***
— Ну что? — Дастин грыз ноготь, топал, сидя на заполненной корзине с бельём. Синклер закатил глаза. — Ты то и дело спрашиваешь, но сам же видишь, что ничего. — Лукас махнул рукой в сторону сидящего в горячей ванной Байерса и сидящей на коленях на кафельной плитке Оди. Их глаза были завязаны цветными платками матери Хендерсона, потому что чёрных повязок в доме совершенно не было. Дастин хмурился, припоминая, что у него было пару штук, но, скорее всего, находились они вперемешку с грязным бельём на самом дне корзины. Майк опёрся о стену, неотрывно следя за процессом. Действительно казалось, что ничего не происходит: уже час Уилл и Оди не двигались, от воды также исходил пар и Уилер искренне не понимал, как друг не сварился ещё в такой воде. Наоборот, ему было очень даже хорошо, если не учитывать пота, скатывавшегося со лба, и насквозь промокших волос. Лишь изредка дёргались пальцы его рук, заставляя водную гладь содрогнуться на жалкие секунды. Самое удивительное — вода до сих пор была горячей, как кипяток. Макс скрестила руки на груди, с недоверием смотря на происходящее. Вся сверхъестественная тема казалась ей возможной только в играх: в автоматах и настолках могла происходить настоящая фантастика, но чтобы в реальности. Ей казалось, что Байерс больше не откроет глаза, а девочка со сверхспособностями просто решила помедитировать. Только как объяснить моргавший в какое-то время свет? Непонятные скрежетания, от которых становилось не по себе? В один момент кожа покрылась мурашками от непонятного тошнотворного чувства, настигшего её ещё во время приступа Уилла. Она видела, как бьётся его тело, как из рта вырываются хрипы, из-под не до конца закрытых век выглядывает белок глаз с красными лопнувшими капиллярами. Лукас повернул голову на Макс, уставившуюся в спину Оди. Ему казалось, что она побелела. Подошёл ближе и осторожно коснулся плеча. Мэйфилд дёрнулась слишком резко, отчего Синклер отодвинул руку. — Ты в порядке? — Максин кивнула и облизнула пересохшие губы. Лукас ей не поверил, но говорить больше ничего не стал. Только остался стоять рядом, едва касаясь её локтя своим. Мэйфилд незаметно выдохнула. Спасибо ему за это. То и дело поглядывала на часы в коридоре. Время близилось к десяти, уже пора домой, но уйти прямо сейчас она не могла. Если покинет дом Хендерсона — выльется из компании, чувствовала это. И чувствовала, что быть здесь — необходимо и правильно. Крышка под пятой точкой Хендерсона трещала от движений, вызывая недовольное шипение со стороны друзей. «Что?» — буквально вопил взгляд Дастина. Ребята синхронно приложили палец к губам и зашипели «Дастин». Он был поражён синхронностью; двигаться перестал. Резкий вдох Байерса и его руки, поднявшиеся из воды и сжавшие края ванной, заставили всех вздрогнуть. Всех, кроме Одиннадцать, также неподвижно сидящей на плитке. Её руки сложены на коленях, спина идеально прямая, влажные волосы прилипли к шее. На ней одна их Хоперских рубашек, слишком большая, отчего пришлось закатать рукава. Брызги полетели в стороны. Казалось, будто бы только сейчас Уилл почувствовал то, насколько горячая вода. — Р…ребята, — Хендерсон запнулся, спрыгивая с корзины. — Из него что-то сочится. Подростки подались вперёд, вставая за спиной Оди. Словно бы она была их барьером и щитом от тёмных линий, подобных ветру с пылью. Тело Уилла дёргалось, вода бурлила, как в кипящем котле. Тонкий, противный писк раздался, начал давить на уши. — Вы тоже это слышите? — Мэйфилд прижала ладони к ушам, но звук становился только громче. Словно кого-то резали — так истошно вопило чудовище, живущее внутри Байерса. Та тёмная часть, о которой говорила Оди, не желала покидать хозяина, питаясь его страхом, ослабшей психикой. Держалось за него, как за последний кусок хлеба, ведь Уилл имел то, чего не было ни у одного из подростков — связь с Изнанкой. Он был там, ходил, прятался долгое время, пропах тем мёртвым запахом потусторонней стороны, стал такой желанной добычей демогоргона, который тот в итоге не смог заполучить. И пытался, каждый раз, когда у Байерса случался приступ. Майк посмотрел на Оди: по шее и рукам стекала кровь, на рубашке оставались алые следы. Байерс закричал, пытался выбраться из воды, но не мог. Был прибит к дну ванной и теперь опускался ниже и ниже. Даже Синклер заметил, как