Хроники изгоев

Жрец богини красоты Зосиэль с удивлением вспоминал свой черно-фиолетовый этюд, на котором был изображен тот, кто стал ему дороже всех на свете. Тогда еще он не знал, что любимый изменится в худшую сторону, а очертания башен и лавовых водопадов демонического города ему придется видеть и рисовать еще не раз... Это место должно было раз и навсегда выбить из его головы всю глупую романтику, красочные и теплые надежды, мечты. Оно должно было ожесточить, сделать бесчувственным и родить в закромах души ярость — все то, что раз за разом происходило с чужаками из другого мира. Но так вышло, что он вопреки всему наоборот заново открыл для себя чувства: нежные, хрупкие, подчас глупые слова и жесты стали для него крепким канатом, за который держалась его душа, чтобы не сгинуть в Бездне. Однако, после возвращения оттуда, то, что казалось чудом, обернулось для него ловушкой и началом проклятия. Мужчина терпел поступки командора, закрывал глаза на действия его слуг и убеждал себя в том, что все сложнее, чем кажется на первый взгляд, и что ими движут благие намерения, без которых не удастся поставить точку в демоническом вторжении. Разум оказался настолько затуманен и одержим, что ушло преступно много времени, чтобы осознать, что на самом деле будет не точка, а запятая. - Прости меня, Шелин, - дрожащим голосом раз за разом повторял жрец эту фразу, стоя на коленях в темноте перед статуей богини, - Прости меня… Клянусь, я порву связь с ним, перестану подчиняться и выполнять преступные приказы, даже если это будет стоить жизни, - с этими словами он не на долго закрыл глаза и, выдохнув, погасил свечу на алтаре, - Прости меня... К сожалению, прошли те времена, когда в храме было полно людей, всегда горел свет, а статуи богов сверкали, будто были покрыты золотом. Также стремительно испарились последние крупицы порядка, морали и культуры: королевство прогнило и темные идеи командора крестового похода распространились в умах. Под его властью город-крепость Дрезен превратился в устрашающий оплот Бездны, лишь немного уступающий тому, что они уже видели. Некогда благородные крестоносцы пали и обратились в безумных культистов, статуи богов начали сменяться демоническими алтарями, а генералы — жестокими балорами. Какое-то время казалось, что люди смогут противостоять выпавшему на них испытанию, но они начали сдаваться и принимать новые правила жизни. Кровь тех немногих, кто не желал предавать то, за что они боролись всю жизнь, каждый день лилась на каменную брусчатку - все это сдавливало сердце и сжигало сознание Зосиэля. Он собрался с силами и, шатаясь, вышел из оскверненного пристанища богов на узкую улочку, залитую теплым дневным солнечным светом. По ней, мимо двухэтажных домов, расхаживали новые жители этого места, которых вряд ли кому-нибудь когда-нибудь захотелось бы встретить. По большей части это были высокие краснокожие бабау, которые рождаются из душ садистов и серийных убийц, и низкорослые деформированные дретчи, возникшие из душ ленивых и злых людей. Они сохранили тот пыл и отличительные особенности поведения, которые имели при прошлой жизни. Можно было с легкостью представить, как они с кого-нибудь снимают кожу или вытаскивают органы наружу. Из-за подобного когда-то увиденного зрелища Зосиэлю хотелось обходить их стороной на как можно большем расстоянии. Также изредка в городе можно было заметить мохнатых бримораков, которые появляются из поджигателей и пироманьяков, и крылатых суккуб, являющимися плодами похоти. Последние существа, к глубокому сожалению жреца, особенно отличились в воинстве за счет совращения как крестоносцев, так и обычных крестьян. Подобно инкубам, они не получают большого удовольствия от сражений, предпочитая привлекать и менять смертных своими нечестивыми дарами и греховными удовольствиями, постепенно приводя их к