Поставь на кон что-то другое

Когами всё же пригласил Гинозу, не на свидание, правда, а просто на кофе. Сказал, что не может вот так уйти, не поблагодарив его за помощь и за общение. Вообще-то, Когами ещё ни разу не благодарил никого из гражданских, которые оказывали ему содействие в том или ином деле. Своих коллег или исполнителей — да, мог угостить обедом или выпивкой, покупал Караномори всякие женские штучки за сверхурочный труд, но сотрудники Бюро были ему хорошими приятелями или даже друзьями, потому это было естественно для него. Впервые Когами захотелось подружиться с кем-то за пределами своей работы. Конечно, он общался с обычными людьми, поддерживал связь с бывшими одноклассниками или приятелями, пару раз заводил романы, но все эти связи не прорастали корнями вглубь как раз из-за его работы, и его это не то чтобы расстраивало, людей Когами отпускал легко. Только Гиноза его чем-то так зацепил, что отпускать не хотелось. Они сговорились встретиться через пару дней, вечером после работы, и Когами назвал место недалеко от кофейни, которая ему нравилась. Это не было тем заведением, о которых обычно говорят «уютно» или «атмосферно»: незамысловатый интерьер, что не потрудились прикрыть красивой голограммой, столики, как в обычных бистро, с диванчиками по обе стороны создавали небольшую иллюзию отдалённости от других посетителей. Хотя посетителей, остававшихся за столом, было немного, большинство брали на вынос. Здесь не было километрового меню десертов, красиво украшенных фруктами и кремом, в основном традиционные японские сладости и маленькие бисквиты из гиперовса. А ещё была немного необычная для кофейни возможность заказать рамэн и поесть нормально. Когами был не большим фанатом сладостей, потому странное меню кофейни оценил. К тому же, здесь и правда делали отличный кофе, он даже подозревал, что хозяин закупал самый настоящий на чёрном рынке, а не пользовался хорошо замаскированным суррогатом из того же гиперовса. Когами ждал Гинозу на улице, засунув руки в карманы расстёгнутой куртки. Ему хотелось бы выглядеть менее официально, но после работы не было возможности заскочить домой, а в раздевалке Бюро у него был только запасной рабочий костюм. Он оставил пиджак в шкафчике, а галстук нацепил, но когда спускался в лифте вниз, глянул на своё отражение в полированных металлических дверцах и стянул его, запихивая во внутренний карман куртки. Иногда Когами завидовал Сасаяме — возможность курить при каждом удобном случае скрашивала ожидание. Ему же приходилось глазеть по сторонам, рассматривая прохожих и электрические фонари, которые уже начинали понемногу загораться, смешиваясь с рыжеватыми сумерками. Когами не знал, с какой стороны ждать Гинозу, со станции метро или тот подъедет на машине, а может, вообще явится с другой стороны улицы, и у Когами будет возможность смотреть на него, ожидающего разрешающего сигнала светофора в толпе людей на противоположном конце пешеходного перехода. Мимо хромированной искрой скользнул мотоцикл, останавливаясь неподалеку, и Когами невольно засмотрелся на него. Это была старая модель, популярная лет тридцать назад, не вытянутая футаристическая стрела, отлитая будто из нефти и молнии, а более угловатая, тяжеловесная, с широкой передней панелью у фары, яркая, медно-рыжая. Как призрачный богомол, имитирующий подгнившие листья. Водитель поставил мотоцикл на подножку и снял шлем. Когами моргнул удивлённо, узнавая Гинозу. Тот был в экипировочных штанах из высокопрочных полимеров и чёрной байкерской куртке с красными вставками, застёгнутой под горло, волосы растрепались под шлемом и прилипли к взмокшей шее на затылке, и на нём не было очков. Наверное, неудобно было надевать их под