***
Кожанка с плетеными змеями летит на угловой диванчик, обтянутый бархатной тканью страстного алого цвета. Банда даже глазом не ведет на приход своего главаря, продолжая уделять внимание грудастым девицам, рассевшимся на коленях парней. Иметь штаб-квартиру на нижнем этаже с борделем поначалу казалось Ди неплохой идеей. Сюда приходят лишь за одним: утолить голод потребностей, вставить-кончить-высунуть-убрать обратно в штаны — и готово. Заразиться ЗППП, хочется добавить юноше, который не забывает напоминать своим соучастникам о предохранении. Трахаться все же не запретишь. — Ты, кажется, не в настроении, Агуст, — подмечает Уилл, один из приближенных. — Уходил развеяться ведь. Неужели некто помешал тебе? Все-то он знает, все-то видит, сукин сын. — Не суть важно, — он не хочет вновь возвращаться в то злосчастное кафе, к тому отдаленному от других столику, где его обнаружил враг, потешился над ним в очередной раз и не дал даже, блять, отведать сладкого. Глава банды падает на диванчик, приказывая убраться прочь всем шлюхам. Он слышит разочарованные вздохи неудовлетворенных мужчин, ни слова против никто не говорит. — Что там с планом по поводу Иоши? — ответом служит тишина. — Уилл, я ведь просил набросать черновик карты. В чем, сука, дело? Даже когда Агуст зол, он не выглядит таким устрашающим. Все его бояться не по страшной гримасе на лице. Просто многие в банде видели, слышали, на что способен их мелкий капитан, косящий под пубертатного подростка, которому действительно важно каждый месяц подкрашивать корни и носить кринжовую куртку, совсем не подходящую образу предводителя крупной бандитской группировки, держащей в страхе многих богачей. Ди способен выдирать глаза из глазниц, голыми руками ломать кости и вырывать языки вместе с запрятанными в желудке последними крупными купюрами, до которых, казалось бы, уже не добраться. Кто-то может и не смог бы, но только не красная бестия, помогающая животным в приюте. — Я все сделал, не кипятись. Двухэтажное поместье в тридцати километрах от нашего штаба. Лови, — в руки Агуста попадает небольшого размера бумажный лист с расчерченной площадью дома. — Там много камер, но я нашел лишь одну слепую зону: в противоположной стороне от парадного входа. Залезть сможем только через второй этаж, там имеется окно, которое не попадает под взор камер. Ди кивает, когда остальные члены группировки садятся ближе, настраиваясь слушать план по очередному грабежу такого же очередного зазнавшегося толстосума. — С Иоши надо было покончить еще очень давно. Сейчас все приобрело совсем другой оттенок. Все помнят, как ходили слухи о домогательствах с его стороны до сотрудниц? А о заявлении издательства о возможной коррупции? Незаконное увольнение и невыплата всех сумм денег работникам, и еще многое по списку. Через неделю он вновь улетит в Японию, поэтому надо действовать быстро и без ошибок. Неизвестно, когда второй такой шанс подвернется, и подвернется ли вообще. Мы должны покончить с этой крупной рыбой сейчас. Раз и навсегда. — Мы будем действовать по классике? Взлом сейфа, запугивание, вымогание всех средств? — Уилл делает пометки в излюбленном блокноте. — Думаю, да. Кей, что там про его семью? — Младшая сестра, две дочери и жена. Все, кроме сестры, прилетели в Корею с ним. — Уилл, запугивание расправой его девчат будет в приоритете, — Агуст помечает место, скрытое от камер ярким маркером. — Такой ублюдок, а окружен невинными девушками. — Ты собираешься испортить жизнь этим самым девушкам, не забывай, — Уилл усмехается, глядя на главного. — У них будет травма, когда в их дом ворвутся незнакомые мужчины с пушками и приставят их к виску. — Переживут. Надо будет подобрать дату, чтобы вынести ценные вещи, и уже только потом давать о себе знать. — Будет сделано, капитано, — произносит Кей с итальянским акцентом. Ди лишь с усмешкой качает головой, удивляясь этим двоим. Уилл и Кей являются мозгами их банды, поэтому помогают с разработкой плана, владея полным информационным