылся за шторкой. Харди испуганно взглянул на Павла, про себя анализируя произошедшее. Между ними образовалось тяжёлое молчание, какое бывает, когда произошло действительно что-то страшное. — Мы забыли про дверь... В сложившейся ситуации оставалось действовать быстро, четко и скрытно, чтобы не вызвать хоть у кого-нибудь подозрения. Никто даже не мог себе представить, что дочь главного тирана этого места, захочет сбежать вместе с ними. Хотя для любого нормального здравомыслящего человека это и было отчасти вполне очевидно. Элис терпела запреты отца, была покорна и выполняла все его приказы, чтобы угодить, в то время, как сам Мори просто использовал ее милое личико в своих целях. Вероятно, настал момент, когда уже не было сил это терпеть. Именно поэтому она здесь. Элис хочет сбежать от той поганой реальности, что дал ей отец, она мечтает увидеть небо, луну, звезды, и просто хочет дружить с такими же детьми, как и она сама. — Элис! Девочка пулей вылетела из комнаты, придерживая рукой платок. — Я докажу тебе, что не лгу, — Элис тянется к ручке, открывая дверь. — Прямо сейчас я собираюсь сама избавиться от "лишних глаз". Можешь верить, можешь нет, но я действительно больше не на его стороне. Осаму провожает сестру удивленным взглядом, вставая в проходе. — Нам догнать ее, вождь? — Нет, пусть идет. — То есть, ты ей веришь? Я имею в виду то, что она осознанно предала своего собственного отца ради свободы. Осаму мягко кивнул и осторожно приобнял Чую за плечи. — Да. А теперь, господа, я предлагаю обсудить нам то, ради чего мы все сегодня вместе собрались, — Осаму запирает дверь на ключ и разворачивает самодельную карту лаборатории, — Я представляю вашему вниманию финальную разработку нашего плана побега. До непоправимого события остается семнадцать часов и пятьдесят пять минут.