падению и порождая все новых и новых культистов. Отчасти похоже действуют и сотканные из теней Инвидиаки, которые могут не просто искажать мысли и поведение смертных, они способны захватывать тела и напрямую управлять ими как живыми куклами. Такая демоническая одержимость не проходит бесследно для жертв, особенно для тех, кто хоть как-то противостоит злу внутри себя. Разлагающиеся души культистов, которых пока что было немного, были уже потеряны, в их глазах и поступках нет ни следа от былой жизни, ими на постоянной основе движет воля новых хозяев. Они растеряют эмпатию и забудут о ценности человеческой жизни, захотят мародерить, насиловать и убивать, станут без сожаления и страха почитать Ламашту и других лордов, будут искренне счастливы родившемуся ребенку-тифлингу или какому-нибудь еще более страшному мутанту. Командор тоже когда-то был обычным человеком как внутри, так и снаружи. У него не всегда были большие смертоносные рога, острые как бритва клыки и светящиеся хаотичной и злой энергией фиолетовые глаза. Сейчас он подобен какому-нибудь балору, который появляется на свет из множества слившихся воедино душ могущественных злодеев. Это крылатое чудовище, объятое пламенем и вооруженное ужасающим огненным клинком и хлыстом. В Бездне они находятся на почти вершине могущества, а некоторые из них правят своими собственными владениями, а иногда даже даруют божественные силы смертным слугам, прямо как командор. - Иомедай, зачем ты позволила этому случиться, почему не отобрала у него силы... Изгой старался смотреть себе под ноги и не замечать злые, насмешливые и полные презрения взгляды в свою сторону. Он шел в по направлению к цитадели, самому главному месту в городе, именно там в это время суток обычно находится тот, с кем предстоит сложный разговор. Если бы мужчина не был его игрушкой, скорее всего к нему уже начали бы приставать инкубы или суккубы в мужском обличии - мало кто захочет сдерживаться от издевательства над тем, кто призван нести свет, добро и красоту в этот мир. Везде, куда не посмотришь, виднеется упадок: будь это таверна, превращенная в некое подобие борделя, тюрьма, ставшая пыточной, или рынок, где наравне с оружием и броней продают еще и закованных в цепи людей. - Э, ты куда, блядь, намылился? - обратился неизвестный мужчина у двери, ведущей в ставку командования. Своим несуразным и устрашающим внешним видом он напоминал какого-нибудь маргинального громилу на черном рынке, но никак не паладина, - Жить что-ль перехотел? - он плюнул в жреца и громко, с широко открытым ртом, засмеялся. - Мне нужно к… - Мало ли те куда нужно, - он перебил человека на середине фразы, - Похуй. - Что там происходит? Ты что себе позволяешь? - внезапно раздался из зала не менее грубый и громкий голос, - Кто там пришел? - Жрец Шелин, любимчик ваш, - тихо произнес недостражник и опустил голову, на его лице отчетливо читалось волнение за то, что с его языком, а может и головой, случится. Командору не нужно было говорить что-либо говорить в этот момент, чтобы его миньон пропустил мужчину — последовавшая гробовая тишина, в которой необъяснимо на подсознательном уровне ощущался весь спектр негативных эмоций, действовала куда эффективнее. Внутри, в просторном бетонном помещении, в окружении бумаг за столом сидела и курила глава разведки Аневия, не обращающая никакого внимания на гостя. Рядом стоял командор, перебирающий в пальцах очередной найденный на поле боя магический артефакт. На лице Зосиэля появилась маска суровой решимости, его кулаки сжались, но колени начали предательски подрагивать, выдавая страх. Он посмотрел существу, которое было когда-то вселяющим веру командором, прямо в глаза. - Нам нужно поговорить… - мышцы его лица напряглись, тяжело было не отвести взгляд, - Наедине. Монстр с интересом посмотрел на жреца и жестом предложил направиться в