дрогнуло в момент тело «Супергероя», спасавшего близкого им человека. Байерс полностью погрузился под воду. Его глаза широко раскрылись, изо рта выпустились пузыри воздуха огромным потоком. — Да он же захлебнётся! — Дастин посмотрел на друзей, ошарашенных этим зрелищем. — Нет. Демогоргон захлебнётся. — Уилер смотрел за тем, как чернела вода, всё больше пара поднималось над ней. Силуэт Байерса вовсе скрылся — только его пальцы, мёртвой хваткой вцепившиеся в края ванной, показывали, что он тут. Максин больно сжала свою руку. Не верила в то, что видит перед собой. Сердце бешено заколотилось от страха. От животного страха, который она могла испытывать только в редкие моменты рядом с Билли. И то, даже он казался сейчас цветочками. Вся вода забурлила; скрежет, душераздирающий вопль умирающего зверя эхом прошёлся по дому Хендерсона. Оди подняла руку, широко растопырив пальцы. Её ладонь дрожала, каждая клетка тела была напряжена до безумия. Ей нужно изгнать раз и навсегда эту лабораторную тварь, промысел глупых людишек, решивших, что им велено творить судьбу и играться с жизнью, будто они — Боги. Всё время бегала по закоулкам души Байерса, выискивая след демогоргона. Сумела напасть на него только в области мозга, среди воспоминаний. Прошла мимо всего его детства, часть за частью выбрасывая тёмные сгустки из сознания. Видела первые шаги Уилла, первый комикс, первый подаренный отцом велосипед. И наконец добралась до демогоргона, раскрывшего пасть и пожирающего каждый момент жизни Уилла до того происшествия. Эти острые зубы, стекающая слизь и вязкая слюна вперемешку с кровью, частички пыли, летающие в воздухе, алые всполохи со всех сторон. Монстр не заметил её, судорожно поедая Уилла Байерса изнутри, доводя его до психического истощения день за днём. Одиннадцать встала в стойку и подняла обе руки, представляя, как поднимает эту тварь в воздух и расщепляет до последнего кусочка. Прямо так и случилось. Демогоргон повис, не понимая, что происходит. Начал вопить, когда части тела улетали куда-то в пустоту — в горячую ванную, скапливаясь и уничтожаясь. Эта пасть в виде лепестков была противна. Оди скривила губы в злобной усмешке, применяя все свои силы. Заставляя это чудовище пожалеть о том, что решилось забраться в душу Байерса и поселиться там, словно в Изнанке. — Умри. — все услышали её тихий шёпот, заглушившийся воем сирены. Настоящей сирены, из-за которой кровь пошла из ушей. И вода в миг перестала бурлить. Была всё также черна, но уже не казалась столь агрессивной. Мэйфилд посмотрела на ладони, отмечая на них алый след. Оди глубоко вздохнула, снимая шарф. Буквально через секунду вскочил Уилл, выплёскивая воду на пол и на друзей. Судорожно схватился за края «повязки», развязывая трясущимися пальцами узел. Скинул цветастый шарф; тот моментально пошёл на дно. Байерс смотрел на окрашенную чёрным воду и качал головой от ужаса. Пытался встать, но поскальзывался. Майк и Лукас мгновенно подошли, вытаскивая его; Оди благодаря помощи Макс поднялась, едва не упала от потери сил, но Мэйфилд её удержала. Дастин обошёл друзей, вытащил пробку со дна, позволяя растворившемуся монстру стечь по каналу. Парни понесли друга в спальню, положили на кровать. Быстрый Хендерсон успел выудить пару полотенец; одним уже накрыл Уилла, а вторым тёр до боли голову. — Ты как? — спросил Синклер, тяжело дыша. Мэйфилд усадила Оди на край кровати, чуть придерживая за спину, чтобы та не упала. — Необычно… — Уилл облизнул губы, пытаясь понять собственные ощущения. Почему-то в момент перестал испытывать страх, даже находясь в темноте и под водой. Казалось бы, ничего не мог видеть из-за шарфа, но… Уилл готов был засмеяться. Он увидел тот самый «свет в конце тоннеля», вопящий: «Беги. Беги ко мне навстречу». И он побежал. Точнее вынырнул, сбивая с себя всю потустороннюю спесь. — Спокойно. Пятеро друзей переглянулись. Не договариваясь, начали смеяться, чувствуя облегчение. Оди вымученно улыбнулась, опустив голову. Она справилась. Спасла Уилла Байерса из лап мерзкой твари. Майк и Лукас провели ладонью по лбу и поставили руки на бока. Хендерсон обнажил верхний ряд зубов, в котором не хватало нескольких передних, и продолжил высушивать полотенцем волосы Уилла; тот вопил, достаточно бодро размахивая руками, приказывал прекратить, но Дастин на