Светлячок умирает с рассветом

      — Доктор Пак, пройдите в первую смотровую.       Механический голос громкоговорителя перерывал привычный шум приемного отделения сеульской больницы. Еще не было и двенадцати, а гвалт, привычный для этого места, подобно цикадам на жаре, ровным строем заменял собой тишину. Рабочий телефон запиликал незамысловатую, въедливую мелодию, и Юнхи, стараясь не уронить бумаги и планшет, потянулась за ним в карман. Не успела нажать на кнопку, как голос диспетчера из динамика поспешил еще раз известить:       — Доктор Пак, вас ожидает пациент в первой смотровой.       «Да слышала я», — мысленно выругалась Юнхи. Поступления с самого утра шли без перебоя. Она не помнила, когда последний раз имела возможность просто попить воды.       — Да, я здесь, — только и сказала она.       — Девушка, мы находимся здесь уже час! — раздался прямо над ухом негодующий голос пациента. — Когда нам уже окажут хоть какую-то помощь?       — Доктор Пак, пройдите в первую смотровую. Срочно! — повторил громкоговоритель.       «Они там с цепи сорвались? Я ведь ответила». Нервы медленно закипали, мысли смешивались в кашу. Еще чертовая жара.       — Сегодня погода в Сеуле достигла рекордных показателей, — вещала женщина с телевиденья, — никогда еще в это время года…       Установка кабельного телевиденья в приемном покое была действительно стратегически важным решением — хотя бы часть ожидающих приема врача пациентов отвлекались на насущные проблемы страны и мира в целом, забывая о собственном самочувствии и времени. Однако для Юнхи голос дикторши давно превратился в обыкновенный шум.       Она выдохнула, натянула самую доброжелательную улыбку и обернулась к мужчине, что продолжал изливать ей свои соображения о некомпетентности местного персонала.       — Вас уже приглашали на сдачу анализов? — спросила она, пытаясь припомнить фамилию.       — Нет! — возмущенно воскликнул он. — Я чувствую, что мне становится хуже. Я сейчас упаду в обморок!       Однако он не был так плох, как описывал. Да и от приступов острого холецистита никто сознание не терял, как правило. Юнхи беспомощно бросила взгляд на процедурный кабинет, где, как и она, зашивались медицинские сестры.       — Господин Ли, присядьте пока, я сейчас потороплю сестер, чтобы они приняли вас скорее, — пообещала она. — Вас сейчас позовут.       Ворча, он все же вернулся на свое место, пока его не занял кто-то другой. Юнхи сделала несколько шагов в сторону процедурного кабинета, поглядывая на господина Ли, но тот отвлекся на перепалку с женщиной, и Пак прошла мимо. Очередь не сдвинется, если каждый раз отвлекать сестер из-за того, что кто-то теряет терпение.       — Доктор Пак, СРОЧНО пройдите в первую смотровую!       «Да что там у них случилось?» Юнхи отложила все прочие дела и устремилась в дальний конец коридора. «Первая смотровая» была пристанищем самой малоприятной категории пациентов — пьяниц. Уже у двери Пак приметила охранника и работников скорой помощи.       — В чем дело? — спросила она, появляясь в проходе.       На койке восседал немолодой мужчина с типичными признаками алкогольного опьянения. Его раскрасневшееся от жары и выпитого спиртного лицо было опухшим и потным. Расстегнутая нараспашку рубашка обнажала пухлое тело с редкой порослью волос. А из левой половины грудной клетки торчал кухонный нож.       — Вот, — довольно провозгласил работник скорой помощи, указывая рукой на пациента.       Он был невозможно горд собой, аж тошно.       — Почему не в операционной? — спросила Юнхи.       Обычно всех больных с ножевыми ранениями поднимали сразу туда.       — Так ведь он стабильный, — хмыкнул второй «доставщик бед».       У Юнхи банально не было времени на препирательства с ними. Бросив не очень искреннее «спасибо», она принялась набирать номер ответственного хирурга, параллельно подходя к больному и начиная осмотр.       — Доктор Чанву, привезли «ножевое», — сообщила она. — Да, стабильный… Вы спуститесь?... Хорошо, жду.       