Метаморфоза

Вдыхая морозный воздух, достигающий самого горла, он думает, что ничего холоднее чужих сердец и не будет. Цепкими пальцами, которые уже давным-давно приобрели бледный оттенок из-за минусовой температуры, он подтягивает шарф, утыкаясь в него замёрзшим носом. На пухлых щеках румянец, а руки он прячет в карманы, пытаясь согреться самостоятельно. С каждым шагом по одинокой аллее, освещаемой только тусклым светом уличных фонарей, ощущается неприятное покалывание в ступнях. И не вина это плохой зимней обуви. У него они всегда холодные. Ветер нещадно бьёт в лицо вместе со снегом. Щекочет даже. Он опускает взгляд, тем самым укрываясь от него, уже не видя старушек, продающих цветы на морозе. «Они же замёрзли, бабуль», — как-то произнёс один мужчина, оглядев розовые бутоны, кончики которых уже свернулись и сильно подрагивали при каждом порыве ветра. Даже цветки, которые считались зимними, не смогли выдержать такого холода. А Чимин, хоть и родился в мае, но терпел холод долго. Не холод такого времени года, как зима, — он думает, что холод человеческих сердец намного больнее. Хотя и выдержал больше, чем один зимний вечер, — азалия, но итог один. Огрубел до невозможности. Умер. Правда, только морально, ведь обмерзание тела и есть доказательство его жизни физической. Он не являлся светским красавцем, на которого вешались все подряд. Быть может, потому и заполучить сердце чьё-то было невероятно сложно? Два неудачных романа ему хватило, чтобы окончательно убедиться в том, что люди, которым он хотел принадлежать, по температуре словно трупы в морге. Ледяные, то бишь. И чувств к нему никаких не питали. Не только он, но и его мать, уже покойная, помнила то время, каким поникшим, каким сломанным выглядел Чимин. И не только выглядел, а являлся целиком и полностью. Только его мать не считала причину этого состояния какой-то незначительной. Невзаимные чувств разбили юношу вдребезги. Однако эта женщина была уверена: её сын нездорово восприимчив к неразделённой любви. Последние свои дни она проживала плохо, из-за чего Чимину приходилось всё больше заботиться о ней. Только вот понять никак не мог. Оставалось загадкой. Зачем она перед смертью высказала столь сложную просьбу? Посиневшие женские губы молящим голосом сказали, чтобы он перестал любить. У восемнадцатилетнего Чимина тогда всё рухнуло внутри, а слёзы потекли сами по себе. Уже потом он списал всё это на воспалённый ум и болезнь. Она ведь не может сказать так всерьёз. Пак твёрдо считал: до чего ж глупы эти слова! Тогда ему казалось лучшим вариантом умереть от любви, чем от чувства безразличия ко всему. Так ли это на самом деле? Мать была рядом, когда Чиминова грудная клетка с трудом вздымалась, тело потрясывало от новой партии слёз, глаза приобрели статус вечно красных, а взгляд был безжизненным, словно он умирал. Она видела всё это воочию. И её сердцу тоже было невыносимо больно. Каждая мать хочет, чтобы её ребёнок улыбался. «Где же мой жизнерадостный Чими?» — задала она вопрос, расплываясь в улыбке, а её глаза сверкали. И теперь сын рад, что мать не видит его такого сейчас. Последние два года скрыты от её глаз. От этой мысли становилось легче. Рвано выдохнув, темноволосый снимает шапку, трепля волосы, делая их более пушистыми, и уже собирается ступить на первую ступеньку к метро. Но кто-то его одёргивает напористым касанием плеча. Когда он нерешительно вынимает наушник, звук играющего джаза становится более отдалённым и в уши больше не бьёт. Он оборачивается, округляя глаза на незнакомку. — До вас пока дозовёшься… — женский голос сопровождается усмешкой. Парень смыкает губы и хмурится, изгибая бровь. Он недоволен, ведь его не только вывели из мыслей, но и в чём-то упрекают. Однако выражение лица девушки давало понять, что на конфликт она настроена не была. — Говорю, доллар и пятьдесят центов не найдётся? — по-видимому, повторяет свой вопрос она, а затем переводит взгляд на цветы, лежащие на миниатюрном столике. Жалостливый взгляд старушки и ожидающая ответа русоволосая ставили в неловкое положение. Спустя несколько секунд слышится расстёгивание молнии на куртке, а так и не согревшиеся