зло сжал кулак и потрепал друга по макушке. — Ты… Оди, спасибо. — Байерс приподнялся и улыбнулся, не зная, как отблагодарить подругу. Вот он — настоящий супергерой, прямо перед ним. Уилл верил ей, верил тому, что смогла изгнать ту тёмную часть демогоргона, пришедшей по его душу с Изнанки. И искренне надеялся то, что теперь сможет спать спокойно, без кошмаров. — А пошлите доиграем партию? — предложил Хендерсон. На удивление даже Макс поддержала эту затею, не говоря уже об остальных. — Я бы с радостью… Только одежду дайте. — Уилл показал на насквозь промокший костюм, заставив ребят снова засмеяться. Почему? Он не знал. Но повторил за ними, наконец чувствуя себя спокойным.***
В ту ночь ни один кошмар не потревожил мирный сон Уилла Байерса. Только храп Дастина разбавлял тишину.***
Все сорок минут. Весь урок биологии, пока учитель вещал всё ту же информацию про строение клетки, Билл Моринг смотрел в спину впереди сидящей Хейли. То и дело стучал грифелем карандаша о тетрадь, превращая клеточный лист в своеобразное созвездие. В кармане джинс лежали два билета на очередное кино, только Моринг даже названия не помнил — взял первое, что увидел на афише. Хотел снова предложить Синклер сходить на фильм, проводить её до дома и… поцеловать. Кивнул сам себе, чётко представляя в голове каждый шаг, каждую тему для разговора, её смех, розовые от мороза щёки и сияющие, ослепительные глаза. И поцелуй посреди вечерней улицы с парящими в воздухе хлопьями снега. Уже чувствовал своё бешено стучащееся сердце. Только было одно но — Биллу искренне были непонятны странные переглядывания дамы его сердца с бесчестным Харгроувом, сидящим на другом ряду за задней партой. Видел, словно за пару секунд одним взглядом только общались. Замечал скрываемую ею улыбку, и его нескрываемую ухмылку. «Что происходит?» — остро созрел вопрос и Моринг невольно выпрямился на стуле. Задел коленкой ногу рядом сидящей Сью, вызвав недовольное шипение. — Извини. — быстро проговорил он, на некоторое время заостряя внимание на уставшем женском лице. Под глазами вырисовывались старательно замазанные тональным кремом синяки. — У тебя всё в порядке? Выглядишь помятой. Учитель ударил указкой по столу, призывая всех в классе молчать и слушать только его. Прошёлся по каждой ученической голове, но так и не понял, кто мешал вести урок. Эндерсон упёрла кулак в щёку и слабо кивнула головой; веки полуприкрыты. — Да, просто не выспалась. — что правда, то правда. Целую ночь сидела над уроками, в частности над химией и профильной математикой. Уже отвыкла за неделю решать даже те задания, которые получались практически с лёгкостью, но один час — и вновь информация освежилась в голове. Билл пожал плечами, ненароком смотря на Харгроува. Думал, почему девушки интересуются таким парнем, а не умными, добрыми, порядочными, которые с трепетом будут относиться к ним, заботиться, ухаживать. За полгода уже был наслышан о Билли со всех сторон: и то, что он бабник, и то, что невероятно хорош в постели, и то, что у него ослепительная улыбка и шикарные волосы, которые хотели бы иметь даже многие девушки, и то, что он волк-одиночка, которому никто не нужен. «Но Хейли то тебе зачем? Хочешь ей сердце разбить? Не позволю» — Моринг поджал губы, преисполненный уверенности подойти к Харгроуву после биологии и разъяснить одну тему. Очень-очень непонятную тему. Но планам Моринга суждено было разрушиться — как самому прилежному ученику, ему поручили весьма важную миссию — принести из лабораторной комнаты приборы, пока учитель сбегает в столовую. Билл горько вздохнул — будто бы ему самому не хотелось чего-нибудь съесть. Обернулся на собиравшуюся Хейли и Харгроува, смотрящего теперь меж её лопаток. С огромной неохотой покинул помещение и быстро побежал к лабораторной. «Я… Я перехвачу его в коридоре». Шёл меж рядов школьников; их говоры смешивались, темы переплетались. — Представляешь, сколько задала физичка? Я ведь до самого вечера просижу над уроками! — Слышали о новой песне «Last Christmas»? Она просто улёт! — Представляешь, моя мама хочет арбуз заказать. А я ей говорю — какой арбуз, сейчас декабрь. Печенья лучше пеки. Моринг закусил губу, получше перехватив деревянный поднос, на котором из стороны в сторону катались маленькие железные шарики, стояли пробирки и лежало несколько измерительных