Лето без надзора

      Серёжа чувствует себя отдохнувшим и вполне здоровым, когда просыпается от тычков недовольного Алтана. Он распихивает Разумовского, не стесняясь в выражениях, и даже грозится облить водой. Рукой очнувшийся Серёжа сразу проверяет свою футболку и шорты, понимая, что всё высохло, и разгневанный Алтан хотя бы не знает о том, что нерадивый сосед не просто завалился на его постель и уснул, но ещё и оставил на ней влажные разводы.       Он быстро вскакивает с кровати, принимаясь натягивать кроссовки. Алтан продолжает ворчать, расправляя свою постель и шурша одеялом и покрывалом в безвкусном узоре с цветами.        — Ты куда собрался? — спрашивает без интереса Алтан, распахивая шкафчик, где у них хранится зубная паста с щётками, — Уже поздно.        — Да нормально, — встряхнув волосами отвечает Серёжа, прикрывая за собой дверь. В их корпусе как всегда шумно перед отбоем, за пределами их закутка с вожатскими. Сюда почти не долетает музыка с колонок, гомон детских голосов и топот ног, который с первого этажа ощущается, как миграция слонов, не иначе.       Он выскакивает в лагерный двор, медленно погружающийся в сумерки, отгоняемые заранее включенными фонарями с кружащей мошкарой у света, вдоль заасфальтированных аллей, разрисованных разноцветными мелками.       По плечам тут же тянет холодом. Серёжа ёжится, обнимая себя за плечи, но возвращаться за джинсовкой не хочет. Он просто хочет найти Игоря и Олега, потрепаться перед сном, рассказать Олегу про ситуацию на пляже… Возможно, как бы Серёжа не хотел себе признаваться в этом, он хотел бы, чтобы Олег попереживал за него.        — Игорь! — внимание Серёжи сперва привлекает мелькнувший в полумраке огонёк, а присмотревшись, он замечает фигуру самого Грома, задумчиво курящего и глядящего прямо в чащу леса, — Не видел Олега?        — Он… — Игорь не успевает договорить, потому что его перебивает взявшаяся из ниоткуда Лера, стремительно бегущая прямо за Разумовским.        — Игорь! — Макарова обгоняет Разумовского и на нечеловеческой скорости едва не врезается в Грома, — Вова из третьей комнаты пропал, — заполошно тараторит девушка, — Он днём Киру с Шурой сказал, что в лес уйдёт вешаться, они подумали, что он шутит. Я вообще не знаю, что с этим делать сейчас…       У Серёжи от её слов даже рот приоткрылся. В голове у парня не укладывалось, как такое может произойти. Случаи бывали и даже на сменах, где он работал, но он всегда узнавал об этом как о новости с которой разобрались… Кроме одного случая много лет назад. Тогда они с Олегом приехали детьми. Подруга Серого вены вскрыла. Разумовский смотрел себе под ноги, тяжело ворочая в голове ненужные, слишком мрачные воспоминания, полностью отключившись от реальности, где Лера в истерике хватала Игоря за одежду, требуя хоть что-то сделать. Игорь первым выходит из оцепенения, бросает окурок прямо в песок.        — Я пошёл искать, — он сплёвывает грубо, и его почти рычащая раздражённая интонация возвращает Серого в реальность, пока Игорь стремительно направляется в пугающе тёмный лес перед собой, — Иди к Елене Сергеевне Прокопенко. Поставь её в известность.        — Я с тобой, это и моя ответственность, — девушка пытается казаться спокойной, но её грудь нервно вздымается, а голос сразу выдаёт страх, — За отрядом Айса смотрит, а Елена Сергеевна и так знает… Шкуру с нас спустит, — поёжившись, но отнюдь не от холода, заявляет Лера, торопясь вслед за Игорем, и вдруг останавливается, оборачиваясь к застывшему Серёже.        — Я-я с вами… — заметно храбрясь говорит Серый, которого тянет оказаться рядом с кем-то в такой ситуации, он не думает, что готов бродить в неведении, пока новость не разнесут по лагерю очередной ничего не значащей сплетней, — Две головы хорошо, а три лучше, да ведь?       Они не успевают уйти далеко — за спиной в прорезях узора из лохматых веток виднеются огни окон и фонарей лагеря, не желающего стихнуть, чтобы не мешать кузнечикам и птицам разгуляться, хотя ребята слышат природу очень хорошо, оказавшись в, кажется, самой гуще. Это монотонное, почти усыпляющее стрекотание действует Серёже на нервы. Он плетётся следом за ребятами, со старанием вглядываясь в чернеющие дыры лесного мрака, с замиранием сердца боясь увидеть там пугающее, нечеловеческое по движениям копошение.       До слуха Серёжи доносится что-то странное — не их гулкие шаги по тропинке, не отголоски музыки из лагеря и даже не клёкот птиц, рассевшихся на ветках в глубине леса. Сперва Серёже кажется, что ему мерещится из-за переживаний от тех воспоминаний. Парень замирает, вслушиваясь. Лера с Игорем безмолвно удаляются дальше, заглядывая под каждый встречный куст, едва не растворяясь в сиренево-синем мраке.        — Игорь… Лера… — шепчет он, — Мне кажется там кто-то есть, — догоняя, Серёжа хватает ребят за плечи, вынуждая притормозить и прислушаться к нарастающим всхлипываниям, эхом отражающимся от высоких стволов.        — Стойте здесь.       Игорь, словно пёс на охоте, замирает, вытягивая сильную загорелую шею, напряжённо вслушивается в песню леса, и ребята неосознанно повторяют за ним. Потом Гром быстрым шагом, ломая ветки, отбрасывая от лица ветви, так и норовящие дать оплеуху, двигается прямо в чащу, сворачивая с безопасной проторенной тропы. Разумовскому кажется, будто они с Лерой делят дыхание на двоих.       Игоря нет минуту, две, три. Они слышат только отзвуки голосов, но разобрать слов не могут, хотя от сердца значительно отлегает у обоих. Ребята смотрят друг на друга с беспокойством, но пойти следом не решаются. Такая толпа только смутит парня, который и без того на грани. Серёжа задумчиво вскидывает голову, разглядывая мрачное небо, на котором ещё не выступили луна и звёзды.        — Мы с тобой ещё поговорим, если хочешь, — голос Игоря звучный, низкий и заставляет ребят синхронно обернуться, туда, откуда Игорь идёт, — Можешь поспать у меня, чтобы с этими утырками сегодня не пересекаться. Я с ними ещё поговорю.        — Стой, — у Серёжи, к его огромному сожалению, был опыт срывов из-за травли в коллективах, — Пусть думает, что к нему пришёл только Игорь, — шепчет Серёжа, схватив уже готовую сорваться вслед за ними девушку.       Лера вдруг всё понимает и с осознанием всей серьёзности ситуации качает головой, замирая рядом с Серым, и почему-то берёт его за руку в ответ. Они вдвоём смотрят вслед Игорю, который ведёт подростка, приобняв отеческим жестом за плечо. Выждав недолго, они вместе идут следом, не нарушая странного молчания. Серёжа идёт и думает об исключительном героизме Игоря. Они в этом, кажется, сильно схожи с Олегом. Готовы спасти всех на свете.        — Странно… — замечает Лера, когда они попадают на территорию лагеря, непривычно оживлённую разговорами группки вожатых у флагштока. Девушка бросает ладонь Серёжи, выходя вперёд, на свет, — Что происходит, народ?        — Гром вывел из леса пацана вашего… И его тут же Прокопенко вызвала, говорят, там разборка какая-то жёсткая, — говорит Валик, стоящий в компании судачащих вожатых, привалившись плечом к высокому шесту, на котором болтался флаг, трепыхающийся на усиливающемся ветру, — Там ещё Волкова вызвали, — буднично добавляет он, не представляя, что от этих слов Разумовский нездорово побледнеет.       У Серёжи сердце на этих словах проваливается вниз. Он не говорит ни слова, почти сразу срываясь на бег по направлению к административному корпусу. Он не слышит, как его окликают ребята, не понимающие, что такого страшного случилось.       Ночью в административном блоке погашен свет, и Серёжа идёт вперёд по памяти, вытягивая руки, чтобы не напороться на стену или перила лестницы. Не полагаясь на зрение, Серёжа полностью обращается в обострившийся слух. Чем дальше, тем отчётливей он слышит знакомые голоса.        — Можете быть свободны, — слышит Разумовский уже у самой двери, и голос директора лагеря не предвещает ничего хорошего; такой рассерженной Серёжа её никогда не слышал, — Игорь, нет, останьтесь ещё на пару слов. Обсудим.        — Олег, что… У тебя же кровь.       Он разглядывает кромку губ Олега, покрытую уже подсохшими каплями крови, но парень не даёт долго разглядывать себя, злобно пыхтит, сбегая с крутой лестницы. Он бежит следом, окончательно запутавшись, как эти двое оказались в кабинете директора и что там произошло. Он несколько раз окликает Волкова, но тот ничего не отвечает, быстрыми уверенными шагами приближаясь к выходу.       Терпение Серёжи лопается, стоит им выйти на улицу. Почти в оглушающей тишине спящего лагеря слышится в отдалении смех Макса, эхом разлетающийся по округе. Он говорит по телефону в беседке и точно их не услышит.        — Что случилось и почему у тебя губа разбита?! — Серёжа против воли повышает голос, хватая Олега за напряжённое предплечье. Будто у Волкова сейчас сработает рефлекс, и он со всей силы ударит Серого с разворота.        — Подрался с твоим Игорем, — будто взорвавшись, отвечает Олег резко и громко, — Доволен?        — И это ты его спровоцировал.        — Я всего лишь чётко сказал, что его здесь быть не должно и объективно объяснил руководству, где и когда он проебался, — Олег говорит это с такой яростью и злобой в почерневших глазах, что Серёжа моментально затыкается, едва не отпрянув от него.       