— Что это за подстава? — послышался раздраженный и достаточно грубый мужской голос, чей обладатель сморщился от того, как маленький мальчик болезненно сжал его пальцы, говоря ему о чём-то своём.
— Дети не являются подставой, Масаши, ты ведь и сам когда-то был ребёнком. Точно такой же «подставой», — раздался рядом другой, женский, слегка высокомерный и с ноткой ехидства, чья обладательница мешала сделанную кашку ребёнку, — не надо было клятвенно обещать помочь с чем угодно, если ты понятие не имел, о чём тебя попросят.
— Когда я давал эту клятву, я имел ввиду работу!
— Узкий кругозор у тебя помощи.
— А у тебя чересчур широкий!
Именно так спорили два сотрудника полиции, находясь в гостях у своей коллеги Хаями Кагуры. Точнее, девушка постоянно металась в отгулах из-за болезни сестры, не зная, с кем оставить маленького сына, ведь они с сестрой были совсем одни, а отец прекрасного мальчика давно и бесследно сгинул. Как ворчал Масаши, он такой исход по жизни девушки вполне себе и предполагал, видя в прошлом, как ловко Хаями крутила парнями.
В принципе в настоящем тоже особо ничего не изменилось. Вот только дальше положенного, Хаями теперь никому заходить не давала.
Но проблему с тем, с кем оставлять ребёнка, это особо не решало. Поэтому за маленьким Джуном, последили уже все в её отделе, а некоторые из них даже по нескольку раз.
И Масаши, что очень неудачно пару месяцев назад, пытаясь исправиться, давал обещание им помогать, постигла та же участь. К сожалению, не в силах Ютаки было отвертеться от данного обещания, ведь иначе его и без того слабоватый авторитет в отделе, полетел бы ко всем чертям, поэтому, чтобы не страдать в одиночестве, он вызвонил Сому, что в тот момент была погружена в отчётность, отчего-то слишком загруженная.
Видеть как пылает в её раздражение глаз, было достаточно смешно, если не думать о том, что оставшуюся часть отчетов придётся писать явно ему, ведь так ясно и кратко выразилась девушка, когда узнала причину звонка. И было понятно, что слово своё, она точно сдержит.
— И вообще тебе ли возмущаться? — насмешливо протянула Сома, садясь рядом с ними, прося Масаши, чтобы он следил за тем, чтобы у мальчика ничего не упало со рта. Она дала малышу ложку с чашкой, удобно посадив его, — за твоим братом, мы с тобой тоже ухаживали, когда старшим было некогда.
— Я помню, он тебе, кстати, привет передаёт, — с усмешкой произнёс Ютака, видя кивок в ответ.
— Ему тоже приветствие.
И в этом была вся Сома. Девушка, что была не особо общительна по жизни, всегда стараясь держаться в стороне, имела признательность в лице маленьких вредителей и пожилых. Сома вообще во многом была добрее именно с этой категорией людей. Она всегда говорила ему одно:
— Новые люди прокладывают дорогу вперёд, а старые несут добрые традиции. Обоих надо в любом случае уважать, — от подобных слов Масаши тогда лишь качал головой, понимая, что такие речи в ней взрастили её старики.
Впрочем, после расставания с Тайей это особо теперь не имело значение. Была какая-то странная досада внутри.
Джун довольно уплетал, приготовленную ему пищу, дав свою оценку девушке.
— Вкусно! — Сома счастливо улыбнулась, а Ютака вздохнул. Особого трепета парень из-за этого не испытывал.
— И почему Хаями-кун попросила не твоего безотказного кохая? — раздраженно пробурчал он, пока Тайя пыталась играть с малышом через пальцы, придумав какую-то свою игру и улыбаясь с того, как резво он хватал её за пальцы. Сома даже не морщилась, когда тот довольно болезненно сжимал их, иногда растягивая, при этом спокойно отвечая начальству:
— Потому что мой безотказный кохай весь в работе. Иначе с удовольствием бы посидел с малышом без лишнего ворчания, как у пожилого человека, — на эти слова Масаши издал тяжёлый вой, почесав затылок, выглядя даже слегка смущённым, что его пристыдили за такую мелочь:
— Я не ты, чтобы бегать и с каждым возится, будто мне заняться нечем, — раздраженно буркнул он, потерев лоб, — хоть бы кошку себе завела, — Тайя же лишь усмехнулась.
— Киса! — довольно проговорил Джун, заставив пару взглянуть на него, — бо-ошая киса! — радостно голосил он, на что девушка мило улыбнулась, потрепав мальчика по тёмной кудрявой голове.
— Вот видишь, тебе даже мелкий об этом говорит, — утвердительно добавил Масаши, заставив малыша повернуться к нему, глядя на него глазами схожими цветом с рубин, что так напоминали им материнские. Мальчик вообще чересчур сильно был похож на мать. И так же мог сказать что-то неожиданное в духе своей матери. Как например:
— Дядя обизает тётю Та? Ему надо дать по попе? — спросил он, слыша мрачное в ответ:
— Э, слышь…
— Просто у дяди нет на сегодня настроения, — быстро проговорила девушка, игнорируя мрачный огонёк в глазах парня, что блеснул при слове «дать», — Джун, мне кажется, у тебя глаза слипаются. Иди ко мне, мой хороший, давай поспим…
В целом, Сома была одной из немногих, кому доверить ребёнка было не страшно. Девушка знала к ним подход, наученная опытом ухода за младшей сестрой. Именно поэтому Масаши и потащил Тайю за собой, зная, что с ней он ребёнка точно в гроб не загонит. Иначе Хаями ему свернёт всё, что только можно уже свернуть.
В целом после того, как выяснилось, что никуда, Тайя не уходит (за этот момент девушка уже успела получить нагоняй, как от Ютаки, так и от своего коллектива, что забавно вцепились в неё, крича, что не отпустят. А потом ругали, что их обвели вокруг пальца под смех девушки), отношения двух инспекторов в какой-то степени нормализовались. Нет, ворчать на Тайю из-за её противного характера, Масаши не перестал, но дёргать лишний раз уже не дёргал. То ли укор совести замучил, то ли просто за столько лет надоело.
Ведь как бы не хотелось ему этого признавать, но не будь Сомы в его заместителях, сам он уже поседел бы от вечного стресса и того, что за всеми надо приглядывать, как за маленькими детьми. Это был перебор для него. А вот его приставленная помощница справлялась. Хотя он и злился и метался в начале, что не хочет видеть рядом с собой бывшую коллегу-инвалида. Крики были на весь участок и Тайя явно слышала, кем её тут теперь все считают.
Но совершенно не высказала обиды. Ни сейчас спустя столько времени, ни тогда. Масаши мог назвать это благородством, но в какой-то степени всё ещё продолжал видеть в Соме непробиваемого на душевные терзания камня.
В отличие от девушек в их коллективе, что отметили изменения в Соме и ее тяжёлую походку с мрачным взглядом. С ней явно что-то происходило. Но вслух об этом никто не говорил. Все знали, что Тайя ничего не ответит.
— Я, надеюсь, больше подобной ситуации не повторится? Ребёнок Хаями-кун тот ещё мелкий засранец, — ехидно проговорил Масаши, когда через пару часов они благополучно отдали маленькое чудо в руки матери, что хоть и с благодарностью, но долей ехидства смотрела на Ютаку, который и словом не обмолвился, что взял вместе с собой Сому.
Теперь же пара просто прогуливалась по улице, идя до ближайшей платной стоянки, где Масаши оставил машину.
— Он ребёнок, ему свойственно говорить то, что он думает, — язвительно ответила Тайя, поморщившись, — вот бы и некоторые взрослые обладали подобным навыком, а то иногда не понять, что у них на уме, — Ютака покачал головой, думая, что яда у девушки в голосе хватает, ответив неброское:
— За себя говоришь? Хотелось бы мне знать, что творится в твоей дурной голове, чтобы предугадать твой следующий шаг. Когда ты, например, опять захочешь пошутить про перевод, — Сома усмехнулась, поведя плечами, говоря, что ничем помочь не может.