приборов в придачу с термометром. За плечо кто-то резко схватился; глаза в момент расширились от неожиданной остановки. Перед лицом оказался Кларк Пармен. — Где Эшли? — было видно, как зол Пармен. Билл глупо раскрыл рот, как рыба в воде, и вздохнул. — Её сегодня не было в школе. Кларк выругался сквозь зубы и ушёл, скрываясь среди остальных школьников. Почему он был зол? Ответ прост: за парную работу по химии с какого-то перепуга Пармену поставили два, а вот Румбельт пять с плюсом. Он же переписал всё дословно у неё, как такое вообще может быть? И учитель с негодованием посмотрел на него, цокнув, словно в писанине Кларка было столько фатальных ошибок, сколько никогда за всю историю преподавательской карьеры не наблюдал мужчина. Подошёл к своему шкафчику и с силой открыл его, нечаянно задев проходящего мимо младшеклассника. Но тот даже не успел услышать извинений — быстро убежал, испугавшись, оглядываясь на своего обидчика. Стоящие вокруг школьники покосились на него и отошли на пару шагов от греха подальше. Кларк достал из рюкзака учебник и кинул его в шкафчик. Нет, здесь точно что-то нечистое. Проиграл пятнадцать долларов, получил два за работу, а что потом? В чём он ещё проиграет Эшли? «Нет, я выясню, что не так, Румбельт. Какую подлянку ты мне устроила?!»***
Мэтт стоял напротив зеркала, судорожно дыша. «Нет, это выше моих сил» — думал он, видя, как Томми заигрывает с другими людьми — неважно, с парнями или девушками. В школе, на парковке, на тусовках… Сглотнул и открыл кран чуть ли не на полную мощность. Смотрел на сжавшиеся сами по себе руки, кривил губы в болезненной усмешке. «Нет, мне всё равно на тебя. Ты для меня ничего не значишь, Блейк. Мне нравятся только***
Было три неправильных вещи в кабинете биологии. Первое — неполностью занавешенные окна, открывающие взору практически весь учебный класс и неотразимый зимний пейзаж пришкольной территории. Второе — отсутствие нормального замка — только ключ. И третье — слишком много растений, которые можно случайно задеть и те непременно полетят на пол. Билли сжимал женскую талию, вызывая со стороны смех и подёргивания. Стояли возле стены; лямки от портфелей болтались на плечах, норовя спасть вместе с тяжелых грузом учебников и тетрадей. Правда, наполнение Харгроувского багажа оценивался на хилую троечку — одна общая тетрадь, два учебника и будто бы с нескончаемыми чернилами ручка. От очередного щипка Хейли ударилась затылком о стены и зашипела. Билли тихо засмеялся, обнажая верхний ряд зубов. Мужская ладонь легла на волосы, чуть надавливая и поглаживая ушибленное место. — Придурок ты, Харгроув. — Хейли постаралась быть серьёзной, но не могла. Не могла, смотря на его лицо и пальцы, сквозь которые уже сквозили её пряди. — Я не виноват, что ты неуклюжая. — он пожал плечами. Слабый удар по прессу. Билли театрально согнулся, будто бы получил самое смертельное ранение. Но не стал разыгрывать комедию слишком долгое время: выпрямился, вновь возвышаясь над девичьей фигурой. Рука переместилась с головы на стену рядом с её лицом. Хейли поправила волосы и скрестила руки на груди. Спиной опёрлась о висящий плакат о «правильном уходе за растениями», который висит уже четвёртый год. — Слышала, какую новость трезвонил Блейк? — Билли наклонил голову, видя в глазах Синклер сначала непонимание, а потом осознание. — Ты про вечеринку? Конечно же, Эшли уже успела рассказать. — Хейли вспомнила, как несколько дней назад в раздевалке Румбельт буквально прижала её к скамье, нависая сверху с поставленными на талию руками. Но совсем «щенячьи глаза» и просящий голос не оставили Синклер выбора. — И как, пойдёшь? Хейли облизнула губу. Непозволительно находиться так близко и ничего не делать. Всего семь сантиметров, отделяющие их губы друг от друга — глазомер был что надо. — Да. — вдобавок ещё кивнула. Покосилась на дверь, слыша непонятные крики в коридоре. — А ты? — Пока не знаю. — он прочистил горло, как бы задумываясь. — Может, лучше покопаться в гараже с машиной, улучшить механизмы. Или потренироваться. А то все эти вечеринки… — поднял голову и отвёл взгляд к потолку. — Громкая музыка, алкоголь, девушки. Так неинтересно. Хейли поджала губы, пытаясь сдержать смех. Уголки дрожали. Но ни один мускул не дёрнулся на лице Билли. — Если бы я это сказала — поверить ещё