кругом всех последующих жертв. Узнавать, где ныне обитают, с кем проживают, в каких скандалах были замешаны и, конечно, какие ценные вещи покапали в последние месяцы — полностью их работа. Даже такое можно узнать благодаря ценным связям, что немаловажно в их методах достучаться до правосудия. Агуст выходит на улицу из прокуренного помещения борделя, крутит в руках газовую металлическую зажигалку, выбирая маршрут до ближайшей пекарни. Не может ему повезти аж два раза на дню встретиться с Джеком лицом к лицу. А вот отведать торта все еще очень хочется. Пару часов назад, в обеденное время, он так и не утолил свой желудок, помешанный на сладком, это надо срочно исправлять. Но через пару минут его несчастную головушку озаряет прекрасное воспоминание о том, что завтра чертов понедельник. Это не может значить ничего, кроме как: — Блять, домашка!***
Утро школьника из выпускного класса начинается под звон будильника и ласковые слова любимой мамы о готовом сытном завтраке, без которого ты в школу ни ногой. Агуст поднимается под ругань своей банды и до ужаса шумный ливень с самого ебаного утра. Обычный школьник собирает рюкзак, проверяя, все ли тетради и учебники взял, чтобы не скакать среди одноклассников в поисках того, кто разделит с ним книгу на парте. Глава банды правосудия хватает общую тетрадь, в которой все предметы вперемешку, одну-единственную ручку, надеясь, что голову в борделе не оставил, ибо все нужное хранится только в ней, в черепушке с ярко-алым украшением. Ничем не примечательного школьника в школу отвозит автобус, он не мокнет под дождем несколько минут в страхе опоздать на уроки, как Ди, ждущий Кея, который так невовремя проебал ключи от тачки. — Что там с расписанием Иоши? Уилл выяснил? Не такой, как все, школьник откидывается выспавшейся тушей на спинку помотанного годами «ауди». День еще не успел начаться, электронные часы гласят, что до начала уроков двадцать минут, пятнадцать из которых занимает только путь до школы, а Агуст уже страдает вселенской усталостью и больной головой, словно переборщил со спиртным. На деле его всю ночь ебало домашнее задание, невыполнение которого строго наказывается и дополняется неудом сверху. — Выяснил. Он только лег спать, всю ночь работал. Придешь со школы — обсудите. Абсолютно никого не смущает, что главой крупной бандитской группировки является ученик выпускного класса. Секрет таится в том, что никто, кроме тех, с кем он состоит в одной банде, не знает Агуста Ди по-настоящему. Настоящее имя в их деле редко кто раскрывает, из этого могут выходить совсем неблагоприятные последствия как для человека, имя которого раскрыли, так и для всей группировки в частности. Кто такой этот ваш Агуст Ди? Настоящее имя — Мин Юнги. Выпускник Сеульской школы. Возраст — девятнадцать лет. Глава преступной группировки Amaliel. Защитник слабых. За два года со времени появления Амалиэль они поставили на место свыше тридцати людей с верхушки, некоторых даже посадили и лишили всех полномочий. Не обошлось и без падений: некоторых участников поймали, благо, оказались не крысами и не выдали главного, без которого сама группировка развалилась бы. Оставляя в домах явный знак своего пришествия, вскоре банда прославилась и перестала быть такой уж безызвестной. Нашлись даже те, кто расфорсил их по социальным сетям, выступая «за». Пожертвования с подписью названия группировки каждый месяц поступают в благотворительные дома. Но зло ведь никогда не дремлет, сколько бы героев ни было на территории. Судьба свела Агуста с Джеком. Все, что «клоун из коробки» ломает, Ди старается усердно починить, растрачивая все силы на восстановление старого. Эта вражда длится долго, по Всемирной паутине расхаживает много слухов и новостей об этом великом противостоянии добра и зла — Амалиэль и Пеймон, без которых мира бы, наверное, не существовало. Джека в лицо знают многие, но даже полиция не рискует принимать участия в их войне. Подойди — на месте пристрелят, если помешаешь. Враг