Чанву Охён был для Юнхи настоящим мастером своего дела, богом хирургии, она поистине была готова молиться его рукам и возможности хоть сколько-нибудь прикоснуться к тому искусству, что он творил в операционной. Наверное, именно из-за возможности обучаться у него она и променяла простую и складную карьеру в военной академии и ударилась в неизведанную бездну хирургии печени и поджелудочной железы. Не секрет, что она намерено брала внеурочные дежурства, когда в графике стоял он. Она буквально преследовала Чанву. Боготворила его настолько, что предложи он перевести их отношения в менее формальный вид, согласилась бы сразу. Хотя прекрасно знала, что Чанву, пусть и не совсем порядочный, семьянин.       К моменту, когда он осветил смотровую своим появлением, она знала о пациенте все. Высокий и статный с легкой проседью в волосах, он являл собой идеальный образ того, как по представлениям Юнхи должен был выглядеть хирург. Легкая небритость и всегда взъерошенный вид, словно он никогда и не покидал стен больницы. Хирургический костюм свободного кроя и расслабленная поза что бы ни случилось. Она хотела походить на него. Хотела быть такой же хладнокровной и невозмутимой.       Под ее спешный и сбивчивый рассказ он подошел к пьянчуге, потрогал кожу возле раны, помял шею и произнес:       — Обследуй и подавай, — потом обратился к пациенту: — Сколько дней употребляете алкоголь?       Тот ухмыльнулся, словно только и ждал этого вопроса, чтоб поделиться достижением.       — Месяц.       Чанву кивнул, оставаясь при этом таким же задумчивым, как и всегда, повторил свое распоряжение и неспешно пошел по делам. Юнхи, прижав бумаги к груди, провожала его взглядом.       — Девушка, а вы замужем? — икнув, спросил пьяница.       Юнхи глянула на него с сожалением. Она давно уже не обижалась на подобные неуважительные обращения. Социальная дезадаптация лишь малая толика того, что влек за собой столь долгий запой. «Должно быть, в его жизни случилось что-то ужасное, раз он оказался здесь в таком состоянии», — подумала она.       — Ждите, вас сейчас отвезут на обследования, — сообщила она. — Я принесу согласие на операцию, нужно будет подписать.       На этом она оставила его. Нужно было забежать еще к двум поступившим ранее больным, прежде чем сесть заносить их данные в истории болезней.       Она не жалела, что променяла карьеру военного врача на эту суматошную работу. Здесь она чувствовала себя важной… нужной. Дежурства в приемном отделении — лишь малая часть профессиональной деятельности. Она была юна и неопытна, а здесь, в самом крупном центре сеульской медицины, был просто кладезь практического опыта. Да и война это ведь не про нее.       — Уровень кислорода атмосферы вырос по сравнению с прошлым месяцем еще на ноль целых два десятых процента, — вещал уже другой диктор по ТВ.       Ах да, еще глобальное потепление, таяние ледников и изменения в атмосфере — мир катился прямо в бездну. Все началось лет пять назад, когда экологи забили настоящую тревогу, а уровень мирового океана стал стремительно подниматься. С тех пор природа менялась в геометрической прогрессии: огромные растения, плодоносящие чуть ли не круглый год, — настоящее чудо нового света. Рост примитивных форм жизни, насекомых. Неудивительно, что те же цикады стали вырастать с ладонь, а то и больше. У мирового научного сообщества проблем было выше крыши, а медицина… Медицина с каждодневным стрессом и круговертью была для Юнхи возможностью на время забыть, что по новостям то и дело переносят дату конца света.       — Что же это делается! Куда смотрят все эти ученые хмыри? — излишне громко ворчала пожилая женщина, сидя перед кабельным. — Понакупают дипломов, а толку-то?       Юнхи скользнула по ней взглядом, не отрываясь от расспроса очередного больного. Все это она слышала каждый день.       — Моя дочка работает в сельскохозяйственном производстве, — вступил в диалог щуплого вида старичок, — она говорит, жуки в этом году очень голодные! Все приходится заливать химикатами. Скоро натурального ничего не останется.       — А потом мы с отравлениями по больницам лежать будем, — поддержал кто-то третий.       