Под Прицелом / Exposure (Сезон 3)

Мы сидим в приемной Патриции Рэдсон. Ждем. Кажется, мы целую вечность… ждем. Эти места лучше было бы назвать комнатами пыток. Наконец-то, после двух недель, проведенных в образе пучеглазого инопланетянина, я избавлюсь от защитных очков, марлевых прокладок и глазных капель. И, возможно, я снова смогу видеть. На самом деле я не особо-то на это рассчитываю. Даже сегодня утром, когда Келс в последний раз закапывала мне капли, я ничего не видела. Я надеялась, что все будет по-другому. Я была разочарована. Келс знала, как я расстроена, и она просто обняла меня и прижала к себе. Я знаю: что бы ни случилось, я должна держать себя в руках. Ради Келс. Ради Бреннан. Ради Застенчивого Малыша Ру. Ради себя. Независимо от того, чем все это закончится, мы должны строить планы на будущее. Эти малыши не будут ждать, пока я соберусь с силами. На самом деле, если я этого не сделаю, они родятся раньше. Я бы предпочла получить их в качестве подарка на свой день рождения. — Мисс Кингсли, пройдите со мной, пожалуйста. Келс ведет меня в смотровую вслед за медсестрой. Рука моей жены накрывает мою ладонь, которая лежит на ее предплечье, подтверждая нашу связь. Я хочу снова увидеть свое обручальное кольцо. Мне не хватает этого. — Присаживайтесь. Доктор скоро подойдет. Я прислоняюсь спиной к смотровому креслу и сажусь. Слушаю, как Келс подтаскивает стул, ставит его рядом со мной и снова берет меня за руку. Единственная хорошая вещь, которая вышла из всего этого — это то, что я могу держать свою девочку за руку намного чаще, чем раньше. — Неважно, что будет, Харпер, я люблю тебя. Я позволяю себе легкую улыбку. — Спасибо, дорогая. Неважно, что будет, ты от меня не избавишься. Прежде чем Келси успевает возразить — а я знаю, что она этого хочет — дверь открывается, и кто-то входит. — Харпер, как вы себя чувствуете? Я узнаю голос доктора Рэдсон. — Довольно хорошо. — Как ваши глаза? Есть какие-нибудь неприятные ощущения? — ее голос приближается, и я представляю, как она наклоняется и смотрит на меня. Я качаю головой. — Нет. Они все исчезли несколько дней назад. — Хорошо, — отвечает она. Она поворачивает какое-то оборудование сбоку от кресла. Я чувствую присутствие инструмента справа от меня. — Тогда давайте посмотрим на ваши глаза, — очень осторожно она снимает защитные очки и марлю. Ватным диском протирает мне под глазами, немного очищая меня. Моя кожа всегда так рада снова оказаться на свежем воздухе. — Давайте, Харпер, откройте глаза. Я повинуюсь. Келс сжимает мою руку чуть сильнее. Ничего. Темнота. Доктор Рэдсон наклоняется так близко, что я чувствую ее дыхание на своей щеке. Она приподнимает мне веко и осматривает правый глаз. Через мгновение она переключается на мой левый глаз. Отстраняясь, она говорит: — Они выглядят намного лучше. Покраснение почти прошло, а отек полностью исчез. Нет никаких признаков инфекции, что всегда является одной из самых больших проблем при такой травме. Келси, вы проделали хорошую работу, заботясь о Харпер. — Да, самую лучшую, — подтверждаю я. — Сейчас я сделаю осмотр с помощью щелевой лампы. И снова вам нужно будет наклониться вперед и положить подбородок вот сюда, — доктор Рэдсон помогает мне занять нужную позицию. — Вы можете увидеть яркий свет, пока я вас осматриваю. Это может доставить дискомфорт, но, пожалуйста, постарайтесь оставаться как можно более неподвижной. Я могу только надеяться увидеть яркий свет. Когда она осматривает мой левый глаз, я моргаю и на мгновение отстраняюсь. — Док? — Вы что-то видели, Харпер? Я с трудом сглатываю, не смея в это поверить. — Я вижу свет, — шепчу я. Я слышу, как Келс судорожно втягивает воздух. — Хорошо, — подбадривает доктор Рэдсон. — Сядьте обратно на минутку, — она отодвигает щелевую лампу и пододвигает другое устройство для осмотра. Устанавливает его напротив моих глаз. — Что вы видите? — Две вспышки света, потом еще одна. — Хорошо, — я слышу, как она нажимает какие-то кнопки на устройстве. — А теперь? Я прищуриваюсь, пытаясь рассмотреть получше. Боже, как приятно это делать. — Это вроде как более светлая капля на темной капле. — Так, ладно. Хммм… полагаю, на этот раз ответ был неверным. — Что это означает, доктор? — спрашивает Келс. Я удивлена, что она продержалась так долго. — Это хороший знак, — излишне констатирует доктор Рэдсон. — Хоть я и обеспокоена тем, что зрение Харпер не улучшилось более значительно, но, все же, то, что мы видим, указывает на то, что в глазах есть некоторая функциональность. Будет она продолжать улучшаться или нет, покажет только время. Полагаю, что было бы неплохо иметь возможность видеть, что свет в конце туннеля — это приближающийся поезд. Не совсем то же самое, что снова увидеть лицо моей супруги, но, думаю, я должна быть благодарна даже за небольшое улучшение. Способность видеть свет лучше, чем жизнь во тьме. — Я верю в то, что будет, — шепчет Келс, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в щеку. — Запишитесь на еще один прием на следующую неделю. Если до этого времени произойдут какие-либо существенные изменения, немедленно приходите ко мне. Пока же, Келси, вам нужно продолжать капать Харпер капли. По-прежнему существует высокий