Forever young

VI ”Casper”.

Эдди

Мы представляемся друг другу и тут же затыкаемся. Мне кажется, я слышу ее сбивчивое дыхание, пока тихо звучащие слова песни рикошетят от стен магазина и попадают в мою голову. Не замечаю даже своей странной позы с вытянутыми руками и растопыренными пальцами, будто желаю сыграть прелюдию на невидимом рояле. В позе же Джессики читаются крайняя застенчивость и нервозность: пальцы хаотично крутят веревки толстовки, а ноги шуршат и, словно отдельно от хозяйки, подумывают поскорее слинять из этого места. Должен сказать, вид у нее не очень. Растрепанные волосы, пятна грязи на явно великоватых для нее джинсах; пыльные, потерявшие первоначальный цвет кеды, исцарапанные руки. Дурным делом, я подумываю: может, она и впрямь свалилась откуда-то на мою голову? Ее внешний вид куда красноречивей застрявшего на мне взгляда, в котором не видно ничего, кроме бездонной угольной тьмы карих глаз. Этот взгляд оценивает, думает, читает мысли; он пуглив и одинок; наивен, но решителен, а я, так вышло, его единственный наблюдатель. Что я должен сейчас сказать? Утешить ее? Устроить допрос с пристрастием? И дальше молчать, надеясь, что за нас кто-то другой решит эту проблему? В этом и дело – я уже заведомо считаю все это проблемой. Скорее всего, я принимаю это как что-то безвозвратное и по-дьявольски втягивающее в круговорот путаниц и недоразумений, нежели нечто благословенное и необходимое мне. Так уж и быть: я самоотверженно приму это как свое проклятие, пока что на ближайшие пару дней. А там посмотрим. Краем уха слышу, как слова песни уже давно исчезли, а финальные звуки медленно начинают затихать. Не проронив ни слова, я поворачиваюсь к проигрывателю и, не дожидаясь тишины, возвращаю иглу на начало песни. Небольшая суматоха все же одолевает меня: я промахиваюсь, и песня начинается не плавно, а на несколько секунд позже. Я морщусь такой пытке перфекционизма, но сразу же расслабляю лоб и поворачиваюсь к своему «Касперу» с невозмутимым выражением лица. Девушка не исчезает – значит, времени на возврат к началу песни у меня хватает. – Фанатка Alphaville? – я решаюсь подать голос. Нужно же с чего-то начать. А начать стоит как раз с самого непонятного. Хорошо, что я успел записать название в блокноте. А то с нынешними приключениями и не то забудешь. – А? – видимо, я слишком резко вырвал ее из мыслей. – Я про эту песню. Почему именно она? – Я не знаю, – отвечает она и поджимает губы. Мне бы очень хотелось уловить в этом тоне хотя бы капельку сомнения, но похоже, что Джессика и сама не очень-то понимает, в чем дело. – Почему именно я? – спрашиваю я, решив, что хотя бы что-то должно пролить свет на ситуацию. – И этого я тоже не знаю, – я замечаю небольшое смятение в ее взгляде. – Отличное начало, – усмехаюсь я и опираюсь рукой на стоящую позади стойку. – Просто невероятно. Что же нам делать? – Отличный вопрос, – она будто смеется надо мной. Я потратил целую ночь на ее поиски, чтобы получить ответы на мои вопросы. Но все, что я получаю, – это аналогичное непонимание происходящего. – Ты вообще в курсе про «Веру»? Про все, что происходит здесь? Про то, что мертвые приходят к людям, общаются с ними, – я осекаюсь и понимаю всю абсурдность своих слов: я же сам разговариваю с чертовым призраком. – «Вера»? – переспрашивает она и хмурится. – Да, – я махаю рукой. – Люди посходили с ума, когда вы со своей мертвой бандой решили заглянуть к нам в гости. – Мы ничего не решали, просто так вышло, – спокойно говорит она. – Но имеем, что имеем. Сейчас жизнь многих превратилась в настоящее помешательство. Построены типа сектантские здания, созданы сообщества: люди молятся неведомо чему. Люди живут верой в лучший мир после смерти. – «Вот теперь вы все узнали, я добавлю лишь по теме: наслаждайтесь своей жизнью, и я б хотел, но вышло время» – кидает она просто между делом, а я раскрываю рот от удивления. – Это что, Black Sabbath? – Это не наша вина, Эдди, – как ни в чем не бывало, продолжает она свою мысль. – Вы же сами нас и не отпускаете. Многие не уходят за Дверь, потому что они нужны вам, живым. – Дверь? – скрещиваю руки на груди и чуть ближе подхожу к