darling, dearest, dead

Нил всегда звонил Жану по пятницам — ритуал, который ничто не могло нарушить с тех самых пор, как он выпросил у Рене его номер. В пятницу ровно в восемь, несмотря на тренировки, усталость, тот факт, что все остальные по пятницам предпочитают развлекаться, укатывая в ближайший открытый бар. Вороны, знает Нил, развлекаются совсем не так, и оттого возможность слышать голос Жана, тихий и ровный, была ценнее распития алкоголя с командой. — Джостен снова на телефоне? — Дэн спускается со второго этажа крохотной студии, облюбованной ею с Мэттом на время межсезонья, и заваливается рядом с Бойдом на диван. — Уже пятница? Мэтт притягивает её к себе. Нил видел это движение сотни и сотни раз; Бойд обхватывает её рукой за плечи, прижимает к своей груди, мягко целует в висок и ползёт руками ниже, в итоге оставляя их где-то у Дэн на талии — в зависимости от количества находящихся рядом людей. Иногда, когда Нил делает вид, что не смотрит, Мэтт трогает её и за бёдра. Он не завидует, нет; зависть — плохое чувство, которое сжирало его изнутри первое время, когда он только решил упасть ребятам на хвост, не желая сидеть в Пальметто. Сейчас оно ослабло, прибилось и притихло под натиском всего остального, оставляя Нилу скудный набор «хорошего друга»: повязку на глаза и беруши, через которые он всё равно порой слышит чужие стоны по ночам. — Да, Джостен снова на телефоне, — Мэтт щёлкает пультом, пытаясь отыскать среди каналов что-то более увлекательное, чем вечерние новости. — И да, пятница. Устала, малышка? За «малышку» тот получает шлепок по бедру, и дальше Нил не вслушивается. Под тихие сетования Дэн, смысл которых понятен ему и так, он подходит к окну: Денвер даже не думает спать в пятницу вечером, городские огни разгораются только ярче, пока он давит на кнопку вызова в очередной раз. Как и весь предыдущий год, в трубке его встречают только одинокие гудки. Нил оборачивается на друзей. Догадаться о целях его пребывания здесь не особо и трудно, если знать Нила Джостена хоть на сотую долю процента. За время игры в одной команде Мэтт и Дэн знакомятся с ним достаточно, чтобы его цели понимать и делать вид, что на самом деле они ничего не знают. Актёры из них обоих довольно посредственные, но Нил не жалуется — он совсем не в том положении, чтобы быть чем-то недовольным. Сезон завершается всего неделю назад; тот срок, за который мышцы ещё не успевают перестать болеть, а мозоли на пальцах не успевают рассосаться. Джостен сбрасывает вызов, откладывает телефон на узкий подоконник; у него есть целый месяц свободного времени, который все остальные будут тратить на отдых, восстановление сил, встречи с друзьями, семьёй и любимыми, на сон, водку и секс. Он же свой месяц в очередной раз потратит на поиски Жана Моро. Его выбор перестали оспаривать с полгода назад, когда очередная стычка переросла в драку. Махаться кулаками с сокомандниками Нил не слишком привык, поэтому отделался синяком на скуле и выплюнутой ему в лицо фразой, что ставить какого-то Ворона выше Лисов — привычка довольно херовая, но не сказать, что это могло убедить его бросить поиски. За год Нил объездил большую часть штатов и около сотни в них городов. И даже это его не остановило. Становилось сложно. Становилось тяжело и грустно — самую малость, совсем как сейчас. Нил поворачивается спиной к окну, вжимаясь в стену опускается на пол, и так там и сидит, пока не заканчивается очередная развлекательная передача и пока Дэн с Мэттом не начинают копошиться на диване, вероятно решая, стоит ли двинуться в сторону спальни. Дэн оборачивается на него, но ничего не говорит: она, как и многие, устаёт с ним сражаться. Сейчас он уже и не вспомнит точную последовательность происходящего — да в ней и нет никакого смысла, если итог неизменно один. Жан перестаёт отвечать на его звонки в далёком апреле, совсем незадолго до выпуска — незадолго до момента, когда они должны были попытаться вытащить его из злачного Гнезда, ставя на кон собственные жизни и собственную карьеру. Тогда, вспоминает Нил, у Лисов не было никаких разногласий, и все были как одно. Даже Миньярды, редко заинтересованные в спасении чужих задниц, проявляли интерес. Сейчас