можно было бы. — Тоже неровно дышишь к женскому полу, Синклер? Она закатила глаза. Хотела возразить, но не успела — Билли оказался проворнее, наклонился вперёд и поцеловал. Девичьи руки прошлись снизу вверх по торсу, останавливаясь на груди, цепляя пальцами воротник клетчатой рубашки; верхние две пуговицы неизменно расстёгнуты, ноготки задели кожу. Хейли забыла о следующем уроке алгебры, который вот-вот уже должен был начаться. До конца перемены всего-ничего, а она стоит в том кабинете, который ненавидит с времён средней школы, вместе с тем человеком, которого ненавидела всей душой с первого происшествия, касаемо её брата. Как же забавно с ней играет судьба. Подёргивание ручки первым заметил Билли. У него всегда с реакцией всё было хорошо. Отошёл на шаг, предполагая, что в кабинет сейчас ворвётся учитель, либо какой-то школьник. Хмыкнул про себя, как только в проёме показался Моринг вместе с деревянным подносом. Держал он его достаточно неумело. Билл замер, увидев Харгроува и Синклер напротив друг друга на относительно небольшом расстоянии. Хейли заправила прядь за ухо и первой покинула кабинет, осторожно обходя не сводившего с неё глаз одноклассника. Билли зашагал, но остановился, когда Моринг преградил путь. Непонимающе уставился на него, сведя брови к переносице. — Тебе что от неё надо? — попытался придать голосу максимальной уверенности, но вышло слабовато. Моринг прочистил горло. Слова прозвучали на слишком высокой ноте, будто бы переходный возраст сейчас был в самом разгаре. Харгроув сверху вниз посмотрел, отмечая шатающийся поднос, перекатывающиеся шарики на нём, не шибко смелый вид «псевдо защитника» чести. Подбородок приподнят, но в глазах какой-то непонятный страх. Пазл в купе со словами Синклер до сложился сам собой. «Влюблённый мальчик, слепо верящий, что девчонка ему даст и будет с ним навеки вечных» — подвёл итог Билли, встав напротив Моринга и схватив его за плечо. — Не твоего ума дело. — только и ответил он, отодвигая ошалевшего от прикосновения Билла от двери. Поднос едва не выпал из рук. Моринг ухватился за ручки и поспешил к столу, чтобы наконец-то избавиться от груза. Все вещи оказались в целостности, а вот его идеальный план разговора потерпел сокрушительное поражение. Когда развернулся, никого кроме него и стоящего в заднем углу скелета Йорика не оказалось. Моринг опёрся об учительский стол и провёл руками по лицу. «Почему я даже и слова нормального не сказал?! Смотрел на меня так, будто я пустое место. Полный гад, как на него все вешаются?.. Может, нужно стать таким же и Хейли обратит на меня внимание?». Ладони замерли на щеках. Точно. «Эврика!» — воскликнул бы он, но как только отвёл локоть — задел колбу. Она стремительно полетела на пол. Ёмкость разлетелась на кусочки: крупные и мелкие стёклышки блестели под разными углами. Моринг понял, что нужно хотя бы попытаться быть похожим на холодного, грозного, крутого Харгроува. Волосы отрастить не успеет, но имидж поменять сможет. В голове начал просчитывать свои будущие шаги, которые необходимо выполнить за несколько дней, ведь до вечеринки осталось… Моринг прищурился, загибая пальцы. Три дня, у него есть всего три дня до субботы. Билл был уверен, что Хейли появится там, и он обязательно сразит её наповал. Дверь открылась слишком неожиданно. Учитель зашёл внутрь, попутно разговаривая с одним из своих учеников; за спиной выстроился другой класс, у которого должен был вот-вот начаться урок. Плечи Моринга сами по себе опустились. Если и становиться таким, как Билли, то можно начинать прямо с сейчас — с наказания в виде задержки после уроков из-за разбитого оборудования. По одному недоумённому, растерянному и злому взгляду учителя Билл понял это.***