спальню, подальше от чужих глаз и ушей. Когда-то в том месте разожглась искра романа, там же она, скорее всего, и потухнет. Они неспешно вошли в комнату, после чего дверь за их спинами закрылась, при чем на замок. Можно было с опаской предположить, что командор в курсе предстоящей темы разговора и решил таким образом дополнительно надавить на разум жертвы. В сторону этого говорило и то, что он не снял с пояса меч — наоборот, его рука приблизилась к нему. Хотя для того, чтобы кого-то порубить на части, ему хватило бы и простого отращивания демонических когтей. - Я пришел сказать тебе: это не может продолжаться. Я люблю тебя, но мы должны расстаться, - мужчина судорожно вздыхает, словно ему не хватает воздуха, - Ты… Больше не тот, кого я когда-то любил. Не герой крестового похода, не опора и надежда смертных. Ты превратился в чудовище, твои руки по локоть в крови невинных. Я не могу поцеловать твои губы, зная, какие богохульные приказы они отдавали! Демон почти никак не отреагировал на его слова, лишь чуть улыбнулся краями пересохших губ, после чего облизнул их кончиком языка. - Хм. Можно подумать, что твои руки чисты, святоша. Ты все это время помогал мне… - его голос был спокойным. - Это правда. Твои грехи лежат и на мне. Я был рядом с тобой все это время. Видел, во что ты превращаешься — и не остановил тебя. Я и сейчас сражаюсь на твоей стороне — ради победы крестоносного движения. Тебе была дарована сила, о которой большинство смертных не могли и мечтать — и что ты с ней сделал? Ты мог стать ангелом надежды, но предпочел стать монстром. Ты сражался со злом, это правда — но чем ты сам лучше наших врагов? А после победы — как знать, не обратишься ли ты против нынешних союзников? - Неужели ты, - командор медленно угрожающе приблизился к жрецу, - Думаешь, что можешь так просто взять и уйти от меня? - былое спокойствие начало окрашиваться нотками раздражения. Лицо жертвы любовных хитросплетений сереет от страха, но он, не отрываясь, продолжает смотреть в глаза. Еле слышно, одними губами, он шепчет: - Отпусти меня… В ответ на это существо берет мужчину за горло, сильно сдавливает, но пока не стремясь убить. Его кожа холодеет, пульс сильно ускоряется, а на лбу выступает пот. Теперь в его глазах лишь застывшие расширившиеся от ужаса зрачки, больше никаких эмоций в них нет. - Ты никогда от меня не уйдешь. Ты мой. Мой навсегда. Мужчина подтягивает жреца к себе. Какой-то миг человек пытается оттолкнуть демона, но как только тот касается дрожащих губ, он отвечает на поцелуй с отчаянной страстью. Прижавшись, Зосиэль, забыв сказанное, шепчет: - Ты погубишь меня… И пусть. Я люблю тебя. Люблю, даже если цена этой любви — моя душа. Я уже был с тобой в Бездне. Если понадобится, я пойду за тобой и дальше. Только держи меня — вот так. Держи. Не отпускай. Независимо от того, сколько и как он это скрывал: тьма продолжала распространяться, постепенно полностью поглощая, пока все не стало черным, как грязь... В лихорадочных объятиях мужчины, между страстными, исступленными поцелуями время словно останавливается. Весь мир отступает, остается лишь он — жар его дыхания, мягкость губ, прикосновения пальцев. Неизвестно, сколько проходит времени прежде, чем жрец наконец разжимает объятия и, шатаясь, словно пьяный, покидает комнату, с позволения хозяина. Быть может, вокруг и не такой уж упадок? Это не похоже на то, что было раньше, и от лицезрения оного возникает лишь душевная боль, но Зосиэлю ничего больше не остается, как смириться и принять. Он будет нести в себе искру, будет пытаться найти что-то для себя, найти новое место в этом мире, потому что вырваться из крепко держащих лап демона будет слишком сложно. Роман с тем, в кого превратился его возлюбленный, начал безвозвратно менять молодого жреца. Благо, это был всего лишь сон... Страшный кошмар и ничего более...