знает другого в лицо, и этого достаточно, чтобы земля и небо в конечном итоге соприкоснулись. Ди сидит и заполняет тонкую тетрадь чертежами по геометрии уже тридцать минут, нервно поглядывая на часы, молясь, чтобы этот урок поскорей подошел к концу. Выпускной класс вытягивает все силы, нервы уже на исходе, а шариковая ручка как на зло начинает плохо писать в то время, когда он почти закончил с заданием. Проверочная за проверочной, множество контрольных и ежесуточная подготовка к выпускным экзаменам. Учитель подгоняет, напоминая о времени, что почти на исходе, постукивает пальцем по столу с деревянным покрытием, нервирует этим еще больше. Агуст не зря повторял вчера все теоремы, чтобы по итогу провалиться и сдать работу незаконченной, нет. Всего четыре часа сна не могут пасть даром. — Плохо, Юнги, — заключает учитель, начиная объяснять ошибки ученику в то время, как остальные уже покидают класс. Все старания действительно прошли зря. На что он, в принципе, надеялся, когда перед глазами теоремы, а в голове только важная миссия? — В последние месяцы твоя успеваемость ухудшается с каждым разом. Посмотри на свои круги под глазами! — взволнованно ахает учитель. — У тебя какие-то проблемы? Да какие могут быть проблемы, когда ты спасаешь этот несчастный мир от богатых мудаков, которые ловко обходят закон с помощью толстых кошельков, параллельно учишься, готовишь домашнее задание, потому что чувство ответственности грызет, спишь пару часов в сутки, и все, что спасает — это любовь к экзотическому шоппингу, сладкому и внезапное желание сменить цвет волос посреди ночи, от чего ты не можешь удержаться. Играть роль столичного героя ночью, а утром пиздовать в школу — молодец, Юнги, в свои двенадцать ты ведь так сильно восхищался Ханной Монтаной, а теперь стал ей! — Никаких проблем, но спасибо за волнение, — осипшим от расстройства голосом говорит Ди, забирая тетрадь. — Подготовься получше к следующему занятию, я дам всем время на исправление. Ты понял свои ошибки? — Юнги кивает. — Хорошо. Тогда ступай. И заботься о своем здоровье. Дверь в кабинет по геометрии закрывается со вздохом облегчения ученика. Следующий английский. Тут Агуст точно не проебется. Ему не нравится геометрия с алгеброй — плохо дается, но с иностранным языком он смело на «ты». Перемену юноша проводит в полупустой столовой. Еще не время для обеда, в десять часов тут редко можно увидеть толпу из голодных учеников, обычно все только отходят от первого занятия и потихоньку просыпаются, переставая валять дурака и досыпать сладкий сон. Мин же сидит с коробочкой вишневого сока, купленного в буфете, потягивает из трубочки и не торопится подниматься на третий этаж, в кабинет по английскому, несмотря на время перемены, которое уже вот-вот подходит к концу. Как бы хорошо он ни знал предмет, сидеть целый академический час и заниматься не тем, чем хочется — пытка. Агуст выдвигается из столовой только когда начинает трезвонить звонок, тянет время как может, пока поднимается по лестнице, извиняется перед учителем за небольшое опоздание и усаживается на свое место, записывая одну лишь тему в тетрадь. Он бы левую руку отдал за то, чтобы этот день прошел спокойно, чтобы до него никто не докапывался, позволив плыть по течению существования в этом жестоком, неугодном ему мире. Все идет по пизде, когда его вызывают к доске. Учитель по английскому знает ведь, что никто, кроме Юнги, не решит задание, не прочтет идеально и не переведет вдобавок. С учебником в руках, одолженным у одноклассника, Мин прется к доске, начиная перед всеми зачитывать текст, параллельно решая задание. Тишину оглушает его протяжный зевок. А после вновь продолжает читать текст про девочку Алису и ее друга Алекса, которые решили отправиться в парк кормить уток хлебом. У Агуста в голове тем временем статья, где черным по белому писалось, почему нельзя кормить уток хлебом: хлеб богат углеводами, но лишен других питательных веществ. Хлеб — это аналог фастфуда для птиц. Но глупые