Нилу кажется, что максимум, который достанется ему от Эндрю при встрече через месяц —презрительная ухмылка и недобрый оскал. Джостен укладывает ладони себе на лицо и трёт уставшие глаза. Его задача проста до безобразия: он старательно делает вид, что едет сюда с Дэн и Мэттом только потому, что всегда хотел посмотреть на город, где выросла Уайлдс, хотя сам прекрасно знает, что эту отговорку никто из них двоих не проглатывает. Симбиоз их троих трещит по швам, но всё ещё держится; порой Нилу кажется, что они для него — как родители, которых у него по сути никогда и не было. Родители, закрывающие глаза на выходки нерадивого ребёнка. Наверное, потому что очень его любят. Этим новоиспечённым «родителям» вовсе не обязательно знать, что за наводку на Денвер как возможное пристанище Моро Нилу приходится отвалить практически весь свой последний заработок. Свет в комнате блекнет, Мэтт снова щёлкает каналы. Тихонько начинают бормотать новости, и он было тянется перелистнуть, но застывает, вслушиваясь во фразу. Джостен знает, о чём сейчас говорит большинство телеканалов: становятся известны новые подробности смерти Рико Мориямы, которые замалчивались весь этот год, но Дэн не даёт ему дослушать, выхватывая из рук пульт и выключая телевизор совсем. В глазах резко становится слишком темно. Где-то над головой, в окне, живёт ночной жизнью колорадский Денвер. Смерть Рико в медиа с самого начала выставляют как суицид. Ничего очень уж сверхъестественного: тонна давления, «обрушившаяся на подростка в связи с приближающимся выпуском из университета и отборами в сборную штатов», сделала своё чёрное дело, вынудив младшего Морияму свести счёты с жизнью. Вот только эти сюжеты вполне может съесть среднестатистический офисный планктон, смотрящий утренние новости во время завтрака перед поездкой на нудную работу. Нил же, проведший две — три, если считать чуть иначе — недели в вороньем Гнезде и повидавший такие зверства, которые газеты не раскопают и за десятилетие, как никто другой знает, что нет на свете вещи, которая могла бы заставить Рико перерезать себе глотку. Он скорее бы перебил всю свою команду, чем сдох бы сам. Даже семейные дела, думает Нил, тоже совсем не причина, несмотря на то, что и Ичиро, и все остальные могут быть весьма пугающими. Рико никогда не казался ему тем, кто чтит чужое мнение и следует чужим указам. — Нил, — Дэн подаёт голос с дивана, ловко выворачиваясь из-под руки Мэтта. Тот рассерженно сопит, но поднимается следом. Джостен выплывает из кокона собственных мыслей, начиная снова следить за происходящим в комнате только когда Дэн швыряет в него с вешалки потёртую кожаную куртку. — Собирайся, мы уезжаем. Он выгибает бровь, не особо стараясь тут же сорваться с места. — Пятница, бро! — Мэтт выпрыгивает из домашних шортов и впрыгивает в уличные штаны с такой прытью, будто квартира горит. — Ты закис до такой степени, что скоро заплесневеют стены. Пойдём, развеешься хоть немного. Спорить с ними обоими бесполезно, Нил понимает это ещё во время первых совместных тренировок. Ждать, пока Дэн включит капитанский голос, ему не хочется, и тем более не хочется допускать того, чтобы Мэтт подхватил его под руки и выволок на улицу силой, пусть и обливаясь при этом хохотом. Он нехотя поднимается на ноги и стряхивает невидимые пылинки со штанин. Денвер за окном продолжает сиять фонарями и подсветкой; тёплый весенний вечер должен быть определённо приятнее тесной студии и развлекательных шоу. Вот только Нил сможет назвать приятным лишь вечер, в который Моро наконец ответит на его чёртовы звонки. — Ладно, — соглашается он, вызывая у остальных изумлённое аханье. До встречи с его информатором ещё целых два дня, которые вполне можно занять прогулками в приятной компании. То, что прогулок не предвидится, он понимает только когда Дэн впихивает его в двери какого-то ночного клуба, ловко выудив его документы из заднего кармана и показав охранникам на входе. — Давай, Джостен, сопротивление бесполезно, — Дэн ворчит ему прямо в ухо, чтобы голос был хоть немного слышен за прошибающей насквозь музыкой. — Пойдём, в тебя срочно нужно что-нибудь влить. Он не сопротивляется, и у барной стойки оказывается