Зимой озеро выглядело необычно. Так, что перехватывало дух от одного нетвёрдого на вид льда, засыпанного снегом. Всё выглядело таким белым, блестящим, особенно под светом солнца и луны. Непременно хотелось запечатлеть этот момент, сделав снимок и поставив его в рамку. Поиграть с тенями, найдя наилучший ракурс. И особенно красиво становилось во время заката, когда небо окрашивается во все тёплые тона красного, оранжевого, полусфера солнца размывает контуры своим жёлтым цветом, вливаясь в другой, смешиваясь с ним. «Был бы здесь Джонатан со своей камерой… Ему бы тут понравилось» — подумала Хейли, еле вздохнув. Поездки на озеро зимой случались, но намного реже — раз в две недели. Снаружи было слишком холодно, поэтому своеобразные встречи в машине были лучше всего. Билли курил, выдыхая дым в окно, пока Синклер распаковывала очередные сладости, привезённые из дома. Ему на колени прилетела целая плитка горького шоколада. Билли улыбнулся краешком губы, зажимая сигарету между указательным и среднем пальцем, держа руку высунутой на морозный воздух. Потянулся и открыл бардачок, забрасывая сладость прямо туда. Присмотрелся. Уже около двух трёх плиток лежали в ряд. И все — горький, тёмный шоколад без добавления ягод. Посмотрел на Хейли, возившуюся с пачкой леденцов. Никак не могла открыть. Неприятный шершавый звук действовал на нервы. — Дай сюда. — Билли зажал сигарету во рту и потянулся к леденцам, но Синклер вжалась в сиденье, прижимая к себе сладости. Притянула колени к груди, пряча за ними пачку. Покачала головой. — Я сама. — Ты уже минут семь пытаешься. Отдай. — отодвинул её колено, но Хейли подняла руки, всё ещё пытаясь. «Почему же так туго идёт?» — думала она, давая отпор. — Синклер, не беси. — потянулся вперёд, но послышался треск. Победная улыбка появилась на лице Хейли. Харгроув лишь хмыкнул, затягиваясь. Девушка закинула леденец в рот и отложила пачку на задние сидения. Где-то там уже лежал торт, приготовленный матерью специально для семьи Харгроувов. Посмотрел в зеркало заднего вида на десерт, вспоминая. — Макс просила тебя приготовить тот вишнёвый пирог. Ей очень понравился. — снова выдохнул дым наружу, дабы не заполнять салон. Но едкий запах всё равно проник внутрь машины. Хейли, доставшая из сумки диски, замерла. Подняла голову, уставившись в точёный профиль, и гордо приподняла подбородок. — Только ей? Билли хмыкнул, переводя взгляд на неё. — Синклер, я ненавижу сладкое. — соврал без зазрения совести. Знал, что она понимает, когда он врёт. Получал удовольствия от попыток ответить на его слова. Наверное, такое общение стало комфортным для них обоих. И когда ему начали нравится сладости? — Харгроув, а я — горькое. Но ничего, живём. — Хейли пожала плечами, принялась дальше перебирать диски. Уже ставили пару, но оказались скучными. — Так… только Макс? — кашлянула, рассматривая потёртую обложку одной из коробок. Чёрно-белое фламинго и корявая подпись «Ride Like the Wind». Из-за смазавшихся чернил исполнителя невозможно было узнать. Синклер задумалась, вспоминая. Отец то и дело слушал эту песню прошлым летом, прямо как Эрика смотрела свои мультфильмы. Хейли даже помнила слова, да и певец вертелся на языке, но вспомнить никак не могла. — Не обольщайся на свой счёт. — в ответ послышался смешок. Хейли потянулась к магнитоле и вставила диск. Заиграла музыка. Ритмичные ноты вкупе с порывами ветра. Чем-то напоминала даже танго. Особенно Мексику. Скорее всего по этой причине Хейли нравилась эта песня. — Мы с отцом пели её прошлым летом с утра до ночи. Так, что мама угрожала выбросить диск. — Синклер принялась елозить на сидении, двигала плечами в так музыки, щёлкала в нужных местах, крутила головой, взмахивая волосами. Харгроув повернулся в её сторону. Положил руку на руль; пальцы застучали. Хейли подставила кулак ко рту, представляя, что держит микрофон, и начала петь. Так просто, неумело, некоторые протяжные звуки резали слух. Билли засмеялся и опустил голову, прижимаясь лбом к рулю. — За что такое наказание? Синклер, за добрую волю, выйди. Но она не слышала его. Резко взяла за подбородок и подняла его. — Never was the kind to do as I was told. Gonna ride like the wind, before I get old. — Синклер кривлялась, глаза её блестели. Чуть сильнее сжала подбородок и резко, неожиданно отпустила его, прижимаясь спиной обратно к сидению. Подняла ноги и положила их, упираясь носочками в лобовое стекло. Харгроув усмехнулся и закурил последний раз, прежде чем выбросить сигарету наружу. Закрыл окно и упёрся затылком в сидение, слушая её пение. И так до конца песни. Через две минуты Синклер выдохлась; диск перестал работать. Аккуратно вынула его из магнитолы и бережно поместила в коробку, провела кончиками пальцев по написанной несколько лет назад надписи. В машине вновь воцарилась тишина, разрезаемая лишь постукиванием ещё не растаявшего леденца о зубы, шуршанием других коробок. Билли