шлем. Теперь Когами не был уверен, захватил ли его внимание необычный байк или это с самого начала был Гиноза, которого он непостижимым образом узнал. Когами подошёл ближе. — Вот это да, — улыбнулся он. Гиноза тряхнул волосами, слезая со своего железного коня. — Ты говорил, тебе нравятся байки, вот я и… — он обвёл жестом мотоцикл, чуть отходя в сторону, позволяя Когами лучше его рассмотреть. Когами скользил жадным взглядом по отполированным бокам байка, резким изгибам и плавным переходам, массивной передней части, формирующей, должно быть, чумовую аэродинамику, потом чуть обошёл байк, заглядывая спереди, и провёл пальцами по нагретому движением корпусу. Кое-где были царапины и потёртости, ручки руля были чуть стёрты там, где их сильнее всего сжимали — это была не отреставрированная винтажная модель, хотя за ней и ухаживали, было видно, что пользовались уже много лет. Настоящий, возможно, с историей и определённо любимый. — Он твой? — поинтересовался Когами. — Остался от отца. По интонации Гинозы Когами не понял, жив его отец или уже нет, но он уловил в голосе напряжённость. То ли мотоцикл вызывал у того сложные чувства, то ли отношения с отцом не заладились, в любом случае, задавать уточняющие вопросы Когами не стал. Вообще-то он в любой момент мог воспользоваться ресурсами Бюро и пробить Гинозу вплоть до оценок в средней школе и прививок в медкарте, но делать подобного он никогда бы не стал. Ему, конечно, хотелось знать о нём чуточку больше, было любопытно от чистого сердца, но они были не в тех отношениях, чтобы откровенничать, и Когами это уважал. Гиноза отстегнул багажную сетку, вынимая второй шлем, и протянул его Когами. — А как же кофе? — спросил тот. Гиноза пожал плечами. — Если ты голоден, мы, конечно, можем где-нибудь посидеть, — ответил он. — Но я думал, мы сначала прокатимся. Сядешь за руль? Когами посмотрел в его глаза. Не прикрытые очками, они едва уловимо изменились, стали мягче, задорнее. Привлекательней. В них лучился восторг, кажется, не меньше, чем у самого Когами, а вечерние фонари съедали зеленоватый оттенок, делая их совсем уж космическими. Похоже, этот вечер уже тянул на лучшее не-свидание в жизни Когами. Он взял предложенный шлем. Когами предпочитал ездить на байке один. Вообще-то мотоциклы были рассчитаны именно на это и подвеска ощущалась лучше без лишнего груза, а с пассажиром маневренность управления страдала и развивать безумные скорости было опасно. Но оставить Гинозу пить кофе, а самому умчаться на его байке было бы по крайней мере не вежливо. К тому же Когами отчаянно жаждал разделить этот момент с ним. Наверное, впервые в жизни ему хотелось лететь по пустым загородным трассам, вдыхая запах отработанного топлива, масла и горячего асфальта, отвешивая ровно напополам, чувствовать чужое тепло спиной и знать, что это нравится другому не меньше, чем ему самому. Когами застегнул куртку, сел за руль, снимая мотоцикл с подножки, и опустил стекло на шлеме. Завёл, попробовал ручки и кивнул Гинозе. Тот быстро уселся сзади, уверенно обнимая Когами за талию. Не все байки были приспособлены для двоих, а уж подобные тем более, а потому никах ручек для пассажира предусмотрено не было. Да и на высоких скоростях они и не помогут — пассажир должен быть с водителем одним целым, иначе правильный контроль движения просто был невозможен. И ощущение этого единения накрыло Когами моментально. Гиноза был горячий — это чувствовалось даже через куртку, он крепко сжимал его бедра коленями, а бока руками, и ладони лежали на рёбрах так буднично, что Когами не сдержался, опустил голову и посмотрел на них. Он жалел, пожалуй, лишь об одном: что из-за шлема не мог почувствовать чужое дыхание на своей шее. Он