His beautiful fashion model

— Снег — это атмосферные осадки в виде белых хлопьев, состоящих из кристалликов льда. Но это просто строгое научное понятие. Лично я нахожу особую красоту. А ты? — Я не задумывалась об этом. Снег как снег. — А ты приглядись, как в свете фонарей падают снежинки. Одна за другой, сверкая белизной. А как они потом блестят, собравшись в один сугроб! Натуральный, природный блеск. — Ты такой романтик, — хихикнула девушка. — Только где ты видел в этом городе красивый сугроб? Все же загажено: то мусором, то какой-то грязью, то… желтизной. — Не обязательно, чтоб утонченная красота была повсюду. Не существует мира без изъянов.       Оффендер и Кэтрин шли по парку, взявшись за руки (инициативу к этому приложил мужчина). Сегодня они разговаривали на нейтральные темы: о том, как в последнее время стала переменчива погода, о мелких школьных пакостях девушки, о недавно открывшемся на углу одного из старых кирпичных домов продовольственного магазина с непривычно высокими для местного населения ценами, о несчастных полузамерзших голубях, что ютятся на остановках, и, конечно, о снеге. Такая мирная беседа являлась чуть ли не чем-то новым для Кэт, и ее сопровождающий подметил это про себя. Прекрасно было заметно, что девушка только рада такому времяпровождению со своим новым… кавалером? — Что ж, не буду доставать тебя своими философскими наклонностями. Давай лучше обсудим вот что: как ты представляешь себе парня мечты? — Что? Парня своей мечты? — Да. Не смущайся, это… относится к моей помощи. Я должен знать, что тебе нужно от противоположного пола.       Кэт стала думать: красавчик, как в рекламных роликах про дезодорант? Богатый и стильный транжира? Скромный, но крепко любящий трудяга? Какой он на самом деле, этот мужчина мечты? Какие качества характера содержит? — Затрудняешься с ответом? — Нет… Я, кажется, знаю. Он такой, как ухажер моей подруги. — И какой же он? — Он, по ее словам, очень внимательный и заботливый, щедрый, сочувствующий. Знаешь, я до сих пор не понимаю, как они сошлись. Она-то не из такого высокого общественного слоя, как… Господи, как его? — она нахмурилась. — Я как-то раз слышала его имя. Оно чем-то похоже на твое. А! Трендер! Вспомнила, наконец. — Трендер? — Да, он самый. Модельер, который помог Камилле, моей подруге, выиграть модный конкурс. Они встречались какое-то время, а теперь, вон, в Париже. Должны уж скоро вернуться. Через день или два. Но это ладно. Главное, как он ухаживает. Вот действительно мужчина мечты! И до дома подвезет, и в ресторан сводит, и помощь окажет. Да…       Кэт мечтательно подняла глаза на темнеющее небо, а Оффендер хмыкнул: брат взялся за старое — нашел себе живой манекен для своих выдумок. Под выдумками светловолосый подразумевал все то, что шил Трендер — вычурные, но достаточно неплохие платья, костюмы, юбки, брюки и прочее. Причем, почему-то все создавалось исключительно для женского пола. Ни разу не было замечено деталей мужского гардероба. — Но просто словами, конечно, особо не объяснить. Это надо видеть. Я, например, становилась свидетелем того, как он смотрит на Камиллу: так, будто готов забыть обо всем и быть только с ней. Здорово, правда? Ну, в том смысле, что этот модельер так любит мою подругу. — Да… Здорово… А теперь скажи, пожалуйста, какие планы на будущее? — Никаких. У меня нет сильного желания выйти замуж, стать домохозяйкой и потом родить ребенка. Если так получится, то противится не буду. Не приходится выбирать, знаешь ли. — Уверена, что спокойно примешь такой исход? — Нет. Буду хотеть лучшего для себя.       