bambi

Ю Канмин хочет, чтобы Ёнсын увидел, какой он счастливый. Назло ему и тому, что теперь только я рядом, на его стороне, он делится сделанными нами фотографиями, а потом обеспокоенно вздрагивает, когда Ёнсын звонит ему. Я готовлю нам ужин и редко ловлю краем глаза фигурку, что ходит туда-сюда и рассказывает другу о том, где мы успели побывать за эти дни. Я смиренно игнорирую несколько раз, когда он проходит мимо и кусает меня за плечо. Он сознаётся, что очень скучает по друзьям и маме, всего на жалкое мгновение становясь мрачным, а потом садится за стол и с нетерпением подпрыгивает на стуле — видать, день выдался слишком насыщенным. — Как так получилось, что ты начал взламывать людей и сливать их личную информацию? Я в лёгкой растерянности, а Ю Канмин снова драконит забавы ради. Болтает ногами под столом и жуёт хлеб, дожидаясь ответа. — Однажды мой лучший и единственный друг пропал. Я пытался его найти, но не смог. — И из-за этого ты начал копать под кого попало? Я качаю головой, наблюдая, как он беззастенчиво достаёт откуда-то бутылку соджу, открывает её и немного наливает в непонятно откуда взявшиеся рюмки. А когда наконец-то удосуживается взглянуть на меня, то странно усмехается. — А, не стесняйся, хён. Давай выпьем. — С ума сошёл? Ты где её взял? — Тётушка дала. Ну, там, где мы кимчи покупали. Так ты ответишь? Я не могу его остановить, идти у него на поводу получается лучше всего. Канмин, как воспитанный младший, выпивает потихоньку, отвернувшись, а мне только и остаётся, что вспомнить, о чём был его вопрос. — Просто… У меня не было выбора. Со временем я стал узнавать так много, что другие об этом прознали. Поначалу просили кого-то по мелочи пробить, узнать информацию или слить данные, но затем… — Ёнхо рассказал обо мне, да? Мне становится не по себе от его внимания, но я нахожу силы кивнуть. Никогда бы не подумал, что он вгонит меня в краску. — И как? Тебе нравится нынешнее задание? Его губы соблазнительно блестят, в его глазах невинная игривость. Я отвечаю в тон ему и забираю бутылку, иначе, кажется, он не остановится. — Нравится. Он доволен ответом. Он задумчиво хмыкает и кивает, просит вернуть бутылку. Сказанные слова звучат недовольно и требовательно, я этому удивляюсь и в шутку отвожу руку подальше, а Канмин тянется за ней через весь стол. Ему уже не до баловства, он поднимается с места, и я следую его примеру. — Ю Канмин, тебе следует остановиться, слышишь? — Нет, хён, ну пожалуйста… Благо, он разрешает мне убрать со стола и помыть посуду. Бутылка была с ним, и я пожалел об этом сразу же, как только поставил последнюю вымытую тарелку на сушилку. Он пьянеет так быстро. Он жалуется, что умирает от духоты, и открывает дверь, ведущую на балкон, и мне еле удаётся уговорить его просто лечь спать. Я выключаю свет на кухне, оставляя только светильник на прикроватной тумбочке, и чувствую, как по спине ползёт неприятная дрожь — то ли от того, какой Канмин невыносимый, то ли из-за морозного ветра, что невесомым потоком струился через не до конца закрытую дверь. Я не хочу даже думать о том, что у него на уме. Об этом так просто было догадаться, особенно последнюю неделю, но я не могу с ним этого сделать. Ёнгам пользовался им, кто-то до него тоже не видел в своих утехах ничего постыдного или грязного. Ю Канмин не заслужил этого, и Ёнхо как-то упоминал, какие мысли водились в голове этого ребёнка. Честно, я не знал, что делать. Не знаю до сих пор и просто пытаюсь отгородить его от подобного рода размышлений, даю заботу, которую ему могут подарить и другие, будь его переживания похожи на те, что обычно не давали покоя обычным школьникам. — Ю Канмин, я должен спросить. Он успевает снять толстовку и взяться за края тонкой майки, но останавливается. Я сажусь перед ним на пол, забираю толстовку с кровати и аккуратно складываю её, затем оставляя на тумбочке. Канмин тоже сползает на пол и притягивает к себе коленки. Расстояния между нами нет практически никакого, поэтому