риск заражения. Если это произойдет, последствия могут быть разрушительными. — Конечно. Конечно, Келс будет хорошо заботиться обо мне. Она яростно оберегает мои глаза. — Отлично, — доктор Рэдсон откладывает все в сторону и похлопывает меня по ноге. — Не теряйте пока надежды, Харпер. * * * Я рассказываю Келс маршрут до «Café du Monde». Мы паркуемся у «Natchetz» и проходим мимо Джексон-сквер. Я была здесь так много раз за свою жизнь, что могу полностью представить себе эту местность. Я мысленно вижу молодых уличных артистов с крышками от бутылок на подошвах ботинок, танцующих чечетку за деньги зрителей. Я вижу медиумов и экстрасенсов в ярких нарядах, заманивающих туристов расстаться с большей частью их наличности. Замыкают список местных «предпринимателей» художники, продающие портреты-пятиминутки и картины, написанные маслом или акварелью, некоторые из которых, на самом деле, довольно хороши. «Café du Monde», как всегда, переполнено. Крошечные столики расположены слишком близко друг к другу, что затрудняет передвижение между ними, особенно для женщины, беременной двойней, ведущей слепую женщину. На мне мои самые темные солнцезащитные очки, чтобы защитить глаза — по настоянию доктора Рэдсон — а также дать визуальный сигнал другим людям о моем состоянии. У меня нет белой трости… пока. Я еще не готова полностью признать свое поражение. Но нам все равно нужно готовиться к будущему. К тому, которое может не включать в себя мое зрение. Келс ведет нас к столику в дальнем углу. Она сажает меня в кресло, где я могу чувствовать обе стороны полога палатки у себя за спиной. Здесь нас точно не будут пихать протискивающиеся мимо люди. И не так много посетителей будут обращать на нас внимание. Мы заказываем беньеты и кофе с молоком. Ну, точнее, я. Келс заказывает свой стандартный «Эрл Грей» без кофеина. Я беру одну из ее маленьких ладошек в свою. — Как ты себя чувствуешь, детка? — Если не считать того, что у меня к животу словно привязан обогреватель, со мной все в порядке. Боже, я идиотка. Я хотела приехать сюда, потому что беньеты всегда были моим любимым блюдом, когда я нервничаю. Конечно, я забыла подумать о благополучии моей жены. — Прости, Келс. Давай поедем домой, там тебе будет удобнее, — я начинаю вставать на ноги, ударяясь как о стойку позади меня, так и о стол передо мной. Черт, это место такое тесное! Келс хватает меня за запястье. — Милая, прости меня. Сядь. Я в порядке. Мы сейчас посидим минутку, и я буду в порядке. — Ты уверена? — Абсолютно. Эти малыши просто выделяют много тепла, вот и все. Должно быть, с горячей кровью, как их мама. Давай не будем забывать, что сейчас август, и я на пятом с половиной месяце беременности. Сейчас мне было бы неуютно и в иглу. Я улыбаюсь. Я действительно с нетерпением жду встречи с этими ребятами. — Они активничают сегодня? — О да. Бреннан явно тренируется перед чемпионатом мира по футболу. А Застенчивый Малыш Ру — плавает кругами. Я не могу понять, как они могут быть такими активными в таком маленьком пространстве, — Келс берет мою руку и кладет ее себе на живот, снова давая мне ту самую важную связь с моими детьми. — Маленьком? — переспрашиваю я. Я получаю шлепок по руке за свой дерзкий комментарий. — Осторожнее, Жеребчик, или ты окажешься сегодня на диване. Я притворно вздрагиваю. По правде говоря, я бы не хотела быть вот так разлученной со своей семьей. Несмотря на то, что мы с Келс не были физически близки после несчастного случая, нам все еще удавалось обниматься, несмотря на выпирающие животы и сломанные руки. В некоторые ночи единственное, что удерживало меня от побега — ну, кроме того, что я не смогла бы самостоятельно найти путь для этого побега — это мертвая хватка Келс на мне. Иногда я думаю, что моей жене следовало бы стать профессиональным рестлером. Она уж точно знает, как надежно прижать меня к матрасу. — Я не могу этого допустить. — Нет, потому что и Мама встала бы на мою сторону. Это уж точно. Наша официантка возвращается с маленькой тарелкой, доверху наполненной божьим даром человечеству. Я чувствую запах сахарной пудры и тепло, исходящее от выпечки. Официантка ставит мой напиток куда-то передо мной. Келс оплачивает еду, и девушка снова исчезает в толпе, спеша к следующему голодному столику. Порядок здесь никогда не меняется. — Кофе в девять часов, булочки в три. Я протягиваю руку довольно высоко над столом, зная, что мы заказали целую гору вкусняшек, и мои пальцы сразу же покрываются сахарной пудрой. Я подношу булочку к губам и откусываю, не обращая внимания на беспорядок, который создаю. Это одно из преимуществ слепоты. Келс смеется надо мной и наклоняется, промокая мои губы и подбородок салфеткой. — Я рада, что ты этим так наслаждаешься, Таблоид. — Я планирую насладиться ими всеми, — объявляю я, наверняка зная, что моя девочка не притронется к выпечке. Еще несколько укусов, и первая булочка канула в лету. Я облизываю кончики пальцев, издавая громкие причмокивающие звуки, призванные помучить Келс. Я не разочарована. — Даже не думай, что после этого будешь держать меня за руку. — Врунишка, — возражаю я, снова протягивая к ней руку. Она добровольно вкладывает свою ладонь в мою. — Итак, детка, ты готова