В горле возникает ком, похожий на подступающие слёзы. Олег с ним так никогда не разговаривал, никогда не мог позволить такой интонации или хоть немного повышенного голоса. Серёжа смотрит во все глаза, не узнаёт и понять не может, какая муха его укусила, что Волков срывается на него, на всегда неприкосновенного Серёжу. Он беспомощно закусывает губу, отворачивая голову.        — Я где-то не прав, скажи, пожалуйста? Я вижу, что ты сейчас считаешь меня виноватым.        — Нет, не считаю, — Серёжа сам не понимал, откуда у него мысль, что драку спровоцировал именно Олег, и как это всё складывается, что… Не складывается. Серёжа не понимает собственных мыслей.        — А по-моему, ты врёшь. Зря, Разумовский, ты не умеешь.        — Вот и дожили… Ты считаешь, что я тебе вру. Девятнадцать лет не врал, а тут вдруг, — Серёжа смаргивает горячие от злости слёзы, взмахивая руками, как крыльями в жесте, полном негодования.        — Понятно, — кивает Олег, совсем жалостливо улыбаясь так, что у Серёжи появилось чувство, будто он смотрит с отвращением.        — Что понятно?        — Иди, Грома жалей, ему тоже досталось. А меня не надо.        — Волков, стой!       Но парень уходит, трогая распухшую губу, и даже не думает обернуться к отчаянно рвущему горло Серёже. У Разумовского к лицу приливает румянец от едва сдерживаемой злости. Впервые в жизни захотелось дать Олегу пощёчину.       Серёжа сжимает кулаки так сильно, что давит ногтями собственные ладони до красных следов, не зная, куда ещё деть кучу рвущихся из груди эмоций. Хочется заорать, чтоб перекричать свои мысли наконец, но Серёжа не смог себя заставить и рта раскрыть. Приходится скрипеть зубами, шипеть, будто от боли, пытаясь выровнять рваное дыхание.        — Ты чего здесь стоишь? — спрашивает подошедший Игорь, которому Разумовский мгновенно ставит диагноз — получил от Волкова. У него красовались глубокие следы у брови и виска с запёкшейся кровью, но он делал вид, будто парень ничего не видит, — Она сказала, что нас двоих стоило бы выставить отсюда. Но, увы, никак нельзя.        — Хорошо, что нельзя… Я тебя ждал, — он чувствует острую потребность выговориться, пожаловаться на нерадивого Волкова.       Но он выжидает, пока они вдвоём идут, молча, наслаждаясь тишиной природы. Шуршанием травы, гудением насекомых, прилипших к плафонам фонарей, шарканья подошв об асфальт. Игорь иногда будто ненароком касается ссадин, морщится, не издавая ни звука, и идёт дальше. А Серёжа не спрашивает, делает вид, что ничего не замечает. В свете особенно яркого фонаря, висящего у входа в блок, Серёжа бегло бросает взгляд на отметины у его брови, но встречается глазами с Игорем. Они у него невозможно светлые, нежно-голубые. Хороший оттенок, Серёже нравится.       Разумовский тяжело вздыхает, понимая, что он может попросить прощения за несдержанное поведение заметно поменявшегося в последние дни Олега. Но с другой стороны, Разумовский осознаёт, что Олег уже взрослый и сам должен отвечать за свои поступки.        — Я в холле на диване, — вдруг делится Игорь, возясь с ключами от центрального входа, усмехается, и этим почему-то смущает Серёжу, который сам от себя такого не ждал, — У меня Вова спит, — Серёжа кивает, глубоко вдохнув от мыслей про несчастного парнишку.        — Ясно, я… Наверное, должен идти, но думаю, корпус уже закрыли, а звонить Алтану чтобы он шёл за ключами… Ты сам понимаешь, — рассказывает Серёжа, надеясь, что Игорь предложит остаться. Серёжа почему-то не может Игорю сказать об этом прямо. Гром непременно должен догадаться сам.        — Оставайся, без проблем, хотя не представляю, как мы поместимся, — тут же соглашается Игорь, открывая входную дверь, и замирает в недоумении, забыв, что уже поздно и нужно говорить шёпотом, — Вы спать должны давным-давно!       Несколько человек из отряда Игоря тут же подскакивают с дивана, подбегая к дверям и звонко шлёпая по полу своими тапочками. На всех троих пижамы. Аня приветливо улыбается Серёже через плечо одного из парней, на что он только в непонимании вскидывает бровь.        — Игорь Константинович, мы сказать хотели, — начинает торжественным шёпотом парень с яркими волосами, — Не уходите, пожалуйста, — остальные двое с жаром закивали, — Без Вас на смене скучно будет, и простите, что мы Вас бесили раньше.        — Никуда я не уйду, всё, давайте, а то растрогаете меня. По комнатам, — переборов недоумение, Гром всё же смог что-то внятно сказать, грозно указав в сторону коридора со спальнями. Подростки неохотно расходятся. Видимо, они ждали от любимого вожатого большего.        — А ты сказал, что уволят! — один из парней, уходя бьёт синеволосого по плечу, так, что тот успевает только схватиться за дверь их комнаты, — Долбаёб.       Разумовский улыбается скорее неосознанно от восторга. Он, в отличие от Игоря, понимает, как много значит такое от детей. Тем более, что это старшие.