И в этом была вся Тайя, которую никогда нельзя была предугадать. Она вела себя отстранено, но благородно, держась горделивой натурой, от которой только больше передергивало всё. С Сомой порой было очень сложно… Как с ней его бывшая и достаточно чокнутая одноклассница язык нашла? А тот весь дрожащий кохай… А…
Тот эспер, в чьём взгляде так и полыхал огонь, когда они пересеклись на лестнице. В ту минуту, казалось, что он ему точно руку вывернет. Ютака поморщился, переведя взгляд на тёмную макушку инспектора. И не выдержал.
— Кстати, как твои дела с тем эспером? Ты всё ещё водишь с ним дружбу? — попытка узнать об этом невзначай превратилась в просто грубый вопрос, заставивший Сому раздраженно дёрнуть плечом. Глаз её помрачнел.
— С каким? Их по городу так-то много. Может, имя назовешь? — хоть голос девушки и был сладок, но из него сочился яд, готовый убить соперника напрочь. Масаши тяжело вздохнул, прищурившись.
— Заместитель своего босса в Агентстве, довольна? — недовольно буркнул он, так и не вспомнив имя парня. Ютака больше запомнил то, как этот парень смахнул его руку с чужого плеча, угрожающе смотря на него сквозь линзы очков, — или с его бинтованным дружком-идиотом. Уж не знаю, с кем из них ты плотную дружбу водишь, — в ответ послышался смешок.
— Ни с кем из них я дружбу не вожу, — отстранено бросила она, вздохнув, — я общаюсь. И ты мне за общение ничего не можешь сказать. В конце концов, ты ведь не мой молодой человек, — с лёгким сарказмом договорила девушка, заставив Масаши презрительно цокнуть.
— Не представляешь, как
я рад этому фактору, — парень хмыкнул, чувствуя кислятину во рту от того что не такая это уж и правда. Тайя вздохнула, мыслями находясь достаточно далеко от диалога с Масаши, — просто хочу тебе напомнить, что от эсперов одни неприятности. И твой невидящий глаз это вполне себе может подтвердить, — на этом моменте Сома лишь раздраженно фыркнула в ответ.
— К сожалению, вина того эспера примерно поделена наполовину с моей, так что зря ты рассуждаешь в подобном ключе, — Тайя остановилась недалеко от машины Масаши, который приоткрыл её, слушая девушку, — к тому же, я не ты, чтобы зазря винить всех подряд в случившейся со мной трагедии, — Масаши посмотрел на неё, качнув в ответ головой. Он придерживался совсем другой позиции. Тайя же услужливо промолчала, что она в таком случае ещё и не мстит всем подряд, отчего страдают совсем невиновные. Сегодня был довольно солнечный день, чтобы портить его ругательством с начальством.
— Ты чего к земле приросла? — спросил он, видя, как замялась девушка, не садясь по привычке к нему в автомобиль. Ведь машина самой Сомы всё ещё была на ремонте.
— Хочу отпроситься у тебя на оставшуюся часть дня, — проговорила Тайя, заставив юношу заметно нахмуриться, — сегодня у отца день рождение и он слёзно молил, чтобы я приехала не как обычно поздно вечером. У меня же ещё остались отгулы, — она вздохнула, решив не говорить ничего про возможный отпуск, который она тоже подумывает взять, чтобы…
— Учитывая, что последнюю неделю, ты опять чуть ли не ночуешь в участке, то пожалуйста, — фыркнул он, вспоминая, что и правда, сегодня же праздник папани Сомы. В целом, более или менее адекватного персонажа в этой своеобразной семейки, — хоть твоё постное лицо не видеть. Может, на празднике повеселеешь, а то ходячий труп какой-то…
На этой ворчливой ноте они и разошлись. Масаши уехал на работу, а Тайя решила по-быстрому забежать в сервис, чтобы узнать, как там её машина, а потом направиться к пожилым, дабы оказать им посильную помощь. Хотя бы в том, чтобы они просто не разругались из-за приготовления к празднику.
Вот только её проблемы чей-то праздник так просто не решит. И радость на лице уж точно не проявит.
Тайя грустно зашагала дальше в парк, вспоминая о словах Ютаки и о том, что от эсперов одни неприятности. Тайя не знала, что сказать.
Куникида ведь… не то, что не принес ей неприятности. Просто сейчас от мыслей о парне на душе становилось болезненно тоскливо, накатывала какая-то апатия и хотелось вновь спрятаться от всего мира, чтобы вообще не думать о нём.
Хотелось забыть про Куникиду Доппо.
Тайя вспоминала то времяпрепровождение на выходных, что Доппо ей устроил, чувствуя, как тянет всё в груди. Почему нельзя было просто ограничиться этим? Почему потом в их общении оказалась музыка, почему возник танец… И почему Тайя на всё поддалась, хотя обещала себе держаться и сказать, что она думает…
Только к тому моменту было уже
поздно.
Ведь их последний танец, словно ножом в спину, пронзил Сому. Она чувствовала руку парня на спине, видела яркий блеск в его серо-зелёных глазах. Девушка отметила, что парень хочет сказать ей что-то… И попыталась, попыталась остановить то, что непременно должно было испортить всё, но следующее между ними только усугубило ситуацию.
Тайя чуть не задохнулась, когда губ коснулось что-то мягкое, но немного сухое, прижавшись лишь на некоторую долю секунд.
Губы Доппо. Те самые, которые в последнее время сводили Сому с ума своей недоступной близостью, всё-таки прикоснулись с её, лишая возможности разойтись без лишних нервов. Ведь этот момент значил для Тайи такое же огромное значение, как и для Куникиды.
Вот только… Тайя правда боялась, что чудесная история, что разворачивалась между ними, закончится, стоит ей также поддаться, как и когда-то в прошлом. Ведь она не самая лучшая кандидатура на чужое сердце. Пережив предательство в прошлом, узнав, чем оно являлось в настоящем, ей было крайне тяжело поверить, что у такой неудачливой, как у истинно чёрной кошки, натуры, есть шанс на что-то прекрасное в будущем.
Её душа была колючая, будто иглы у дикобраза. Слова резкие, всегда болезненно проходящиеся по чужим сердцам. Она отвратительная язва, что всегда защищалась этим способом от грязи мира. Даже если она и поменяется, многие её черты не уйдут. Да и какой идиот смирится с тем, что его девушка будет постоянно находить себе приключения на голову?
Уж точно не идеалист Доппо, который мечтает о тихой и уютной девушке, что будет мило улыбаться и за неё не надо трястись, как он трясся за Тайю после того дела с Махоко.
Зачем она ему такая проблемная?
Возможно, он отчаялся в поисках сто процентов идеальной девушки, решив, попробовать с ней, раз между ними что-то происходит… Вот только Тайя не знала, что будет после того, как она вновь пустит кого-то в своё сердце… Куникида, конечно, не Масаши. Это верно.
Но…
—
Они все бросают, все, ты ведь это знаешь, — Тайя слышал этот тонкий голосок, зная, что это ей говорит забитая маленькая девочка. Она сама.
Тайя всё сказала Куникиде ещё тогда, ожидая ответов на вопросы, но, получив в ответ тишину, только больше разозлилась. Он не знает. Потому что такая, как она, вызывает у него огромные сомнения. Сома не уживется в его идеалах, будет ломать себя, вновь стараться стать лучшей, как это уже когда-то было и день из-за дня бояться…
Что это всё было зря.
Ты ему не нужна. Он бросит. Как мама бросила.
«Хватит! Заткнись!» — внутренне кричала Сома про себя, пытаясь заткнуть свою старую тень, вышедшую с темноты и теперь давящую душу, отравляя её без остатков.
Нет. Такая, как она, недоверчивая и ожесточённая, не нужна идеалисту Куникиде, жаждущему достигнуть совершенства, что уж точно не случится в её лице. Они будут идти по граблям, ломая сердца и после уже никогда не смогут собраться вновь. И Доппо в какой-то степени это понимал, раз молчал. Ведь их будущее никогда не было прописано в его дневнике. Они мечтают о разном, живут по разным понятиям. Тайя не хотела вставать между ним и его идеалам, чтобы потом чувствовать себя виноватой, в случае чего.