поговорить о том, что мы собираемся делать? — Еще слишком рано, Харпер. Доктор Рэдсон сказала… — Я знаю, что она сказала. Я тоже там была. Видит Бог, я надеюсь, что она права и ко мне действительно вернется зрение. Но прямо сейчас нам нужно планировать так, как если этого не произойдет, — продолжаю я, чтобы она не успела мне возразить. — Очевидно, что я не смогу продолжать работать в качестве продюсера во «Взгляде». — Это неправда, Харпер. Твой талант заключается не только в твоих глазах. Это у тебя внутри, ты знаешь, когда где-то есть история. Твой талант в том, как ты исследуешь сюжет, как создаешь идеальную историю, чтобы она захватила аудиторию. Это… Я сжимаю ее руку, чтобы остановить поток слов. — Я не хочу делать это, если не буду видеть, — я пожимаю плечами. — Я никогда не буду чувствовать себя уверенно. А если я не буду уверена в себе, я не смогу выполнять эту работу. К счастью, у меня есть долгосрочная страховка по инвалидности, так что мой доход гарантирован, хотя и со скидкой. — У нас нет недостатка в деньгах. — Я знаю, но я чувствую себя лучше, зная, что могу вносить свой вклад. Главный вопрос заключается в том, что ты хочешь делать? Ты хочешь остаться работать во «Взгляде»? Я могу остаться дома с детьми и няней. По крайней мере, на какое-то время. Или мы можем переехать сюда, в Новый Орлеан. У нас есть дом, семья, но не будет работы. — Харпер, где тебе будет более комфортно? Что сделает тебя счастливой? Ты же знаешь, я сомневалась, хочу ли я вообще продлевать свой контракт. — Ты делаешь меня счастливой. Я хочу быть там, где ты. И я хочу, чтобы ты делала все, что захочешь, — один из нас должен быть в состоянии сохранить свою карьеру, просто потому, что я не могу. Келс начинает хихикать, и я собираюсь запротестовать, когда она объясняет: — Хм, я так понимаю, что этот спор начинает ходить по кругу. Ты хочешь вернуться домой или остаться в Нью-Йорке? Как ты думаешь, где у тебя будет больше возможностей? — Думаю, мы будем ходить по кругу даже с этими вопросами. Может нам не стоит ничего решать в данный момент. У тебя есть контракт. Осталось всего несколько месяцев. Я могу занять себя чем-нибудь, — вероятно, мне потребуется столько же времени, чтобы научиться читать шрифт Брайля и пользоваться собакой-поводырем. У Кама будет брат. Она наклоняется и целует меня в щеку. — Я думаю, что это хороший план, милая. Сейчас мы ставим телегу впереди лошади. Моя жена. Вечный оптимист. По крайней мере, в том, что касается меня. — Посмотрим. Во всех смыслах этого слова. * * * Я просыпаюсь рано. Стресс предыдущих нескольких дней, наконец, настиг меня прошлой ночью. Я заснула на диване внизу, и Папе пришлось помочь мне подняться. Я надеюсь, что это Келс раздела меня. Келс все еще крепко спит, тихонько посапывая. Это хорошо, ей нужен отдых. Я могу сама о себе позаботиться. По крайней мере, мне нужно научиться этому. Я целую ее в плечо и осторожно переворачиваюсь. Боже, я хочу снять этот гипс, и желательно прямо сейчас. Сколько еще недель осталось? Минимум четыре, возможно, еще шесть. Одеваться с ним — настоящий геморрой. Я нахожу путь — очень медленно и осторожно — к комоду и открываю верхний правый ящик. Достаю нижнее белье и бюстгальтер, чрезвычайно благодарная за то, что мы с Келс держим наши вещи отдельно. Это я могу надеть, никаких проблем. Я надеваю трусы. Вот, никаких проблем. Я пытаюсь сообразить, как надеть лифчик. Я, конечно, знаю, как это делается, но если учесть минус одну функционирующую руку… Я возвращаюсь к комоду. Вытаскиваю майку и убираю лифчик. Так-то лучше. Осторожно продеваю в нее руку, а затем надеваю. Следующая остановка — шкаф. Я открываю дверь и начинаю осторожно ощупывать одежду на вешалках. Найдя пару джинсов, я стаскиваю их и прикладываю к себе. Хмм. Они доходит мне до икры и имеют эластичную резинку спереди. Я предполагаю, что это джинсы Келс для беременных. Аккуратно вешаю их обратно в шкаф. Следующая пара, которую я нахожу, не имеет резинки, так что я думаю, что на этот раз угадала. Следующая остановка — рубашка. Практически любая рубашка, которая у меня есть, сочетается с джинсами, поэтому я наугад протягиваю руку и вытаскиваю первую попавшуюся. Это правильный размер, так что мне повезло. Я медленно подхожу к стулу и сажусь. Последнее, что мне нужно — это потерять равновесие и выставить себя идиоткой во время надевания джинсов. Я решаю пока отказаться от обуви. Келс не сворачивает наши носки в парные шарики, потому что, по ее словам, это растягивает резинку. Так что мои шансы найти подходящую пару находятся между малыми и безнадежными. Я уже в восторге от того, что встала, оделась и немного пришла в себя. Теперь задача не убиться, спускаясь по лестнице. Запах готовящихся жареных сосисок безошибочно ведет меня на кухню. — Ну, вот и моя малышка! — приветствует меня Папа, вставая со своего места за столом. Он подходит ко мне и целует в щеку. Затем мягко помогает мне сесть за стол, придерживая для меня стул. — Где твоя маленькая девочка? — Спит. Он сжимает мое плечо. — Хорошо. Мне нужно ненадолго заглянуть в офис. Сегодня вечером у нас здесь небольшой сбор. Я надеюсь, что у вас с Келс нет других планов. Я смеюсь. — Да, наш социальный