Кэт сейчас и правда понимала, что никакая слишком быстрая близость или неплохие внешние данные не подарят ей сытой, уверенной в завтрашнем дне жизни. Ей просто в это не верилось. Ситуацию же с Камиллой она считала подарком судьбы, ведь рыжеволосой тоже не могло просто так повезти, чтобы получить много чего хорошего — и замечательного парня, и выходы на подиум, и поездку в Париж.       Оффендер же про себя решил быть хоть немного похожим на Трендера — излишне заботливым и галантным. «Она будет самой счастливой девушкой, когда я начну целовать ее руки, подавать пальто, испытывать интерес к ее глупой бессмысленной жизни и намекать на то, что хочу всегда видеть ее рядом. Я вытерплю этот спектакль ради слез, истерик, признаний в чувствах, которые уже начинают зарождаться, и разбитого сердца. Пусть мне придется потратить больше времени, чем обычно требуется, но зато какую награду я получу!», предвкушал мужчина, глядя на ничего не знающую про него и его похождения Кэтрин. — О, а вот и наш с мамой дом! Точнее, здесь наша квартира, — после этих слов блондинка кивнула на старое двухэтажное кирпичное здание с двумя подъездами. — Мама сейчас в гостях. Она придет поздно, так что можем посидеть немного у меня. Ну что, зайдешь? — Спасибо за приглашение, мадмуазель. Зайду.       Они зашли в первый подъезд, поднялись на второй этаж, и после Кэт открыла ключом дверь со старенькой обивкой. Показалась маленькая прихожая с ее скромным содержимым: с деревянной вешалкой с металлическими крючками, шкафом, табуретом с облезлой белой краской на ножках и полочкой для обуви. По-простому, без лишних излишеств. — Снимай пальто, разувайся, и пойдем на кухню. Я поставлю чайник.       Кухня тоже, как и прихожая, не отличалась изысками: обычный прямоугольный стол со скатертью в мелкую зеленую клетку, несколько навесных открытых шкафчиков с посудой, специями, крупами, некоторыми консервами и пакетиками с быстро приготовляемой лапшой, газовая плита с засохшим на ее поверхности жиром, тумбочка со всякой утварью и мойка, под которой стояло мусорное ведро с пакетом из ближайшего магазина. Холодильника в кухне не было — он попросту не помещался и поэтому находился в главной комнате. — Извини за небольшой беспорядок… Мать, видимо, не убиралась сегодня, — стыдливо пролепетала девушка. — Ничего страшного, мадмуазель. — Ты будешь чай или кофе? — Кофе, пожалуйста. С двумя ложечками сахара. — Хорошо. — Благодарю, — Оффендер быстро окинул взглядом кухню. — Тебе нравится здесь жить? В этой квартире? — Не очень. Убого: ни косметического ремонта, ни новой мебели. А что? Почему ты спрашиваешь? — Я снимаю квартиру, но не в центре. Ближе к окраине. — И? — Мы могли бы… — Чего? Съехаться? — Да, но не сейчас, потом. Просто имей в виду, что я буду только рад однажды перевезти твои вещи к себе. — Я тебя совсем не знаю, а ты уже такое предлагаешь? — Это на будущее. Вдруг у нас… что-то получится? — Будущее покажет.       На самом деле Кэт втайне ликовала, услышав предложение мужчины. Иметь постоянного партнера, с которым, возможно, действительно получатся отношения, было не плохой идеей. Тем более, наконец-то стали появляться чувства. Да, как бы девушка не хотела исправить свою натуру, она все равно по привычке нуждалась в постельных утехах. И Оффендер был ей симпатичен, поэтому она, не долго думая, стала игриво касаться ступней его колена. — То, что твое заигрывание скрывает стол, не значит, что я этого не чувствую. Что ты делаешь? — Тебе не нравится? — Кэт, я обещал помочь тебе выбраться из низины, а ты… Ты взялась за свое? — Я ничего такого не делаю. Просто легкий флирт. — Нет, это не легкий флирт, — он осуждающе посмотрел на девушку. — Мне очень обидно, что ты не воспринимаешь меня в серьез.       