***
Время, когда отец уходит на работу, Коля выясняет с почти нечеловеческой интуицией и всегда ставит будильник на час раньше этого времени, иногда просыпаясь даже раньше противного дребезжания. Голова всегда нестерпимо болит, когда сон прерывается, без особого в общем желания, выпуская юношу в реальность. Открывается яркая синяя иконка твиттера или скачанная на новый, купленный после того, как старый Костин мобильник окончательно помер, телефон серия непрочитанных книг. Романов ухмыляется, крепче прижимая к икрам холодные стопы, пытаясь их согреть, и читает, не считая прошедших минут. В соседней комнате спит Миша, или, думает Коля, сотворивший вместе с младшим братом множество проделок, уже не спит. Может быть тоже читает, может быть в срочном порядке дописывает таблицу по биологии… Романова прошибает холодным потом: — Ё-моё… Я забыл написать это чертово сочинение по немецкому! — подросток пулей вылетает из-под одеяла, на ультразвуке шипит, когда холодный ламинат недружелюбно встречает только-только согревшиеся ноги и, хватая тетрадку по второму иностранному, срочно лезет обратно. Гебель — злющий, словно сам сатана, учитель немецкого, за отсутствующее сочинение, точно бы откусил ему голову. Вздохнув, Романов принимается вдохновенно строчить бредовое письмо несуществующему далёкому другу. И как же Коля в этот момент завидует старшим братьям — им-то уже учиться не надо, и вздыхать, глядя в окно, пока лающе-скрипучим голосом монотонно объясняется нелюбимым преподом очередная нудная тема. Костя уже давно уехал в Польшу и делает искусство, проектируя шедевры совремееной архитектуры, Саша вот, после долгих лет обучения, наконец открыл свою небольшую частную стоматологическую клинику. И преспокойно встретил там свою единственную и неповторимую Лизу. Кстати, эту историю она не уставала рассказывать никогда и Коля, который восхищался ангелом-Лизой буквально с первого семейного ужина, выучил её наизусть. А дело было так: Лиза была первой Сашиной практиканткой. От университета, в котором она училась, троих подруг — Лизу, Аду и Настю — отправили в клинику к СанПалычу Романову. И в первый же день своей практики, когда ЛизаветАлексевна ассистировала симпатичному главврачу, несчастная девушка от смущения и огромного скрытого волнения, от одного вида крови, под конец операции, упала в обморок прямо в руки СанПалычу. — Собственно, после этого мы и столкнулись у дверей ближайшей кофейни, в которую решили забежать за извинительным кофе, — ностальгически улыбаясь, заканчивала Лиза и Саша целовал её в макушку, обнимая со спины. — И кофе там был не очень, честно говоря, — комичным шёпотом добавлял брат, — Но для первого свидания вроде даже ничего. Воспоминания заканчиваются ровно тогда, когда экран ярко вспыхивает, предупреждая о дребезжании последнего перед основным, финальным будильником, а рука сама ставит жирную точку в конце прыгающего со строчки на строчку текста на рычащем иностранном. Перед уроком надо будет переписать — они с Серёжей Муравьёвым всегда так делают, только Серж правит французские буквы, а Никс — странно-знакомое, красивое сокращение, плотно прицепившееся в первый же день знакомства — немецкие. Мишель, который тоже уходит с Серёжей на французский, над красотой почерка не заморачивается — он так пишет всегда, и, совсем как Рылеев, поймавший вдохновение, жуёт несчастный кончик ручки.***
Когда Романов выскакивает на улицу, наскоро позавтракав и оставив только вышедшему из комнаты, весьма натурально зевнувшему младшему брату записку с напутственными надписями, утро пятницы уже бьёт в глаза ослепительным солечным светом. Мишке везёт — ему сегодня ко второму и уроков будет только пять. Географичка внезапно уехала на какое-то своё мероприятие. Серёжа с Мишелем вспархивают с лавочки и, улыбаясь, спешат навстречу другу. Как здорово, что все друзья из их компании живут почти в одном доме и обажают проводить вечера в одном конкретном дворе. — Паши сегодня не будет, он решил устроить себе выходной, а Кондратий, с простудой, сказал что уже ждёт у школы, — деловито сообщил Муравьёв, которого чаще в тайном обществе называли по второй части фамилии — Апостолом. В общем-то, было за что. Пугая голубей и серых ворон, неразлучная троица пронеслась по хрустальным зеркалам луж мимо любимой кофейни, в которой они с