Телефон зазвонил снова. Юнхи извинилась и отошла ответить. На экране новомодного смартфона высветилась смешная фотография немолодого мужчины в праздничном колпаке и хлопушкой в руках. «Папа» — лаконично красовалось над ней.       — О-о, — удивленно протянула Юнхи, — он ведь уехал в командировку.       Пак Сонджин был военным до мозга костей, преданным службе, и единственной семьей Юнхи. Мать умерла слишком рано, а потому ему пришлось заменить обоих родителей, что в связи с частыми командировками было довольно проблематично. Но дочь никогда не чувствовала себя одинокой. Он прилагал все силы, чтобы как можно более полно участвовать в ее жизни. Кто еще мог похвастаться, что десятилетие встретил верхом на танке? А вместо летних каникул в каком-нибудь лагере сбивал коленки на учениях личного взвода любимого папочки?       — Привет, — обрадовано произнесла Юнхи в трубку.       Он уехал пару недель назад и не говорил, когда вернется. По его словам, это было что-то очень важное и секретное. Это означало, что он не сможет выходить на связь. Неужели вернулся?       — Ты сейчас на работе? — вместо приветствия последовал осторожный вопрос. Не «доченька», не «как ты, солнышко, я ужасно соскучился», как обычно начинались подобные телефонные разговоры. Волнение, пока слабое, засело в груди. «С ним что-то случилось? Он ранен?» — начала перебирать варианты Юнхи.       — Да-а, — протянула с сомнением.       Тишина по ту сторону трубки. Облизнула пересохшие губы. Какой-то шум.       — Юнхи, — его голос слишком серьезный и официальный. Она могла сосчитать по пальцам, когда он обращался к ней по имени. — Я подумал, тебе стоит навестить маму.       — Что?       Шумный вздох прямо в динамик.       — Ты ведь помнишь адрес?       — Конечно… Что случилось? — теряя самообладание, она произнесла это слишком громко. — Ты в порядке?       — Все хорошо, Юнхи. Будь осторожна.       Гудки. Гудки. Гудки. Юнхи не могла прийти в себя, продолжала прижимать смартфон к уху. «Что-то случилось… Он бы не говорил так сухо…» Взгляд потерянно мазнул по приемному отделению и задержался на молодом мужчине, что поверх газеты настороженно наблюдал за ней. И возле выхода другой человек в кепке, не сводящий с нее глаз. Совпадение? Юнхи почувствовала, как холодеют руки.       «Что происходит?»       — Всему персоналу сохранять спокойствие, код семерка. Повторяю, код семерка, — объявили через громкоговоритель.       Пациенты зашуршали, заелозили, переглядываясь друг с другом. Диспетчеры в своей коморке повскакивали с мест. Работник скорой помощи, до этого оформлявший очередного больного, вышел в середину зала и глупо уставился на динамик. Отрубилось телевещание. Словно под взмах невидимого дирижера, шум в приемном отделении нарос до небывалых доселе децибел.       «Семерка… это ведь эвакуация?» — потерянно подумала Юнхи.       — Повторяю, код семерка! — уже кричал динамик.       Сработала пожарная тревога. Люди смешались в единую массу бегущих куда-то тел. Кто-то задел Юнхи плечом, выпали бумаги и телефон. Из дальнего конца коридора подобно цунами накатил истошный вопль. Стеклянные двери, пропускающие обычно прибывшие скорые, разлетелись вдребезги. Звон стекла затерялся во всеобщей панике.       — Осы! Осы! — кричал кто-то как во сне.       — Спасите!       Попыталась схватить телефон. Кто-то наступил на него — хрустнуло стекло. Некто пробегавший мимо ударил коленом по голове. Потеряла равновесие. Боль, звеня, на мгновение смешала происходящее в кашу. Кто-то поймал под руку, не давая упасть.       — Знаешь, куда бежать? — голос над ухом.       — Д-да, — закивала, пытаясь прийти в себя.       Дернули вверх. Поволокли вместе с общей массой. Едва соображая, кто она и где, Юнхи обернулась ко входу в больницу. Там из разбитой двери в здание просачивались огромные черно-красные осы. Осы размером с лошадь. Неимоверные выродки эволюции. Кровь и тела, как в глупом фильме ужасов. Люди, ничком разбросанные на полу. Они что же, мертвые?       Вот так утром одного очень жаркого дня мир перевернулся с ног на голову.