Оффендер встал и направился в прихожую, наигранно выражая расстройство. Наигранно, потому что придерживался своего плана: сначала влюбить в себя, потом отдалиться, и так поочередно, чтобы жертва начала постепенно сходить с ума. Конечно, не обошлось без легких чар, дабы Кэт поскорее проникнулась к нему чувствами. Пусть она частично влюбилась и без этого благодаря своей жизненной ситуации, чары лишними не оказались. И светловолосый разрушитель сердец знал это. — Ты куда? — обеспокоенно спросила девушка, выходя в прихожую — Я ухожу. — Почему? Что я такого сделала?! — Не истери. Ты сама прекрасно знаешь причину. Тебе не стоило вести себя так с тем, кто искренне собирался помочь. — Прости, — она вцепилась пальцами в ткань пальто. — Я… Я не хотела расстраивать тебя. — А что ты хотела тогда? Затащить в постель и там уже развлечься? — Мне тяжело менять привычки. — Ты просто не хочешь этого, — сказав это, Оффендер вышел за дверь. — Пожалуйста, постой!       Но он даже не обернулся, спускаясь по лестнице. И жалкие всхлипы Кэтрин его тоже не остановили. Хотя он мог вернуться, простить этот промах с флиртом и продолжить дальше болтать, но план есть план. «Пусть помучается от смешанных чувств. А потом я как бы случайно встречу ее где-нибудь в школе или возле дома, и она сразу забудет мою выходку.»       Мужчина вышел на улицу и исчез за темным углом, а Кэт, сидя на старом табурете, тихо плакала, иногда подвывая. Ей думалось, что она навсегда потеряла потенциального нормального парня из-за своих ненормальных сексуальных потребностей. Она так же понимала, что прошлое уже не изменить, и морально стала готовиться к тому, что снова станет вести себя паршиво, как до знакомства с Оффендером.

***

      Камилла вернулась в родной город, преисполненная гордостью за себя — в Париже она не только получила приличную сумму денег, но и дала интервью одному престижному журналу мод и теперь красовалась на его обложке в том самом образе, который создал Трендер. А еще она до сих пор была в тихом восторге от того, что модельер признался ей в любви, красиво и чувственно, от волнения шепча на французском — не понятно, но зато как романтично!       Она, стуча высокими каблуками по тротуару, спешила к родному родительскому дому, предвкушая встречу с матерью — они не виделись уже достаточно долгое время после инцидента с деньгами, полученными за выход в доме Моды. В руках у нее были красивые крафтовые пакеты с подарками для семьи, выбранными и купленными во Франции: утонченное нежно-голубое платье для матери, серый пиджак с посеребренными пуговицами для отца и качественные плюшевые игрушки для младших — медвежонок, зайчик и пони. Так же девушка подготовила конверт, в который положила достаточное количество купюр, чтобы родные могли улучшить свои жилищные условия: чтобы мать, наконец, купила новые обои и занавески, чтобы отец приобрел более современную мебель хотя бы для детей; чтобы старенький холодильник не был наполовину пустым и не имел в себе продукты низкого качества.       Она шла и надеялась, что ее внезапное появление вызовет радость у матери, а не очередные разборки вперемешку с отборной руганью — женщина почти никогда не скупилась на матерные слова. Ей очень хотелось верить в это. Ведь сколько можно подозревать дочь в непутевости и каком-то немыслимом разврате за деньги и прочее? Как просто не взять и поверить в ослепительный успех, о котором так давно мечтала юная особа? Необязательно ложиться с кем-то в постель, чтобы достичь высот.       