он пытается хоть как-то дистанцироваться и прижимается спиной к кровати. Его руки покрылись мурашками, сам он временами подрагивает, а в глазах у него — мутный туман, мгла. Не исключено, что он уже пьян и просто ждёт, когда мы наконец ляжем спать. Но мне следует разговорить его прямо сейчас — в любой другой день он дурачится и делает вид, что всё в порядке. Сейчас же Ю Канмин уязвим, как никогда раньше. Тянет ко мне ладони, берёт за плечи и кладёт голову на грудь, прямо как в нашу первую встречу. Только потом я понимаю, что он кивает. — В школе знали о твоём прослушивании, о Ёнгаме? — Некоторые знали обо всём… — И они молчали? Канмин берёт меня за руку и целует запястье. — Разве это важно сейчас, хён? Ёнгам ещё тогда всё замял. Он… Сделал так, что они в один миг разбогатели. — Пак Ёнгам заплатил им? Его взгляд разбивает во мне что-то, его шёпот исчезает в поцелуе. — Да, и меня он тоже он тоже заставил заплатить. Но не им. Ему. Он… Считал меня таким проблемным. — Ю Канмин… — Ты же меня таким не считаешь, правда? Я же самый лучший, так? Хён… Ю Канмин меня больше не слышит, и это сводит с ума. Хотя, я не мог понять, что больше тогда тревожило — его отчаяние или то, на что он меня подталкивал. Я буквально приказываю себя успокоиться, когда его пальцы расстёгивают рубашку на мне, а губы оставляют засос на шее. Я заставляю его поцеловать меня, потом подняться и лечь на кровать. Он дрожит, но уже совсем не от холода, а от того, насколько я близко. Запах белых лилий меня дурманит, и я с огромным трудом всё-таки оставляю его. Сажусь рядом, смотрю на него, уже готового дойти до точки невозврата и переспать со мной. Как будто он взрослый, повидавший многое в своей жизни. И сладости, и опустошающей горести. Канмин прикусывает губу, разочарованно отворачивается, а я беру его за подбородок, глажу по щеке, и он позволяет обнять себя. — Я не могу. Ты знаешь это. Я не Пак Ёнгам, и мне слишком много известно о тебе. А ты, Ю Канмин, ничего обо мне не знаешь. Тебе и не следует. Я так хочу, чтобы ты и дальше оставался маленьким, ни о чём не ведающим ребёнком с добрым сердцем и чистой душой. Я хочу, чтобы Ёнсын, этот придурок, одумался и вернулся к тебе, потому что это предательство. Ты повзрослел слишком рано. Так не должно было случиться. *** Ёнхо говорит, что я не должен читать ему морали, потому что в этом нет смысла. Они с Ким Ёнсыном стоят друг друга, оба неугомонные и вечно добиваются того, что в итоге из-за них кто-то страдает. Мы вернулись с Чеджу восемнадцатого числа, и особой тревоги я не испытывал — Пак Ёнгам обещал исчезнуть, не трогать нас больше. Да, такие люди не заслуживают и капли доверия, но, признаться честно, я начал сильно уставать. Ночи, проведённые в обнимку с Ю Канмином, его разнеженный вид по утрам, внезапные приступы дерзости — всё это рано или поздно должно было закончиться. Он был угрозой для нас обоих, ведь я не мог бросить своё дело. Фактически, это приносило денег больше, чем двенадцатичасовая смена в кафе, что выживало благодаря умирающим от переутомления студентам. Я не мог бросить попытки найти друга, тем более после нашего возвращения в Сеул появились зацепки. — Карен-онни хотела встретиться с тобой на днях, но ты же сказал, чтобы я не давала никому твой номер… Сонён теребит ремешок сумки, сверлит взглядом свои сбитые в кровь коленки. Она какая-то потерянная и грустная, и внезапно я чувствую укол совести за это. — Спасибо, что помнишь. Я сам найду её. — Оппа, я устала… — О чём ты? — Она так часто говорит о том, что её хотят убить… Она говорит только о смерти и своих проблемах с каким-то Часовщиком, о трафике, а я ничего не понимаю! Это так бесит, я абсолютно бесполезна. Часовщик. Сонён должна быть в безопасности, должна держаться от Карен подальше. Я стараюсь ей спокойно об этом сказать, и она, кажется, понимает. Кивает, но еле сдерживается, чтобы не перебить. Мы стоим вечером на остановке, под дождём вперемешку со снегом. Сонён одета так