Она уж точно не будет заставлять парня выбирать. Лучше по-тихому уйдёт в тень. И тот момент, что был между ними, останется лишь всплеском их эмоций.
Не ошибкой. А тем, чего они не смогут достигнуть.
Но почему тогда сердце так болезненно стучит? Возможно, потому, что прикосновение губ Доппо, словно открыло запертую дверцу в душе Сомы и сердце, наконец, дало ответ, почему оно так трепетно стучит при виде Доппо…
И об этом ответе, страсть, как хотелось забыть. Почему именно сейчас… Так не вовремя…
…Но тут она чуть не врезалась в женщину с коляской, быстро извинившись и собираясь обойти вперёд, как услышала голос, от которого все внутренности ухнули вниз, а сердце защемило:
—
Тайя… — девушка медленно повернула взгляд на женщину, чувствуя, как быстро-быстро всё стучит у неё в груди. Сома ощутила на секунду, как из взрослой, уже достаточно состоявшейся девушки, она словно вновь стала той самой пятилетней девочкой.
—
Мама, — дрожащим тоном проговорила она, заглатывая комок в горле, чувствуя, что ей, будто воздуха не хватает.
Тайя не видела мать давно. Последний раз, когда женщина приходила в участок по даче показаний и они пересеклись в коридоре, куда девушку вели на допрос. Тогда мать показалась ей убитой, горем сломленной женщиной, заставляя Тайю почувствовать свою вину за это. Она посмотрела на дочь всего пару секунд, отвернув голову, будто и не знала её никогда. После такого, Тайя всю ночь прорыдала в камере, возненавидев женщину, что звалась её матерью, а боль всё равно осталась плавать на дне.
Но вот сейчас, спустя столько времени, она не казалась Соме настолько задушенной страданиями по сыну. Наверное, здесь роль сыграло время, но мать выглядела свежей, ухоженной. Непревзойденной в своей красоте, отчего Тайя ощущала себя мышью по сравнению с ней.
Так ещё и с ребёнком, что кряхтел в коляске. Тайя нервно сжала руку в кулак. Она помнила рассказ Куникиды, что он видел её беременной. Она должна была быть готовой к этому, но реальность всё равно оказалась чересчур жестокой. Сома сделала глубокий вздох.
Это уже давно в прошлом. Куникида…
прав. Надо отпускать. Давно пора. И сейчас она должна сделать это уже до конца, чтобы распрощаться с прошлым. Каким бы болезненным оно не было.
— Вот так встреча, — неловко проговорила женщина, сжав ладони в кулаки, удерживая коляску. Сома же сложила руки у груди, бросая внимательный взгляд на мать, не понимая, как в детстве рыдала горючими слезами, когда её отдали отцу после бракоразводного процесса, ещё не зная, что мама сама от неё отказалась, — ты выросла.
— Какая изумительная констатация факта, да, мне ведь уже далеко не пять, когда ты без объяснений вручила меня на поруки расстроенному отцу, — язвительно выдала девушка, щурясь, видя, как внимательно застревает взгляд матери на её челке и ощущая от этого взгляда яркое раздражение, — ты со мной совсем общаться не хотела.
— Ты бы ждала моих объяснений по тому, что я сделала. Вряд ли я бы смогла объяснить ребёнку, почему так поступила, — проговорила она, слегка сжав поручень от коляски.
— Извиняюсь, но это тебе совсем не помешало отмалчиваться за ту ситуацию с тем мужчиной, — легкомысленно ответила Тайя, отчего женщина опустила голову, — ты позволила Орочи-сан выставить меня лгуньей и избалованной девчонкой, а после ни разу не защитила перед ним. Лишь бы он тебя не трогал… — тихо добавила она, видя, как та вздрогнула.
— Я знаю, что виновата перед тобой, Тайя, и за это мне безумно жаль. Я не хотела причинять тебе такой боли. Поэтому отдала отцу и его семье. Они могли дать тебе ту трепетную любовь и заботу, которую не дала я, — чётко проговорила Сакакибара, вновь оглядывая напряжённую девушку. Конечно, она знала, что происходило в жизни дочери, ибо Ючи каждый раз сообщал ей об этом, моля о встречи. Она знала и про глаз, и про неудавшегося жениха. Но ничего с этим поделать не могла.
Как и Тайя со вспыхнувшей злостью, что пыталась тщетно потушить в себе.
— Вау, какое одолжение. Ведь даже после этого Орочи-сан не успокоился, отомстив
моей семье, за то, что они подняли шум о вашей добродетельности, в связи с разводом, — злобно огрызнулась девушка, насупившись, как кошка, — какой ранимый оказался. Его любовь держать всех в своих руках — пугает, матушка. Мне очень жаль, что Тадеши жил в подобном аду.
— Тайя, ты ничего не знаешь! — кажется, эти слова сильно возмутили её мать, что даже малыш в коляске закряхтел, — ты рассуждаешь только своими глазами ребёнка. Будь бы ты матерью, ты поняла бы смысл моих решений. Будь ты по-настоящему влюблённой женщиной, то осознала из-за чего я допустила такие ошибки. Сама по себе, ты хороша рассуждать, дочь.
Сома стиснула зубы, ощутив, как её попрекнули дважды. Она не мать и даже не испытавшая ни разу чувство любви девушка. Конечно, куда ей, Соме Тайе, до взгляда своей матери?
Но за столько лет, Тайя всё же сделала один вывод.
Что любящая мать не поступила так, как сделала это Харуко. Иногда Сома сравнивала её с бабушкой, которая всегда приходила в школу, заступаясь перед учителями за её защитное поведение. Бабушка успокаивала от ночных кошмаров, делала всё, чтобы она заговорила и была…
Была, прям
как мама, которой Тайе, оказывается, никогда и не хватало. Хотя вначале бабушка с некоторой осторожностью относилась к ней, меняя своё пренебрежение на что-то ласковое и трепетное.
Ведь маленькая Тайя хорошо помнила, как до развода звала пожилую женщину «Мэйко-сан», а после него — через какое-то время, когда Сома снова стала разговаривать, на трепетное «бабулечка». Даже Мэйко приняла её, как родную, а что мама?..
А мама
ничего.
— Да, у меня, к сожалению, нет детей. Возможно, мне трудно из-за этого сравниться с твоим взглядом. Но и ты не можешь опускать мои глубоко задетые чувства ребёнка. Ведь, что в тот вечер, что сейчас — мне обиднее было за папу. Ведь он нежно и преданно тебя любил, готовый сложить мир у твоих ног. А ты его… просто использовала в своих целях, — уверенно проговорила девушка, сверкая взглядом прошедшей боли, что уже давно сгноилась, отслаиваясь сейчас на ходу, — благодарю, что по итогу ты хоть со мной поступила более или менее
нормально, наконец, отдав меня тем, кто отнёсся ко мне по-человечески. Потому что я бы не хотела прожить всю жизнь своеобразным козлом отпущения в вашей семьи, — Сома разжала кулак, что скреплял ладонь вместе, выдыхая.
Оказывается, бабушка права, что когда выплёскивашь свою боль на тех, кто её причинил, может становиться легче. Ведь это теперь им нести твой груз, а не тебе. И всё же, какие мудрые люди её окружают.
— Тайя, ну хватит, ну прости меня, — виновато проронила женщина, видя лишь холод в глазу дочери, вспоминая, что раньше, достаточно давно, она видела там тепло и свет и безграничную любовь, идущую от малышки, от которой она отвернулась, оставив страдать в непонимании и одиночестве. Той Тайи, что любила её, верила и надеялась — больше нет. Всё выжжено в душе подчистую, — да, я признаю, что виновата перед тобой. Очень сильно. Я совсем несостоявшаяся для тебя мать, возможно, теперь ты за неё меня даже и не считаешь. И это правильно. Я не прошу, что ты простишь меня. Такое не прощают и всё же…
— Да мне уже
всё равно, — равнодушно бросает Тайя, понимая, что это и вправду так. Ведь сейчас она столкнулась с совершенно
чужой женщиной. Не её мамой, что смиренно молчала на все злые слова дяди и без эмоции отпустила её ручку, когда Тайя не хотела никуда идти. Даже к отцу, — в моей жизни есть проблемы и похуже матери, что оставила меня, вычеркнув из собственной жизни, — бывшая Сома отвернула взгляд в сторону, а в голове у Тайи что-то щелкнуло и она неожиданно нервно выдала, — Орочи-сан тоже тут, верно?