Алекс и Алиса все равно почему-то пошли кормить-губить уток хлебом, видимо, из-за незнания. Мин, читая текст, продолжает негодовать. И он бы с радостью продолжил, если бы не услышал выстрелы, доносящиеся из коридора. История повторяется: он вновь хочет отдать руку на отсечение, лишь бы спокойно пережить этот день. Лучше бы до него доебался учитель с неверным переводом, чем увидеть, как дверь почти слетает с петель, а в кабинет заходят люди в форме Пеймон и масках, скрывающих лицо. Они палят в потолок, приказывая всем лечь на пол и не оказывать сопротивление. Террористический захват прямо от Джека. Агуст продолжает стоять у доски, как вкопанный. Блять, у него даже нет оружия! Все, что он может — это хуйнуть одного из пешек Джека тяжелым учебником по английскому и донести, почему диких уток вредно кормить хлебом. — Боже, неужели мое зрение играет со мной злую шутку? — а теперь все, что Ди может — страдать от желания провалиться сквозь землю. Только сейчас до него дошло, кто напал на его школу, и увидел его у доски. — Моя язва-сладкоежка стоит у доски с… учебником по английскому? Джеку более не обязательно скрывать свое лицо — он стягивает маску, пятерней зачесывая непослушные, слегка волнистые волосы назад. Улыбка, наполненная безумием, красит лицо главы Пеймон, пугает окружающих, и только Ди непоколебимо стоит перед ним, не шелохнувшись, выдерживает наплыв невменяемости в чужих очах. Мир Юнги рушится, осыпается ошметками прямо перед его ногами. Его главный враг обнаружил тайну, узнал всю правду. Агуст Ди, держащий под собой половину преступного мира, на деле всего лишь школьник, который неплохо ладит с иностранным языком и полный ноль в геометрии. — Ну же, попробуй оправдаться, я жду, — Джек потрошит органы младшего, издевается над ним, заставляя душою осесть на пол и полностью осознать свое плачевное положение. Если эта правда выйдет за стены этого помещения, больше никто и не подумает потакать Агусту, герою бедных и несчастных. Панцирь, который он укреплял с каждым годом, чтобы прятать настоящего себя в нем, с треском расходится на две половины, показывая маленького хрупкого ребенка нагим, с одним пистолетом в руках. Даже оружие ему тут не поможет, — скажи, что ты здесь для разоблачения какого-нибудь крупного взяточника-препода, унижающего учеников, потому что они не дали денег на новые шторы? Агуст, давай же, не теряй хватки, я поверю в любую ложь, которую ты сейчас произнесешь, не разочаровывай меня. У Джека в руке пистолет. Все одноклассники попрячутся под парты, а учитель и вовсе стулом укрывается, лишь бы не попасть под град горящего свинца. Тут все уязвимы донельзя, и Агуст наравне с ними, с обычными учениками, которые могут в любую секунду сдохнуть. Он не понимает, чего Джек добивается, что хочет услышать в ответ на всю эту тираду. Мужчина сокращает расстояние, в два коротких шага оказывается впритык, металлом оружия холодит щеку юноши, дулом очерчивая контур бледноватых губ, угрожая, но и не произнося ни слова. — Теряешь хватку, малой, — недовольно цыкает преступник. — Без оружия весь пыл растерял? Или перед одноклассниками стыдно? «Боюсь пулю в лоб получить. В таком случае, я окажусь у твоих ног. Унизительно», — Ди упрямо молчит, буравя взглядом ствол, приятно ласкающий скулу. Джек одним словом решает проблему слабости своего соперника — один из его людей протягивает ему нож. Теперь и он вооружен. Неужто Джек думает, что теперь они на равных? Юнги переводит взгляд на старшего, смотря прямо в глаза, так и хочет спросить, как же ему не проебаться в своих действиях. Но это только больше бесит Безумного Джека. Он хватает алого соперника за глотку, грубо прижимая к доске, исписанной мелом. — Глазки твои всегда меня бесили, — даже немая боль в спине не может заставить Агуста прервать игру в гляделки с безумцем. Отведет взгляд — проиграет, — один карий, а другой ярко-голубой. Да где это видано, чтобы такая красота доставалась несносным слабакам! Я в них выстрелю, и дело с