сглотнул. — Какие у тебя отношения с родителями? — Хейли удивилась, услышав этот вопрос. Харгроув много думал над тем, что сказал в тот вечер Хейли. Как слова лились из него, и он подозревал, что дело далеко не в выпитом вине и его действии на организм. Просто как отговорка, мол, «Это всё из-за алкоголя, так бы я тебе такое на здравую голову не сказал бы». «Сказал бы, Синклер, ещё как сказал бы». Почувствовал в тот момент, что его действительно слушают. Не насмехаются над ним. Не видят в нём только красивого парня, который только и может, что мелькать в фантазиях девушек, женщин и порой парней. Билли ощутил себя на полу Синклеровской кухни обычным человеком, у которого тоже есть свои проблемы, своя непростая история. Но и слева от него в тот момент сидела девушка, у которой тоже было всё далеко несладко. Только она безмолвно смотрела на него, внимая каждому слову, вздрагивая на определённых моментах и сильнее прижимаясь к рукам, обхватившим колени. И позже Билли поймал себя на мысли, что ему тоже хочется узнать о ней что-то такое. Попробовать себя в роли неумелого, неопытного слушателя подобных историй. Харрингтон, беседы на озере, спокойные перепалки не могли сравниться с чем-то более душевным, глубинным. Часть своих скелетов Билли извлёк, сделает ли сейчас это Хейли? Она постучала по пластиковой коробке и посмотрела в окно. Над кронами деревьев уже темнело небо, в самой гуще прослеживались оранжевые пятна уходящего заката. — Это тяжело описать. Хорошо, нормально, плохо — не подойдут сюда. — Хейли пожала плечами, обвела уголки тупой коробки, повторяя одни и те же движения. Видела в этом какое-то расслабление. Закусила губу, стараясь подобрать правильные слова. — Вот знаешь, представим, что в семье живёт всего три человека: отец, мать и ребёнок. Каждый из них сидит по разным комнатам в доме, занимается своими делами: мать готовит, отец наводит порядок, а дочь смотрит телевизор. Изредка кто-то выходит из своей территории, чтобы спросить, что же приготовить на ужин, в каком месяце выбрать отпуск так, чтобы совпал, и вы поехали в деревню. Мельком интересуетесь, как же здоровье друг у друга, изредка смеётесь с шуток, на людях делаете вид, что вы самая прилежная семья, которая даже не знает значения слова «ссора», потому что её нет. — Билли повернул голову, всматриваясь в профиль девушки. Она была спокойна; ни руки, ни плечи не дрожали. — Но на деле… Чувствуешь, что вы друг другу чужие люди. Хейли перевела взгляд на свои руки, очередной диск, зажатый в пальцах. — Я потеряла с ними контакт ещё лет в десять, когда крики в нашем доме были самой главной музыкой. Только я сбегала, отсиживалась в гостях или ходила по городу, не важно, в какую погоду. С годами всё, конечно, налаживалось, но вот эта пропасть. — Хейли поджала губы и нахмурилась, не зная как передать то, что испытывает. Но Билли понял её, даже без слов. — она никуда не делась. Я знаю, что могу рассказать матери о том, кто мне нравится, что-то из своей жизни, но… Не знаю, как описать, это тяжело. Точно также с отцом. Я могу сказать, что была папиной дочкой, да и сейчас такая, но всё равно чувствую какую-то пустоту. Синклер порой думала, что дело в ней. Как можно относиться к родителям с холодом, не испытывать точно таких же пламенных чувств, как и они по отношению к ней. Наверное, дело в том, что в определённый момент перепалки друг с другом поставили на первое место, забывая о девочке, стоящей в зале вместе с игрушечным мишкой и рисунком счастливой семьи, следящей за ними, приходящей в ужас от ударов о стол, биения посуды и мелких осколках, разлетающихся по полу. Ещё думала о маленьком брате, о котором нужно заботиться. Стала для Лукаса своего рода мамой, которая никогда не даст в обиду и будет рядом всегда. С рождением Эрики ничего особо не изменилось. Хейли выступала в роли мамочки, пока настоящие родители играли в игру: «Кто же первый подаст на развод». Сидела с двумя детишками подмышками; заснули под её боком, укрываясь руками, как одеялом. Играл какой-то мультик. Сама Хейли зевала, испытывая жгучую усталость. Но продолжала поглаживать их по спине, слыша мирное сопение. Всегда пыталась укрыть Эрику и Лукаса от родительских ссор, создавая им купол. Но не всегда получалось. И чем старше они становились, тем больше понимали, что же не так в их