Вот уже показались родные окна, через стекла которых была видна старая застиранная тюль с незамысловатым узором на своем легком полупрозрачном материале. Рыжая заволновалась, и это волнение росло все больше и больше по мере приближения к дому. Совсем стало не по себе, когда девушка оказалась прямо у двери.       Глубоко вдохнув, Камилла нерешительно постучалась. Из глубины дома послышались тяжелые торопливые шаги. Потом отперли замок, дверь открылась, и перед юной особой возникла мать. Она была одета в застиранное серое домашнее платье и тапочки; на голове красовался криво повязанный платок. В одной руке женщина держала прихватку, а во второй замасленную ложку — она готовила ужин. Юная особа быстро подумала, что совсем ничего не изменилось за ее отсутствие: все то же усталое выражение лица матери, та же ее старенькая одежда, те же слишком рано постаревшие от тяжелого быта руки. — Привет, мам…       Женщина замерла: то, что перед ней стояла дочь, она не сомневалась. Но вот вместо радости она почувствовала что-то иное. Словно не Камилла, а какая-то чужая девушка, одетая в дорогую белоснежную шубку, постучалась в дверь, ожидая чего-то. Словно эти длинные волнистые волосы были искусственными, а подкрашенные глаза — пустыми и бессовестными. — Камилла? — повинуясь материнскому инстинкту, уставшая женщина начала протягивать руки для объятий, но вовремя одернула себя. — Ты… где была все это время? — Я снимаю квартиру. Мам, я скучала по тебе, по отцу и… — Чем ты занималась в свое отсутствие?! — вдруг рявкнула мать. — С кем спуталась, непутевая?! — Занималась я вот этим, — рыжеволосая быстро достала из сумочки журнал с собою же на обложке и протянула его родительнице. — Я летала в Париж и там выходила на подиум. Я стала моделью, мам! Как и мечтала! — Ах ты неблагодарная дрянь! Я тебя вырастила, научила всему, чему знала сама, а ты опуститься решила! — За что ты так со мной? — жалобно спросила девушка. — Я же… Смотри! Это я привезла для вас.       Она сунула матери подарочные пакеты в руки. Та, все еще злясь непонятно на что, с интересом глянула на подарки, потом отметив про себя, что все очень дорогое и качественное. А затем бешено швырнула замасленную ложку и прихватку куда-то в недра прихожей, когда обнаружила в пакете с платьем конверт с деньгами. — Убирайся отсюда, грязная прошмандовка! Я знаю, как именно ты заработала на все это! — с этими словами женщина вышвырнула крафтовые пакеты и купюры на улицу. — Что ты творишь?! — Ни одного цента здесь нет, заработанного честным трудом! Ни одного! — Да откуда тебе знать?! — из глаз юной особы брызнули слезы. — Мам, я пришла помириться, поделиться своей радостью и преподнести финансовую помощь, а ты… Ты опять за старое… — Я не ожидала, Камилла, не ожидала, — мать стала искать ложку и прихватку в полумрачной прихожей, — что ты так внезапно свернешь не на ту дорогу. Я рассчитывала на то, что ты окончишь школу, поступишь в колледж и потом выйдешь замуж за какого-нибудь честного и трудолюбивого человека. Родишь детей, займешься их воспитанием… В общем, поступишь так, как поступила бы другая девушка без всякой дури в голове. А ты вместо это этого позволила отдать себя непонятно кому! — Он не не пойми кто! Он мой… мой молодой человек! — Вот увидишь, он наиграется с тобой вдоволь, а потом бросит, выгонит на улицу, как вшивую собачонку! И будет на тебе позор до конца твоих дней! И никто такую замуж не возьмет, если только какой-нибудь разведенный пьяница, на выпивку которого ты будешь работать, моя полы!       