пальцы лезут во внутренний карман. Нащупав денежные купюры, он их вытягивает, опуская на них взгляд. И, протягивая немного трясущимися от холода руками, отдаёт. — Благодарю. Очень хотелось цветы, но мелких денег с собой не оказалось, — поясняет она, передавая из своих рук деньги замотанной в копу одеяний старушке. — Они же увядшие, — Чимин слегка морщит нос, наблюдая за тем, как старушка собирает с поверхности три рассыпавшиеся азалии, а затем протягивает незнакомке. Разворачиваясь на пятках в своём направлении, он продолжает спускаться по лестнице, пихая наушник в ухо. И зачем он вообще отдал деньги на такую ерунду? Чем эти увядшие азалии привлекли внимание девушки? Не успевает он избавиться от вопросов о недавно произошедшем, его снова кто-то тревожит. — Даже в вялых цветках можно разглядеть красоту. Как думаете? — она сверкает тёмными омутами в сторону юноши, отвечая на его комментарий. — Думаю, что ничего привлекательного в увядшей азалии нет. Взгляните на неё, — он еле дотрагивается до её запястья с зажатыми в пальцах тремя цветками, поднимая его на уровень их лиц. — Лепестки свернулись, а бутоны так и норовят встретиться с землёй, — с выцветшего розоватого оттенка растения он переводит взгляд на метр шестьдесят напротив. На её лице еле заметны веснушки, а выразительные глаза глядят в Чиминовы. — Вы тоже от этой азалии мало чем отличаетесь, — она пожимает плечами, поджимая губы, и глядит в пол. Такая лаконичность вперемежку с неким хамством удивляет. — Вы ребёнок? — холодным тоном отчеканивает, возобновляя ходьбу по широкому проходу. Людей почти нет, только они одни. Он мельком глянул на часы, подметив, что семь минут десятого совсем не является часом пик. — Почему же? Думаю, я даже постарше вас буду, — юноша умело скрывает изумление под холодной маской и изгибанием брови. — Возраст не показатель, — он даже не смотрит на лицо незнакомки, в то время как той периодически приходится срываться на бег трусцой, дабы поймать зрительный контакт. Находясь уже в метре от турникетов, парень вытаскивает из кармана куртки студенческий, прикладывая к терминалу. И после того, как загорается огонёк и дверцы с шумом открываются, ему удаётся поспешно проскользнуть между ними. Уже не слыша позади чужих шагов и женского голоска, он двигается на малолюдную платформу. Становясь с краешку, облокачивается о колонну, прикрывая глаза. Сегодня был сложный день. И болят не только ноги из-за постоянных тренировок, но и голова, хоть мыслей в ней не было никаких. Медленно открыв глаза, чтобы переключить песню, видит перед собой сосредоточенное лицо незнакомки, из-за чего дёргается от неожиданности. — Так вы студент? — вскидывает брови наблюдательная девушка. Начинает раздражать. — А вы кто? — Пак отрывает голову от колонны, устало склоняя её на бок. — Я вас не зна… — Макото, — она перебивает, не давая возможности договорить, и протягивает руку. — Макото? — переспрашивает. — Макото — любительница увядших азалий. А я Чимин, люблю, когда никто не пристаёт ко мне на улице, — пожимает протянутую девичью руку, натянуто улыбаясь, говоря прямо: он желает, чтобы она отвязалась. Автоинформатор объявляет прибытие поезда автоматическим голосом, и темноволосый приближается к станции, даже не задумываясь о том, почему эта Макото не сдвинулась с места. Как только двери поезда открываются, он не успевает сделать и шага, как выкрашенная макушка, оказавшись пронырливее, забегает быстрее него. Облокотившись на запертые двери на противоположной стороне, девушка выжидающе смотрит на него. Чимин с радостью подождал бы следующего поезда, только бы не ехать с девушкой, но желание как можно скорее оказаться дома одерживает верх. И, ступив в вагон, увешанный всякой рекламой и её же дубликатами, двигается прямо по направлению к недавней знакомой в тёмном пальто. То, как по-разному они смотрели, никак не могло навести на мысль, что они имеют хоть какое-то представление друг о друге. Чиминовы карие глаза глядят с холодом, а мышцы его лица расслаблены, в отличие от Макото, в которой была заметна заинтересованность и лёгкая уязвимость. — У вас холодные руки. Не хотите где-то