концом. Миг, и Джек в шоке отшатывается от паренька, вооруженного чужим ножом, который наконец-то его применил в действии. На щеке мужчины проявляется алая полоса, залитая кровью. — Я не слабак, — зло шипит Ди, вставая в боевую стойку. С лица напротив улыбка не пропадает даже в такой ситуации, она шире становится. Лишь на секунду школьник успел заметить в его глазах удивление и шок от внезапных действий соперника. Джек большим пальцем левой руки кровь стирает, будто проверяя, действительно ли его задели острием ножа. — Хан, выведи всех детишек и учительский состав на крышу. Непослушным пробивай колени. С этим мальчиком-зайчиком я разберусь наедине. Постепенно помещение класса пустеет. Теперь они с Джеком один на один. Пистолет против ножа. Сумасшедший против школьника, что заигрался в героя для бедных. — Это, кажется, третья наша стычка, — подмечает Ди, крепче сжимая нож. — Как же там говорится… Бог любит троицу? — А Дьявол любит Бога. Как думаешь, эта любовь может быть взаимна? — Джек ухмыляется, медленно наступает на свою жертву, загоняя в тупик в виде парты, на которую заставляет сесть и раздвинуть ноги, устраиваясь между ними. — Такие диалоги совсем неуместны сейчас. — Ты словно юный Томас Шелби. — «Не думаете ли Вы, что между нами возможна некая доля уважения? Мы давние враги, которые поднялись над своей ненавистью друг к другу и можем ценить профессионализм соперника…» — с выражением цитирует лидера бирмингемской преступной группировки. Джек смеется тому на ухо, пистолет не убирает, наоборот, пускает его в действие, холодя металлом разгоряченную кожу Агуста, забираясь дулом под школьную не глаженую уж пару месяцев рубашку. Младшему щекотно, он рефлекторно втягивает живот, стараясь избегать неприятных ощущений, вызывающих смешинку, что так упрямо лезет наружу. — Прекрати, все мы поняли, что ты фанатик «Острых козырьков». У меня плотный график, лучше прояви инициативу, негодник, — недовольно ворчит Джек, сминая худющие бока широкой ладонью. Ди ногами сжимает чужие бедра, не позволяя отстраниться, разрывает чужую рубашку, в ушах звон пуговиц, сыплющихся на пол, отдается. Горячие пальцы оглаживают подкаченное тело врага, медленно ведут по спине, назло оставляя несколько длинных отметин от ногтей. Агуст видит, как Джек злится, слышит, как шипит, в ответ так же больно кусая за шею. Они как животные, которых выпустили на свободу, дали насладиться своей природой, и сделают они это превосходно, пока дозволяет случай. Враги истосковались друг по другу, давно не оставляя собственного гнева и безумства на теле другого. Мальчишка слышит чужой рык, ощущает болезненные поцелуи-укусы на собственной шее. Джек оставляет метки, которые еще месяц точно будут сходить с фарфоровой кожи. Это будет служить Ди напоминанием о своей принадлежности, о том, что он когда-то, быть точнее, пару месяцев назад, впервые прогнулся под собственным врагом, который трахнул юное тело в туалете закуренного клуба. И было это ахуенно. Их знакомство — верховный грех, они будут сожалеть о проказах судьбы вместе, вместе наслаждаться телами друг друга, вместе убивать: один — плохих, другой — просто неугодных своей душе. Вместе. — Ты крупно проебался, Ди, — Джек не церемонится — так же отрывает пуговицу от школьных штанов мальчишки, заставляя его взвыть от горя, потому что: «Блять, я их купил недавно!», сквозь ткань надавливает на возбужденный член, мучая приятной истомой, расходящейся по всему телу. — Вот скажи, ты хоть совершеннолетний? Кажется, бесстрашный Джек из Пандоры поджал хвост от осознания, что мог трахнуть несовершеннолетнего парня. А Агуст от души заливается смехом, лбом утыкаясь в его плечо. Мужчина его действительно развеселил этим вопросом, но точно так же и пресек его веселье на корню, до больного сжав возбужденную головку. — Вот спустись на второй этаж и посмотри, у какого класса сейчас проходит английский в кабинете триста пятьдесят два. Глядишь, не будет у тебя статьи за совращение несовершеннолетних, — Агуст