— У него сегодня нет процессов, а малышка маленькая, вот он и… — мать не договорила своё нервное предложение, как сзади оглушающим громом послышалось:
— Что ты здесь забыла,
мерзкая девчонка? — у Тайи сердце ухает вниз, не слыша, как мать просит перестать называть её подобным образом. Сома сжимает зубы вместе, вспоминая, что сейчас нет рядом никого, на кого она могла бы положиться. Нет ни бабушки, что яро выступала, стоило ей заметить фигуру адвоката. Ни Доппо, что прижмёт, показывая, что она не одна.
Но если ей хочется выгрести со дна, то и не стоит ни на кого надеется. Есть вещи, с которыми нужно справиться одной, чтобы жить дальше.
— Кажется, мне уже нельзя и просто по улице пройтись? — выдаёт Тайя, поворачиваясь к мужчине, стараясь оставаться спокойной, пока сердце бьется в бешеном ритме, — не думайте, что после случившегося, уж я буду искать с вами встреч. Я хорошо помню тот кошмар, в который вы меня погрузили после смерти Тадеши. И не имею никакого желания его повторять. Хорошей вам прогулки, — проговорила Тайя, решив не задерживаться. Смогла ответить, уже молодец, но долго так она не выдержит. Не железная.
Правда, стоит ей сделать шаг, как её руку резко перехватывают довольно болезненно сжимая, отчего слышится легкий хруст. Тайя видит холодный взгляд зелёных очей мужчины, вспоминая то прошлое, где он так же болезненно сжимал её за руку, когда она случайно разбила вазу, когда брат отпихнул её от себя. В горле тут же стало не хватать кислорода, будто её загнали в тёмную комнату. Ноги начали подкашиваться. Но Сома перебарывает себя, бросая упрямый взор, не смея отвести глаз от хищного прищура дяди.
Сейчас или никогда, Тайя, борись с собственным страхом, чтобы сделать, наконец, шаг вперед, — шептал ветер, заставляя девушку делать короткие вздохи, набирая побольше кислорода в лёгкие.
— Ты что же думаешь, что я поверю, что ты тут просто так оказалась? Ваша семейка только и может, что что-то вынюхивать, как на примере, твоего отца? Он вечно ошивается рядом с нами, — раскатистым голосом говорил Орочи, сжимая Сому за руку, так и видя раздражающий огонёк в глазу всегда боящейся его Тайи, чувствуя дрожь девушки по телу и продолжая её давить, произнёс, — решила, как всегда, испортить что-то? Сестру уже свою хочешь извести? — на это Сома вздрогнула, ощущая, как болезненно что-то стукнуло по голове, вырывая из неё довольно громкое:
— Не нужен мне ваш ребёнок, у меня уже есть сестра! Вы мне вообще
никто. Почему вы всё никак не оставите меня в покое? Почему вы меня так ненавидите? Почему именно
я? — вскричала Тайя, чувствуя, как жмёт горло. Она никогда не разговаривала с дядей в таком тоне, — вы ведь понимаете, что я не убивала Тадеши! Почему вы тогда продолжаете меня в этом винить?
— Дядя, ну прошу, Тайя ни в чем не виновата, не надо её так давить! — воскликнула уже Харуко. Ребёнок тоже начал подхныкивать, чувствуя напряжение повисшее в воздухе.
— Конечно, не виновата. Она с самого рождения была проблемной занозой и маленьким проклятьем, — тихо промолвил он, заставив Сому сжаться. Обычно за этим тоном ничего хорошего не шло, — или ты забыла, Хару, что во время родов чуть не умерла из-за неё. Вспомни, как ты лежала в реанимации и я чуть не лишился единственной родни в твоём лице из-за комочка из этой высокомерной семейки. Зачем я только соглашался на ваш брак тогда, не зная, что ты ждёшь ребёнка от другого, — пробурчал Орочи, посмотрев ледяным взглядом на Сому, что явно не верила своим ушам. Она, конечно знала, что её рождение было трудным. Бабушка даже говорила, что сама Тайя не сразу задышала, но чтобы из-за этого… — тогда я и подумал, что из такой девчонки, как она, ничего доброго не будет. И я не ошибся. Ты, действительно,
только портить всё и умеешь — он вновь болезненно сжал её руку, заставив зажмуриться от этих гадких слов. Сома стиснула зубы, смело посмотрев в глаза Орочи, приготовившись к едкому диалогу с родственником и слыша его высокомерное, — а теперь, скажи мне, моя внучатая племянница…
— Сома-а-а-са-а-ан! — слышится ленивое, но достаточно знакомое, заставившее Тайю вздрогнуть, удивлённо посмотрев вбок, видя, как к ним приближается… — я тебя уже потерял, что за привычка убегать, моя аматэрасу? — Тайя удивлённо хлопает глазом, смотря на улыбающегося, как идиота, Дазая, что довольно своевременно возник тут, — о, очаровательная Сакакибара-сан, здравствуйте. Рад встречи с вами, о, вы уже родили? Какой чудный ребёнок… — Харуко потупила смущённый взор, что-то буркнув, пока Осаму повернулся к Орочи, что так же, как и Сома, удивлённо смотрела за этим представлением, — здравствуйте, извиняюсь, что не представился. Я детектив с Вооружённого Детективного Агентства, Дазай Осаму-сан, а вы не очень красиво сжимаете руку моей драгоценной. Может, отпустите?
Не хотелось бы скандала провоцировать…
И, видимо, Дазай обладал каким-то природным даром убеждения, но Орочи её отпустил. Буркнул что-то про
небольшое недопонимание и, махнув рукой племяннице, приобняв её, они направились куда-то в сторону. Тайя же так и почувствовала, как подкосились задервеневшие ноги, и лишь аккуратное придерживание за её локоть Дазаем, спасло девушку от столкновения с асфальтом. Так плохо ей ещё никогда не было, несмотря, что в этот раз, Сома держалась, как могла, стараясь давать отпор.
— Благодарствую, — вяло проговорила она, направляясь в сторону салона автосервиса, пока Осаму пошёл следом, так и видя затравленный взор такой горделивой упрямицы, как Сомы. Сейчас у девушки не было никаких сил строить из себя независимую и гордую, было слишком больно и слишком плохо, — и простите… прости, что пришлось увидеть подобное, — поправила себя Тайя, чувствуя, как разбита.
Будь бы здесь Куникида…
— Ничего, я за свою жизнь, чего только не видел, — довольно весёлым тоном проговорил Осаму, вызвав у Тайи слабую улыбку. Та начинала подумывать, что Дазай, конечно, тот ещё червь, но иногда и он совершает хорошие поступки, — ерунда. Но ты хорошо держалась, хотя тебе явно это стоило больших трудов, — Сома промолчала, говорить об этом ей не хотелось. Совсем. Старая боль снова всплыла наружу, кровоточа теперь обильным ручьём.
Ничего. Пройдёт и уже после не будет так болеть.
— Дазай-сан, прошу тебя, не рассказывай что мы пересекались Куникиде-сану, — промолвила она, отмечая, как нахмурился юноша, — не думаю, что ему нужно это знать, — аккуратно добавила Тайя, понимая, что за такое Дазай точно что-нибудь запросит. Уж у этого была плата за помощь, наверняка. Но…
— Ты так беспокоишься о его нервах? Сома-сан, Куникида-кун не заслуживает такую, как ты, ведь это долг любого мужчины утешить опечаленную девушку. А ты его осовобождаешь от этого долга, и это так не честно, — Тайя вздохнула, игнорируя драматичное нытьё Осаму. Вряд ли, сейчас Доппо может оказать ей такую же поддержку, как раньше. Они не общались всю ту неделю, обозначая этим фактом то ли конец их взаимоотношениям или же глубокую ссору. В любом случае, о таком лучше никому не знать. А у суицидника теперь ещё и козырь против неё появился. Кошмар, а не день какой-то, — наверное, тебе очень
обидно, — слышится от Дазая, заставившее всё тело Тайи, разойтись мурашками, от которых она поежилась.