крайне быстро. Притиснутый к ней с одной стороны Дэн, а с другой стороны Мэттом, попытки выбраться куда-то он бросает, хотя сознание отключить оказывается куда сложнее, чем отключить тело. Нил пробует это весь прошедший год. Одержимость Жаном Моро, накинувшаяся на него после возвращения из Гнезда, прибилась и притихла только с началом их ежепятничных звонков, но после в разы усугубилась с наступлением гнетущей тишины. Его показатели падали не сказать чтобы стремительно — и Кевин, и Дэн приложили руки к тому, чтобы держать его на плаву и не спускаться в командном рейтинге дальше первой тройки, за что Джостен им благодарен, пусть и редко высказывает эту благодарность словами. Падения в рейтинге его волновали не так уж и сильно. Ухудшение навыков и взаимоотношений в команде начали тревожить только когда ситуация накалилась до предела — предел был сосредоточен в кулаках Миньярда, от которых даже не хотелось уворачиваться. Нил понимал, что он заслуживает каждый из ударов. Вот только переубедить себя насчёт Жана так и не вышло. Дэн делает заказ за него, вполне добровольно играя в мамочку, и он не сопротивляется и этому, сразу же отпивая из стакана и морщась от резкости метнувшегося по горлу алкоголя. Наверное, такой отдых мог бы ему понравиться; Нил поворачивается к стойке спиной, всё ещё зажатый с обеих сторон Бойдом и Уайлдс так, словно готов вот-вот отсюда стартануть к выходу. Толпа на танцполе отрывается, и разобрать силуэты людей в мельтешащем свете с проблесками неона практически невозможно. Музыка грохочет, по более свободной зоне с диванчиками снуют официанты, ловко лавируя с подносами посреди уже подвыпивших гостей. Нил облизывает губы, тянется к стойке и забирает свой стакан, всё же выбираясь из хватки друзей. — Далеко собрался? — Дэн выгибает бровь, и Мэтт едва заметно толкает её в бок. Нил вдыхает и выдыхает. Шагнуть к выходу хочется, но он шагал туда очень часто — все вечеринки, на которые затаскивали его ребята, в итоге всегда заканчивались без него. Веселье ни разу не становилось приоритетом за весь прошедший год. — Осмотрюсь, — он показательно делает ещё один глоток, доказывая, что вполне себе наслаждается весельем, и отходит от стойки, начиная уворачиваться от толпы точно так же, как делают местные сотрудники. Клуб оказывается больше, чем выглядит снаружи. Намного больше; Нил доходит до стены, по которой огибает зал с танцполом, видимо служащий для развлечения большей части посетителей, которой особо и не нужно что-то ещё. Проход в следующий зал оказывается тесным коридором, в котором парочки совершенно не стесняются распускать руки и упоённо целоваться, будто весь мир для них перестаёт существовать. Крохотный и едва ощутимый укол зависти заставляет Нила ускорить шаг. Следующее за танцполом помещение оказывается куда тише. Похожая барная стойка, полукругом расставленные диваны и столы. Гул в ушах постепенно прекращается; тут играет что-то совершенно другое, более размеренное и плавное, но приземляться здесь не кажется Нилу хорошей идеей — большая часть мест занята гостями, которые в основной своей массе довольно сильно отличаются от молодёжи, отрывающейся под громкую музыку где-то позади. Нил выхватывает взглядом костюмы и галстуки. Замечает купюры, перекладываемые из одних рук в другие — люди сидят здесь в компании помоложе, и до Джостена наконец доходит: этот клуб делает куда более крупную выручку за зал с хостес и хостами, чем за барную стойку для жаждущего напиться денверского молодняка. — Вас проводить? Нил оборачивается на приятный голос позади него. Молодой парень, затянутый в ужасающе узкий по виду кожаный костюм тепло ему улыбается, но Нил лишь невнятно ведёт плечами. Его тут никто не ждёт, а искать подобного рода компанию не слишком-то и хочется. Вернуться к Дэн и Мэтту будет самым лучшим решением. — Нет, спасибо, я просто… — «смотрю», хочет сказать он, но не успевает. Софиты сверху смещаются и загораются, подсвечивая сцену в углу, до этого скрытую в темноте. Музыка сменяется на более громкую, но более плавную, и Нил на мгновение забывает о стоящем позади сотруднике клуба — на сцену выходят танцоры, два парня тут же занимают места у пилонов, и