пальцами пробирается под одежду старшего, сжимая упругую задницу. — А может и будет — кто ж его знает, а? — Хитрая же ты бестия, Ди, — Джек щурится. Он отыграется на мальчишке за всю недосказанность и возможную ложь в их недоотношениях. Глава Пеймон отныне не медлит, грубо ставит Мина на ноги, прижимая к вертикальной поверхности в виде ближайшей стены, спускает с него штаны и, скрутив его руки за спиной, заставляя прогнуться в спине, играет с ним по-злому. Медленная и совсем неторопливая ласка выводит Агуста. Джек едва касается возбужденного члена, очерчивает грубыми ладонями каждую заметную его взору венку. Головка соблазняюще блестит от белесых выделений, и местный безумец клянется, что сегодня не лишит себя такой прекрасной возможности испробовать этого непослушного мальца. Язык касается уретры, ласкает головку, дразнит самого Агуста, в глазах которого мольбы хватило бы на целый тихий океан. В такой разноглазой пучине Джек бы с превеликим удовольствием утонул. Уже начал, по правде говоря. Школьник хрипит в его руках, пытается освободить руки, лишь бы хоть как-нибудь прикоснуться к собственному возбуждению, хоть как-нибудь унять это адское пламя внизу живота, которое с каждой минутой разгорается все пуще из-за горячего языка. Джек не позволит ему поиграть с собой. — Мучаешься, да? — усмехается, снизу вверх смотря на недовольное от происходящего лицо. — Ты говорил, что у тебя плотный график. Если не поторопишься — придется тебе дрочить в — о Боже — школьном туалете на задницу школьника, которого ты совратил пару месяцев назад. — Вот же мерзкая ты дрянь, а. О да, Агуст еще та дрянь. Он вот-вот подходит к пику, Джек все же разогревается, щадит младшего в желании, чтобы тот спустил ему в ладонь, когда дверь без стука раскрывается, показывая голову подчиненного, который начинает лепетать о чем-то. Джеку абсолютно поебать, что у них там случилось, что пошло не по плану — он спускает обойму в голову только присоединившегося к Пеймон мужчины. Теперь уже безжизненное тело валится на пол прямо в дверях. — Пиздец, — выдает Агуст, пребывая в полнейшем ахуе. Не в его принципах вот так с ходу убивать своих подчиненных, да и вообще людей. Вот и проясняется разница между ними. — Джек, какого ху… — Не отвлекайся, праведник ты наш, если хочешь остаться удовлетворенным. Он переходит на быстрый темп, всей ладонью обхватывает чужой член, выбивая у младшего весь воздух из легких неожиданной стимуляцией, от которой он загибается, и только сильные руки, сдерживающие его, не дают согнуться в три погибели. Джек желанного добился — его рука вся в сперме Ди. Кушать подано. Он слизывает все с собственной ладони, не давая ни капли упасть на пол. Агуст смотрит на него с отвращением, понимая, что наткнулся на самого что ни на есть извращенца с кинками. Школьник почти дух спустил от ошеломляющего и, грех таить, желанного оргазма, всем телом навалился на старшего, собираясь с силами. Он чувствует чужие пальцы в своих алых волосах, так приятно перебирающие тонкие прядки, пока собственные штаны застегивает на одну лишь слабую ширинку — пуговица-то беспощадно оторвана. Агуст почти мурчит на ухо своему врагу от такой приятной незамысловатой ласки и, придя в себя, внезапно толкает Джека, заставляя упасть на учительский широкий стол спиной. Младший возвышается над местным террористом, захватившим школу, в которой они прямо сейчас наслаждаются друг другом. — Я буду очень рад, если ты присядешь своей шикарной задницей на мой член, Ди, — звучит как ебаное приглашение на свидание. — Звучит очень заманчиво, будь мы в другой обстановке с присутствием смазки. А пока что тебе придется обойтись моими шаловливыми руками. Агуст до конца стягивает чужую рубашку, из которой нитки торчат на месте пуговиц, забирает пистолет из кобуры, что покоилась на поясе Джека, вертит опасное оружие в руках, проверяя магазин на наличие пуль. Парочка еще осталась. Он снимает его с предохранителя, заставляет старшего открыть рот мокрым