Poker Face CAPITALIZED

Глава 2: Как крошится печенье Чонгук вздыхает и охает, не желая вставать. Но он все равно встает, пряча свой тайник с драгоценностями обратно под половицу. Он тщательно чистит зубы. Зубы — это очень важно. Он любит заботиться о них, даже если они время от времени выпадают и требуют замены — ген, эволюционировавший из-за долгой жизни. Зубы не вечны. Он одевается в черное, как обычно, — рубашка на пуговицах и рваные джинсы. Некоторые модные тенденции Чонгук никогда не понимал (он провел некоторое время в Европе, еще в пятидесятые годы, и ему очень, очень нравился тогдашний стиль. И до сих пор нравится. Потом он переехал в Штаты, и ему совершенно не понравились флэпперы. То ли из-за причесок, то ли из-за шляп, может быть), но кое-что, что он абсолютно точно поддерживает, — это рваные джинсы. Он не знает почему, но, по его мнению, возможность увидеть хоть немного кожи под тканью — это привлекательно. Он спускается вниз, быстро жарит несколько яиц и быстро съедает их, прежде чем выйти за дверь и отправиться на работу. Зайдя в пекарню, он приветливо улыбается коллегам и надевает фартук, прежде чем приступить к работе. Чонгук любит свою работу. На протяжении многих лет он сменил множество профессий, но эта по-прежнему нравится ему больше всего. Он отточил свои навыки нанесения глазури, ему нравится рисовать на пене кофейных напитков, но больше всего он любит выпекать. Закончив с партией кексов, он поворачивается, чтобы выложить их на витрину, зачарованную на поддержание тепла, и сталкивается лицом к лицу с Хосоком и Юнги. — О! Привет, хёны, простите, я вас не заметил! — говорит он, быстро укладывая кексы на витрину. — Что вам принести, ребята? — Я только что видел, как ты вынимал их из духовки. — Юнги смотрит на то, как Чонгук держит кексы голыми руками. — Я полагаю, что ты это сделал, верно? — Чонгук заканчивает и отставляет противень в сторону. Как только он заканчивает, Юнги хватает его за запястья, пугая, и Чонгук пытается вырваться, шипя. Но Юнги не пытается причинить ему боль. Он проверяет руки Чонгука на предмет ожогов. Когда он убеждается, что с Чонгуком все в порядке, он отпускает его. — Вообще-то, Джин-хён жаловался, что пекарня его конкурента привлекает больше внимания, чем его, и мы пришли посмотреть, что в ней такого особенного, — объясняет Хосок. — А, это Чонгук-а! У него очень хорошо получается разрабатывать дизайн. — Его коллега усмехается. — Он наше секретное оружие. — Предательство собственных хёнов, — Юнги качает головой, а Чонгук хихикает. — Я даже не знал, что у хёна есть пекарня, — он произносит. — Ты должен позволить мне попробовать что-нибудь. Хочешь чего-нибудь? — Ммм… Что рекомендуешь? — Ну, мне очень нравится сырный даниш, но… — Он раздумывает. — Мне нравится сырный даниш и печенье с орехами макадамия, — решительно заявляет он. — А мы можем взять их и для остальных членов гнезда? — спрашивает Хосок. — Значит, по шесть штук всего? Или вы хотите разделить… — По семь. Мы тебя украдём, — Юнги плавно прерывает его. — Надо будет спросить у нуны. — Чонгук обернулся: — Нуна… — Иди, Джей Кей. Мы можем обслужить несколько клиентов, пока ты не вернешься. Но в десять ты должен быть здесь, хорошо? Мы должны начать готовить торт. Чонгук послушно кивает и с легкой улыбкой отворачивается. Он начинает складывать вещи в сумку, кладет лишнее печенье, потому что знает, что они съедят все и будут грустить, когда оно закончится. Он не дает им заплатить, что им совсем не нравится, и бросает деньги в банку для чаевых. Они уходят, а Чонгук оставляет свой фартук на стуле в комнате отдыха. Они отправляются в пекарню Сокджина, говоря, что все собрались, чтобы выяснить, чем же так хороши их изделия. — Где вы нашли ребенка? — воркует Сокджин, когда они заходят в пекарню. — Вообще-то Чонгук работает в пекарне твоих конкурентов, — невозмутимо сообщает Юнги, и Джин задыхается, устраивает истерику и притворно рыдает, пока Чонгук не извиняется тринадцать раз и не дарит ему двадцать миллионов поцелуев. — Чонгук сказал, что больше всего ему нравятся сырный даниш и печенье с орехами макадамия, так что вот их мы и взяли, — говорит Хосок, открывая бумажный пакет и раздавая сладости. — Лучше бы они были чертовски вкусными, — ворчит Сокджин, беря свой даниш. Чонгук хихикает, а Сокджин ухмыляется, откусывает кусочек, а потом стонет: — Черт. — Хён? Можно мне попробовать что-нибудь, раз уж мы здесь? А ты попробуешь мое? — Конечно, детка, — Сокджин говорит с набитым ртом, но прикрывает его. — Ты можешь просто пойти и взять что-нибудь, хён не против. Чонгук обходит прилавок и останавливается, потому что прямо на стене висит его картина. К тому моменту, когда он возвращается к столу с пирожными, макарунами, он уже весь раскраснелся. — Что случилось, Чонгукки? — спрашивает Намджун, привлекая всеобщее внимание. — У вас на стене висит картина. — Да, я купил ее на