— Что? Обидно? Ты это о чем? — спросила она, заставив Осаму склонить голову, внимательно следя за эмоциями на бледном аристократическом лице девушки.
—
Обидно, что ты вновь в стороне, как никому не нужный элемент, — от тихого шёпота парня, Сома замирает, чувствуя, как гулко колотится сердце. Вся благодарность сходится на нет. Умеет же Дазай надавить на больное. Как-то понимает, что происходит вокруг и умело этим пользуется. Тайя сжимает зубы, — ты вечно одна, ни с кем и никак. Тебе причиняют боль, но ты терпишь. Тебя никогда не выбирали те, от кого ты так отчаянно ждала этого выбора, — они останавливаются, ведь Дазай умело добивает её фразой, — от него бы я тоже выбора не ждал, Сома-сан. Он выбирает идеалы и всегда будет выбирать именно
их, — Тайя склоняет голову, чувствуя, как впиваются разбитые осколки чувств. Она знала про это, но… —
или тебе снова хочется быть в чьей-то тени?..
Сома вздрагивает. Следующее мгновение происходит за доли секунды. Рука Сомы взметается вверх. Слышится хлопок. Щека Дазая отчаянно краснеет, пока тот пусто хлопает глазами, не выражающими никакие эмоции, пока девушка немного подрагивает от нахлынувшей боли. Вот это было
очень больно.
— Какой же ты… всё-таки омерзительный в своей натуре человек, Дазай-сан, — твёрдо проговорила Тайя, сжимая ладонь кулак и опуская вниз, — видя моё состояние, ты говоришь столь гадкие вещи, лезешь совершенно не в своё дело. Ты… Ты… — она переводит дыхание, качнув головой, чувствуя, как покинутая на время разговора с дядей броня, снова нарастает, делая её взгляд безразлично холодным, — ты порочишь своего коллегу, который гораздо благороднее тебя. И лучше, пусть он свято держится за идеалы, зато никогда не причинит боль специально! Не смей влезать в мои взаимоотношения с ним! — она ткнула пальцем в светлый плащ суицидника, — ты недостоин моих благодарностей, и потому больше никогда…
Никогда не смей задевать Куникиду-сана! — та сделала глубокий вздох, слыша на удивление удовлетворенное:
— Вот сейчас ты похожа на ту Сому-сан, которую я знаю. Особенно тем, что снова защищаешь этого занудного идеалиста, — Осаму сложил руки в карманы плаща, — иногда нужен хороший толчок, чтобы вернуться в строй. Этим ты напоминаешь мне Куникидушку, его тоже вечно пихать нужно, — Дазай ярко улыбнулся, но Тайя только презрительно сощурилась.
— Идите вы… куда шли, — та отвернулась, делая шаги в другую сторону, — я только зря позволила такую благосклонность, упростить к себе обращение… — произнесла она, стараясь держать голос твёрдым.
Девушка вздохнула, потирая глаз, чувствуя, как слезятся оба. Сома не знала, почему так сильно разозлилась. Нечто подобное парень ей уже говорил, но даже тогда было не так болезненно, как сейчас. Особенно, когда он затронул Куникиду…
Он выбирает идеалы и всегда будет выбирать именно их
В какой-то степени, он и прав, для Доппо очень важны его идеалы. Он всегда в разговоре рассказывал про них, про свои стремление к миру без боли и насилия, где всё спокойно и нет лишних страданий. Правда, Тайя явно в эту картину явно не вписывается…
Воспоминания резко свернулись на нежное прикосновение Доппо к её губам. Сома приложила пальцы к ним, вспоминая эти несчастные пару секунд, в которых душа девушки совершила кульбит, растворившись в этом моменте.
Вот почему Куникида промолчал тогда… Может, если бы он смог… развеять её сомнения, а не пытался говорить то, что говорят все парни, то…
Тайя качает головой. К чему это? В конце концов, она больше не та Сома, что сойдёт с ума от одного краткого поцелуя и слов, что между ней и парнем что-то происходит. Она когда-то начинала отношения с этих слов, с признания, получив в итоге… пыль под ногами. Пустая трата времени.
—
Сома-кун?
Девушка поднимает голову, видя тревогу в рубино-карих глазах, ощущая, как слабая улыбка рвётся наружу, заставляя сделать пару шагов навстречу.
—
Хигучи-кун…
— Эй, упырь, куда пропал?! Я что тебя, по всей Йокогаме искать должен?! — возмущался на всю улицу Доппо, держа Ацуши под локоть, ведь тот едва не кинулся к Осаму, что медленно вышагивал по улице, приближаясь к ним, — опять за какой-то юбкой бегал?!
— Даже если так, то что? Завидно? — лениво протянул он, видя, какой огонь вспыхнул в глазах идеалиста. А перед лицом стояло отчаянное лицо Сомы, и её яркое возмущение, хотя пару минут назад, та готова была упасть на колени из-за какого-то странного болезненного, судя по всему, разговора, частично которой он и застал.
Никогда не смей задевать Куникиду-сана!
Не смей влезать в мои взаимоотношения с ним!
Интересно, расскажи он о том, что только что видел, как его ненаглядную полицейскую чуть ли не трясли за руку, какая бы реакция у него была? Учитывая, что последнее время, Куникида был ниже воды — тише травы. И все шутки в сторону прошедшего свидания, воспринимались им очень остро. Видимо, между ними что-то случилось, раз и Тайя реагирует так ярко. Там явно прошло всё не так гладко. Это же Куникида.
— Что? Завидно?! Работать надо! Мы отстаём от графика!.. — последнее время Доппо из-за этого графика чуть ли не ночевал на работе, явно пытаясь о чём-то забыть, — ты упырь этакий, решил мне его окончательно испортить! Сколько можно быть таким несерьёзным?! — верещал Куникида, нахмурившись, — сколько можно уже всех мучать?! — Дазай, подошедший к нему, лениво скосил голову вбок, слабо ткнув кулаком в плечо напарника, проговорив:
— Тебя это тоже касается, Ку-ни-ки-да-кун, — по слогам проговорил он, видя полыхающее раздражение в глазах Доппо, добавив, —
если дороги график и планы, то не мучай Сому-сан. Перестань давать ей надежду, — он хлопнул Накаджиму по плечу, видя, что Куникида от неожиданности слов, отпустил парня, — пора за работу.
— Что? О чем ты говоришь? Дазай! — воскликнул Доппо, чей взгляд выражал смятение и боль, — зачем ты это сказал? Ты её видел что ли? Она тебе что-то сказала? — говорил он, идя рядом с усмехающимся Осаму, — Дазай, ты что молчишь? Опять издеваешься?
Дазай скосил на него торжествующий взгляд, видя, как изменился Куникида, стоило затронуть Тайю в разговоре. Девушка являлась отличным рычагом, меняя настроение идеалиста по щелчку пальцев, что он даже забывал о своих разговорах про идеалы. И это было забавно. Будет обидно, если всё так резко прекратится.
Поэтому с усмешкой, любитель двойного суицида произносит:
— Как знать, Куникудшка. Как знать.
***
Ичиë не ожидала, что встретит свою соседку, когда возвращалась с выполнения задания секретной важности. Хигучи хотела уже позвонить Акутагаве, чтобы предложить встретится, если его работа выполнена, но увидев бледное лицо Тайи, что была похожа на привидение, это решение снизилось. Особенно, когда узнала, что та освободилась, чтобы помочь родным, поэтому и отпросилась с работы пораньше. Но, кажется, что-то случилось ещё, ведь Тайя была слишком грустная. Ичиë предложила подвезти её до нужного места, ибо машина Сомы была ещё в ремонте. А идти в автосервис девушка успела уже передумать, ибо её вечно сбивали с этого решения. На вопрос полицейской, удобно ли её соседки, отрываться от рабочего времени, та резво проговорила:
— Не переживай. Сегодня у меня счастливый день, я тут по поручению босса, — вернее, Хигучи успешно выполняла ту работу, на которую устраивалась изначально, до того, как её сделали телохранителем Акутагавы, — так что, у меня есть возможность покататься с тобой.