поцелуем. Это их первый поцелуй, инициатором которого стал Ди. Этот поцелуй был самым необдуманным в его жизни, но стал таким, о котором Агуст никогда не пожалеет. Джек ладонь укладывает на яркий затылок, не позволяет отстраниться даже когда легкие обоих уже горят из-за недостатка кислорода — не отпускает мелкую бестию, продолжая грязно вылизывать его рот, сжимая слабые после сотни окрашиваний прядки. Рука мальчишки сквозь ткань чужих джинсов ласкает член, проезжаясь туда-сюда ребром ладони. Джек стонет ему в губы, как последняя сучка, ноги разводит для школьника, помогая избавиться от треклятого ремня. — В следующий раз только попробуй напялить эту хуету — я тебе яйца оторву, — злится Мин, намекая на ремень. — К завтрашнему дню я каждый день буду таскать с собой смазку, — усмехается террорист, — черт его знает, где и когда мы еще с тобой свидимся, — успевает произнести до того, как дуло пистолета заполняет весь его рот, потихоньку заполняя и глотку. — А теперь соси усердней, ублюдок, — в глазах Агуста черти пляшут, он с садистским выражением лица трахает рот старшего пистолетом, снятым с предохранителя, который выстрелит в любую секунду, если школьник не уследит за своими пальцами, — если не хочешь чтобы тебя грохнули твоим собственным оружием. Они оба на голову ебанутые. Кровь стынет в жилах, разгоняя страх по венам, как по гоночной трассе, мчится со скоростью двести километров в час — уносит головы хуй пойми куда. Им это не важно. Они ищут спасение друг в друге, в ту же минуту грозясь прибить. Им никогда не добиться умиротворенной жизни, не достичь гармонии. Они будут хуярить друг друга, выпускать всю обойму, кидаться ножами не раздумывая, а после — горячо трахаться прямо в супермаркете на глазах у всех окружающих. Юнги кусает светлые соски с силой, заставляя Джека мычать и дергаться, давясь металлом. На его спине алые царапины, теперь и укусы по ребрам, соски ноют от саднящей боли, а Агуст даже не думает останавливаться. И ведь мужчине это нравится. Он, блять, с ума сходит из-за зубов младшего на собственном теле. Пусть кусает до крови, плоть по кусочкам отрывает, к самым костям путь прокладывает — Джек будет только рад видеть алую голову с безумной улыбкой, на которой будет красоваться его кровь. Ди опускается ниже, продолжая трахать чужой рот пистолетом, он освобождает член от ненужного сейчас белья, носом утыкается в мошонку, ведет им по возбуждению Джека, повторяя ту же махинацию с языком. Такой ахуенный член просто не может остаться без ахуенного отсоса. Юнги сладко причмокивает, лижет солоноватый орган, раз пропускает через глотку до самого основания, затем снова лижет. Мужчина под ним страдает точно так же, как и сам Мин пару минут назад. Они оба дразнят друг друга собой, чтобы вспоминать этот день, чтобы внутри все взрывчаткой заходилось от таких извращенных грез. Потом они обязательно встретятся вновь, поиграют на публику от ненависти, а затем займутся горячим сексом подальше от чужих глаз, чтобы никто и никогда. Агуст опускает пистолет, руками сжимая бока старшего, сминая их, запоминая каждый изгиб чужого тела, каждую венку на члене, чтобы вспоминать в одинокие ночи и надрачивать на этот день. Джек приподнимается, все лицо в собственных слюнях от такого траха пистолетом по самые гланды. — Выглядишь вполне невинно, а так жесток со своим хеном, подлец, — мужчина грубо сжимает чужие волосы на затылке, самостоятельно насаживая чужой рот на член, словно в его руках не живой человек, а секс-кукла, которой похуй, которая ничего не чувствует. Джек давно понял, что Ди брезглив на выделения, поэтому специально прижимает его ближе, не дает отстраниться, когда кончает, заставляет проглотить все без остатка, пока сам содрогается от оргазма. Школьник в долгу не остается — как только поднимается, кулаком проезжается по чужой челюсти, бросая ядовитое «заслужил». — Истеричка ебаная, — выдыхает Джек, потирая ушибленное место. — Мудак безумный. Вот и обменялись комплиментами. Агуст