сорвался с места резко, с отчаянным рёвом, плавно втекая в поток автотранспорта. В городе он скорости так и не прибавил, ехал почти невесомо и аккуратно, ровно идя в потоке и соблюдая правила. Это было легко и адреналин первого восторга уже оставил его, а потому Когами просто плыл в приятном мареве ощущения тепла и детской радости, улыбался во весь рот и представлял, как Гиноза улыбался за его спиной тоже. Ему хотелось поскорее оказаться на полупустой трассе за городом, в безлюдных районах, где можно будет разогнаться и укладывать байк почти на бок на крутых поворотах, ведь именно за этим они сейчас и ехали. Но и торопиться не хотелось, хотелось, чтобы эта поездка по вечернему городу среди людей, возвращавшихся с работы домой, вытянулась в вечность. Когами знал места, где кроме редких фургонов, управляемых автопилотом и доставляющих свои грузы из одного города в другой, встретить кого-то ещё было почти невозможно. Там за блёкло-зелёными лугами уже усталых к осени трав, пахнущих безыскусными полевыми цветами, простирались поля генномодифицированного гиперовса. Всюду, куда падал взгляд. А за ними далекие одиночные строения покинутых людьми фабрик и небо. Бесконечное небо с ярким шаром, тонущим в облаках и отбрасывающим на отполированную поверхность байка закатные блики, отчего казалось, что это медно-рыжая машина горела под ними. Словно они оседлали сгорающий в атмосфере метеор и неслись на нём, прорезая воздух. Когами чувствовал, как Гиноза крепче прижался к нему со спины, как он наклонялся вместе с Когами в нужную сторону на виражах и поворотах, а сердце его колотило в лопатки. Рёбра распирало от ощущения свободы и выхолащивающего вены адреналина, а тело было напряжено до последней мышцы в тотальном контроле за движением. Даже когда гонял по пустынным трассам один, в машине или на мотоцикле, Когами никогда не терял рациональность, всегда был собранным и осторожным, а теперь, когда за его спиной был кто-то ещё, сосредоточенность брала верх над всем. Над силой, азартом, над пьянящим возбуждением. Это было лучше, чем гонять одному, несмотря на то, что приходилось снижать скорость и быть настороже. Потому что он делил свои чувства с человеком, который его, кажется, понимал. Они остановились уже в темноте, когда солнце зашло, а на небо вышли блеклые звезды, все ещё едва различимые от близости мегаполиса. Границу неба и волнующегося моря колосьев практически невозможно было разглядеть, но они всё равно смотрели туда, стоя на обочине под светом высоких голубоватых фонарей — Гиноза сидя на остывающем байке, устало опёртом на подножку, а Когами, прислонившись к низкому дорожному ограждению, игнорируя пачкающиеся в пыли рукава куртки. Спина взмокла от напряжения и адреналина, и теперь ночной ветер, залетавший под расстёгнутую куртку вызывал дрожь. Было хорошо. Сердце успокаивалось и тепло разливалось по пальцам, не хватало только кофе. Вот сейчас и правда был бы в самый раз. — Ты когда-нибудь любовался океаном? — спросил Когами. Живя в Японии, наверное, сложно было никогда не видеть океан, даже если живешь далеко. Это раньше жители каких-нибудь глухих деревушек могли всю жизнь так и не выбраться с насиженных мест хотя бы ради интереса, а сейчас скоростные поезда и развитая гражданская авиация могли позволить в любой момент оказаться на берегу океана, а на следующий день так же беззаботно вернуться на работу. Да и глухих деревушек уже почти не существовало теперь, когда сельское хозяйство и пищевая промышленность полностью обеспечивалась автоматизированными машинами, когда любое блюдо успешно имитировалось из гиперовса, урожай которого снимался круглый год, позволяя стране не зависеть от торговли с внешним миром, в