календарь в последнее время переполнен. — Хорошо, — он снова целует меня, а затем подходит и целует Маму. Я помню, как в детстве меня убивал их обмен нежностями. Черт возьми, будучи ребенком, попробуй думать, как взрослый. Это одна из тех вещей, которым я научилась у своего отца: никогда не бойся показать миру, кого ты любишь. — Будешь завтракать? — Mais oui, Мама, — нетерпеливо отвечаю я. Тот, кто знает, как приготовить сосиски, яйца и сливочный соус — редкая находка. Особенно в Калифорнии или Нью-Йорке. Однажды я попросила подливку к завтраку, и мне принесли коричневую подливку. Коричневая подливка. Боже мой, неужели люди сошли с ума? — Ты хорошо выглядишь, mon Coeur. — Merci, Мама. Поцеловав меня, она возвращается к плите. — Я рада, что ты даешь Келси немного отдохнуть. Она нуждалась в этом для себя, не говоря уже о моих внуках. Я опускаю голову. Это мамина версия резкого выговора. — Я знаю. — Как у вас дела? Для нового брака, у вас много сложностей. Я киваю. — Да. Но, к счастью, вокруг нас есть много хороших примеров. Мама работает тихо и сосредоточенно, заканчивая приготовление завтрака. Она ставит передо мной тарелку, от которой так вкусно пахнет, что я чуть не падаю в обморок. — Я рада видеть, что ты преодолела жалость к себе. И тебе доброе утро, Мама. — Я к этому иду. — Яйца снизу, колбаса справа, картошка слева, — сообщает мне Мама. — Я уже была на грани того, чтобы дать тебе подзатыльник. Видеть, как ты заставляла свою жену пройти через все это… — она замолкает, очевидно, слишком раздраженная, чтобы продолжать. — Может, ты и слепая, но ты не инвалид. Ты одна из самых талантливых людей, которых я знаю. Ты найдешь свой путь. — Найду. — Хорошо. Рада, что с этим мы разобрались. — Я устала смотреть, как ты тут ходишь кругами и хандришь. На твоей работе должны знать, как у тебя дела и когда ты вернешься, — снова начинает она. — Мама… — начинаю протестовать я. — Нет! Я молчала две недели, и этого более, чем достаточно. Тебе пора копнуть поглубже в себя и найти в себе мужество, которое, как я надеялась, мы с твоим отцом привили тебе. Ты думаешь, что ты первый слепой человек, работающий в средствах массовой информации? Вряд ли! Я киваю, молча. — Ешь! Или ты не голодная? Я не могу удержаться от смеха. Только мать может кричать на тебя, а потом разозлиться, что ты не ешь, пока она на тебя кричит. — Oui, мама. Страшно просто было. Она фыркает, и я представляю, какое выражение сейчас должно быть у нее на лице. — Так и должно быть. * * * — Давай, Таблоид, — она тянет меня за руку. — Пойдем посидим на заднем дворе. Я хочу кое о чем с тобой поговорить. — Куда угодно, только не в гамак. Это слишком опасно, — я, блин, чуть не убилась, выпутываясь из него в прошлый раз. И, уж точно, не хочу, чтобы Келс снова в него залазила. Глупо было с моей стороны позволять ей делать это на прошлой неделе, но тогда я ничего вообще не соображала. — Согласна, — стонет она. — Гамак — не место для беременной женщины. Птицы, которые видели, как я выкарабкивалась из него на днях, были так напуганы, что до сих пор не вернулись. Я не могу удержаться и прыскаю от смеха, представляя эту картинку. За это я получаю игривый шлепок, когда мы медленно выходим на крыльцо и спускаемся по ступенькам. Она держит меня за руку, выводя во двор. — Как насчет посидеть под деревом? — спрашивает Келс. — Отлично. Она помогает мне удобно устроиться, прислонившись к стволу. Затем Келс присоединяется ко мне, садясь между моих ног, расслабляясь на моей груди. Она кладет мою руку на то место, где наши малыши наиболее активны. — Бреннан сегодня просто в ударе, да? — спрашиваю я, хотя и не могу с уверенностью сказать — это наша дочь или Застенчивый Малыш Ру. Мне нравится чувствовать, как они играют и двигаются под моей рукой. — Думаю, ей нужно успокоительное, — говорит Келс, прижимаясь ко мне. — Что ты предлагаешь? — Я думаю, что таким успокоительным может стать хорошая история. Нам пора начать читать им, Таблоид. — Полагаю, сейчас это зависит от тебя, милая, — это признание разбивает мне сердце. Я хотела им читать. Я хотела рассказывать им сказки на ночь. У меня уже так много книг заказано для них. Теперь, я думаю, Келс и няня получат эту привилегию. Ну что ж, мне просто придется придумывать истории получше. — Не будь в этом так уверена, — она что-то поднимает и кладет мне в руки. Внимательно ощупав предмет, я точно могу сказать, что это похоже на книгу. При дальнейшем изучении, я понимаю, что это книга для совсем маленьких детишек. Они всегда сделаны из картона и страницы у них из более плотной бумаги. Затем мои пальцы натыкаются на что-то, что мне не знакомо. — Келс? — Это «Кот в шляпе», Харпер. Специальное издание. В нем есть не только слова, но и знаки Брайля, — она кладет мои пальцы поверх выпуклых точек. — Если до этого дойдет — а я все еще не думаю, что это случится — я знаю, что тебе понадобится настоящее обучение, но я подумала, что это может быть хорошим способом начать. Я прочитаю ее, помогу тебе разобраться, и ты сможешь научиться читать им эту книгу. Боже, я люблю эту женщину. Я наклоняюсь и утыкаюсь носом в ее затылок. — Люблю тебя, Крошка Ру. Давай почитаем эту книгу нашим малышам. * * * В