легко, и мне это напоминает Канмина перед отъездом — он в тот день был особенно вредным и потому практически не говорил со мной, он назло мне и морозному резкому ветру решил идти до станции пешком, потому что «Тут не так уж и далеко». Канмин снова появляется на пороге моей квартиры, но в этот раз с букетом цветов. Я слегка теряюсь, но сразу получаю объяснения. — Это маме. Поедешь со мной? — К ней? — Да. Она должна знать всех моих друзей, Чо Кехён. Она этого заслуживает. Госпожа Ю работает старшей медсестрой полную смену, практически двадцать четыре часа в сутки, и о том, что Канмин бывает дома максимум два раза в неделю, ей не известно. Он уже давно не в её власти, и однажды Канмин, рассказывая об этом, заплакал. Только после такого откровения я наконец-то прочувствовал лежащую на мне ответственность. Бесконечные разговоры Сонён о Карен меня утомили. Мысли о Ёнгаме доводят до тошноты, потому я решился на отчаянный, но важный шаг. Будучи втянутым в опасные дела, следовало выбраться целым и невредимым из этого болота, прихватив с собой Канмина, Сонён и остальных, кто страдал всё это время и у кого могли возникнуть проблемы из-за компашки Пак Ёнгама и его схем. «Опубликуй ссылку на облако завтра вечером» В такси Канмин зорко и увлечённо следит, чтобы букет не помялся, временами поворачивается к окну, наблюдает за красочными улицами Каннама. «На его странице?» «Да, там. И сделай так, чтобы это стало для него концом.» Ёнхо прочитывает мой сообщение, и я выключаю телефон. Значит, скоро всё действительно закончится. Сладковатый запах усыпляет, любовь Ю Канмина к белым лилиям — тоже. Его мама, милая и тихая, спокойная женщина, такому роскошному подарку необыкновенно рада. Она ко мне внимательна, торопится пригласить в гостиную и наспех убирает пару грязных кружек и книгу в старой обложке с журнального столика. Она извиняется перед нами, потому что не успела прибраться в доме после смены и ничего не приготовила. — Прости, милый, я не знала, что у нас будут гости… Ему не хватает матери. Канмин обнимает её так крепко, что она ойкает, и не отпускает долго, будто боится снова остаться в доводящем до истерики одиночестве. — Ничего, мам, не волнуйся. Я поставлю чай. Пак Ёнгам уничтожил такого прекрасного и доброго ребёнка. Хотя, я уже не уверен, только ли его вина в этом — когда мы с госпожой Ю остаёмся наедине, она называет Канмина чувствительным и ранимым мальчиком, просит сберечь его. Я очень хочу спросить, почему она так заговорила, но не успеваю — моих плеч касаются его ладони. — Да, Чо Кехён, ты должен беречь меня. Понял? В искусственном тёплом свете он сияет, и госпожа Ю вздрагивает, когда слышит голос сына. Оборачивается, робко улыбается. — Канмин-а, не говори так. Канмин щурится, словно хитрая лисица. — Но ведь никто больше не в состоянии. У меня есть только хён, и это так бесит… Госпожа Ю медленно бледнеет, поджимает губы и отворачивается к раковине. Вода теперь не шумит, только капли редко бьют в унисон тиканью настенных часов. — Кехён, я думаю, ты можешь заночевать у нас… — Но… — Канмину это нужно. Всё в порядке, ты не побеспокоишь нас. Идите. Я уберу всё сама. Я думаю, что задушу Канмина, когда мы заходим в его крошечную комнату, и он закрывает дверь. Шумно вздыхает и падает на не заправленную кровать. У него в спальне идеальная чистота, и это меня довольно сильно удивляет, если не пугает. Всё-таки, ему это не особо подходит. Потом я вспоминаю, что ему некогда разводить бардак. Он теперь царит в моей квартире, некоторые вещи тоже там. Весь мой гнев остаётся при мне, кроме лишь одной фразы. Я сажусь рядом, плечом к плечу с ним. Он — в огромной футболке, старается разгладить на ней каждую складочку. Наверное, уже всё понял. — Это было отвратительно, Ю Канмин. — Что именно? — Ты знаешь. — Чо Кехён… — Она любит тебя. Делает всё, что в её силах, ясно? — Как же бесит… Ты бог, что ли, всё на этом свете знаешь? — Ты говоришь без стыда такие жестокие вещи после того, как