возделывании рисовых полей не было нужды, пускай и мелкие фермерские хозяйства всё ещё имели популярность в узких кругах. Но сейчас, когда миром правили правдоподобные голограммы, виртуальная реальность и комфортабельные санатории для поддержки психологического здоровья, всё меньше людей любовались первозданной красотой — заросшими непроходимым лесом горами, дикими океанскими волнами и даже просто небом, на котором созвездия были не искусственные. Даже Токийский залив — что, конечно, не совсем то, что настоящая стихия океана — как будто бы оставался незамеченным для миллионов людей. — Я рос на Окинаве лет с десяти, — ответил Гиноза. — Прогулки по пляжу всегда казались мне бесцельными, однако есть что-то манящее и тревожное в любовании океаном. — Тревожное? — переспросил Когами. — Гремящие о берег волны океана вызывают одно из тех чувств, что не можешь контролировать. Оно наполняет, оглушает и поднимает что-то изнутри, что бурлит и утекает сквозь пальцы. Немного тревожно такое испытывать и не иметь сил от этого отказаться. — Зачем же от этого отказываться? — Когами оглянулся, с любопытством глядя на Гинозу. — Чувство свободы и переполняющие эмоции это прекрасно, Когами, но за их высокой волной всегда скрывается тьма. Уметь её заметить и остановить важно не меньше, чем уметь наслаждаться моментом. — Но ты не можешь закрыть глаза, гуляя по берегу океана. — Не могу, — согласился Гиноза. Когами замечал, что всё чаще в разговорах они касались темы психопаспорта и какого-то почти обсессивного контроля Гинозы собственного оттенка. Когами уже встречал таких людей — проверяющих свои показатели каждое утро, принимающих противострессовые препараты на регулярной основе, пытающихся держать всё вокруг в уме. Ему самому было сложно их понять, для Когами сохранять оттенок светлым не представляло труда, он даже не задумывался об этом. Когами верил, что если помыслы честны, то «Сивилла» прочтёт в его глазах то, что нужно, а если он когда-нибудь потемнеет — значит такова цена его правды. — Часто возвращаешься туда? — спустя непродолжительное молчание спросил он. — На Окинаву? — Нет, — тихо ответил Гиноза. — Моя мать больна, дефицит эустресса, поэтому… — Прости, я не хотел, — Когами оторвался от ограждения, поворачиваясь к нему всем телом. — Ничего. Ей многое пришлось пережить, и иногда я думаю, это хорошо, что она по крайней мере спокойна и ей не приходится переживать о всех тех вещах… О всех тех вещах, о которых переживал он сам. Гиноза не сказал этого вслух, но Когами услышал. Услышал и понял, что слова, которые произносил Гиноза, он произносить не привык. Возможно, делился с врачом в центре психологической поддержки, но с другими людьми вряд ли. Когами оценил этот жест доверия. Разговор потянулся совсем уже в какую-то тоскливую степь, но мысли, что раскручивались в голове Когами, всё равно не смогли сбить его с романтического любования. Ночной прохладой, дышащей бескрайними полями гиперовса, жизнью, Гинозой в свете холодного освещения автотрассы. Тот сидел боком на мотоцикле, держа свой шлем в руке, куртка на нем тоже была расстегнута и синяя футболка прилипла к вспотевшей груди. Он выглядел довольным, и Когами не мог отвести от него взгляда, шагнул ближе, и Гиноза приподнял подбородок, чтобы не разрывать зрительного контакта. Когами стоял так близко, что колено Гинозы почти касалось его ноги, а жар его тела проникал под рубашку. Когами уловил чужое мимолётное движение, то, что тянуло навстречу и его самого. Назойливый звук вызова коммуникатора разбил тишину шелестящего травами ночного шоссе. Когами замер, ещё несколько секунда они оба сохраняли то же положение и то же выражение глаз, смотря друг на друга, как будто ничего не