шесть часов в доме полно народу. Приехали все братья Харпер и их жены, и сейчас они сидят в гостиной. Дети сейчас в доме Жерара, их нянчат старшие. Сегодня особый вечер юмора Кингсли. Надеюсь, что я готова к этому. Папа сказал мне просто расслабиться и наслаждаться. О, и заставить Харпер спуститься. Это я могу. Она в нашей спальне, слушает музыку, отдыхает. Музыка на самом деле успокаивает этого дикого зверя. Моего дикого зверя. Думаю, что оставлю ее себе. — Привет, Жеребчик. Харпер поднимает глаза и довольно улыбается мне. Она весь день вела себя очень хорошо. Интересно, в чем дело? — Привет, Крошка Ру. — Хочешь спуститься со мной вниз? Я хочу посидеть в гостиной и посмотреть фильм. Буду рада, если ты составишь мне компанию. Она поднимается на ноги и протягивает руку. — Ооо, повод пообниматься на диване, — радостно заявляет она. — Как будто нам когда-то нужен был для этого повод, — я веду ее вниз по лестнице, ее свободная рука держит меня сзади за рубашку. Удивительно, насколько она ловкая даже в гипсе. — Сбавь обороты Таблоид. — О да, — хрипло говорит она. — Я сбавлю обороты. Однако это не единственное, что я собираюсь сделать. Разумеется, моя дорогая супруга должна была сказать это именно в тот момент, когда мы переступаем порог гостиной. Раздается громкий смех, я становлюсь свекольно-красной, а Харпер застывает в шоке. — Боже мой, — бормочет она. — Возможно, тебе следовало сегодня сходить к ортопеду, Харпер Ли, чтобы узнать, можно ли укоротить эти быстрые ноги, — подкалывает Роби, приходя в себя первым из братьев. Я замечаю, что даже кончики ушей Харпер покраснели. — Хм, возможно, мне следовало упомянуть… — Что тут заседание семейного совета, да? — спрашивает она. Папа ставит стул в центр гостиной. — Заходи и присаживайся, малышка. Я подвожу Харпер к стулу, и она садится. Она пытается ухватиться за меня, но я уворачиваюсь и встаю вне досягаемости ее руки. — Здесь ты будешь в безопасности, — говорит мне Рене, похлопывая по стулу рядом с собой. Роби встает с него и садится на пол между ее ног. Папа добродушно мне улыбается. — Сегодня мы собрались здесь, чтобы помочь тебе справиться с этой упрямой девчонкой, Келси. Посмотрим, сможем ли мы вбить в нее немного здравого смысла, — он касается плеча Харпера. — Кухонный Заговор усердно работал на этой неделе, придумывая вещи, которые помогут тебе приспособиться к твоему нынешнему затруднительному положению. Итак, без лишних слов, давайте начнем игру! — Харпер, — быстро говорю я. — Любовь моя, клянусь, я понятия не имела, что они затевают, — вероятно, мой смех не очень помогает делу. Она тычет пальцем в мою сторону. — Полагаю, ты не особо-то протестовала. Но я доберусь до тебя позже. — Наверно, я просто посижу здесь и помолчу, — бормочу я. Рене кладет руку на спинку моего стула и сжимает мои плечи. — Итак, — начинает Кэтрин, поднимаясь со своего места. Она жестом просит Жерара подвинуть один из маленьких столиков и поставить его перед Харпер. — Поскольку ты, кажется, убеждена, что твое зрение не вернется… — Вера, которую мы не разделяем, — выкрикивает Люсьен со своего места. Так держать, Люсьен. Этот комментарий моего шурина зарабатывает ему несколько очков в моих глазах. Я также замечаю, что Рейчел одаривает своего мужа более нежными взглядами. Я думаю, что травмы Харпер и ее выздоровление, возможно, помогли и им начать процесс заживления. Уверена, что все, через что мы проходим, заставило их по-новому взглянуть на то, что они могут потерять без всякого предупреждения. — Мы решили, что тебе может понадобится некоторая помощь в адаптации. Итак, мы собрались сегодня вечером, чтобы провести щупательный марафон, — ее слова встречает взрыв хихиканья. — Похоже, именно это она планировала делать с Келс, — смеется Жан с дивана. — В этом ты должна быть хороша, — дразнит Роби. — Если верить твоей репутации, — о нет, это равносильно брошеной перчатке. Участие моей возлюбленной гарантировано. — Если у тебя все получится, ты выиграешь пару солнцезащитных очков и трость, — продолжает Кэтрин. Жан прерывает ее. — На самом деле, это не совсем трость. Это Папин большой зонтик. Лучшее, что мы смогли найти тут. Кэтрин проводит пальцами по волосам Харпер. — Лучшее, что мы смогли найти, потому что не очень-то и искали, ведь мы не думаем, что они тебе когда-нибудь понадобятся. Боже мой, я люблю эту семью. Слушай их, Таблоид. Верь. — Итак, как мы начнем эту вашу маленькую игру? — спрашивает Харпер, кладя здоровую руку поверх гипса. — Ну, повязка на глаза нам не нужна, — замечает Элейн. — Но если бы была нужна, у Харпер и Келси, без сомнения, есть одна под рукой, — вставляет Мама. Я закрываю лицо руками, когда вся комната снова взрывается смехом. Я никогда не переживу последствия Маминой поездки в Нью-Йорк. — Как-нибудь напомните мне рассказать вам, что они считают искусством в Нью-Йорке, — продолжает Мама, потягивая из высокого стакана чай со льдом. — Мама! — стонет Харпер, заливаясь ярко-красным румянцем. — Да будет тебе известно, что из-за этой чертовой выставки я больше не могу наслаждаться хот-догами. Все братья покатываются со смеху. Я знаю, что они понятия не имеют, о чем речь, но возмущение Харпер и то, как Мама смеется, слишком