аукционе. Художник неизвестен, но мне очень нравится… — Картина моя, — произносит он мягким голосом и прочищает горло. — То есть, я ее нарисовал, я… я художник. Они все в шоке уставились на него. — Чонгук-а, ты шутишь? Ты такой талантливый, малыш. Чонгук становится похож на помидор, когда его хвалят. — Ты должен показать нам еще что-нибудь, а? — Юнги хмыкает, его голос звучит мягко и певуче, а рука тянется вверх, чтобы ласково потрепать Чонгука по волосам. Тот слегка вздрагивает, но позволяет. — Ага, хён. — Подожди, так ты рисуешь и выпекаешь? — Я также работаю в клубе. И у меня есть Etsy, — бормочет он. — У меня много свободного времени. — Ты работаешь в клубе? — Да. — Он опускает голову. — Я работаю в одном из них в Итэвоне. — Так ты танцовщик? — спрашивает Тэхён. Чонгук молчит, и тут же Чимин начинает выражать свое недовольство — не тем, что он работает, а тем, что не видел, как Чонгук работает. — Пожалуйста, пожалуйста, позволь мне прийти посмотреть, Чонгук, — умоляет Чимин. — Я хочу посмотреть на тебя, это будет так красиво, давай… — Ты должен оставить чаевые, — Чонгук застенчиво улыбается. — Не беспокойся о том, что кто-то из нас не оставит чаевых, дорогой, — Юнги фыркает. — Особенно Чимин-а. Он будет баловать тебя. Чимин оставил хорошие чаевые. И вот он уже дома, один, сыт и счастлив, лежит на своей кучке сокровищ. Это не самое удобное место, но так Чонгук может присматривать за своими драгоценностями. На следующий день у Чонгука нет дел, поэтому он занимается творчеством, проводя все утро и до позднего вечера над серьгами для своего Etsy. Он делает уже тридцать пятую пару сережек в виде резиновых уточек, когда слышит, как открывается входная дверь. Он замирает. — Чонгук-а? Малыш? Ты жив? — Чимин зовет его, и он расслабляется, направляясь к двери. — Да, хён! На лестнице появляется Чимин с сумкой в руках: — Привет. Ты не отвечал на мои сообщения. — Извини, я забылся, — говорит он, и Чимин проходит мимо него в комнату. — Я бы так и сказал. Они такие милые. Сколько ты уже сделал сегодня? — Ну, примерно по пятьдесят штук, — отвечает он. — Я работаю над утками, а потом надо будет сделать сумочки для рыбы, которые я делал на прошлой неделе. — Ты сегодня ел? Чонгук недоуменно моргает. — Честно говоря, не помню. — Ну, я принес тебе немного еды из тайского ресторана на соседней улице. Ты голоден? Чонгук быстро кивает и роется в пакете с едой, чтобы достать ее. — О, Боже мой, — восклицает Чимин. — Что? — Какие милые, — замечает он, протягивая руку, чтобы вытащить из кучи сережек пару сережек в виде авокадо и разглядывая их. Чонгук открывает свой контейнер с едой, пробует, а затем говорит, снова размешивая. — Знаешь, раньше я был плотоядным, но попробовал авокадо, и они оказались такими вкусными, что я решил есть все подряд. Хихикнув, Чимин откладывает серьги и садится на место рядом с Чонгуком, доставая свою еду. — Мне трудно в это поверить, детка. Ты бы съел весь сад, если бы тебя никто не остановил. — Нет, не съел бы, — дуется он. — Мне просто нравится зеленая фасоль. — Ты съел целое ведро, Чонгук-а. — Они вкусные… — стонет он. — И ты съел все помидоры, которые я собрал для нас. И четыре огурца. Он дуется еще сильнее, а Чимин только ухмыляется. Месяц спустя Чонгук третий раз подряд играет в шахматы с Тэхёном, который отказывается возвращаться в человеческий облик, уверенный, что его магия фейри поможет ему добиться большего и наконец-то победить Чонгука. — Нет, Тэ, говорю тебе, это не сработает, — он говорит, а Тэ продолжает ворчать на языке фейри. Чонгук вынужден признать, что наблюдать за тем, как Тэхён с ростом в семь сантиметров таскает за собой шахматные фигуры, соперничающие с ним по размеру, очень мило. Чонгуку кажется, что его грудная клетка сейчас разорвется. — Подожди, ты можешь его понимать? — спрашивает Хосок, проходя мимо и слыша, как Чонгук с ним разговаривает. — Да? — отвечает Чонгук, смотря на него широкими растерянными глазами. — Он говорит на языке фейри. На диалекте, — Хосок спрашивает: — Как ты понимаешь? — Я общаюсь со многими фейри. Диалекты не так уж сложно различить, если знаешь язык. — Ты можешь на нем говорить? — А, нет, нет. То есть я понимаю, но мой язык не создан для их речи. Гламур, помнишь? — Он оскаливается, демонстрируя свои острые зубы, а затем прячет их обратно. — Трудно произносить слова. — О, — отзывается Хосок. — О, это действительно круто! Чонгук ухмыляется и кивает, а затем ловит Тэхёна, который пытается незаметно перетащить ладью. Но ничего неуловимого в этом нет: его крошечные крылышки, машущие в попытке протащить тяжелый предмет, привлекают слишком много внимания. Чонгук хихикает и подхватывает Тэ за ногу, подвешивая его. Фейри возмущенно вскрикивает, тоненький голосок издает проклятия. — Никакого обмана, хён, — он поправляет его и усаживает на место. Тэ дуется. Очень сильно. В этот раз Чонгук позволяет ему победить.