Камилла грустно смотрела на мать и все никак не могла понять, почему ее родительница ругается, а не спрашивает с интересом про поездку в Париж, показ мод и жизнь в целом. Смотрела и чувствовала невидимую стену между улицей и домом, вход в который ей перекрыт злобной женщиной в застиранном сером домашнем платье. — Ты не дашь мне увидеть братьев и сестру? — Я не позволю детям даже смотреть на тебя! Собирай свои шальные деньги, пакеты и уходи! — Что? — голос рыжеволосой дрогнул. — Ты снова прогоняешь меня? — Никогда не появляйся на этой улице. Ты мне больше не дочь, — и мать захлопнула дверь.       Внутри будто целый мир рухнул после этих слов. Она ей больше не дочь. А кто тогда? Якобы совсем незнакомая особа из другого слоя общества? Или, судя по выводам матери, гулящая, глупая и отдающаяся за деньги девушка, совершенно не думающая о будущем?       Камилла вяло собрала купюры обратно в конверт, подхватила смятые крафтовые пакеты с подарками и, опустив голову, поплелась куда-то во дворы. Перед взором мелькали припорошенная снегом дорога, мелкий мусор вроде окурков, опавшие веточки деревьев. Потом появилась некая туманность — слезы, что падали вниз друг за другом и растворялись в холодном поблескивающем одеяле.       Ей был нужен морозный воздух, чтобы освежить тяжелую от слов матери голову, и была нужна темнота, чтобы скрыться в ней после случившегося, будто это могло вообще как-то помочь. Поэтому рыжеволосая медленным шагом огибала до боли знакомые дома, голые кусты, автомобили, большие мусорные баки, двигаясь в самый затемненный угол двора. Ей хотелось, чтобы никакой случайный прохожий не видел ее опустошенное лицо с потекшей тушью по щекам. Только одиночество, только местечко без единого уличного фонаря.       Камилла распахнула накрашенные глаза, когда кто-то схватил ее сзади и ткнул в нос тряпку с чем-то пахучим. Ноги подкосились — по телу волною прошла внезапная слабость. Еще полминуты, и девушку тащат к черному внедорожнику с выключенными фарами и без номеров. Открывают дверь, небрежно запихивают не сопротивляющееся тело на задние сиденья. Заводят автомобиль, выводят его запутанными дорогами в самый тихий район городка и продолжают движение неизвестно куда. Через тонированные стекла видно, как мелькают высокие ели, незаконченные брошенные постройки, редкие фонарные столбы. Но сильно ослабшей рыжеволосой все это незнакомо.       Через неопределенное для Камиллы количество времени внедорожник глохнет. После ее буквально вышвыривают на снег. Бедняжка успевает заметить, что кругом длинными рядами стоят старые гаражи — без крыш, дверей, с пробоинами в ржавых стенах; чуть далее — лес, бросающийся в глаза черным колючим горизонтальным пятном. А потом ее начинают пинать: по спине, ребрам, бедрам, икрам — очень больно и жестоко. Рыжая даже не успевает вскрикивать, только громко и жалобно стонет, зажимая непослушными руками больные места то тут, то там.       Взгляд голубых глаз устремляется вверх и впивается в холодное звездное небо, когда Камиллу ногой переворачивают на спину. Бесконечное мерцание плывет от очередного потока серых от туши слез. Пальцы левой руки жжет от того, что неизвестный топнул по ним квадратным каблуком ботинка. Женского ботинка. С тонкой декоративной цепочкой.       Юная особа хрипит и дрожит, при этом пытаясь выхватить взором хоть одну черту лица напавшего. Ей это удается: капюшон черной куртки немного смещается назад, и скривленная от ярости гримаса оказывается слишком знакомой. Да, это точно она. Амандина. — Т-ты… Как ты мог-гла… За чт-то? — язык заплетается, но Камилла старается говорить внятно.       