бровь Джостена невольно ползёт вверх. Не то чтобы он видит что-то уж очень для себя новое. Но Колорадо по рассказам Дэн казался ему всё же чуточку более консервативным. За деньги же, однако, возможно едва ли не всё на свете. Он смотрит на сцену, и ему не мешают. Присутствие юноши где-то позади он ощущает спиной, но дискомфорт от близости другого человека перебивается зрелищем. Он видел подобное не раз — Миньярды, да и в целом вся их команда, подходили к развлечениям с особой избирательностью, и оттого никогда никто из них не зацикливался на скучном распитии пива где-нибудь на задворках города. Джостен видел стриптиз, видел и просто танцы; видел, как дородные мужики ползали на коленях перед сценой с тонкими девушками на ней, видел, как точно такие же мужики совали купюры в низкие плавки танцующих парней, стремясь провести своими потными ручонками по чужим телам хотя бы разок. Особых отличий он не видит: гибкие тела, плавные движение, будто бы покрытая влагой кожа, приятно блестящая в ставшем чуть более приглушённым свете. Танцующим на его взгляд не больше, чем ему самому: отличный ход для привлечения внимания как женщин, так и мужчин. Нил сглатывает и отпивает из стакана, чтобы смочить отчего-то пересохшее горло. — Эй, ты куда? Нил не оборачивается на голос подошедшего к нему сотрудника, сосредотачиваясь на танце. Сзади слышится небольшая возня. — Я к себе, пусти, — кто-то второй выплёвывает резко и грубо и, судя по звуку, вырывается из хватки, но Нил пропускает всю возню мимо ушей. Этот голос он не слышал чертовски давно, но узнал бы его из тысячи на него похожих. Мэтт наверняка скажет, что это звучит до ужаса сопливо, за что получит тычок от Дэн, но так и есть; Джостен поворачивается, чтобы успеть выхватить до боли знакомые кудри и острые плечи, уже скрывающиеся за поворотом, и рвётся было за уходящим человеком, как натыкается на преграду. — Кто это? — Он поднимает глаза на всё ещё тусующегося за его спиной сотрудника, видимо и начавшего возню. — Это? — Парень указывает назад. — Это Джеймс. Он выйдет танцевать последним. Забронировать Вам столик? Нил машет рукой и дёргается в сторону. Никакой столик ему в помине не нужен, а вот добраться до Жана — а это, он уверен, никакой не Джеймс, а Жан, чёрт бы его побрал, Моро — ему просто необходимо. Выхватить в коридоре знакомые кудри удаётся далеко не сразу, но у Нила получается. Жан сворачивает за угол ещё раз, и Джостен ускоряется, но стоит повернуть направо, как вместо того, чтобы столкнуться с Моро, он врезается в широкую грудь хмурого охранника, преграждающего ему путь. — Куда? Охранник скрещивает на груди руки. Нил присматривается: на двери за его спиной ни табличек, ни надписей. Она сливается с тёмными стенами коридора, и если бы тут не стоял этот огромный человек, Нил бы даже не подумал, что за дверью может что-то быть. Что-то ему очень важное и до ужаса нужное. Что-то, за чем он гоняется вот уже целый год. — Туда, — пробует он, указывая на дверь. Охранник закатывает глаза так устало, будто таких как Нил в этом коридоре он видит по двадцать пять человек в день. Когда Джостен думает о количестве людей, заходящих к Жану — к его Жану, — его вдруг начинает мутить. — У Джеймса перерыв перед последним номером, — мужик монотонно зачитывает будто бы заученные фразы. — Если предварительной записи не было, то приват по двойному тарифу. До Нила доходит не сразу. Отдельная комната и стоящий у двери охранник наталкивают на мысли, но голова работает отвратительно медленно. То ли алкоголь, то ли разжижающая мозги громкая музыка; он крутит слово «приват» то с одной стороны, то с другой, и смысл понимает спустя минуту стояния перед охранником. Прежде, чем он успевает выстроить в ряд все свои дальнейшие действия, рука уже сама тянется к карману. На протянутую к нему ладонь охранника укладывается купюра. Нил не знает, сколько берёт за приватный танец Жан — и, если честно, знать не сильно хочет, никакой танец ему не нужен вовсе, — но охранник отходит, судя по всему цифрой на банкноте весьма довольный. Нил толкает дверь. Внутри полумрак, который после времени в клубе уже почти не давит на глаза. Большое зеркало с подсветкой и стул