рыдал, лёжа на моих коленях. Ты безумен, Ю Канмин, и самое жуткое то, что тебе ни капли не жаль. Канмин шугается моих слов, вскакивает, но не поворачивается. Он застывает на месте, словно пойманный с поличным вор. — Ты, не задумываясь о её чувствах, не стесняешься рассуждать о собственной ненужности. Самому не мерзко? — Хватит… Я включаю телефон — Ёнхо звонил несколько раз, нужно ответить. Я встаю вслед за Канмином, обхожу его, но побег не удаётся. Он обнимает меня, прижимается так сильно, что я чувствую его отчаяние. Оно раздражающее, ненужное и такое глупое. Как будто Ю Канмин действительно верил в наше будущее. Мне остаётся единственный выход — прочь из этого дома, прочь от Канмина. Я расцепляю пальцы на талии и поворачиваюсь к нему. Он почти плачет. — Всё наладится только тогда, когда я выполню свою работу и исчезну. Я вытираю слезинку с его щеки и целую в уголок губ. Канмин всхлипывает, всеми силами старается удержать, но я знаю, к чему в итоге это приведёт. *** — О, это вы! Давно вас не было, господин! Проходите скорее. Щебетание Хэджин я услышу даже из подсобки. Оно сладкое, приторное настолько, что иногда противно. Хочется заткнуть уши. Тем более, что носится она так с особо богатым посетителем, который не объявлялся с тех пор, как он побывал у меня в гостях. Я прохожу за кассу. Пак Ёнгам поправляет полы длинного пальто, когда садится на своё уже успевшее стать законным место — за столик практически в самом центре зала, прямо перед кассой. Прямо передо мной. Ёнгама действительно не было видно эти три с лишним недели, и я успел позабыть о том, как сильно ненавижу его. Вечереет. Через несколько часов наступит двадцать шестое число, и день рождения Канмина пройдёт. Я звонил ему сегодня. Трубку он поднял, но ничего, кроме слов благодарности, не сказал, не спросил, встретимся ли мы, как всегда бывало, и даже не поддразнил своим пресловутым «Я скоро приеду к тебе». Такое поведение казалось чем-то невозможным, но я ожидал этого. Хэджин относит нескольким посетителям меню, а когда походит к Паку, он останавливает её. Я бы и дальше полировал до блеска все возможные поверхности, полки и кофе-машины, вот только пристальное внимание смущало. Тонкие губы Ёнгама растягиваются в обворожительной улыбке, когда Хэджин возвращается ко мне, и я тут же ловлю на себе любопытствующий взгляд. — Что он сказал? — Спрашивал, когда у тебя заканчивается смена… Я хмурюсь, облокачиваюсь на стойку. — Ты точно правильно его поняла? — Оппа, я похожа на дуру? Он… Смотрит на тебя такими голодными глазами, не думаю, что он сюда ради кофе приходит. Я презрительно фыркаю. Хэджин уходит, не дождавшись ответа, относит заказы и больше со мной не говорит. Что ж, это мы переживём. Он опять несёт какой-то бред. В его рассказе столько высокопарности, но при этом вся она разбивается об один очевиднейший факт — Пак Ёнгаму сложно быть искренним и приходить без заготовленной заранее речи, он так не умеет. Он словно по бумажке читает, когда с лицом смущённого школьника, лишившегося девственности по пьяни, мямлит, что ему жаль. Он перестаёт быть таким, когда мы остаёмся одни в кафе — пришлось подменить Хэджин, чтобы этот придурок не устроил скандал. Он невзначай напоминает мне, что сегодня день рождения Канмина, и что ему не терпится встретиться с ним и поздравить лично, от всей души, а до меня доходит, что через час на его странице Ёнхо опубликует нечто разрушительное. Последствия будут, я гарантирую. Главное, потянуть время. Никакой встречи Пак Ёнгам не добьётся. — Тебе лучше держаться от нас подальше, Пак Ёнгам. — Знаю, но… Моя цель — это ты. Канмини с тобой не сравнится, так что не переживай, я просто отдам подарок. — Теперь… Мне стоит ходить и оглядываться? Меня пронзает хищный полуприщур. Ёнгам качает головой, встаёт, аккуратно отодвинув стул, я следую его примеру. Мы стоим друг напротив друга, он не стесняется подойти ближе и взять меня за шею. — Уж прости. Тебе это не поможет. Его шёпот пробирает до