ней. – У вас там Улица Сезам? Наш чудный диалог прерывает слышимый стук о стеклянную входную дверь. Смотрю на часы – еще рано для открытия. – Я сейчас, – говорю Джессике и быстрым шагом направляюсь к двери. Поднимаю голову и резко останавливаюсь в двух шагах от пришедшего гостя. Черт, я совсем забыл. Щелкаю замком и впускаю ее внутрь. – Ты был здесь всю ночь? – пищит Крисси, осматриваясь по сторонам. – Почему не вернулся? – Тебе сказать правду? – сглатываю я и на секунду кидаю взгляд на Джессику. Она медленно подходит к нам, но остается в стороне, неуклюже переминаясь с ноги на ногу. Я точно никогда не смогу привыкнуть к тому, что ее способен видеть лишь я. – Эдди! – нетерпеливо подгоняет меня Крисси. – Ну? Я поворачиваю голову, будто решаюсь сказать что-то важное. Джессика стоит в нескольких метрах от меня, но взгляд ее устремлен куда-то в пол. Кажется, будто всем своим телом и разумом она готовится стать разоблачением. Каждая клеточка ее организма покорно опустила голову в ожидании моих слов. В ожидании того, что я расскажу про нее. В ожидании того, что с сегодняшнего утра Эдди Мансон станет сумасшедшим уже и в глазах собственной девушки. – Я заснул, – пробормотал я и изобразил на лице досаду. – Резко вспомнил, что сегодня придет важный клиент, а у меня даже не подготовлен материал. По итогу сон оказался сильнее меня. Прости, – по-моему выдумываю я все не слишком убедительно. – Ничего, – она пожимает плечами и нежно обнимает меня. – Я могу помочь тебе. – Все в порядке, – я нервно улыбаюсь, – я справился. – А может помочь тебе взбодриться? – лукаво произносит она и целует меня в губы. В этот момент меня будто парализовало. Открыв глаза, замечаю, как Джессика мимолетно улыбается и, развернувшись, уходит в даль магазина. Почему мне так неловко быть перед ней счастливым? Почему бы просто не представить, что ее не существует? И почему я до сих пор так настойчиво продолжаю обращаться к ней «Джессика»? Я слегка касаюсь плеч Крисси и отстраняюсь – на ее лице застывает непонимание. – Что случилось? – спрашивает она. – Просто тяжелая ночь, – вяло улыбаюсь. – Скоро уже открытие. Встретимся дома вечером? – Эдди, ты что-то сам не свой, – хмыкает Крисси и нарочно надувает губы. – Может, поедем сейчас? Немного опоздаешь, ничего страшного. – Нет, – кажется, уж слишком серьезно говорю ей свой ответ. Дурная башка ты, Мансон. Всего лишь несколько дней назад ты бы с радостью послал этот магазин к чертовой матери, лишь бы побыть наедине с Крисси лишние полчаса. Точно бы соблазнился, поддался влиянию, нырнул с головой в этот омут и ни за что бы не пожалел. Но обстоятельства складываются иначе. О чем и напоминает мне играющая здесь песня – ее песня – досаждая, как застрявшая в заднице заноза. – Буду ждать дома, – отвечает Крисси, быстро целует меня в щеку и выходит из магазина. Кажется, я ее обидел. – Красивая, – слышу я позади себя и оборачиваюсь. Джесси… Джесс стоит спиной к стойке и наблюдает за мной. – Ты бы лучше ушел с ней. – Я решу сам, – холодно говорю я и подхожу к ней ближе. – Хорошо, Эдвард, – натянуто улыбается она и продолжает: – Только не делай меня виноватой. Ты ведь сам пришел сюда, был здесь всю ночь, чтобы найти мою песню. Разве нет? Но вот, появилась я, и теперь ты жалеешь. – Я должен все выяснить. Мы с этим разберемся – и затем разойдемся по своим мирам. – Ладно. – Ладно. Одновременный тяжелый вдох. Мелодия затихла, превратившись в глухой треск винила. Это означает, что все драгоценное время мы потратили впустую. Ставить песню заново я не хочу, да и не успею – совсем скоро нужно открывать магазин. А пугать посетителей разговорами с самим собой я не собираюсь. Плюс – все это нужно хорошенько обдумать. Я безумно устал и безумно хочу забыть все это, себе дороже. Но кажется, благодаря этому короткому времени Джесс начинает оживать (если так можно выразиться). Появляется блеск в глазах, лицо подтягивается, а одежда даже уже и не кажется такой грязной. Хотя, возможно, изменения в глазах смотрящего. – Будешь снова считать вслух? Один… два… – смеется она перед тем, как исчезнуть. – Иди ты, – отвечаю я, а затем искренне, по-ребячески улыбаюсь в пустоту.