напротив, кожаный диван и кресло, о которых Нил теперь может думать только одно, и эти мысли ему не нравятся. Он, вероятно, далеко не первый здесь клиент, и скорее всего не последний, но думать о каждом предыдущем и последующем отвратительно. Джостен сжимает кулаки, проходя вперёд. — Ты по записи? Жан поворачивается к нему от зеркала, в руках застывает карандаш, которым он подводит глаза. На Жана Моро, которого знал Нил, с которым провёл бок о бок три недели и которого хотел спасти, человек перед ним похож не сильно. Щуплый, будто бы вытянувшийся ещё сильнее, с отросшими кудрями и выпирающими под майкой ключицами, он напоминает ему Моро лишь отдалённо, но Нил не сомневается в своей правоте и своей чуйке. Она ещё никогда его не подводила. Тонкая карандашная линия делает синяки под глазами чуть более заметными. Выпирающие скулы остры, на одной из челюстей Джостен различает не очень хорошо замазанный синяк, и едва ли не шипит. — Видимо, вне очереди, ясно, — Жан откладывает карандаш на стол и резко разворачивается к Нилу. Джостен не успевает заметить, как тот оказывается рядом — не просто рядом, а критично близко. Руки Моро укладываются ему на пояс, скользят по бокам и добираются до груди, только чтобы подтолкнуть его назад, к кожаному дивану у одной из стен. Он не замечает, когда именно включается музыка именно здесь и кто именно её запускает; всё его внимание приковано к придвигающемуся к нему Жану, к его рукам, наклону головы и выражению лица. Лицо у Жана пустое; он видел такое не раз — после пыток Рико, после издевательств его же команды. Жан приходил в их тесную комнатку выжатый и уставший, не способный даже вскрикнуть, когда Нилу приходилось обрабатывать всё новые и новые раны. И точно так же он смотрит сейчас: в его глазах нет совершенно ничего. Только на губах крохотное подобие улыбки, и Джостену оно совершенно не нравится. — Жан? — Он пробует как-то к нему подступиться, пока Моро продолжает подходить, оттесняя его к дивану. — Джеймс, — поправляют его, и после резкого толчка в грудь он всё же заваливается на сидение. Жан — Джеймс? Какой к чёрту Джеймс? — не даёт ни мгновения, чтобы подумать, и опускается прямо Нилу на колени, обхватывая его бёдра своими. Нил Джостен к своим годам мало что знает про приватные танцы. Его никогда особо не интересовала эта часть развлечений; не связанные отношениями члены их команды могли развлекаться и так, но Нил никогда даже не выспрашивал подробности после. Но что-то ему подсказывает, что приватные танцы не должны начинаться с их середины. — Жан, какого чёрта, — Нил пытается оттолкнуть чужие руки, потянувшиеся к вороту его футболки, но цепкие пальцы впиваются в ткань с силой, которую Нил ни за что бы не заподозрил в этом тонком теле. Жан оттягивает ворот, оголяет кожу, тянет дальше, обнажая ключицу, и припадает к ней губами, пока сам начинает медленно, будто бы пробно покачиваться на его бёдрах. Нилу вмиг становится неуютно. Он помнит те три недели в Гнезде так, словно с них не проходит вся эта уйма времени. Он помнит те три недели — потому что частенько видит их снова и снова в своих снах, — и помнит, как Жан Моро прижимался к нему, от отчаяния ища поддержку в единственном человеке на весь штат, кто бы понимал его так хорошо. Он никогда не сможет забыть Жана Моро, льнувшего к нему всем телом поначалу, а после — припадающего к коже губами в попытках хоть на минутку забыть все зверства Рико Мориямы. Жана Моро, отчаянно целующего его в темноте их комнаты, он забывать не хочет. Этот Жан, прикусывающий кожу на его ключице и обводящий укус языком, отчаявшийся по-своему. И Нилу просто необходимо помочь ему сейчас, раз уж он не смог помочь тогда. — Жан, постой, погоди, — Нил пробует привлечь его внимание снова, но его не слушают. Джеймс, или кто он там, наконец находит нужный ему ритм движений под звучащую музыку — бёдрами по бёдрам, всё ближе и ближе к паху Джостена, и он всё никак не находит в себе силы подняться и сбросить Моро с себя. В момент, когда от таких близких и плавных движение в самом низу живота начинает приятно сводить, Нил наконец отмирает. Рука взлетает вверх, зарывается в отросшие кудри, прикосновения к которым он тоже