красноречиво, и это заразительно. — Итак, Харпер, начнем с правил. Они просты. Мы даем тебе предмет, ты определяешь, что это. Если хотя бы пять из них ты назовешь правильно, можешь оставаться слепой. Если меньше — то никакой слепоты. — Выкладывай, — дерзко отвечает моя супруга. Первый предмет, который они ей вручают, довольно прост. Я полагаю, это их способ усыпить ее бдительность. Кэтрин кладет его ей в руки и Харпер корчит моську. — Это ботинок. — Который — левый или правый? Она щупает его, отмечая едва заметный изгиб. — Левый, — Харпер принюхивается и делает очень драматичное лицо. — И он принадлежит Роби. Еще один взрыв смеха, когда ботинок Роби возвращается к нему. — Думаешь, что ты такая умная, да, — комментирует он, надевая обувь обратно. Рене наклоняется и целует его в макушку в знак утешения. — Я знаю, что умная. Умнее тебя. Роби фыркает. — Mais non! Вовсе нет. Я качаю головой. Неужели он ничему не научился за все годы жизни с моей девочкой? Это вот-вот станет печальным. Харпер поворачивает голову в сторону Кэтрин. — Разве я не должна играть против кого-то, Кэт? Чтобы все было честно? — в ответ на ее предложение раздался свист, топот и крики. Я так понимаю, что оно одобрено. — Келс, дорогая, не могла бы ты сходить в нашу комнату и принести ту повязку, которую ты любишь надевать на меня? Похоже, она нам больше не понадобится. Я убью ее, когда все это закончится. Избегая смотреть Маме в глаза, я быстро извиняюсь и иду наверх. Пометка на будущее: никогда не путешествовать с такими вещами. Несколько минут спустя Роби сидит напротив Харпер, на его глазах повязка. Кухонный Заговор быстро сбивается в кучу, приспосабливаясь к этим переменам. Рене и я остались в стороне, поскольку соревнуются наши супруги. Следующий предмет — довольно интересный выбор. — Потрогай это, Харпер, но ничего пока не говори. Ты же не хочешь помочь Роби, не так ли? — Харпер энергично трясет головой и щупает предмет. Затем Кэтрин передает его Роби. — Это легко, — заявляет он. — Тогда скажи мне, что это, — Кэтрин наклоняется, чтобы он шепотом дал ей ответ. Как только она получает его, она смотрит на Харпер. — Итак, что это было? — Семейная Библия. Эта штука весит тонну, а страницы у нее тонкие. Роби усмехается: — Это телефонный справочник. — Дурак, телефонные книги не бывают в кожаных обложках, — отчитывает его Харпер. — Два очка на счету Харпер Ли, — произносит Папа. — Ноль у Роби. — Эй! Я бы угадал ботинок! Папа мгновение обдумывает его протест. — Одно очко для Роби. — Следующий предмет, — объявляет Рейчел, беря его. Я качаю головой. У этих людей нет стыда. Она вкладывает его в руки Роби. Он ощупывает его и постукивает по нему пальцем. Я борюсь с желанием пропустить этот раунд. Рене трясется от смеха на стуле рядом со мной, крепко зажав рот рукой. — Время вышло, — объявляет Рейчел, забирая предмет и передавая его Харпер. Харпер трогает его и лукаво улыбается. Одним нажатием она извлекает содержимое и крутит его вокруг пальца. — Полагаю, я знаю, что это такое, — самодовольно говорит она. — Конечно, знаешь, — подтверждает Рейчел. — Роби? Он ерзает на стуле, его дерзость тает на глазах. — Я думаю, что это механический карандаш. Ну, такой, как, знаете, используют на чертежных столах. Все просто воют от смеха. Харпер кричит сквозь шум: — Mon Dieu! Ты что, никогда раньше не видел тампона, старший брат? — с удивительной точностью, или просто по чистой случайности, она запускает комок ваты в своего брата. Он попадает ему прямо в грудь. Роби подпрыгивает, словно пораженный молнией. Он хватает тампон и отбрасывает от себя. Тампон падает на Люсьена. Люсьен скидывает его на пол и наступает на него, как будто этот предмет может каким-то образом укусить его. Я задыхаюсь от хохота. — Полагаю, ты никогда не даешь Рене возможности использовать их, да? — подкалывает Харпер. За это Рене встает со стула и хлопает Харпер по руке. — Следи за словами, Харпер Ли. — Три в пользу Харпер, один у Роби, — подсчитывает Папа. Элейн приносит следующий предмет. Я качаю головой. Интересно, как Таблоид справится с этим. — Я хочу сделать ставку на это! — выкрикивает Жан. — Ставлю двадцатку, что она не сможет опознать это! — Поддерживаю, — отвечает Жерар. Деньги начинают переходить из рук в руки. Харпер получает предмет первой. Она берет его в руки и ощупывает, перекатывая между пальцами. Затем она подносит его к носу и осторожно нюхает, после чего возвращает обратно. Роби берет его и тут же краснеет. Он, конечно, сразу узнал, что это. Элейн наклоняется, чтобы услышать его ответ. Повернувшись к Харпер, она спрашивает: — Что это? — Шарик? О, моя бедная детка. Полагаю, она никогда раньше его не видела. По крайней мере, не так близко. Снова дружный смех. Жерар протягивает двадцатку Жану. — Нет, это был бы презерватив, — заявляет Роби. Он поворачивает голову туда, где в последний раз сидела Мама. — Клянусь, Мама, я видел их только один раз в рекламе. Жерар смеется. — Ну, это очевидно, Роби. В противном случае, это принесло бы тебе чертовски много пользы. — Эй! Хватит! Asse! — выкрикивает Рене, бросая на Жерара суровый взгляд. — Три очка у Харпер, два у Роби, — Папа делает пометку на листе бумаги, как будто кто-то