костей, внутри всё скручивает, и я машинально отталкиваю его, затем только подмечая, что в руке у него маленький нож. Этого ещё не хватало… Он кивает на моё предплечье, я тут же ощущаю в нём слабую боль и отступаю. Иногда мой инстинкт самосохранения покидает тело, да и разум тоже. Остаётся только злоба и адреналин в чистом виде, никакого здравого смысла или чего-то подобного, потому что держаться в такие моменты я не в состоянии. Мне никогда не нравилось демонстрировать эмоции, но это стало краем. Причиной, по которой я вдруг вспомнил, почему лучший друг часто сердился и твердил, что мои эмоции вечно портят результаты команды. «Эй, мы сюда не драться пришли, ясно?! Сука, как же бесит…» «Ты мог забросить мяч вместо того, чтобы кидаться на соперников с кулаками.» «Если тренер узнает, то надерёт тебе зад. Остынь, идиотина.» Разве я был злым человеком, Чхве Минсок? Ты всегда плохо знал этот мир и был слишком добрым ко всем, а я таким не мог быть априори, иначе превратился бы в такую же цель и игрушку для битья. Я так хотел помочь, но ты всегда был гордецом и пытался доказать любыми способами, что в тебе есть что-то ценное. Для Карен, для проклятого Часовщика и остальных, и посмотри, каков итог — Пак Ёнгам и меня хочет убить. Никому не нужна была твоя принципиальность и мягкосердечие, тебя просто использовали. — Хватит бегать, Чо Кехён. Я так долго искал, и вот, ты здесь, совсем рядом… — Не торопись. Идти ко дну вместе намного веселее. Он не понимает. Ходит из стороны в сторону, не спуская с меня глаз, и крутит в пальцах тонкое лезвие. Ждёт чего-то, а потом действует резко и неожиданно. Когда он кидается на меня и припирает к стене, я бьюсь головой. В ушах звенит, я еле успеваю перехватить его запястье. На горло он надавливает локтем, я отчётливее понимаю, что не могу ему противостоять. Максимум — облегчу свои страдания. Руки Ёнгама сильные, мои пальцы немеют. Силы хватает только на то, чтобы направить нож выше. В ту же секунду я ощущаю отвратительнейшую боль, вскрикиваю, и всё передо мной мутнеет — лезвие входит под рёбра, Ёнгам с животным упоением наблюдает, как я оседаю на пол, хрипло дыша, и не даёт это сделать, вгоняя нож по самую рукоять. Дурно. Ничего не понимаю. Вкус крови на языке заставляет поморщиться, я жадно хватаю ртом воздух. Я ничего не слышу, только собственное дыхание, уже редкое и хриплое. Я ничего не вижу. Пак Ёнгам ушёл. Он точно сбежал. Я достану его с того света, если снова дотронется до Ю Канмина. Я так надеюсь, что на запястьях Ю Канмина не появится новых шрамов… *** - …поймали. Теперь будет непросто отмазаться. Его отец и он сам влипли по полной. — Да, хён, это всё здорово, но… Боже, неужели ты не мог приехать в больницу? Неужели я единственный, кому он нужен? Разве вы не друзья? — Ю Канмин, ты такой глупый. Ему нужен именно ты, а не я. Он должен увидеть, что с тобой всё в порядке, понимаешь? — Да что со мной случится? Всё самое страшное уже произошло, а до тебя, как назло, было не дозвониться. Я панически боюсь крови, а она… Она была всюду, даже на моих руках. — Ты успел, это главное. Ты спас его, остальное уже не так важно. Спасибо… — Как будто я ради тебя это делал. Не драматизируй. — Да ладно. Держу пари, ты сейчас прослезился. — Всё-всё, отключаюсь. Позвони завтра, не забудь. Я бы целую вечность слушал их, но Канмин, наверное, слышит, как я предпринимаю слабые попытки посмеяться и тихо кашляю. Он, стоявший ещё секунду назад у окна и болтавший с Ёнхо, мигом оказывается рядом. Ещё бы немного, и он правда бы заплакал. Мой нежный, хрупкий человек... Он оглядел меня, затем несмело сел рядом на кровати и положил голову мне на грудь. Так, как делал в по-настоящему тяжёлые моменты, которые в одиночку обычно переживаются очень сложно. Я не мог понять бури в своём сердце. Она ни на что не была похожа, она была тёплой и приятной, но и волнительной. Мне было так жаль. Канмин, будто всё понимая, сжал мою ладонь в своей. — Спасибо за заботу, Чо Кехён.