Сома усмехнулась. Но как-то грустно, чем и встревожила Хигучи. Девушка заметила, что Тайя выглядит подавленной, пусть и скрывала это за строгим лицом, но жесты её были резкими, а слова быстрыми. Сома была задумчива, как и бывало всегда, когда она погружалась в лёгкую печаль.
Надо было выяснить, что происходит.
Ведь всё, что Ичиë знала, это разговор Сомы с Судзуки, которая интересовалась про этого занудного детектива, который когда-то давно думал, что она в игрушечном коте бомбу прятала. Как оказалось, Куникида был репетитором её дочки и та что-то спрашивала у Тайи, услышав сухое: «Я понятия не имею, мы с ним не общаемся». Хотя по данным от той же Судзуки, да и наблюдениям самой Ичиë, ещё недавно, они поддерживали неплохую связь. Что же случилось?
— Сома-кун, я, конечно, понимаю, что это не моё дело, но… Ты грустишь из-за того парня-репетитора? — спросила Хигучи, следя за дорогой и слыша тяжёлый вздох соседки. Кажется, да, — ты что… — девушка качнула головой, мысленно проклиная Доппо, как делала это каждый день с его напарником, — вы что с ним поссорились? Он тебе что-то обидное сказал? Сделал? — тревожно поинтересовалась светловолосая, хмурясь.
Нет, если этот несносный высокомерный детективишка что-то ей сказал, то она…
— Нет, — обрубает все мысли соседки Сома, пока та в голове освобождала помещение для пыток. Хигучи вздрагивает, но продолжает вести. Тайя же негромко и довольно неуверенно добавляет, — дело
в другом.
В другом?
Хигучи хмурится. Ичиë не могла похвастаться совсем уж крепкой дружбой с девушкой. Тайя была скрытна, а ещё чересчур загадочна. Их знакомство было запоминающимся для них двоих, и Хигучи помнила, как ещё приглядывала первое время за состоянием Тайи, боясь, что девушка вновь повторит неудачную попытку. Но Сома снова стала оловянным солдатиком, что мог крепко стоять в горящем камине.
Они хорошо общались и это была правда. По выходным порой смотрели вместе сериалы, бегали в магазин. И даже пересекались за чашкой чая у милой Судзуки до потери её мужа, да и после тоже. Хигучи нравилось общение с Сомой. Темноволосая всегда старалась говорить чётко и по делу, изредка переходя на сентиментальности, а Ичиë было не заткнуть и она говорила с Тайей обо всём. Порой это даже перерастало в монолог, но Сома нисколько не злилась, внимательно слушая.
И вот сейчас, Хигучи впервые поймала момент, когда Тайя была под влиянием печали, даже не пытаясь с ней бороться. И становилось очевидно, что в этом был замешан тот самый детектив.
Ведь, в последнее время, Сома стала немного
другой. Она постоянно спрашивала Судзуки, как та поняла, что её любит муж или как его полюбила сама женщина. Во время бесед Ичиë ловила взглядом, как на телефон девушки приходят сообщения. И даже несмотря на то, что Тайя прикрывала дисплей рукой, Хигучи видела, что абонент, написавшего письмо, зовут
Куникидой.
А в последние выходные, Хигучи впервые за долгое время, что было заполнено времяпрепровождение рядом с семпаем, позвала девушку прогуляться вдвоём. На что та ей ответила неожиданным:
— У меня дела.
Какие у неё были дела, Хигучи узнала чуть позже, когда, сидя опять втроём за столом Судзуки, Тайя дополнила рассказ тем, что едет на выходных рыбачить. Ичиë была безусловно удивлена данным поворотом судьбы, не помня совсем, чтобы её соседка рыбачила.
И она поняла, что дело вовсе не в рыбалке, когда Судзуки задорно проговорила, что не помнит, чтобы свидания рыбалками назывались. Ичиë тогда впервые за столько времени, увидела почти пунцовые щеки Сомы и то, как она давится кофе. Девушка удивлённо подумала о том, с кем её соседка может собираться на свидание, пока не увидела телефонный звонок на телефон Тайе. Абонентом снова был Куникида. Темноволосая спешно покинула их стол под смешки Судзуки тогда, что всё прекрасно поняла.
Как и Ичиë теперь. Но вот она в подобное совсем поверить не могла, отчего спустя пару минут напряжённого молчания в машине, всё же выдавила негромкое:
— Ты что же…
влюблена в этого Куникиду…? — слегка растянуто спросила Хигучи, сжимая руки за рулём. О таком было неловко спрашивать и она ожидала, что Сома начнёт сейчас отмахиваться, ворчать и возмущаться, чем и успокоит девушку. Но вместо этого Ичиë слышит тихое:
—
Кажется.
Хигучи от этого резко останавливает машину, отчего слышится громкое и привычное возмущение Тайи, о том, почему все они так резко тормозят. Девушка разворачивается в пол-оборота, глядя на раздраженную Сому, чей глаз полыхает огнём.
— Кажется? — не веря, произносит Ичиë, — в любви, знаешь ли, нет такого слова «кажется». Ты либо любишь, либо нет.
Тайя на эту тираду лишь раздражённо отворачивает голову.
— Знаю, — сквозь зубы цедит девушка, — но где-то на глубине души, я надеюсь, что это… не влюблённость, — ведь, сидя вечером в поезде рядом с Куникидой, чувствуя, как напряжена вся его фигура, до неё стало доходить, почему же… она
позволила придти к этой смущающей ситуации.
Потому что…
начала питать чувства к нему. И это было совсем не как с Масаши, отчего сердце противно скручивалось, переваривая всю историю их взаимоотношений, наконец-то соединяя нужные пазлы в тех моментах, где девушка не могла найти ответов, мысленно кляня себя и собственные эмоции. Свою сентиментальность и слабохарактерность.
Почему это случилось… с ней?
Хигучи смотрит на соседку, что сдерживает эмоции, отстранённо смотря куда-то вперёд. Она хочет сказать что-то, как слышит гудок машины позади. Раздраженно цыкнув, Ичиë снова начинает ехать, обдумывая слова Тайи. Кто бы мог подумать, что у такой девушки и такие проблемы будут.
Ичиë свою любовь раскрывала, как бутон. Она цвела у девушки на свету, пока Хигучи наблюдала за семпаем. Она видела сквозь броню, что построил возле себя Рюноске нечто большее. И наконец-то, растопив лёд между ними, наслаждалась исполненной мечтой о любви Акутагавы и тем, что, кажется, её бессонные ночи в мыслях о нём были…
не напрасны.
Но ведь речь не о ней сейчас.
— Так, — Хигучи нервно стучит пальцами по рулю, заставляя Сому обратить на себя внимание, — чтобы ты не чувствовала, это всё же твои чувства. Помнишь я рассказывала, что я чувствую, когда смотрю на семпая? Теперь твоя очередь, — Тайя хмурится, — что чувствуешь при взгляде на этого… репетитора? — ками, главное ей не спалиться, что она знает Куникиду совсем не как репетитора.
— Собираешься мои чувства определять? — насмешливо интересуется Сома, слыша возмущенное в ответ:
— Никак нет. У меня на это и права нету, — Ичие вздыхает, — просто, если бы ты высказалась вслух, то смогла бы точно определить, что чувствуешь. Любовь, её так-то, сразу видно, от обычного простого влечения, — говорила девушка, отмечая, как Тайя издала смешок:
— Не всегда, Хигучи-кун, иногда мы принимаем за любовь то, что ей не является. И в этом мнение забредаем так далеко, что когда приходит настоящая, не можем её определить, — Тайя вздыхает, смотря на нахмуренную соседку, — знаешь, я об этом не рассказывала, но когда-то давно я была
невестой, — Ичиë удивлённо моргнула, не ожидав такого от ярой любительницы одиночества Сомы, — но история с моим женихом закончилась печально, после которой я сказала себе, что никаких больше привязанностей и слабостей. И последние три года, я следовала этому принципу, пока не появился
он… — Тайя замолчала, прикусив нижнюю губу, выглядя потерянно для своего привычного строгого образа «железной леди». У Ичиë от столь откровенного разговора даже дыхание перехватило.