из нас когда-нибудь усомнится в нем. Следующее, что я вижу — Мама подходит к нам с Рене и поднимает нас на ноги. Она жестом велит нам задрать рубашки, чтобы обнажить животы. Ладно, я явно никогда не представляла себе, что буду делать что-то подобное перед всей нашей семьей. Затем Мама подводит нас к нашим супругам. — Которая из них принадлежит тебе? — спрашивает она. Она кладет руку Роби мне на живот и позволяет ему сделать быстрый осмотр. Затем она ставит меня перед Харпер. Харпер сразу же обращает внимание на действия детей, поскольку Бреннан выбирает этот момент, чтобы неслабо пнуть изнутри. Харпер узнает нас. Она поднимает на меня глаза, и, когда кончики ее пальцев продолжают касаться того места, где Бреннан, кажется, играет с ней в пятнашки, на мгновение я понимаю, что мы все еще можем видеть друг друга, что бы ни случилось. Эти голубые глаза заставляют меня влюбляться в нее снова и снова. Затем Мама ставит Рене перед Роби. Он ощупывает ее пару мгновений, прежде чем ее ставят перед Харпер. После этого нам разрешают вернуться на свои места. Мама наклоняется, чтобы услышать ответ Харпер, и улыбается. Роби выглядит немного напряженным. О, лучше бы ему все сделать правильно. Рене не понравится, если ее перепутают с женщиной, вынашивающей близнецов. — Я думаю, что первой, — рискует Роби, — была Рене. Бедная Рене. — Черт возьми, это была Келси, — поправляет Харпер со смехом. — Моя маленькая девочка даже поздоровалась со мной. — Милая? — зовет Робби по-настоящему жалобным голосом. Он знает, что у него большие неприятности. — Не говори со мной. Я обнимаю Рене. — Рядом с нами есть свободная комната, — конечно, я очень горжусь Харпер. — Четыре очка у Харпер, два у Роби. Рейчел снова подходит к ним. — Последний шанс остаться слепой, Харпер. Как ты знаешь, правильная идентификация людей очень важна. Вы оба потрогаете лица двух людей в этой комнате. Затем вам нужно будет правильно их идентифицировать. Вы можете прикасаться только к их лицу, а не к волосам или чему-то еще. Понятно? — оба участника соглашаются. Теперь выход Элейн и Кэтрин. Волосы у них убраны назад. Они опускаются на колени рядом с каждым стулом, и начинается ощупывание. Я с трудом подавляю смех, когда Роби чуть не засовывает пальцы в нос Элейн. Она не слишком в большом восторге, но ей удается не издать ни звука и не выдать свою личность. Интересно, было ли это его планом? Харпер просто выглядит сбитой с толку. Элейн и Кэтрин меняются местами. Роби снова пытается засунуть палец в нос Кэтрин, теперь наверняка убеждая меня, что это было сделано намеренно. Харпер выглядит ничуть не менее растерянной. Роби шепчет свой ответ Рейчел. Харпер корчит гримасу. — Я думаю, что первой была Элейн, а второй — Кэтрин. Не так уж и плохо. Только не в той очередности. Роби качает головой. — Нет. Первой была Мама. Второй — Элейн. Ой-ей! Элейн спутали с Мамой. Ладно, спасает то, что Мама — потрясающая статная женщина, и я надеюсь, что буду выглядеть так же хорошо, когда мне будет шестьдесят и у меня будет пятеро детей и одиннадцать внуков. Но я сомневаюсь, что Элейн понравился этот ответ. — Неправильно, — отвечает Рейчел, не потрудившись смягчить удар ни для одного из них. Она смотрит на Таблоида. — Очень жаль, Харпер. Я всегда думала, что ты чертовски хорошо смотришься в темных очках. * * * Мы с Келс поднимаемся наверх. В целом, это был отличный вечер. Моя семья, по-своему, действительно показала мне, что я могу и преодолею и это препятствие. Я чувствую, что меня наполняет новое чувство надежды на то, что мое зрение вернется. Несмотря ни на что, я достаточно умна, чтобы понимать, что ничего не смогла бы сделать без любви и поддержки женщины, идущей рядом со мной. Откуда она черпает силы? Во-первых, то, что произошло в Лос-Анджелесе свело бы большинство людей с ума. Теперь это. И, несмотря ни на что, она ни разу не опускала руки. Я крепче сжимаю ее ладонь. Она уже запомнила, что это мой сигнал «притормози, черт возьми». Я удивляюсь, как она все еще может передвигаться так быстро, учитывая размер ее живота. Когда она поворачивается ко мне, я не даю ей времени заговорить. Моя ладонь движется вверх по ее руке, мимо плеча и шеи, к ее щеке. — Харпер? — Шшшш, — мой большой палец касается ее нижней губы, определяя для меня место, где я должна быть, и я наклоняюсь. Бинго! Черт, я молодец. О, она действительно сладкая на вкус. Как в первый раз, когда я поцеловала ее в той маленькой комнатушке. Только сейчас нам не нужно останавливаться. Наконец, по ее молчаливым намекам я понимаю, что она хотела бы перевести дух. Она задыхается, ее руки сжимают мои бицепсы. — Так, так, Харпер Ли. Откуда такой порыв? — Из моего сердца, — шепчу я, снова проводя большим пальцем по ее нижней губе. Клянусь, я слышу улыбку на ее лице. — Ты такая милая, — говорит она мне, теперь уже ее рука поднимается к моей щеке. — Ты устала? — Что у тебя на уме, Таблоид? — Поскольку я сейчас не могу играть в подглядывалки, как насчет игры в шлепки и щекотку? — Только если шлепать буду я, — голос Келс низкий и опасный рядом с моим ухом. Я чувствую ее дыхание на своем лице. Одна ее рука на моей шее, запутавшись в моих волосах, а другая на моей спине, нежно царапает