согреться? — наконец отрывает свои темные омуты от такого настойчивых глаз парня, отводя взгляд куда-то в сторону. — Откуда вы знаете? — парень опирается рукой на двери позади неё, автоматически становясь ближе к лицу японки, наблюдая за тем, как на пересохших губах расцветает еле заметная усмешка. — Вы же пожали мне руку, как минимум. Но это было заметно и тогда, когда давали мне деньги. Они даже дрожали, — то ли с каким-то удивлением, то ли с волнением произносит та, а юноша чуть отстраняется, выдыхая. Ей нет дела до того, замёрз он или нет. От этой фразы веяло маминой атмосферой. Будто сейчас она с ним разговаривает. Конечно, не только его мать спрашивала о таком, но искренности этих слов он мог верить, только говоря с ней. — Хочу, — отвечает парень на очередном выдохе, внезапно отдаляясь. — У себя дома. Боковым зрением видит, как та улыбается, склоняя голову набок. — А я в своей квартире вам и не предлагаю, — усмешка. — Знаю местечко, где делают очень вкусный малиновый чай. — У меня аллергия. — На чай? — На малину… — настороженным тоном произносит, хмуро смотря исподлобья. — Тогда возьмём травяной, — отвечает она, а её глаза вспыхивают на миг. В голове темноволосого слишком много сомнений. Объявление новой станции звучит в унисон с открывающими дверьми, и девушка смело двигается к выходу. А его ноги будто онемели, не смея сделать и шага. Нервно закусив губу, он выскальзывает практически в последний момент, тихо чертыхаясь.

Сент-Пол, Миннесота.

10:10 PM.

Хлопья кружатся в воздухе, опускаются на землю, так неспешно и размеренно. Но как только касаются тротуаров — исчезают. Словно и не было их вовсе. На проезжей части пробки из-за внезапной метели в первых числах декабря, и дворники счищали снег, сколько могли. Кое-кто сказал, что ничто не обжигает, как холод. Ложь. Замёрзшие пальцы на ногах и руках, ледяной ветер с севера и толстые слои снега передают лишь малую часть холода, который человек может ощутить. А пока кто-то желает упиться подогретым вином с пряностями и устроиться возле жаркого очага, Чимину хочется спать. Клонит в сон по причине этого самого холода, который забирает все силы и не оставляет ничего для сопротивления ему. Можно ведь лечь и уснуть, так медленно и в тишине. Кстати, в одной книге говорилось, что ты не чувствуешь никакой боли в этот момент: всё просто меркнет перед глазами, готовыми навсегда закрыться. — На кого вы учитесь? — заговаривает девушка, заставляя невольно вздрогнуть, напоминая о том, что он не один. — Артист балета, — парень наклоняет голову вниз, смотря под ноги, выдыхая морозный воздух. Со стороны слышится понимающее мычание, которое слегка озадачивает. — Станцуете для меня? — вскидывает брови она, глядя без смущения на лицо юноши. — Что? — хрипит, передавая интонацией нелепость сказанного. В свою очередь, Макото косится, а затем восклицает «Вон там!» — пальцем указывая на уличный ларёк с напитками неподалёку, тем самым уходя от темы беседы. Под ботинками слышится скрип снега, как только те ступают на край проезжей части. И он пока не решил, успокаивает это или, наоборот, раздражает. Русоволосая делает уверенный шаг вперёд, стремясь попасть на тротуар напротив, но крепкая мужская хватка не даёт этого сделать. Чимин резким движением тянет к себе и сразу за девичьей спиной слышатся тормоза автомобиля. Взгляд Пака хмурый и строгий, а вот Макото даже слегка напугана. И, решая ни слова не произносить, Чимин ослабляет хватку и вскоре вовсе отпускает тонкое запястье веснушчатой, переходя дорогу. Ледяные руки касаются горячего стаканчика. Тепло. Из-за такого контраста температуры странное ощущение в пальцах. Чимин загадочно глядит на бордовую жидкость, от которой ещё исходит пар, а в нос бьёт насыщенный аромат сухофруктов. — Вы говорили за чай, но мы купили глинтвейн, — констатирует факт юноша, делая медленные шаги по тихому парку. — Не говорите мне, что не пьёте, — насмешливо произносит, словно это очевидно. — Я быстро пьянею, — в отличии от девушки отвечает ровным тоном даже без толики какого-то смеха. Тогда Макото отрывает глаза от зимнего пейзажа впереди них, таких заснеженных ёлок и голых