семье. Испытывали то же самое, что и Хейли — эту пустоту, которую невозможно описать. Это чувство, что выбрали не тебя, и родители пытаются загладить вину, наверстать упущенное время, покупая подарки, одежду, любимую еду, приходя в комнату и пытаясь что-либо спросить о твоей жизни. Но прежнего доверия ты уже не испытываешь, отчего говорить правду бывает сложней. Да, она готовила с мамой, училась у неё, делилась чем-то, танцевала вместе с папой, возилась в гараже и играла в карты, но ей так хотелось спросить: «Почему вы обо мне забыли тогда? Почему вы не прекратили кричать, видя, что ваш ребёнок стоит посреди зала и протягивает вам рисунок, который потом просто упал на пол? Почему вы даже не заметили, как я уходила из дома? Почему вы стали причиной моей первой сигареты?» Столько «Почему» и ни одного ответа, ведь ни разу Хейли даже не пыталась задать этот вопрос. Таила и таит по сей день обиду за это, но отмахивается, говоря, что всё в порядке. — Всё не в порядке. — Билли заметил, как поспешно Хейли смахнула слезу. — Нет, всё в порядке. — она попыталась выдавить из себя улыбку. Сглотнула. — Я просто окончу школу, сдам экзамены, получу аттестат и перееду в другой город на обучение вопреки словам мамы. Она хочет, чтобы я была в Хоукинсе, но это не мой город… — Брось, сними эту маску. — его брови двинулись к переносице, образовалась маленькая складка кожи. Хейли недоумённо посмотрела на него. — Какую маску? Харгроув вздохнул. — «Я Хейли Синклер и у меня всё в порядке. Живу самой счастливой жизнью, в которой нет ничего плохого. Чирлидерша, отличница, прилежная ученица, репутация у меня выше крыши, даже у буфетчицы на хорошем счету, везде проявляю активность, будто бы заводной робот, никогда не пью, не курю, дома сижу, заведу в будущем семью с двумя детишками и собакой, стану домохозяйкой и самой лучшей матерью и женой» — под взмахи руки, как дирижёр, проговорил Билли, а у Хейли перехватило дыхание. — Это всё — не ты. Ты — смеющаяся со всякой фигни. Ты — поющая в моей машине, у себя дома напротив зеркала, пока сушишь волосы. Ты — видящая мир в своих далеко не розовых очках, в которых любой человек, букашка — не обычное существо. Ты — любующаяся природой, ловящая каждый момент, будто бы он последний. В конце концов ты — это ты со всеми своими проблемами, и у тебя не всё в порядке. Ни с головой, ни с семьёй, ни с друзьями, ни с парнями. Но ты боишься быть собой, потому не снимаешь эту маску. Думаешь, что все люди только и смотрят на тебя, и полагают, как же у Хейли всё прекрасно! Если и так, то будь настоящей хотя бы здесь. Сейчас. И со мной. У Хейли пересохло во рту. — Да, у меня всё не в порядке. — Синклер горько усмехнулась. Не часто говорит эту фразу, ведь она сильная, а сильные девочки должны молчать о своих проблемах. — Но я не хочу, чтобы об этом знали другие. Будет достаточно только тебя. Хейли не могла рассказать всего того, что когда-либо говорила Харгроуву, Эшли. Да, за определённое время они действительно подружились, но открываться новым людям всегда тяжело. Возможно, Румбельт и узнает то, что знает Билли, но не скоро. Нужно время и только. А пока он — сидящий напротив — один из близких людей сейчас, который скажет всю правду в лицо, какой бы горькой она не была. — Да, мне больно. Да, мне обидно. Да, мне плохо только от одной мысли, что меня не выбрали собственный родители, когда мне это было так нужно. Когда я была ребёнком и хотела только их внимания, заботы и любви, а получила только отмашки с их стороны, крики, от которых сдавливало всю грудь. Обидно, что Лукас и Эрика выросли в такой обстановке, но у них была я. А у меня — никого не было. «А у меня никого не было» «Стань тем, кого у тебя никогда не было» Харгроув внутренне сжался. Как же они похожи. У обоих непростое детство, только Билли досталось больше в физическом плане, а Хейли в моральном. Вынул из кармана пачку сигарет и достал одну. Женские пальцы выудили ещё одну штуку. — Пошло оно всё к чёрту. — Хейли зажгла табак и затянулась, выпуская клубы дыма. Это её пятая сигарета. И теперь она связана с Билли в ином ключе. Как знак поддержки и снятия той маски хорошей девочки, которая боялась оступиться, упасть с Олимпа до самых низов и огорчить своё окружение. — Пошло оно всё к чёрту. — согласно кивнул Билли, приставляя табак к губам.