Экспериментатор

— Дэнни, Дэнни, вставай. Слышишь, меня? Вставай! — Бог ты мой, чей это голос? Тонкие руки начали проникать под меня, пытаясь поднять. Я приоткрыл глаза и увидел на своем животе татуированную конечность. Неужели это он? Когда я начал вытягивать губы, чтобы выпросить у помощника поцелуй, в ответ почувствовал лишь колебания воздуха с шипящим звуком. Да, в своем состоянии я именно так воспринимаю любую информацию. — Не сейчас, Дэнни! Где твой телефон, почему ты мне не звонил? — Малыш, прости меня… — Боже мой, Дэнни, сколько же ты бухал? Ха, он обо мне заботится. — Тише-тише. Так, аккуратно, лестница, ещё одна… Молодец, вот так, осторожно. — Волосы у него длинные какие-то стали. — Ай! Дэнни, убери руку!

***

— Доброе утро. Я разомкнул глаза и увидел перед собой очертание женского силуэта. Майка… — Здравствуй. — И как ты мне всё это объяснишь? — Майка, я… — В ответ я почувствовал на себе понимающий взгляд. — Что-то с Беном? — Она положила свои нежные руки на моё лицо и посмотрела ненавистными мне прощающими глазами. Почему она меня прощает? — Майка, что это? Ты всё-таки… О, Боже! — Я приложил руку к её животу, в низу которого был виден небольшой бугорок. — Сколько? — Три месяца. — Майка, уходи от меня! Бери вещи и уезжай! Спасайся, убегай от меня! — Что? Дэнни, ты чего? Снова провал в памяти. Последний месяц прошёл мимо меня, не оставив ничего, кроме тяжелейшего похмелья. Я выгнал Майку из дому, она долго ко мне ходила, плакала, говорила, что найдёт Бена. Бред, всё бред. Она нереальна, её ребёнок нереален. Всё проходило мимо меня, даже не пыталось забрести в мою голову. Как я жил — не помню. Мне слишком легко удалось от всего избавиться. Слишком… Комната, эта грязная, засранная комната. Она меня сдавливает, не хочет меня выпустить. Она выудила из моего мозга всю информацию. Я действительно не помню, как меня зовут, даже не совсем понимаю, какого я пола. Денег уже не осталось. А что я умею? Музыка! Я помнил, как играть. Чёрт! Вот она — его гитара. Беленький новенький Ibanez. I'm out the door, I'm on my ass again like every night before I'm off the wall, out of my fucking mind, I'm out of control. Выкину её к чертовой матери. Я уже хорошо знаю, где она живёт. Продам, заработаю денег, которые мне, в принципе, не нужны. Где мой молоток? Снова пробел в памяти. Всё чёрно, смазанно, несуразно… Звон, громко, болят уши. Что случилось, бедный Дэнни? Что же? Я поднимаю с пола средних размеров осколок зеркала и вижу в нём заросшего волосатого мужика с бородой до ключиц. Это я? «Да, Дэнни, ты!..» Старый подвал, скрипучая лестница, твёрдый чёрный кофр. Привет, моя малышка, давненько я тебя в руках не держал. Она осталась нетронутой, лишь несколько пылинок успело упасть на твои изгибы. Натерев струны канифолью, я начал вспоминать былые годы. Моя скрипка пахла детством. Тёплый день, бледно-розовые цветы на вишне, солнце пахнет весной, а я иду с компактным кейсом за плечами к симпатичной учительнице. Она мне была как сестра… пока её машина не переехала. Хочу к маме… Поднялся из подвала я в руках с кейсом и молотком с огромным дюбелем. Дальше всё поплыло перед глазами. Не замечая стекла, которое сильно царапало мои ноги, я пробрался до противоположной входной двери стене. Выходя из дома с кофром, я оглянулся и увидел напротив себя прибитую дюбелем к стенке белую, лишившуюся двух целых струн гитару. Я сознательно решил отравлять собой себя. Самоуничтожение… Покинув тоскующую обитель, я направился куда-то туда, где темно. Темно было всюду, куда б я не пошёл. Грозовые тучи делали небо каким-то грязно-оранжевым, орошая его яркими рассечениями, сопровождающимися приглушёнными стонами. Я в тёмном туннеле, уже полностью потерявший связь со всем, что надо мной. Сев на пол, облокотившись о стену, я достал свою фигуристую малышку, уперев её подставкой под подбородок. Взяв в руки нетронутый смычок, погладив тыльной стороной ладони её по всей длине обечайки, я начал водить спокойными пальцами по стареньким струнам. Попривыкнув к забытым ощущениям, я приступил к самому главному. Как только коснулся нежными волокнами смычка жестких неподатливых железных жгутов, я услышал последний громкий грохот над собой и шелест падающей откуда-то сверху воды. Мягкая неуверенная музыка заполнила чёрный туннель. Почему я так делаю? Почему пришёл сюда? Вновь мою память затуманило нечто, что прежде блокировало мой мозг. Я перестал видеть грань между реальностью и воображением. Я решил создать плод такого