без зазрения совести валится в объятья старшего. Они не на кровати, на деревянном и мелком для двух мужчин столе, развалились; деревянное покрытие больно перебирает их кости, но что для них боль, когда они из нее сотканы? Позволить себе минуту слабости, понежиться в объятьях своего врага после того как оба удовлетворили свои потребности — небольшой Рай, в котором они совсем ненадолго. Ди приподнимается, смотрит в уставшие глаза, снова позволяет себе лишний мимолетный поцелуй. Джек не отпускает, желая вместо обычного чмока получить кое-что послаще, поглубже, помокрее и подольше. На чуть-чуть, буквально на пару секунд, еще на миг, который он обязательно запомнит на вечность. — Пора, — мальчишка со вздохом поднимается с развалившейся на столе туши, приводит волосы в порядок, ладонями прилизывая лишь бы не торчали во все стороны и не выдавали произошедшего здесь. Все-таки через несколько секунд им снова наебывать всех вокруг своей ненавистью друг к другу. Он сам задается вопросом этой правдивости: действительно ли ненавидит Джека за его деяния или это все давно прошло? — Пора, — устало бормочет обитатель Пандоры, бодро спрыгивая на пол и застегивая джинсы. Он берет пистолет, выпускает оставшиеся пару пуль в потолок, горлопаня: — Во имя моей страсти, зажжем! Агуст хмыкает при взгляде на понтующегося старшего, которому явно весело. К предводителю Пеймон возвращается безумная улыбка хитрого довольного Чешира, что Ди лицезрел около часа назад. Разноглазый брезгливо отодвигает ногой труп, выходя из кабинета английского без высшей оценки, на которую он, вообще-то, надеялся, но зато удовлетворенным до звезд перед глазами. На этаже никого нет, как и ожидалось — все на крыше под строгим надзором террористов. — Ну захватил ты школу, что дальше собираешься делать? — Что делать собираюсь? — переспрашивает Джек, демонстрируя задумчивость, поднимает глаза к побеленному потолку. — Потребую выкуп от государства, обогащусь. Или, хочешь, перестреляю всех твоих обидчиков? — Ты за кого меня, блять, принимаешь, думая, что я позволю издеваться над собой? — Агуст больно пихает старшего в бок, пока они спускаются по лестнице. — За мою алую бестию, сладкую язву, пубертатного подростка. Ты ведь, как выяснилось, правда подросток, — мужчина руку запускает в чужие окрашенные волосы. — Теперь этому есть логичное объяснение. Пока Джек рассуждает о возрасте мелкого, тот самый пубертатный подросток строит план, как бы побыстрей спустить старшего с третьего этажа. Желательно с переломами конечностей. — Может вы съебетесь и захватите какую-нибудь другую школу, а? — А что, ты получил еще недостаточно оценок на сегодняшний день? Давай я оценю твой отсос, скажем… — Джек останавливается, поворачиваясь к мелкому и пустым пистолетом тыча в чужой член, спрятанный под одеждой, — на семь из десяти? — С хуя ли это на семь?! На возмущенный вопрос мужчина лишь заливисто смеется. На первом этаже Джек по-дружески хлопает Ди по спине, подталкивая к выходу. — Давай, пиздуй домой. Считай, я тебе вырвал выходной. — Если ты кого-то пристрелишь, я тебе перережу глотку, мудак ты конченный. — Приму за честь, язвочка. Террорист смотрит в спину удаляющейся худощавой фигуре, подробней изучая яркоглазых змей на его куртке. Этот день следует отметить в настенном календарике, висящем в коридоре охладевшей без хозяина квартиры. Джек прикуривается, неспеша поднимается на крышу, останавливаясь на втором этаже в поисках того самого расписания, о котором говорил мелкий. Старший выпускной класс. Он совершеннолетний. Вот же пиздюк мелкий, думается мужчине, заставил его очко знатно поджаться. На крыше все ученики и преподавательский состав. Джека встречает мужчина с приготовленным выстрелить револьвером, который в ход еще не пустили. — Я думал, Вы убьете его, босс. Он уже вышел за территорию школы. — Он — единственный, с кем я могу воевать в этом городе в полную силу. Грустно будет терять такого соперника. Вражда с ним приносит настоящее удовольствие.