Еще один пинок в живот вырывает из ее глотки крик, который разносится по всему гаражному массиву. Слабость немного отступает, но девушка все равно не может встать, не то что дать отпор. — Что ж, раз увидела, то больше нет смысла скрывать себя, — с этими словами Амандина сдернула с головы капюшон. — Как тебе сюрприз, о великая модель? Или любовница Трендера? — Что? П-почему л-любовница? — Действительно, почему? Ах ты мерзкая вертихвостка! Самая настоящая змея! Или ведьма — ты же рыжая! — Объяс-сни… — Точно! Ты же не способна понять, почему я так тебя ненавижу! Ума хватает только на то, чтобы ножками по подиуму шаркать?! — Я п-правда не понимаю… — И никогда не поймешь, какого это — прилежно работать, не покладая рук, послушно бегать по каждому поручению, взамен получая только одну скупую похвалу или скидку на это дурацкое тряпье! А я мечтала о большем, — бывшая работница модельера засунула ладони в карманы куртки и посмотрела на лес. — Он иногда улыбался мне и даже пару раз подвозил до дома. Я, чтобы подтолкнуть его к повторению этих поездок, часто помогала ему раскладывать рулоны тканей на стеллажи, а он, не понимая моей хитрости, только благодарил. Тогда я решила собраться с духом и предложить ему прогуляться. И как раз в этот период появилась ты, дрянь! Ты помешала мне! — Вот оно ч-что… Ревность… — Он стал задумчивым после знакомства с тобой. Перестал спрашивать у меня о том, как дела и как прошли мои выходные. И первое время я ничего не понимала, но потом… — Я же н-ничего не з-знала про вас с ним… — Я никогда не забуду, как Трендер устроил мне выговор за то, что ты нажаловалась на меня! Ох, какими словами, какими фразами он ругал! А потом уволил, даже не рассчитавшись. — А чт-то ты ожидала? — спросила Камилла, но ее вопрос проигнорировали. — Я не находила себе места от злости и жгучей ревности. И я решила следить за тобой и Трендером. Сначала самостоятельно, а потом, когда вы улетели во Францию, я попросила свою знакомую за некоторую плату тайно фотографировать вас и присылать мне. Да, Лилиан хорошо сделала свою работу. — Лилиан? Ах вот поч-чему она спраш-шивала все… — Ты не представляешь, как я рыдала, глядя на ваши фотографии! Было так больно и унизительно: оба нарядные, счастливые! Но зато теперь, наконец, я закончу свою месть и буду спокойна.       Она достала из кармана складной ножик. Камилла дернулась: неужели все? Неужели ее только начавшая приобретать яркие краски жизнь закончится вот так — среди старых и ненужных гаражей? Неужели причиной смерти будут мучительные ножевые ранения? — Ты не модель, ты действительно ведьма. На твоем месте должна быть я! Я, а не ты! — Пожалуйста, н-не надо… — Ничего, и пусть Трендер тоже пострадает, узнав о твоей кончине. — Теб-бя посадят… — Ха! Глупая ты! У меня все предусмотрено: сначала я убиваю, потом где-нибудь бросаю машину, а уже после хватаю вещи и сажусь на самолет.       Амандина победно посмотрела на избитую рыжеволосую. Затем, присев перед ней, она замахнулась и всадила лезвие ножика в тонкую шею. Кровь тут же брызнула на мех шубки и на снег. Послышались рваные хрипы — Камилла отчаянно хватала ртом морозный воздух, выпучив свои голубые глаза. — Вот и все, девочка. Победила лучшая.       Убийца ухмыльнулась, напоследок несильно пнула умирающую юную особу и зашагала к внедорожнику. Ликование переполняло ее: пусть ей больше и не видать Трендера, зато его любимая теперь почти мертва. — Амандина.       Она подпрыгнула на месте, услышав его голос — жесткий и властный. Ей было страшно оборачиваться назад, зная, кто находится прямо за спиной. Но даже в таком жалком трусливом состоянии Амандина мысленно спрашивала себя: откуда он взялся здесь? Почему она не услышала ни двигателя подъезжающего автомобиля, ни хруста снега под шагами мужчины? Или бурлящая месть заглушила все посторонние звуки?       Что-то коснулось шеи. Что-то относительно мягкое и теплое.       Амандина закрыла глаза.