союза. Пока что в виде музыкальной импровизации. Как оказался дома, не знаю, сколько времени прошло — тоже. В то время я много гулял ночью, не осознавая ничего. Я слишком много маялся дурью, чтобы просто так потерять себя, забыть обо всём. Я чуть-чуть не соображаю, что сейчас делаю, куда стремлюсь, но это чувство лучше любого, что я когда-либо испытывал. Да, я знаю, что становлюсь сумасшедшим, но это меня и радует. Да, в этом и есть некий смысл. Смысл в том, что я впредь никогда не скажу «зачем?». Вновь возвратившись домой после похода, весь мокрый от дождя, открывая дверь, которую никогда и не запирал, я увидел на своем запястье длинную широкую атласную ленту чёрного цвета. Этому я не удивился, знал, откуда она взялась. Открыв дверь, я начал пробираться сквозь бумажные дебри в своей комнате к неприметному оазису в виде небольшого стола, на котором аккуратной стопочкой лежали листы белоснежной бумаги. Рядом стоит небольшого размера кушетка, расположенная прямо под изувеченной гитарой успевшего спастись от приносящей только мне удовольствие самодеструкции человека. Вновь сев за рабочее место, я открыл толстенький конверт, полученный мною сутра. «Дэнни. Я пишу тебе с огромным сожалением. Ты спас меня от всего, что должно разрушать. Поверь, мне тяжело представить, что ты это читаешь. Тяжелее представить, что творится в твоей голове. Я живу в одном городе с Майкой, которая нашла твоей рыжеволосой, кудрявой зеленоглазой дочурке нового отца. На тебя они не в обиде. Они тебе очень благодарны. Но в большей мере тебе благодарен я. Ты меня спас. Можешь этим гордиться. И если есть на свете Бог, то за мое спасение он простит все твои грехи. Ты лучшее, что случилось в моей жизни. Прости, что так вышло. Чтобы хоть что-то осталось в память о нас, я посылаю тебе медиатор. Я знаю, читать моё письмо невозможно — оно несвязное, нелогичное да и вообще... Передаю привет от моей невесты Саманты. Я просто хотел, чтобы всё было правильно, и я знаю, что оно и так будет. Прости, Дэнни» Я спокойно отложил письмо в сторону, взяв в руки стопочку лежащих слева от меня листов. Я был счастлив. Не верю в Бога, Бен, не верю! Я жду смерти, спокойно жду. Что ещё делать? Это классно, Бен. Бен, я начал понимать. Да, я понял твои слова, Бен, слышишь. И о тех, кто не давал тебе видеть, и твои взгляды я понял. Только там, где ты был, можно видеть даже с атласной лентой на глазах. Больше всего хочу переговорить с тем мужичком, которого все Всевышним называют. Всё спокойно, всё размеренно, в моих руках моё творение, моя Афина. Я жду встречи. Мне всё равно. Мысли хоть и роятся, как пчёлы, в нездоровом мозгу, но каждая летит к своей цели. Да, принцип соты. Перечитав содержимое листочков с тяжелыми следами грязных чернил, я начал проверять правильный порядок страниц. Положив второй листочек наверх, краем глаза узрев текст: «Так проходил каждый вечер моей никчемной жизни. А завтра у меня день рождения. Happy birthday to you, Danny! Уже месяц, как я решил начать новую жизнь. Эх, Сиэтл, Сиэтл, поменял ты мои привычки. И слава Богу! Я начал наслаждаться каждым, даже непьяным моментом. Как приятно выпить виски и остановиться в тот момент, когда он слегка бьет в голову, наслаждаться терпким, тягучим, цветным вкусом...», я точно знал, что последняя страница наполнена буквами в такой конфигурации: «Всё спокойно, всё размеренно, в моих руках моё творение, моя Афина. Я жду встречи. Мне всё равно. Мысли хоть и роятся, как пчёлы, в нездоровом мозгу, но каждая летит к своей цели. Да, принцип соты». Положив первую страницу, на которой большими чёткими буквами выписано «Am I insane?», я перевязал нетолстую стопку чёрной атласной лентой. Я положил сверток в шуфляду стола и закрыл её на ключ. Вот уже и всё готово к тому, чтобы я окунулся в мир, в котором мне лучше всего, где нет ничего: ни чувств, ни эмоций, ни даже музыки — лишь спокойствие. То чувство, которое смогли мне дать те чертовы таблетки. Такой замкнутый круг… На моей шее уже висит пёстрый квадратик, я готов ко сну, на кровати меня ждет теплый плед, уже кто-то пришёл за моей душой, некто желающий взять её в аренду на одну ночь. Я приложил пустой конверт к носу, в последний раз вдохнув родной аромат, смешанный с запахом рельс. Я переворачивал конверт, рассматривая его со всех сторон на фоне яркого света лампы. Что за надпись на внутренней стенке свёрнутой бумаги? Так, трудновато понять неразборчивый почерк Бена, но я всё же сумел... «И кто из нас теперь экспериментатор, Дэнни?»