Экспериментатор

Самый ужасный период моей жизни набирал обороты. Дни были чертовски длинными. Каждый день я волокся к живому напоминанию своей глупости. Как я не напился? Так хотелось, горло просто требовало дозы волшебного вещества. Дэнни, Дэнни, что ты натворил? Но длительность дня — единственное, что укладывалось в моей безалкогольно-пьяной голове. Всё было ужасно нечётко, плыло время, за собой оставляя острый и тягучий след. Русский успокаивал меня, что с Беном всё будет хорошо. Почему-то я ему не верил. Я смотрел на немого Бена, который даже не замечал меня. Пока доктор выходил за двери, я просто обнимал его, пытаясь хотя бы запомнить запах. На руках после таких действий оставалась его ментальная вуаль, которая душила меня, когда я оставался один. Ха, а я и был один. Всегда. Я находился в коме и понятия не имел, что делать с Майкой и нашим ребёнком. О группе уже и заикаться не стоит: я теперь не смогу общаться с людьми, а Бен тем более. Каждый божий день я припирался к нему. Он не понимал, кто я. Зачем я к нему шёл? Опять это «зачем?». Не хочу! Не хочу!!! — Дэнни, Вы заметили, что Бен уже начал на Вас реагировать? — Он говорил уверенно, но все его слова вызывали во мне лишь новый приступ безразличия. — Возможно, — коротко и холодно отвечал я. Я заходил к нему каждый день, и каждый день я видел одно и то же. Ничего нового, никаких изменений. И ещё раз за разом мне в голову опять резко и ясно врезался этот чертов сон. С каждой ночью он становился всё реалистичнее и впивался в мой мозг, упиваясь моей болью. Нет, не болью, а пустотой. Да, пустота — она не полая внутри, в ней яд. От него в середине разъеденные дыры. — Дэнни, посмотри на меня. — Мы сидели за столом возле окна его палаты. Да, он со мной говорил, но я его не понимал либо не пытался, был уверен, что Бен не в себе, что он безумен. Он направил на меня свой внимательный изучающий взгляд. — Знаешь, Дэнни, а мне сначала не давали говорить и видеть, я мог только слышать, а сейчас я понял, что мне это и не надо. — Он говорил настолько искренне и внятно, но лишь для себя; я же смотрел на Бена, как на пациента психиатрической клиники. Произнося медленно эти фразы, Бен что-то старательно вырисовывал на белом листе бумаги. Я молчал, а он продолжал уверенно чертить карандашом, отрываясь, чтобы вновь ударить меня ножом. Закончив свою роботу, Бен протянул её мне. С листа на меня смотрел Дэнни Уорсноп собственной персоной. Его глаза перепуганны и неразумны. Такой Дэнни был изображен на рисунке того дедули, с чёрной лентой на глазах. — Они мне не будут больше глаза закрывать? — искренне произнес он, а по моему телу пробежал сильный обезоруживающий озноб. Бен, Бен, что же я должен тебе ответить? А что сделал я? Вновь обнял его, пытаясь опять выгравировать в памяти его запах, как бы продлевая время пребывания полюбившейся шлюхи. Опять разговор с врачом, который заливал, что через неделю Бена выпишут. Ты хоть убей, не пойму — я не видел в нём ни капли адекватности. Да, он уже мог со мной вести беседу, но я слабо понимал его метафоры и аллегории. Бен говорил как пророк. Он как будто диктовал стенографистке свой роман, долгий и тяжелый. Проходили дни, я уже мог спокойно говорить с пациентом сего здания, но опять же, чёрт побери, я не понимал, чему радуется доктор! Да, я сам видел прогресс, но он не вызывал во мне радости, а лишь ещё больше угнетал и в мою больную, заразившуюся местной атмосферой душу вкладывал новую порцию безразличия ко всему. Через несколько дней (не знаю, сколько — распорядок сводился к тому, что я шёл к Бену, сидел у него, возвращался домой, спал и опять к Бену, — время было окончательно сдвинуто, я его игнорировал, хотя оно меня — нет) я опять вышел из дому на октябрьскую улицу. «Осень заболела, а больна она сифилисом», — говорила когда-то моя давняя подруга. Вороны летали под грузными тучами и над мрачными домами, как мухи над мертвечиной и отходами. Противно, хочется дождя, чтобы смыл всю эту гадость с лица земли куда-то туда, где я буду гореть в котле за всё мною содеянное. — Дэнни, прости меня. Я не хотел тебя беспокоить. Это всё не я — это мой слабый характер. — Ты чего? Я должен просить прощение, Бен, мне бы твой слабый характер. — Ужасно не люблю принимать извинения, тем более, незаслуженные. Чёрт, он меня обнял так, как я его всегда обнимаю. Мне было очень приятно. Его тепло разливалось по организму и заполняло опустевшие вены, придавая скорости сокращениям моей сердечной мышцы. — До свидания, Дэнни. Я вышел из больницы и поплёлся домой, завалился спать. Спал я смирно и долго. Отоспал всё, что недоспал. Главное — мне впервые за последнее время не снился этот грёбаный сон! Я знал, что будет что-то