ногтями кожу под рубашкой. — Ладно, — удается пропищать мне. Как она это делает? Я начала эту игру. Как все обернулось против меня? Не то чтобы я жалуюсь или что-то в этом роде, но, Господи, ни у одной другой женщины никогда не было такой власти надо мной. — Я могу, просто для разнообразия, немного пощекотать, — она берет меня за руку, ведя в неизвестность. Знаете, возможно, в том, что ты не можешь видеть, что-то есть. Это определенно заставляет меня больше использовать другие органы чувств. Я ощущаю запах ее духов, как никогда раньше, его тонкий аромат опьяняет меня. Ее кожа намного мягче, чем я когда-либо замечала, она играет, как шелк, под кончиками моих пальцев. Мне кажется, я слышу, как бьется ее сердце за километр. Я слушаю, как она дышит, слышу каждое малейшее изменение ритма, оценивая таким образом ее реакцию. Я слышу, как дверь в нашу комнату закрывается, очень тихо, мягко. Затем ее руки поднимаются вверх по моей спине. — Ты предложила сыграть в игру? Я киваю, как идиотка. — Хм, готова поспорить, — снова начинает она, ведя меня дальше в комнату. — Что я смогу придумать много забавных вещей, которые могу сделать с тобой. Что ж, меньше разговоров, Крошка Ру, больше действий. Слова, как говорится, ценности не имеют. Мои ноги наталкиваются на кровать. При обычных обстоятельствах, я бы воспротивилась тому, чтобы падать спиной назад. Однако, одна мысль о том, что моя дорогая супруга запланировала для меня, просто выбивает у меня почву из-под ног, и я падаю. И вот я лежу, пытаясь прислушиваться и понять, что она делает. Это забавно в очень странном смысле. Что-то вроде повязки на глазах, которую я не могу снять. Даже когда мы раньше играли с завязанными глазами, я время от времени жульничала и подглядывала. Теперь не подглядеть. Когда я чувствую, как она двигается, вставая у меня между ног, я действительно рада, что не могу видеть. Каждый нерв в моем теле пытается вырваться на свободу, посылая небольшие покалывания через кожу. А я ведь еще даже не раздета. Черт возьми, она хороша. Сегодня она меня точно прикончит. Хотя, какой потрясающий способ покинуть этот мир! С моего лица никогда не смогут стереть блаженную улыбку. Гроб должен будет быть закрытым, чтобы избежать неловких вопросов. Вскоре я слышу глухой стук моих ботинок об пол после того, как их стащили с моих ног. Ее пальцы перемещаются к пуговицам на моих джинсах, тыльная сторона ее ладони скользит по коже моего живота, когда она расстегивает каждую из них. Она точно пытается убить меня. За все это время, она не произнесла ни единого чертова слова. Я цепляюсь за одеяло на кровати. Я чувствую, как мои соски твердеют, и рычу. — Спокойно, спокойно, — поддразнивает она. — Выкуси, — поддразниваю я в ответ. — Я обязательно это сделаю, не переживай. О боже. Она тянет меня за пояс джинсов. — Приподнимись. Это я могу. Когда я это делаю, все, что на мне было, внезапно сдёргивается вниз и падает на пол с мягким стуком. Хм, обнаженная ниже пояса, слепая и запертая в маленькой комнате с возбужденной женщиной. Кажется, у меня как-то была такая фантазия. Ее руки легко перемещаются от моих колен к бедрам. Господи, я никогда не осознавала, сколько нервных окончаний у меня в теле. Сейчас они все выкрикивают имя Келси. У нее там целая гребаная команда чирлидерш. Внезапно моя рубашка задирается выше пупка, и ее рот оказывается там, осыпая кожу влажными, теплыми поцелуями. — Келс… — стону я. Моя здоровая рука находит свой путь к ней. Я запускаю пальцы в ее волосы, но это все, что я могу сделать, чтобы не стать слишком требовательной. Одна из тех вещей, которую я усвоила о занятиях любовью со своей женой — это то, что никто ничего не требует. Тот, кто требует, получает мучительные последствия. Я попробую умолять. В подобных ситуациях это единственный разумный вариант. — Пожалуйста? Я чувствую, как она кивает и двигается вниз. Она, должно быть, стоит на коленях на полу. Я начинаю задаваться вопросом, удобно ли ей, но затем все рациональные мысли вылетают у меня из головы. — Матерь божья! * * * Лежа в ее объятиях, я с огромным удовольствием позволяю ее руке снова и снова путешествовать по моему телу. Она снова изучает, где все находится. Боже, как она это изучает! Я определенно ставлю ей пятерку с плюсом за успеваемость. Такими темпами она закончит этот институт с отличием. А еще можно подумать о том, что когда к ней вернется зрение, и после того, как родятся близнецы, а я приведу свое тело в порядок, ей придется пройти курс повышения квалификации. О, бедная я. Думаю, мне придется быть ее наставником. Я делаю глубокий вдох, вытирая капельки пота, выступившие у меня на лбу. — Божечки, Таблоид. Теперь, когда ко мне вернулось здравое сознание… Она хихикает. Боже, она такая дерзкая и самоуверенная. Обожаю это в ней. Мне этого не хватало. — Я хотела сказать, — я тыкаю ее в ребра. — Кажется, я помню, как ты однажды сказала мне, вскоре после того, как мы познакомились, что ты могла бы заняться со мной любовью с завязанными глазами, с одной рукой привязанной у тебя за спиной, и это все равно было бы лучшим, что у меня когда-либо было. — Угу, — мурлычет она, улыбка на ее лице становится шире. — Ты не соврала. <гаснет свет>