никак не может — и не пытается — забыть, и он оттягивает Жана от себя за волосы, наконец всматриваясь тому в лицо. Вблизи кажется, что он меняется куда меньше. Всё тот же нос, те же чёрные ресницы и бледная кожа. Несколько родинок на щеке, которые едва заметны под слоем тональника, плохо скрывающим синяк. Крохотный шрам над бровью и ещё один, побольше, у линии роста волос — дело рук Рико. Зато меняются глаза. Его зрачки расширены, радужки почти и не видать; Жан льнёт к нему ближе, руки уже вовсю расстегивают Нилу ширинку, а после принимаются и за собственную, и Джостен наконец понимает: тот под кайфом. Дыхание на щеке опаляет кожу, он втягивает носом воздух — алкоголь, что-то приторно-сладкое. Губы Жана скользят по его лицу, но совсем не так, как в Гнезде, когда он зацеловывал едва зажившие порезы; сейчас Жан играет роль, чуждую Нилу, живёт жизнью, совершенно не подходящей ему, и делает вещи, от которых Нила мутит. Руки пробно тянут его футболку вверх, но Нил их отпихивает, и Жан принимает это за игру, снимая эстетично драную футболку уже с себя, видимо пытаясь показать этим пример. Мягкие толчки и движения на бёдрах так и не прекращаются, лёгкие поцелуи он рассыпает по ткани на плечах, по шее, оставляет их на прядках медно-рыжих волос. Он двигается плавно, совершенно сливаясь с музыкой в единое целое, и Нил правда любовался бы, если б ситуация была другой. Сейчас, когда Жан берёт его за руку и укладывает ладонь себе на грудь, заставляя задеть и без того напряжённый сосок большим пальцем, и выстанывает из-за этого до боли пошло и до ужаса хорошо, Нил понимает две вещи: у него встаёт от одних лишь движений, вида и мягких стонов, срывающихся с губ Моро, и также понимает кое-что ещё. Ему хочется, чтобы всё это поскорее закончилось. — Жан, Жан, стой, — Джостен отпихивает пальцы, пробирающиеся ему под бельё с довольно очевидной целью, на что Жан — Джеймс? — в очередной раз закатывает глаза. — Какой же ты упрямый, — нараспев отвечает он, ладонями обхватывая лицо Нила. Он чертит большим пальцем по нижней губе, мягко оттягивает её вниз и переводит руки на плечи. — Я похож на твоего бывшего или что? Хорошо, — дыхание опаляет губы, и если бы Нил не знал откуда-то про правило на запрет поцелуев, подумал бы, что тот сейчас это сделает, — для тебя я буду Жаном. Буду кем захочешь, только не вырывайся, малыш. Нил понимает, что до его точки кипения остаётся всего ничего. Всё остальное он понимать отказывается: эту игру, эти притворства, эти выверенные, пусть и приятные движения по его бёдрам. Ласковые и невесомые поцелуи на коже, подёрнутые мутной пеленой глаза он не понимает и не принимает тоже. — Жан… — с губ срывается не то стон, не то всхлип; чужие пальцы пробираются ему под бельё и обхватывают полувставший член, а всё, что может Нил — это смотреть на бледный, безобразный шрам у Моро на боку, который сам же и зашивал той зимой, пока Жан беззвучно плакал, свернувшись на кровати, и который спустя пару недель целовал, обещая вытащить Жана из этого адского котла. Сейчас, возможно, самое время обещать ему это снова: я тебя вытащу, Жан, ты только дай мне время, мы всё решим и всё исправим, что бы там ни случилось, но вместо слов он наконец отталкивает его от себя, спихивает со своих коленей на диван и вылетает из комнатки, хлопнув дверью под носом у ничего не понимающего охранника. До зала с танцполом он добирается практически наугад. Влетает в барную стойку между Мэттом и Дэн, так и стоящих там, будто он никуда и не уходил, и забирает ближайший к нему полный стакан, опрокидывая жгучее содержимое себе в рот. — Во-о-оу, братишка, полегче! — Рука Мэтта опускается ему между лопатками и это, наверное, единственное, что удерживает его от того, чтобы не проблеваться прямо на стойку. — Что случилось, призрака увидел? Или какую голую дамочку? Сейчас, когда он смотрит снизу вверх на Бойда, дрожащими пальцами удерживая стакан, он наверняка похож на того самого Джеймса: волосы липнут ко лбу, зрачки расширены, на щеках румянец то ли от алкоголя, то ли от чего похлеще. Нил шумно вдыхает, наконец выпаливая: — Моро, — он поднимает взгляд на Мэтта, а после переводит его на Дэн. — Я видел Жана Моро.