ребятами частенько после уроков пили какао с зефирками, где Пестель шутил свои оппозиционные шутки, Кондратий отдавал на суд их дружной публике свои, иногда ещё не очень складные стихи, и исправлял их тут же, найдя рифму или услышав стоивший вариант от кого-то из друзей. Трубецкой иногда писал сценарии к школьным мероприятиям, на которые его всегда ставили ведущим — Диктатором! — смеялся Серёжа — или почти незаметно влюблёнными глазами глядел на Рылеева, Мишель безумолчно щебетал на французском, Петя потягивал сладкий раф с карамельным чизкейком, а Серёжа… Серёжа просто был, мягко улыбался, пил горячий какао и создавал эту их неповторимую атмосферу, У школьной ограды их уже поджидает закутанный в широкий цветастый шарф до самого носа, Рылеев. — Я вам тако-ое на перемене расскажу!.. Эй, ты чего? — замечает он всё нарастающее Колино волнение. — У меня немецкий первым. Гебель за опаздание живьём сожрёт! — хмурится Романов. — Так Густав Иваныч же заболел! — восклицает в порыве чувств литератор всея школы, — И задание переносится на следующий урок. — Вот зараза! — коротко ругается Романов, — И зачем я только с этим текстом сегодня мучился. — Кому как… — тянет Серж, — У нас с Мишей всё по расписанию. Елена Пьеровна хоть бы раз заболела, так нет! Короче, на перемене и обсудим! И все с Серёжей внезапно соглашаются. Каховский, дежуря у гардероба, за пару конфет сегодня милостиво не замечает забытой дома сменки и пропускает их за секунду до звонка. Кондратий радостно уносится на второй этаж на свою любимую — ну кто бы сомневался! — литературу, Бестужев-Рюмин утаскивает задумчивого Серёжу в сторону кабинета очередного иностранного, Петя уныло летит на информатику, а Романов с опаской шагает на замену. Хоть бы не алгебру, поставили, хоть бы не алгебру! Мироздание сегодня, наверное, благоволит Николаю и вместо алгебры, немецкий заменяет прекрасное, во всех смыслах, обществознание.***
«Ну что, птица-тройка? Не померли там ещё на своей химии?» — звонко булькает после третьего урока уведомление от Кондратия. Мишель вскидывает светлую голову, открывая чат и невольно присвистывает. — Что там? — Серёжа оборачивается, встряхивая уставшей рукой. Зато доска, пока вода не высохла, сияет глянцевым зелёным цветом. Дежурства после урока в любимом кабинете никто не отменял. — Да всё как обычно. Наш поэт не в ладах с Яной Семёновной, вот и переживает, что она нам головы пооткусывала. В этом весь Кондратий, — Миша дожёвывает яблоко и с точностью бывалого баскетболиста бросает ещё два прямо в руки Серёже и закончившему поправлять парты Никсу, — Ну что, идём его искать? Он нам утром обещал сенсацию. Романов хмыкает: — Чего его искать? На большой перемене он всегда в столовке, с Пашей дискутирует или Трубецкого достаёт. — Нуу, про «достаёт», — Сережа, проголодавшись, хрустит яблоком и делает пальцами «кавычки», — ты, конечно, загнул. Князь у нас и так ледышка-айсберг, которого достать не легче, чем звезду с неба похитить, так ещё и влюблённая ледышка. Но только тс-с! Я вам этого не говорил! — бесёнок, вселившийся во всегда спокойного и собранного Сержа, сегодня явно разошёлся пуще прежнего. Коля вспоминает: Сегодня же пятница! Уже можно. — Слушайте! — внезапно, после того как прокашлялся, восклицает с сияющими глазами Рылеев, когда яблоки съедены, соки выпиты, а над столом повисает уютное молчание. — Слушаем, — подтверждает Каховский. — У меня родилась ну просто замечательная идея! Давайте на этих выходных в Эрмитаж ломанёмся? Прям вот всей компанией, на экскурсию. На павлина этого знаменитого, который в рекламе на «Культуре» был, посмотрим, на всё-всё вообще посмотрим! Как вам? И младших с собой возьмем, если что. От идей Кондратия отказываться всегда было глупо, потому что идеи он, чаще всего, выдавал стоящие. Поэтому Петя поднял руку «За» сразу же, Серж с Колей немного раздумывают, поэтому Мишель, сидящий ровно между ними, абсолютно уверенно поднимает их руки вверх вместе со своими. — Я «За» всеми руками. И ногами тоже! — восклицает Бестужев и действительно отрывает ноги от пола. — Напишу Пестелю, — решает Серёжа Трубецкой, единственный, кто во всей их компании имеет прозвище — Князь — и что-то быстро строчит в телеграмм, — Я поеду и он с нами. Когда встретимся? — Когда проснёмся, — бурчит Петя и смеётся. Пятница же. Сегодня можно.