— И… что дальше? — Сома моргнула, переводя взгляд на соседку. Хигучи смущённо упёрла свой взор на руки за рулём, пробормотав, — что изменилось с его появлением?.. — Тайя на это фыркнула, снова вернув взгляд на боковое стекло.
—
Что-то, я сама не поняла, что именно. Но почему-то с каждой встречей, он становился не столь странным занудным молодым человеком, а интересной личностью, которая, словно в душу могла мне заглянуть, — Сома потёрла переносицу пальцами, — значит, что я чувствую, когда смотрю на Куникиду-сан? — растерянно проговорила Тайя, вздохнув, —
тепло, — тихо вылетает у неё из-за рта и та в смущении прикрывает глаза, — мне тепло, когда я смотрю на него. Смотрю и ощущаю, как проваливаюсь куда-то под воду. Так мягко и глубоко-глубоко, будто на самое дно, даже дышать не могу, — она сжимает руку в кулак, — так тяжело со всем этим грузом ходить.
— Любить вообще очень сложно, — понимающе проговорила Ичиë, что сама очень долгое время изнемагалась от любви к Акутагаве до недавних времён.
— Значит, это всё же любовь… — аккуратно проговорила Тайя, поморщившись, — вот только в моём случае, она ни к чему не ведёт. Я ведь не такая, как ты, Хигучи-кун, не могу надеется на что-то между нами, я хочу быть уверенной в этих чувствах. Как насчёт себя, так и него, — Сома вспомнила полыхающее сомнение в глазах Доппо, чувствуя, как болезненно стучит сердце, глубоко вздохнув, — но… от него я ничего не услышала пока. Поэтому не хочу себя зря обнадёживать, — про поцелуй девушка промолчала, но Ичиë хватило и этой информации, чтобы возмущённо подумать.
Какого черта, детективишка?! Что от своего напарника научился головы девушкам дурить? Видимо, тебе гороха в ящик никто не сыпал…
Хигучи было болезненно смотреть на Сому, поэтому она и промолчала. Тайя не терпела жалость, но Ичиë терзало это ужасное чувство из-за жестокой несправедливости их мира. Тайя, кажется, по настоящему влюбилась в первые в своей жизни, а даже с виду правильный парень оказался таким туманным.
Так. Надо что-то сказать.
— Помнишь, что ты мне всегда говорила, когда мои отношения с семпаем были ниже плинтуса? — проговорила Хигучи, выезжая на нужную дорогу. Скоро будут недалеко от дома пожилых Тайи, — что я должна расслабиться и жить своей жизнью, не зацикливаясь. А чувства, если они у него есть, то обязательно придут. И он сделает всё, чтобы доказать их мне. Главное, не растеряться и вовремя дать ему понять о взаимности наших чувств, — та улыбнулась, глядя на слабую улыбку Сомы, — так вот, теперь послушай собственного совета. Если Куникида тоже любит тебя, то… обязательно докажет, что ему можно верить и твои чувства существуют не просто так. Попробуй дать ему более конкретный намёк, что ты любишь его. Возможно, он просто сомневается в твоих чувствах. Как-то так, подруга, — и та хлопнула на секунду себя по груди, заставив Сому усмехнуться.
— Что ж, в чём-то ты и права, возможно, стоит показать, что мне не безразличен именно сам он… Но прямо сейчас мне совсем не до собственного сердца, к сожалению. Работы куча, — Тайя вздыхает, покачав головой, пока Ичиë думает, что попытка Сомы спрятаться за работой выглядит очень забавной, — хотя, может быть, это и к лучшему, если Куникида-сан всё же не испытывает ко мне того же, что и я. Лучше для него, ибо
целее будет.
— А? О чем ты говоришь? — удивлённо спрашивает Ичиë, глядя в потемневший зелёный глаз соседки. Тайя дёргает головой, будто пытаясь проснуться.
— Ни о чем. Не бери в голову, — Сома отмахивается рукой, мягко улыбнувшись, хоть и печально, — да уж, раньше как-то всё проще было, — нервно пробормотала она в итоге под улыбку Хигучи, что смотрит на Тайю. Её червяком грызёт вопрос, который она всё же решается задать:
— Сома-кун, скажи, а ты жалеешь, что влюбилась в этого Куникиду?
Этот вопрос заставляет Тайю задумчиво вздохнуть, посмотрев на Хигучи.
— Нет. Мне всё это довольно непривычно, но я не жалею…
что влюбилась в него, — в итоге кратко отвечает она, — я, наконец, поняла, твои слова… что это прекрасное чувство, хотя и выплыть с него практически невозможно… — Тайя не договорила, смотря на проезжающие мимо улицы и резко приподнялась, — о, можешь меня здесь, пожалуйста, остановить.
Ичиë, удивлённая словами соседки, останавливается, слыша благодарность за то, что выслушала и подвезла. Хигучи кивает, желает хорошо провести время и едет дальше. Вроде всё стало довольно привычно, но мысли в голове так и крутятся.
Вспоминаются слова Сомы.
может быть, это и к лучшему, если Куникида-сан всё же не испытывает ко мне того же, что и я.
— Но ты бы всё равно хотела, чтобы это было взаимно, и он показал тебе это, доказав, что ты можешь быть спокойной рядом с ним, — тихо шепчет Ичиë, понимая недосказанность Тайи. Она не имеет права без решения соседки лезть куда-то и что-то выяснять. Это было дело Сомы, ведь она явно ей не обо всём сказала. Но даже с таким минимумом знаний, Хигучи хочется сделать одно.
Насыпать гороха в почтовый ящик Куникиды, расписав на нём, какой он идиот, чтобы до него, наконец, дошло оставить Тайю в покое и не травить душу своим присутствием, если он не знает, быть ли ему с её соседкой или нет.
Пусть прижмет свои пункты к себе в подымшку и сидит с ними.
И тогда справедливая душа Хигучи будет спокойна.
***
В большом доме пока что было тихо и спокойно. Мирно тикали часы. На кресле-качалке посиживал мужчина пожилых лет с тёмными волосами, где иногда просвечивала и седина. Он читал книгу, медленно раскачиваясь на кресле.
Рядом же расхаживала дама схожего с мужчиной возраста, но достаточно привлекательной внешности. С тёмными прямыми, как ночь, волосами, что эффектно закручивались на концах. Одета женщина была в темное длинное платье с белыми узорами, что красиво подчёркивали изящество наряда, и то, как выглядит владелица в нём. Ухоженная, довольная жизнью, она общалась с кем-то по телефону по поводу проведения дня рождения её сына, говоря на той стороне провода о том, что всё должно пройти на высоте.
Мужчина же вздыхал на эксцентричность жены, листая книгу и видя, какой острый взгляд бросила на него жена, которая знала, какую именно историю муж читает, и металась между тем, чтобы рассказать ему конец этой истории, тем самым отомстив за его спокойствие перед важным событием… но при этом мужчина выглядел так привлекательно в своём умиротворении, что не очень хотелось лишать его этого покоя.
И пока женщина, разговаривая по телефону, игриво размышляла о подобном факторе привлекательности её мужа, то внизу послышался звук открывания замка, что заставило пару сразу напрячься. Правда, пятнистая кошка, что до этого момента, неподвижно лежала где-то в углу, как декорация, резво зашевелилась.
— М-р-рау, — довольно проговорил домашний зверь, потягиваясь и направляясь вниз на звук. Это значило одно.
—
Тайя пришла, — бесцветно проговорил пожилой, — Момо так реагирует только, когда Тайя приходит. Спустись, встреть её, — добавил он, на что женщина насмешливо фыркнула, сбрасывая звонок.
— Что-то она рановато. Тайя говорила, что отпросится, но я думала, что она сразу в кафе подъедет, — отозвалась женщина, приподнимаясь, и прежде чем спустится вниз, насмешливо протянула, — убийца — слуга, мотив — ревность, — отчитала она, усмехнувшись и грациозно спускаясь вниз под раздраженное:
— Мэйко! Из-за тебя полдня под хвост! — слышится бурчание, что заглушает пожилая женщина топотом ног.