хорошее. С каких пор, Уорсноп, ты стал суеверным? — Дэнни, прошу завтра придти и увезти вашего Брюса подальше от нашей обители. — Что, что-то случилось? Его перевозят? — Да, к вам домой. Ещё один день, и он вернётся в себя? Как? Почему? Что я должен чувствовать? Сон правда предвещал счастье. Мой Бен будет рядом со мной. Мой Бен! А что с Майкой? А с ней что-нибудь придумаем! Главное, что рядом мой Бен! Здоровый счастливый Бен! Я зашел в палату, сумка уже почти бывшего пациента психиатрической больницы, наполненная его вещами, лежала возле койки в готовности отдаться в руки её законному хозяину. Хозяин же стоял у окна, всматриваясь в пейзажи небольшого соснового леса, посаженого для душевной уравновешенности клиентов клиники. — Бен, что ты хочешь завтра на ужин? — Я просто не мог на него налюбоваться: он почему-то переоделся в джинсы с дырами на коленках и любимую футболку. Он снова со мной, мне не нужно его делить с ним же. — Тебя, Дэнни, тебя давно хочу. — Он повернулся и медленно направился ко мне. Подошел и, как всегда, обнял меня за пояс. Это наверняка стало нашим ритуалом либо способом обмена информацией. Бен начал шарить по моему лицу тёплыми губами, не целуя, а просто прикладывая их, как к ранам. — Бен... — Я начал его резко обнимать, слегка приподнимая над полом. — Дэнни, иди поспи, перед завтрашним днём тебе нужен отдых. — Ты прав, пойду-ка я. — Счастье вернулось в свою забытую крепость и затопило её ошеломляющей дозой серотонина. Уже стоя у двери, я почувствовал резкий толчок в спину — Бен запрыгнул на меня, громко вдохнув, прислонясь головой к моему затылку. «Дэнни» — нечто надрывное и больное вырвалось из уст молодого парня. Он спрыгнул с меня и резко развернул, минуты две он смотрел мне прямо в глаза, рассматривая каждый капилляр в глазном яблоке, каждое разветвление радужки, слегка рыжий цвет основания ресниц. Он принялся жадно расцеловывать мои губы. Снова эти холодные колечки зацепились за ниточки, которые вели в мой прогнивший мозг. Боже, не нужно мне ничего в этой жизни, кроме человека, который пытается заполнить в себе то, что было пустым и ядовитым. Бен не отпускал из своих теплых, влажных от волнения ладоней мое лицо, пока я не начал проникать руками под майку. Бен отстранил меня, произнёс фразу, которая мотивировала меня пойти проспаться, и направился к окну. Покидав его, я видел лишь его спину, сгорбившуюся в поисках дополнительного источника живого воздуха. Я вышел полным сил и желания жить дальше. Мне было наплевать на всё, кроме него. Я считал, что судьба дала нам ещё шанс. Да, я был прав: Бен полностью вменяемый, быстро повзрослевший до возраста старого мудреца, человек, готовый принять счастье. Да! В конце будет ещё лучше! Да! Вот уже этот конец. Впервые после огромного промежутка времени могу сказать: «Да, я — счастлив!» Вот он, мой стимул жить! Да! Он в моих руках, я не смог его упустить. Как же сладко я спал! Пьянящее чувство приближающейся мечты не дало мне остаться вне сознания дольше, поэтому, покинув царство сонных, я собрался за Беном. Вот, ночью дождь забрал всю грязь в подземное царство отходов и вони. Он стучался ко мне в двери, в окна, хотел, чтобы я посмотрел, как он работает, но понял, что мне не до этого — начались мои глупые больные мысли о Майке и моём ребёнке. Я правда не знал, что делать. Но это всё было дребеденью — никто, никто, никто не мог забрать у меня моё счастье!!! Утром (да, я распознал среди времени именно утро) вышел на улицу, свежий озон ударил мне в нос, первые лучи попали мне глаза, от этого закружилась голова и заложило уши. Единственное, чем осталось чувствовать, — кожа. Я прикоснусь к нему и заберу его оттуда, сделаю всё, чтобы он и я забыли об этом! А на остальное наплевать. Это МОЁ счастье и МОЯ жизнь!!! — Дэнни, Вы что-то забыли? Ну я же говорил, проверь ещё раз, но нет, не нужно слушаться старого профессора. Скажите что, я вынесу. Неожиданно я почувствовал прикосновение к плечу. Это был психиатр. — В смысле? Где Бен? — Бен сказал, что Вы больны и не сможете заехать, поэтому взял сумки и... — Доктор, где, чёрт возьми, Бен?! — Дэнни, успокойтесь. Он наверняка поехал к Вам навстречу. — Навстречу? Да? Спасибо. Было приятно с Вами пообщаться. «Доктор, я совсем скоро стану для Вас пациентом», — проскочило у меня в голове. Сердце ушло в пятки — мой маленький, построенный мною за несколько часов мир разлетелся на меленькие кусочки. Я топчусь-топчусь на одном месте на нём, как маленький ребёнок на песке, где пару минут назад возвышался чудесный замок, разрушенный либо ветром, либо водой, либо какими-то другими силами природы и не только. Я же знал, что так будет. Уезжай, тебя ждёт нечто лучшее, чем здесь, со мной. — Бен...