лиственных деревьев — которые, между прочим, будучи в снегу, не казались такими пустыми — и поднимает глаза на Пака сбоку от себя. — Не думаю, что вы опьянеете настолько, что перестанете соображать от слова «совсем», — делится своим мнением она, делая глоток первой. Вдалеке послышался чей-то смех. Юноша мигом поднимает голову в предполагаемом направлении сего звука. Ему показалось, что смех в этой атмосфере был лишним. Но наверняка только ему. Напиток обжигает не только своей температурой, но и крепостью. Он редко развлекался алкоголем. Максимум магазинное пиво и за компанию с друзьями. — Как оказались в Сент-Поле? — интересуется, взглянув на русоволосую. Не на отдых ведь она приехала из Японии в Меннисоту. Обычно холодные времена года редко выбирают для отдыха: люди принимают решение перезимовать в каких-то жарких странах. Но что хорошего в том, что тебе слепит глаза, а ты сам истекаешь потом? — Работа, — звучит лаконичный ответ. Парень молчит, надеясь услышать больше. — Я адвокат, а в штаты я отправилась по одному дельцу, — всё-таки продолжает она в унисон со скрипом снега. — Вы хорошо знаете английский, — подмечает он не такую уж и деталь, а на эти слова Макото скромно пожимает плечами и тянет слабую улыбку. — Вы тоже. Извините заранее, если затрону некомфортную для вас тему, — слова заставляют насторожится, а пальцы ног невольно поджимаются. — Вы не выглядите даже грустным, — он непонимающе выгибает бровь, замедляя шаг. Её лисий взгляд чёрных глаз смотрит проницательно, но не настолько, чтобы сломить холодную маску Пака. — А мёртвым, — слова слегка ошеломляют, вынуждают Чимина даже на миг растеряться. Больше всего он не понимал, к чему та ведёт и чего хочет добиться. — Хотите сказать, что можете помочь? — совсем недоброжелательным тоном произносит, наблюдая за тем, как подозрительная эмоция сменяется усмешкой. — Разве мёртвому можно оказать помощь? — она по-птичьи склоняет голову набок, ставя его вопрос под сомнение. Чимин едва щурит глаза, смыкая пересохшие губы в одну тонкую линию, насколько это возможно. — Мёртвому можно посочувствовать, — он возобновляет ходьбу, но ненадолго, останавливаясь через один-два шага. — Ну, посочувствуешь ты, что с того? Не плевать ли умершему на сочувствие? — Макото закидывает вопросами, не прекращая рассуждение. Чимин молчит, принимая волну морозного ветра, который с болью режет нежную кожу его лица. — Если к нему наплевательски относились при жизни, то не наивно ли верить, что что-то изменится после смерти? — её голос буквально стучится в стенки его разума, пытаясь найти ответ во всём барахле, который долго покоится там. — Не наивно ли продолжать жить, веря в то, что что-то ещё может измениться при жизни? — отвечает вопросом на вопрос. Он видит то, как маленькие глазки девушки дрогнули, а она сама будто окаменела. — Не наивно, — отчеканивает. Во взгляде Чимина ничего не поменялось: он оставался таким же непреклонным. Темноволосый опускает голову, а его глаза перемещаются на увядшие цветы в замёрзшей руке девушки, обхватившей букет в кольцо. — Верните эти цветы к первоначальному виду, — кидает скорее приказ, чем просьбу, юноша. Девушка медленно опускает глаза на них, видя, как на потрёпанных лепестках покоятся снежинки. — Не проводите эту нелепую параллель с обычными цветами. — Почему нет? — отвечает девушке, лениво вскидывая брови. — Потому что это откровенно глупо! — не сдерживается Макото от эмоционального восклицания. — Докажите мне обратное, Макото, — холодным тоном отрезает, наблюдая как волна растерянности настигает русоволосую, а взгляд медленно перемещается на закушенную девушкой нижнюю губу. — Не считайте, что вы победили в этом споре, — с толикой обиды произносит японка, а на лице Чимина, к удивлению, появляются намёки на вежливую улыбку. Он тянется к красному шарфу, обмотанному вокруг шеи девушки, заботливо подтягивая его за краешек ткани, тем самым защищает её шею от ветра. — Не замерзайте, — напоследок кидает юноша, залпом допивая оставшуюся жидкость, даже не поморщившись от горечи и температуры и, выкинув стаканчик в урну, стоящую неподалёку, оставляет Макото в лёгком недоумении.