происходило, но сигнал коммуникатора раздался снова, и снова, и Гиноза усмехнулся. Проигнорировать не выйдет. Да и Когами не должен был, хотя смена его на сегодня уже закончилась. Он вздохнул и принял вызов, не включая экран видеосвязи и всё ещё смотря в смеющиеся глаза Гинозы со зрачками цветом голубоватых фонарей. — Когами, — раздался голос Тецуки, — ты слышишь? Вероятно, её смутило, что он не включил видео. — Да, Тецука-сан. Гиноза опустил взгляд, прикрывая его ресницами, и Когами скользнул глазами ниже, вслед за тонкой чёрной прядкой, упавшей на лицо, к губам. — У нас появились ещё подозреваемые, — сообщила Тецука. — Это район Огисима, здесь нет сканеров, нужна твоя помощь. Я знаю, что это не близкий свет, прости. Когда ты сможешь подъехать? Когами увидел, как губы Гинозы изогнулись в улыбке, и он склонил голову на бок, как будто сдерживая желание засмеяться. Когами не смог сдержать собственной ироничной улыбки. Огисиму они проезжали по дороге сюда. — Я тут недалеко, — ответил Когами, — буду минут через десять. На самом деле через семь, если за рулем будет он. — Недалеко? — удивилась Тецука, но спрашивать ничего не стала. — Ладно, встретимся на месте, — она отключилась. — Подбросишь меня? — спросил Когами, и Гиноза вновь взглянул на него. Глаза его блестели довольно, несмотря на прерванную прогулку и произошедший между ними серый разговор. На этот раз Когами прижимался к нему сзади и совсем не следил за дорогой. Гиноза вел так мягко и уверенно, что Когами просто расслабился, прижимаясь к его жёсткой, напряженной спине. Хотелось коснуться его рук и плечей, чтобы почувствовать, как напряглись под плотной курткой мускулы, и он, пожалуй бы, даже решился на этот дерзкий жест, если бы это не мешало движению. Что ж, чувствовать под пальцами его пресс тоже было весьма недурно. Они подъехали к заброшенному району, оцепленному Бюро Общественной Безопасности; чёрный и тяжелый автозак стоял, перекрывая проезд, всюду были мигалки и дроны, благожелательным механическим голосом отгонявшие редкую любопытную публику. Когда Когами спрыгнул с мотоцикла и снял шлем, он заметил вдалеке Масаоку в неизменном бежевом плаще. Тот тоже заметил его и махнул рукой, но идти навстречу не спешил. — Спасибо за этот вечер, — сказал Когами, отдавая шлем Гинозе, и тот тут же прицепил его сзади. — Было нереально круто! Через поднятое защитное стекло шлема было видно только зелёные глаза, но кажется, Когами было достаточно и этого, чтобы читать чужие эмоции. Гиноза кивнул. — Прости, что вот так срываюсь. — Это твоя работа, — ответил Гиноза. — Может, как-нибудь повторим. — Может. Как-нибудь. Уходить не хотелось, но за его спиной маячил первый отдел полным составом, да и подозреваемых нельзя было заставлять ждать. К тому же, Когами всё ещё требовались детали. Он махнул Гинозе рукой. — Увидимся, — сказал он и поспешил к своим. — Когами! — услышал он вслед и обернулся. Гиноза торопливо слез со своего байка, пристраивая его на подножку, и, повесив шлем на руль, в два шага оказался рядом с Когами. Его глаза были безумных оттенков космоса, заставляющих замирать на месте. Он схватил Когами за ворот куртки, чуть потянул на себя и поцеловал. Когами не растерялся. Наверное, не время и не место было для поцелуев на глазах у коллег и праздно шатающихся прохожих, но коснуться губ Гинозы было не менее важно, чем всё остальное. Почувствовать вкус его языка во рту и скользнуть своим навстречу, запустить пальцы в его волосы, опустив ладонь на шею. Один короткий миг, лишь поцелуй на прощание, не то, что хотелось бы ощутить в первый раз, но Когами было достаточно. Гиноза оторвался от него, и щёки его немного порозовели. — Ты всё ещё должен мне кофе, — сказал он.