Она проходит в коридор, наблюдая слегка плебейскую, но всё же умилительную картину, как их внучка, Сома Тайя, стоит в обнимку с кошкой, что ласково жмётся к ней и девушка шепчет усатой что-то на ухо.
—
Искра моя, — ласково тянет Мэйко, сменяя ехидство на нежность. Внучка поглядывает на неё теперь одним глазом, что позволяет ей продолжить, — перед тем, как нежить её, надо было сначала раздеться и помыть руки, — нравоучительным тоном отчитала её женщина. Девушка на это тяжело вздохнула:
— Не моя вина, что она так нетерпелива, — Сома повела плечом, — если хочешь, я её помою, — Мэйко на эти слова лишь качнула рукой.
— Опасная затея, ты же знаешь, какая она дикая бывает. Пусть этим Ши занимается, ему не страшно руки испортить, — конечно, женщина не знала, что продуманный старик всё равно сбагрит мытьё кошки на Тайю. И сама девушка, улыбнувшись, прекрасно это понимала, — ты рано, моя милая, мы думали ты только к кафе подъедешь, — говорила Мэйко, отметив бледное лицо внучки и её практически убитый взгляд. Что-то случилось, наверное. На работе, может…
— Так совпали обстоятельства, — проговорила Тайя, отпустив кошку на землю, принявшись разуваться. Момо крутилась рядом, издавая урчащие звуки.
Мэйко же довольно улыбнулась, смотря, как слабо улыбнулась ей в ответ внучка, явно чем-то подавленная. Это надо было срочно исправить, иначе день рождение её отца будет испорчен.
— Что-то случилось, искра моя? — аккуратно спросила женщина, подходя к ней и посмотрев на личико драгоценной внучки, взяв её за подбородок, — ты какая-то опечаленная. Может, тебя кто-то обидел? — произносит она, видя, как замирает взгляд Тайи, что явно растрогалась с того, как бабушка всегда обращает внимание на её состояние.
— Нет, бабуль, — тихо шепчет она, пока крутящаяся рядом кошка издаёт жалобное мяуканье, заставившее Тайю сжать ладонь в кулаки, — просто скажи… почему вы меня любите?
За что?
Мэйко удивлённо моргает, совсем не ожидав подобного вопроса. Их внучка никогда о таком не спрашивала, хотя да, в самом детстве Тайи их взаимоотношения оставляли желать лучшего, ибо Мэйко с Шиньей недолюбливали Харуку, видя в шубутной девочки её отражение. Но стоило только после бракоразводного процесса замкнутой и молчаливой Тайе попасть к ним, как с каждым днём, это мнение менялось, а любовь к девочке росла. Мэйко всё жалела, что развод так больно ударил по Тайе, забрав бьющуюся энергию внутри неё навсегда. Но даже этот фактор не помешал их внучке стать достаточно уважаемым полицейским, достигнув какого-никакого успеха в работе.
Но так и не найдя покоя в любви. Сколько бы сами пожилые не приложили для этого сил. И, кажется, с каждым годом одиночество ранило Тайю больнее, заставляя, что Мэйко, что Шинью переживать за неё. Видя, как тяжело порой справляет с невзгодами их оловянный солдатик.
— Искра моя, что за вопрос, — заговорила женщина, отойдя от первоначального шока, — любят, в нашем случае, не за что-то, а просто так. Мы любим тебя, Тайя, потому что ты наша кровь, потому что для нас нет никого теплее и роднее, чем ты. И чтобы не происходило в твоей жизни, мы всегда готовы быть рядом. Сейчас, для нас пожилых людей, ты
настоящая отрада, — зачем-то произносит это женщина, хотя они давно уже поняли, что Тайя видится редко с ними, потому что тяготится прошлым. Они знали, что она их любит. Но сейчас, когда они не так с ней близки, как в детстве, пожилые хотели, как можно больше показывать своих чувств, хотя их строгое воспитание и внутренняя сдержанность не позволяла им это.
Но старческая сентиментальность всё равно порой пробивала все щиты и внутренние запреты. Особенно, когда они чувствовали, что Тайе тяжело.
И кажется, Мэйко в своих подозрениях не ошибалась. Внучка внимательно, как и в детстве, но уже одним глазом, смотрела на бабушку. Женщина округлила в удивлении глаза, видя, как потекли слезы по бледным щекам Тайи. И в одну секунду, девушка преодолела расстояние, даже слегка подпрыгнув, цепляясь за старую женщину.
Мэйко растерялась с этого. Тайя была замкнутым ребёнком, а сама женщина — строгого порядка. Они обнимались, но это было столь редким событием, что по пальцам можно было пересчитать. Мэйко растила с внучки ту, что не сломят никакие обстоятельства. Да, она была с ней строга, возможно иногда не так ласкова, как хотелось бы, в отличие от нынешнего времени, больше не повторяя старых ошибок. А в те времена лишь только по ночам приходила ласка, когда милый сопящий комок жалобно кутался в одеяле, заставляя женщину нежно проходить рукой по волосам.
А когда Тайя подросла, объятья стали фактором прошлого, из-за чего Мэйко жалела, что порой в ту или иную ситуацию, не обняла внучку. И вот сейчас, чувствовать, как нежно цепляется за тебя, выросшая на твоих руках кровинушка, было чересчур. Мэйко приобнимает внучку в ответ, замирая от того, как хлюпает носом девушка.
Тайя плачет. Ками. Неужели… Спустя столько лет…
— Тайя, искра моя, что случилось? — снова спрашивает она, поглаживая по спине, ощущая, как слегка подрагивает внучка. Спина была слабым местом Тайи, она всегда вся напрягалась, стоило кому-то коснуться её. Но сейчас было важнее другое.
— Я п-просто хот-тела сказат-ть, что… т-тоже люблю вас-с… люблю вас с дедушкой, — сипящим голосом произносит Тайя, утыкаясь в платье бабушки, оставляя на нем разводы из слез. Видимо, придётся сменить на другое, — вы очень дороги мне, ближе вас… у меня никого нет… простите, если причиняла вам боль…
— Тише-тише, никто ничего не причинял, — строго произносит Мэйко, сама прижимаясь носом к макушке внучки, — мы тебя очень сильно любим, несмотря ни на что и нам всё равно, что было в прошлом. В нём нет ни капли твоей вины. Правда. Только не плачь, хорошо? — но, кажется, после этих слов, Тайя стала рыдать сильнее, отчего старая женщина, продолжала стоять с ней в обнимку, боясь сделать лишний шаг.
В коридор заглядывает муж, замирая от увиденной картины. Его лицо приобретает непонимающее выражение лица. Он хочет что-то сказать, но Мэйко лишь показывает указательным пальцем, что не стоит. Раз Тайя плачет, то пусть выплачется. Она вряд ли им что-то расскажет, но главное, что сейчас она стояла совершенно перед ним, раскрытая.
Единственное, что им всё равно хотелось бы понимать, что же происходит, ибо у обоих пожилых сердце обливалось кровью за их маленькую девочку. За ту, что они воспитали. Что сама им стала, как дочь. Они бились в тоске почти так же, как и Тайя.
И завеса тайны чуть-чуть приоткрывается, когда Мэйко слышит совсем тихое и негромкое:
— Мне так больно, бабушка, я так хочу ничего не чувствовать… — Тайя тяжело и трудно дышит, пока бабушка прижимает её к себе поближе, — вот бы кто-нибудь снова заморозил моё сердце…
И от этих слов Мэйко понимает одно, совершенно не зная, как ей на подобное реагировать, ибо такое было из разделов фантастики. Чего-то совсем неосуществимого. И всё же…
Кажется, сердце их девочки запуталось в терновнике чувств.
И вытащить его сейчас не представлялось возможным. Она с мужем не могла этого сделать. Только сама Тайя, у которой больше не было сил выносить этот тяжёлый день.
Она хотела тёплых родных рук, хотела высушить свою боль до дна. И страстно желала, чтобы полыхающее сердце в груди перестала гореть огнём.
Хотелось… положить боли конец.
Когда же закончатся её круги Ада? 
